Добрый день

У полётов бизнес–классом было одно безусловное преимущество: большинство пассажиров авиакомпаний–лоукостеров предпочитали лететь в экономе, между 2–часовым комфортом удобных широких сидений с возможностью вытянуть ноги и экономией 112 долларов, выбирая последнее. И значит в салоне бизнес–класса людей практически не было. На этом рейсе из двенадцати мест было занято всего два. «Дамы и господа, добро пожаловать на борт рейса NK–2805 авиакомпании «Спирит Эрлайн» из Кливленда в Атланту. В настоящий момент мы являемся третьими в очереди на взлёт и, как ожидается, будем в воздухе примерно через семь минут…» Перелёт из Кливленда в Лос–Анджелес в этот раз должен был занять гораздо больше времени, чем ожидала Баффи, поскольку лететь туда пришлось с пересадкой. Прямые рейсы в Калифорнию были, но только на вечер, а возможность задержаться в когда-то родном городе больше чем на один день, воспринималась Истребительницей как весьма мрачная перспектива. Чем меньше времени она там проведет, тем меньше вероятность, что она все–таки не выдержит, возьмет в аренду машину и через каких-то полтора часа окажется на краю кратера, где раньше был Саннидейл, чтобы вглядываться в его глубины, снова и снова проигрывая в голове безумные, нереальные, отчаянно–счастливые сценарии с упрямым светловолосым героем в главной роли, раздирая душу в клочья несбыточными хэппи–эндами. Возможно, когда я в сумерках подъеду к кратеру, там, где дорога внезапно обрывается, на обочине, у сломанного указателя «Саннидейл, 0,5 мили», будет стоять легендарный черный «ДеСото», большой и тяжелый, словно доисторический бегемот. А его не менее легендарный владелец будет стоять на краю обрыва, и смотреть вдаль, на дело своих рук… т.е. души. Только когда я подойду к нему очень–очень близко, он обернется. «Привет, Истребительница. Скучала?» – скажет он и улыбнётся своей особой, предназначенной только для меня, улыбкой. И я отвечу ему… Или может быть это я буду стоять у того обрыва, почти как год назад, но в этот раз замечу странное движение на дне кратера, осторожно но быстро спущусь вниз и стану свидетельницей того, как из под обломков бетонных плит покажется худая бледная рука со следами черного лака на ногтях. И тогда… Нет, Спайк в прошлом году не красил ногти… из–под обломков бетонных плит покажется худая бледная рука.. А потом он оттолкнёт плиту и… Нет, год под землёй, он будет очень слаб, там же наверное не слишком хорошо с поставками свежей крови… я оттолкну плиту, и он выберется на поверхность, худой, потрепанный, как тогда, после побега из Инициативы… И может быть у него даже не будет силы держаться на ногах, но это не важно. Я сяду рядом с ним, уложу его голову себе на колени, а он посмотрит на меня своими янтарными глазами и скажет: «Баффи… Я знал, что ты меня найдешь…». Демону нужна кровь, чтобы восстановиться, поэтому я достану нож и… Нет, сначала я наклонюсь, поцелую его в лоб, а потом достану нож, сделаю надрез на запястье и… – Мисс, вы будете с курицей или вегетарианский? – Что, простите? – Мы раздаём сэндвичи… до Атланты всего 2 часа лёта, горячие обеды мы не предлагаем. Но «Спирит Эрлайн» заботится о своих пассажирах. Поэтому мы раздаём сэндвичи… С говядиной уже закончились, но есть с курицей и вегетарианский, с тофу… – Эм–м.., спасибо, я не голодна… – Дайте ей два. С курицей. И яблочный сок. Вам, моя дорогая, не помешает как следует подкрепиться – раздался тихий, уверенный голос с соседнего ряда. Сидевшая через проход от Истребительницы пассажирка, кажется, не привыкла к тому, что ей могут возразить. Пожилая дама, почему-то напомнила Баффи о фарфоровых статуэтках, когда-то стоявших на каминной полке в их доме в Лос–Анджелесе. Хрупкая, безупречно элегантная, в розовом брючном костюме и с крупной жемчужной брошью на лацкане, она скорее напоминала модель из дорогого модного журнала для возрастной категории «70+», чем обычную пассажирку рейса в авиакомпании эконом–класса. Сейчас она выжидающе смотрела на сотрудницу авиакомпании, и, очевидно, ожидала незамедлительного и безошибочного выполнения своих распоряжений. – Да, мэм, – бортпроводница беспрекословно подчинилась: аккуратно поставила на откидной столик коробочку сока и пару сэндвичей в треугольной пластиковой упаковке, заученно–вежливо улыбнулась обеим пассажиркам и бесшумно покатила тележку по проходу между рядами. Баффи проводила её взглядом, и растерянно оглядела внезапно оказавшееся в её распоряжении подобие армейского сухого пайка. – Сейчас просто положите это всё в свой рюкзак, моя дорогая, – посоветовала соседка, всё тем же тихим, спокойным, но не подразумевающим отказ или сопротивление, тоном. – А вот когда будете ждать свой следующий рейс, эти бутерброды окажутся весьма кстати. В Атланте в аэропорту пассажирам предлагают либо ужасный фаст-фуд, либо совершенно несъедобные салаты по безбожно завышенным ценам. Истребительница искоса взглянула на свою попутчицу, обнаружила, что та теперь с мягкой улыбкой наблюдает за ней, и послушно последовала указаниям, быстро, без особых церемоний, запихнув всё в свой полупустой рюкзак, валявшийся на свободном сидении возле иллюминатора. Баффи совсем не собиралась поддерживать легкую, ни к чему не обязывающую беседу с совершенно незнакомым человеком, но не поблагодарить за проявленное внимание, ощущалось как нечто совершенно неправильное. – Спасибо, мэм… – пробормотала она и даже попыталась изобразить улыбку, в надежде, что демонстрация знакомства с элементарными правилами хорошего тона позволит ей провести остаток полёта в тишине и фантазиях о несбыточном. – Не за что, моя милая, это такие мелочи, – дама мягко улыбнулась. – Прошу прощения, что вообще вмешалась, но вы выглядите слишком... слишком юной и независимой. Такая самостоятельность в вашем возрасте – верный признак того, что вы больше привыкли беспокоиться о благополучии других людей, а вот о вас сейчас позаботиться некому. И я решила на некоторое время взять эту миссию на себя. – Я вполне способна... – решила возразить Баффи. – Без сомнения, моя дорогая… – соседка даже не дала ей договорить. – Я совершенно уверена, что вы – современны, самодостаточны, сильны духом и можете постоять за себя и весь мир, при необходимости. Просто, это ведь так чудесно, когда есть в нашей жизни кто–то, кто готов окружить нас заботой и вниманием, просто потому что иначе невозможно. Потому что для него или для неё именно мы – центр их персональной вселенной. Это, разумеется, несколько эгоистично, но так приятно. Вы согласны? Сердце словно сжала костлявая ледяная рука, дыхание перехватило, и девушка смогла прошептать «Да, мэм» внезапно охрипшим голосом. Она отвернулась к иллюминатору, безуспешно пытаясь скрыть подступившие слёзы. – О, дитя моё, простите. Я как-то совсем не подумала, что потеря может быть совсем недавней, - по голосу было понятно, что дама искренне огорчена. - Мне так жаль, моя милая, так жаль. Но у вас такие взрослые глаза на очаровательно юном личике… А мой опыт говорит, что к двадцатилетним подобная вынужденная мудрость в принятии неизбежного редко приходит менее, чем через три–четыре года после… – Всё в порядке, мэм. Я в порядке, - не оборачиваясь, проговорила Истребительница. –Разумеется, моя дорогая. Но вам не обязательно сейчас снова надевать маску спокойной, сдержанной молодой леди. Прелесть общения со случайными попутчиками именно в том, что с ними мы можем быть такими как хотим, сердитыми, обиженными на судьбу и высшие силы, расстроенными. Им даже можно говорить горькую правду, от которой мы оберегаем близких и друзей, безо всяких церемоний. Их это не заденет, не причинит страданий и боли. Ведь и мы для них всего лишь случайные попутчики. – То есть, если бы я сейчас сказала вам, что не хочу поддерживать беседу, вас бы это не задело? – Нисколечки, - подтвердила дама. - Ведь я бы могла дать так необходимую вам тишину и возможность вести долгие диалоги с вашим собственным внутренним голосом. И это было бы еще одним проявлением заботы, которая вам в эту минуту была бы нужна. Так что же, моя милая, мне помолчать? Баффи впервые напрямую взглянула в голубые, сияющие неподдельной добротой глаза своей собеседницы, после небольшой паузы, взвесив все за и против, искренне улыбнулась и призналась: – Нет, мэм. В моей жизни сейчас и так слишком много тишины и внутренних монологов. И не известно, повезет ли мне, так как сейчас, со случайными попутчиками на пути в Лос–Анджелес. Я предпочту поболтать с вами, но о чем–нибудь не слишком серьезном, и лучше о вас, чем обо мне. Вы не будете возражать? – Ну, разумеется, я буду только за, моя дорогая, – улыбнулась дама. – За 75 лет жизни я накопила огромное количество историй, которыми с удовольствием поделюсь с вами. *** За следующие полтора часа полёта Баффи узнала, что миссис Анна Пратт (так звали пожилую даму) большую часть своей жизни проработала преподавателем английской литературы в частном женском пансионе в Новой Англии. Это сразу же объяснило её потрясающее, почти магическое умение добиваться от окружавших её молодых особ нужного поведения без особых усилий. И по поводу огромного количества историй она тоже не соврала. Её семья принадлежала к старой аристократии Восточного побережья, она с детства была знакома и даже дружила с людьми, чьи имена и даты жизни Баффи когда-то безуспешно пыталась зазубрить перед очередными тестами по истории США. Особенно неизгладимое впечатление на Истребительницу произвёл рассказ миссис Пратт о походе за шляпками с подружкой Джекки, которая оказалась, в конце концов, Жаклин Кеннеди–Онассис. Той самой! – 28 шляпок? Она купила там 28 шляпок? - с нескрываемым восторгом и благоговением повторила Баффи. – Двадцать восемь! Но что же ей еще было делать, моя дорогая? Мы ведь очень торопились. А Джекки совершенно терялась, когда ей приходилось выбирать между прекрасным и прекрасным. Но если бы вы только видели, с какой счастливой улыбкой нас провожала та милая продавщица, вы бы тоже согласились, что иначе поступить было нельзя… – Со шляпками – вряд ли. Но пустите меня в обувной, и я не гарантирую, что рекорд в 28 покупок за час не будет побит. – Любите прогуляться по обувным? Значит, у нас с вами появилось еще что-то общее, дитя моё. О, у меня есть дивная история на эту тему. Но сначала пара необходимых пояснений. Надо сказать, что герой моего первого серьезного романтического увлечения, или, как вы сейчас говорите, мой бойфренд, Дэвид, был гораздо старше меня. Мне было 15, а ему, кажется, 25 или 26. Но в этом возрасте, десять лет, это все равно, что пара веков. Он, надо отдать ему должное, очень красиво за мной ухаживал, цветы, конфеты, милые безделушки… Ничего криминального, хотя с высоты прожитых лет я понимаю, что и такое поведение взрослого мужчины по отношению к девочке-подростку более, чем предосудительно. Но что могла я понимать тогда? - Да, в этом возрасте сложно увидеть объективную реальность, - тихо подтвердила Баффи. - Впрочем, суть не в этом, - как ни в чем не бывало продолжила миссис Пратт. - Итак, за полтора месяца до окончания войны в Европе, Дэвид отправился добровольцем в действующую армию. Я была безутешна, разумеется. Решила, что он будет рисковать своей жизнью из–за моей глупой насмешки, что он отсиживается в тылу с липовой справкой о тяжелой аллергии на пороховой дым, в то время, как настоящие герои бьются с нацистами. Он прислал мне из Парижа несколько коротких трогательных писем с обещанием прекрасного будущего для нас двоих и клятвами в вечной любви и преданности. А потом мне пришло последнее письмо, написанное незнакомым почерком, где сообщалось, что капрал Дэвид Бренсон погиб как герой в неравном бою с отрядом нацистов, и последними его словами было моё имя и просьба помнить о нем вечно. – Это так печально… – О, не торопитесь с выводами, моя дорогая, это только начало, - хитро улыбнулась миссис Пратт и подмигнула огорченной девушке. - В тот момент мне, разумеется, было очень тяжело, ведь подростки склонны все драматизировать до абсурдных пределов. Я даже траур по Дэвиду носила несколько лет и подумывала уйти в монастырь. Пока не выяснила, что для этого обязательно нужно быть католичкой и верить в непогрешимость Папы римского. Какие глупости!- со смешком произнесла она и взглянула на Баффи. Девушка кивнула, и мисс Анна продолжила свой рассказ. - К счастью, время лечит любые раны, и вот, через десять лет, мы с мужем летим в Париж, чтобы провести там медовый месяц. Фред был готов положить к моим ногам весь мир, но я хотела только новые итальянские туфли, и мы отправились в Галери Лафайет. Идем по первому этажу, где, надо отметить, в то время было что-то около сотни бутиков с самой изысканной обувью. Глаза разбегаются, я верчу головой по сторонам, пытаясь рассмотреть всё и сразу. И вдруг, на выходе из Baldinini я сталкиваюсь с эффектной высокой брюнеткой, за которой покорно бредёт «героически погибший» Дэвид Бренсон собственной персоной, обвешанный пакетами как вьючный мул. Потрёпаный, располневший, совершенно не похожий на тот образ безупречного героя, с которым так долго и безуспешно пытались сражаться мои поклонники. – Но как же так, ведь вам прислали письмо. – Это устроил сам Дэвид. По прибытию в Париж он по уши влюбился в ту самую брюнетку, которая была то ли секретарем, то ли стенографисткой при штабе, и не придумал ничего лучше, как попросить одного из своих сослуживцев отправить мне сообщение о своей безвременной кончине. – Вот подонок! – искренне возмутилась Истребительница. – Скорее, болван, абсолютно неспособный к эмпатии, - отмахнулась мисс Анна. - Но это сейчас я могу такое сказать о нем, а в тот момент, после того как он с виноватым видом пролепетал мне эту историю я отреагировала несколько более эмоционально. Сначала я стала на него орать, высказав всё, что я думаю о нем и его поступке. Разумеется, чтобы избежать публичного скандала, Дэвид не придумал ничего лучше, чем вернуться в бутик Baldinini. Я последовала за ним, но поскольку слов мне было уже недостаточно, и, прошу заметить, моя дорогая, это при том, что я только защитила докторскую по словообразованию в староанглийском языке и его диалектах, в ход пошло всё, что оказалось под рукой… – Туфли? - догадалась девушка. Анна звонко рассмеялась и кивнула: – О, это было просто восхитительно! Я целились преимущественно в голову, и как минимум половина женской летней коллекции достигла своей цели. А когда в моём арсенале закончились лодочки и босоножки, и Дэвид опрометчиво решил, что я утихомирилась и опасность миновала, из другого угла бутика в него полетела мужская осенняя коллекция. У его жены был прекрасный глазомер и отличный навык метания. Мне до сих пор приятно вспомнить, как он безуспешно пытался увернуться от наших «снарядов» и жалобно пищал: «Ой! Энни! Ай! Кэрри! Простите! Я был не прав! Ой! Голова! Ай! Спина! Ой! Мой нос!» Баффи расхохоталась. Она почему-то очень легко смогла вообразить себе эту сцену, и даже представить себя на месте юной миссис Пратт. Вот только вместо безликого Дэвида она метко, как и положено Истребительнице, швыряла туфли попеременно, то в Ангела, то в Райли. А на роль темноволосой Кэрри в её воображении претендовали Фэйт и Сэм Финн. – Потрясающе! Это так круто! Так ему и надо! А что было дальше? – Из Галери Лафайет нас вывели под присмотром полиции. А Фред сказал, что если бы не влюбился в меня с самого первого взгляда, то сегодня точно потерял бы голову. Он всегда питал слабость к сильным женщинам, мой Фредди. Картинка, которую нафантазировала себе Баффи, приобрела завершенный вид. Представить себе, как хохотал бы Спайк, если бы ему удалось понаблюдать за обувным расстрелом хоть Ангела, хоть Райли, с какой нескрываемой гордостью и восхищением смотрел бы он на нее в подобной ситуации, было чертовски легко. О, он был бы просто счастлив! – Вы сейчас к нему летите? К своему Фреду? – О, нет. Это –тайная миссия. Мой дражайший супруг ничего об этом не знает. Но нашей внучке, Элли, удалось отыскать в одном маленьком букинистическом магазинчике редкое издание Шекспира начала прошлого века, и я лечу забрать его, чтобы сделать подарок Фредди на годовщину нашей свадьбы. – А по почте переслать нельзя было? – Можно. Но что, если бы посылка затерялась или не пришла вовремя? Не хочу так рисковать. – Вы, похоже, его до сих пор очень любите? – Безо всяких «похоже» и «до сих пор», моя дорогая. Хотите, покажу вам его фото? Я как раз везу Элли несколько наших старых фотографий для коллажа. – О, да! Очень хочется посмотреть, что за красавец украл сердце такой потрясающей женщины. Он, наверное… Баффи замолчала, не договорив фразу до конца. Некоторое время она просто молча смотрела на протянутое ей фото, прежде чем снова взглянуть в глаза Анны Пратт с многократно возросшим восхищением. – Вам двоим было чертовски сложно, да? Анна кивнула, не отрывая сияющего неподдельной любовью взгляда от изображения на фотографии в руках девушки. – Нам пришлось побороться. Среди моих знакомых и друзей были те, кто даже мысли не допускал о том, что Фред для меня нечто большее, чем еще один способ продемонстрировать свой бунтарский нрав. Кто-то просто не понимал, что я в нем нашла. Были и те, кто называл себя «прогрессивно мыслящими людьми», и «признавали за нами право на чувства», но считали, что зря мы нарушаем привычный ход вещей, собравшись жить вместе. «Еще не время, Энн. Надо подождать, лет пять–семь. Зачем тебе сейчас усложнять свою жизнь? Неужели он этого стоит?». И делали они это из лучших побуждений. Из любви ко мне, в первую очередь. Сейчас об этом даже вспоминать неловко, но всего сорок лет назад в некоторых штатах межрасовые браки были уголовно наказуемы. Порой казалось, что всё против нас. Но мы с Фредом любили друг друга и от свой любви отказываться не собирались. Так что измениться пришлось миру вокруг нас. – Вы сразу поняли, что он тот самый, единственный, ваш? – О, нет, моя дорогая… Я уже год трудилась в пансионе, когда он приехал к нам, поработать в библиотеке с материалам для своей первой книги. У нас были уникальные издания, а Фредди и сейчас не перерос свою любовь к археологии и раскопкам на земле и книжных полках, а тогда это была его единственная страсть. И надо сказать, он меня жутко раздражал. Не вписывался в привычные схемы поведения, шел наперекор традиционным установкам. Мы с ним постоянно спорили. По любому поводу. Но особенно о литературе и лингвистике. То как он понимал Шекспира… Это нечто невероятное. И чтобы быть с ним на равных, мне приходилось читать, изучать материалы. Даже писать черновые варианты тезисов, которые могли бы опровергнуть очередные его идеи. Потом из этих черновиков я составила большую половину своей докторской диссертации. Он всегда подталкивал меня становиться лучше, сильнее, глубже понимать себя и свой предмет. И при этом оставался восхитительно невыносимым. Анна улыбнулась, еще раз взглянула на фото и добавила: – Он и сейчас такой же. Для всего мира он автор серьезных книг по истории, декан факультета в Гарварде, почетный профессор университетов на всех континентах. А для меня - упрямый, упёртый, невероятный Фред. Моя защита, моя опора, мой небезупречный герой. – А когда вы поняли, что это любовь? – Ужасно банально. Когда чуть его не потеряла. В одном из корпусов случилось короткое замыкание, начался пожар. Фред бросился в самое пекло. До приезда спасателей мы эвакуировали всех воспитанниц, но он очень сильно пострадал. Ожог шестидесяти процентов тела. Я думала, он не выживет. И когда врачи вернули его мне с того света, все остальное было уже не важно. «Дамы и господа, наш самолет произвел посадку в аэропорту города Атланта. Температура в городе 95 градусов. Наш полет окончен. Просьба оставаться на местах до полной остановки двигателя. Желаем вам всего доброго. Спасибо, что выбрали «Спирит Эрлайн». Прежде чем покинуть самолет, Анна обняла Истребительницу: – Спасибо за компанию, моя дорогая. Я так рада, что мне выпал шанс познакомиться с Вами, юная леди. Вы удивительная и я от всей души желаю вам счастья. – Она легонько поцеловала Баффи в лоб и еще раз пристально посмотрела ей прямо в глаза. – Я надеюсь, что в конце этого вашего полета вы найдете то, что вернет улыбку вашим глазам и покой вашему сердцу. Доброго дня, девочка моя. – Доброго дня, миссис Пратт. И спасибо вам.