Правда или ничего

Feeling you closing in, Brushing against my skin, Make you betray your eyes, When I hide in plain sight, That’s just the way I win Set It Off — Catch Me If You Can

Все воскресенье Чонгук тратит на то, что шерстит вдоль и поперек все самые крупные интернет-магазины. Заказывает себе четыре рубашки и три кофты, которые в жизни бы не стал носить, но раз что-то подобное так круто смотрелось на Юнги — чем он хуже? Заказ привозят поздно вечером — слава богу, — поэтому в понедельник утром он надевает одну из обновок. Но не надевает кожаную куртку, как и обещал себе после того, как чуть не отморозил задницу в пятницу. Пару раз он думает: а зачем ты, Чонгук, пытаешься выглядеть лучше? Зачем прикладываешь в три раза больше усилий, собираясь на работу? Он знает — уверен, — что дело вовсе не в Юнги, который на его внешний вид вообще не обращает внимания. Но в чем тогда? В остальных сотрудниках, которые его мало замечали до настоящего момента? Чонгук решает, что старается только для себя — если и выглядеть круто, то именно сейчас, когда ж еще? И, видимо, не прогадывает, потому что ранним утром, когда они вместе с Юнги идут за кофе перед самым началом рабочего дня, с ним смущенно здоровается какая-то девушка — Чонгук даже не помнит, из какого она отдела. Она улыбается, опустив взгляд, мнется и неловко предлагает ему «как-нибудь выпить кофе вместе». — Извини, у меня совсем нет времени, — отвечает он и только после своих же слов понимает, что ему вовсе не кофе предлагают. — Ой, в смысле… прости, но я уже встречаюсь кое с кем. — Так это действительно правда? — незнакомая сотрудница, кажется, действительно удивляется, и Чонгук уже хмурится заранее, ожидая от нее каких-нибудь неудобных слов. — В таком случае… извини! Надеюсь, у вас все будет хорошо! — и ретируется из столовой, оглянувшись только на самом выходе. — «Извини, но я уже встречаюсь кое с кем», — противно передразнивает его Юнги. — Заткнись, — беззлобно огрызается на него Чонгук. — Увидимся на обеде! — его без какого-либо стеснения шлепают по заднице и машут рукой на прощание. Чонгук, позеленевший после этих манипуляций, стремительно оглядывается, собираясь руки переломать, да Юнги уже и след простыл. Зато несколько сотрудников, которые тоже пришли за кофе, начинают противно посмеиваться. Ой, пошли бы вы нахуй. — Хуютро, — вместо приветствия говорит Тэхен, когда он заходит в их офис, — отличная фотка в инсте, я лайкнул с двух аккаунтов. — Пошел в жопу, — бросает Чонгук. — Ты уверен? Боюсь, бронь забита на неопределенный срок. В Тэхена прилетает недоеденным печеньем, упаковку с которым Мэг только успела открыть. — Работай лучше! У нас дэдлайн! И они работают. Переводят, не поднимая головы, и в понедельник, и во вторник, и в среду. Чонгук, откровенно охуевший от того объема знаков, который на них повесили, работает даже дома, вернувшись с офиса, и понимает, что они не справятся к следующей среде, даже если штаны подтянут все внештатные переводчики. — Эй, задроты, — заглядывает к ним в четверг Джин. Классическое его приветствие, что поделать, — отпишитесь в конфе нашей, только вас ждем. — А что такое? — оглядывается Хосок. — Решаем, сколько алкашки покупать на выходные. — Какая, к черту, алкашка? — удивляется Тэхен. А Чонгук думает, что блять. Об их предстоящей поездке забыл не только он, но и весь этот кабинет. Перед каждыми главными праздниками в году компания устраивает им «задорные» поездки — слава богу, что за свой счет. На день рождения Будды в этом году они тремя отделами ездили на Чечжу купаться на источниках, перед Чхусоком им выделили аж три дня на короткую поездку в соседнюю Японию, а перед этим Рождеством… боже, что там было? — Я никуда не поеду, — говорит Тэхен, — они вообще с дуба упали? У нас дэдлайн в среду! У нас, не у редакторов! — Я тоже против, — Хосок со вздохом падает головой в стол, — я даже из дома перевожу сейчас. И на кой черт нам внештатные переводчики, если основную работу все равно делаем мы? — Вы попробуйте Джину сказать, что никто из нас не поедет, — усмехается Мэг, — он во всеуслышание назовет нас аутистами. Коими мы и так являемся. — Да в чем проблема? — всплескивает руками Тэхен. — Мы же пойдем на общий корпоратив двадцать второго числа! Нахуя эти поездки вообще нужны?! — Чтобы «сплотить коллектив», — с кислой миной говорит Хосок. — Яйца они там пусть свои сплочают, если те болтаются по отдельности друг от друга. Чонгук со вздохом сам заходит в один из рабочих чатов: тот, где добавлены только переводчики, редакторы, менеджеры и тестировщики. Пишет, что они будут пить виноградный соджу и сливовое вино. На его ответ мгновенно прилетает пятнадцать лайков. И когда скайп подрубил эту функцию?! Запланированная поездка оказывается на удивление скромной, если сравнивать ее с теми, что были в другие праздники, — им просто снимают коттедж на каком-то курорте на самом севере страны и говорят «развлекайтесь». Место встречи — где-то у черта в подмышке, поэтому Чонгуку приходится едва не на коленях умолять Юнги, чтобы тот подвез не только его, но и других переводчиков. Тот соглашается, предварительно засыпав Чонгука оравой многоточий. — Спасибо, прям по-братски, — хлопает дверью Тэхен, за которым заезжают последним. Чонгук оглядывается назад, коротко смеясь, когда видит недовольную Мэг, которая на заднем сиденье оказывается зажатой между Хосоком и Тэхеном. — А музычку не врубите? — И что тебе врубить? — интересуется Юнги. — K/DA включайте, господин шофер, я как раз вчера до полуночи в League of Legends играл. Чонгук по лицу Юнги видит, что тот на волоске от того, чтобы вытряхнуть из машины всех, кто в ней находится. Но вместо агрессивного вытряхивания бросает беглый взгляд на Чонгука и просит его «включи там, что он просит». Тот подключает свой телефон к машине через Bluetooth и чувствует, как теплеет внутри. И теплеет настолько, что Чонгук, выбрав одну из песен в поиске Спотифая, сам начинает приплясывать на месте, то и дело оглядываясь назад. Тэхен — доволен. Хосок — с безмятежным лицом смотрит в окно. И только Мэг сидит, сложив руки на груди, и таращится на Чонгука так, как на него таращится обычно только его сестра. Шептаться все начинают сразу же, едва они доезжают до места сбора. Выходят из машины впятером, встречаемые многочисленными взглядами тех, кто толпится возле автобуса, который должен довезти их до коттеджа. Чонгук, только расслабившийся немного, сразу же напрягается обратно. Юнги — берет его за руку и ведет через толпу. Первыми затаскивает их внутрь автобуса и сажает на два свободных места в конце автобуса. Наверняка, чтобы весь путь избегать взглядов в затылок. Чонгук почти минуту разглядывает свою ладонь — ту самую, за которую держался Юнги, — а затем позволяет себе прикрыть глаза. Слушает возню — как остальные сотрудники рассаживаются в автобусе. И так не вовремя вспоминает это предательское «он меня поцеловал, и я сразу все понял». Чонгук распахивает глаза. Юнги рядом — листает ленту в инстаграме, не задерживаясь ни на одном фото. Что должно произойти, чтобы тебе начали нравиться люди своего пола? Или дело вовсе не в поле, а в… самом человеке? Чонгук отворачивается к окну. Знает, что ответ не найдет так просто. Даже спрашивать не нужно. В середине пути он слышит, как один из редакторов включает на телефоне какой-то всратый к-поп, и остальные его поддерживают, начиная размахивать руками. Чонгук закатывает глаза и возвращает свой взгляд к окну. Его тычут в плечо, заставляя посмотреть на себя. На телефоне, который Юнги разворачивает экраном к нему, он видит фотографию. И на этом фото — он, Чонгук. Сидит, глядя в окно, лица почти не видно. Но при всем при этом весь образ выглядит настолько привлекательно, что Чонгук немного удивляется — разве он может вот так выглядеть? Он смотрит на подпись: «Надеюсь, так будет всегда». Должно быть приятно, но Чонгуку по непонятной причине становится горько. Он достает свой телефон из кармана, чтобы лайкнуть фото, а сам вязнет в таком непривычном и неправильном чувстве, что сродни разочарованию. «Надеюсь, так будет всегда». Не будет ведь. Да, они оба играют роль. Да, они завираются максимально. Якобы расстанутся в январе. Но зачем писать такое, если ты все это знаешь? Для чего? Чтобы остальных убедить? Остальным уже давно ничего не нужно — им хватает того, что Чонгук с Юнги всегда ходят вместе на работе. — Вау, ты глянь, тут у всех раздельные номера на четверых! Чонгук стоит на пороге одного из них и собирается сразу же забить один из номеров, как натыкается на взбешенный взгляд Мэг, которая, как он знает, ни с кем из девчонок в компании не общается хорошо. — Переводчики будут тут, — говорит он громко — так, чтобы его слышали все, кто толпится в коридоре. — Переводчики? А Юнги где будет спать, на полу? — Неужели он решил упустить такую возможность? — Какая жалость. Так много всего слышится со всех сторон, что Чонгук почти зажимает уши. Начинает злиться. Надеется, что его одернет кто-нибудь, когда толкает уже открытую дверь, намереваясь заорать матом во весь голос. Не успевает: Юнги трогает его за плечо и качает головой. И Чонгук следом мгновенно сдувается. — Спасибо, — говорит Мэг на общем ужине, — я правда не хотела делить комнату с крысами из отдела редакторов. — А тебе самой-то норм? Спать в одном помещении с тремя парнями? — усмехается Тэхен. — Сказала бы, что чего я там не видела, но, — она отправляет в рот кусок маринованной редьки, — ты и сам знаешь. Вот уж правда: полгода назад, летом, они поехали в Инчхон и сняли катер, чтобы порыбачить. Нихуя они не порыбачили в итоге, но зато насмотрелись на Тэхена, который, накидавшись соджу, сигал в воду прямо с кормы, предварительно сняв штаны. Сказать, что Чонгук за тот день насмотрелся на голые мужские жопы на всю жизнь вперед — это ничего не сказать. — Так даже лучше, — шепотом сообщает ему Юнги. — Почему? — так же шепотом спрашивает Чонгук. — Будем, как Ромео и Джульетта. Первая ночь проходит весьма обычно: они просто укладываются спать через пару часов после ужина и выключают свет. В номере оказывается две большие кровати, а не четыре раздельные, поэтому Чонгук, как истинный джентльмен, берет с кровати второе одеяло и ложится прямо на пол. Тэхен следует его примеру, хоть Хосок и бухтит на него, говоря, что «ты дебил? ложись рядом». — Так вы правда вместе? Чонгук уже почти спит, обняв обеими руками подушку; приоткрывает глаза и понимает, что Тэхен перебрался со своего места возле кровати Хосока прямо к нему. Лежит такой рядом на полу и хлопает ресницами. — Правда, — устало отзывается Чонгук и собирается перевернуться на другой бок, но Тэхен удерживает его за плечо. — Верю, — слышит Чонгук, — потому что я уже успел заметить, как он на тебя смотрит. — Как смотрит? — он мгновенно просыпается. — Как? Тэхен поворачивается к нему жопой и начинает показушно храпеть. А Чонгук лежит с широко распахнутыми глазами почти до самого утра. И даже не выглядит невыспавшимся, когда их будит Джин в восемь часов. — Доброе утро, — здоровается Юнги, едва Чонгуку стоит выйти из номера. Он инстинктивно пугается, отшатываясь назад, потому что сразу вспоминает слова Тэхена про «я видел». Что он видел? Они смотрят друг на друга одинаково. Ведь так? Как они могут смотреть друг на друга? Блять, Чонгук, ты идиот. Для всех вокруг вы таращитесь друг на друга так, будто влюблены по уши. А, так вот, в чем дело. Тэхен увидел лишь то, что ему показывали. Ничего более. После завтрака, который Тэхен окрещает «дорого-богато», почти все сотрудники уходят кататься на лыжах (их коттедж располагается на границе горнолыжного курорта, и снега здесь раз в пять больше, чем в Сеуле), а Чонгук садится перед камином на первом этаже и собирается спокойно послушать какой-нибудь подкаст, но в тишине успевает пробыть около пяти минут, потому что его поднимают с места и буквально на себе вытаскивают на улицу. — Я не катаюсь на лыжах! — брыкается он. — Я тоже! Поэтому мы будем лепить снеговика! — Тэхен с размаху водружает ему на голову тупую шапку с висюльками спереди и ойкает, потому что ему по затылку прилетает снежком от Мэг. Они оба оглядываются и видят, как девушка, наклонившись, с пакостным лицом лепит уже второе орудие убийства, которым через пару секунд прилетает Чонгуку по шапке. — Забудь про снеговика. Я объявляю войну, — если бы он мог рукава на куртке закатать, то обязательно бы это сделал. — Отлично! — соглашается Мэг. — Беру себе в команду Юнги! — А? — тот, только вышедший за дверь коттеджа, вообще не понимает, что происходит. — Давай-давай, пойдем, нам нужно отпиздить вон тех чуваков, — хватает девушка его за руку и тащит в снег. — Я разве разрешал обращаться к себе на «ты»?! Чонгук сдавленно смеется. А что ты хотел, Юнги, решив затесаться в их компанию аутистов? Странно тут только то, что его друзья так быстро приняли в свои ряды постороннего. Юнги хоть и не мог сориентироваться первую минуту, но в итоге закидал снежками и Чонгука с Тэхеном, и Хосока, который предпочел отсидеться на скамейке возле дома, и даже нескольких сотрудников, что из коттеджа вышли последними. Чонгук еще минут десять потом вытряхивает снег из капюшона, наблюдая за тем, как Юнги, избрав своей последней жертвой Мэг, с которой вообще-то был в одной «команде», носится за ней по поляне со снежком размером с футбольный мяч. И где-то в этот момент Чонгук глупо думает: а что, если бы они правда встречались? Еще совсем недавно он не знал о Юнги ничего, кроме имени, должности и тех нелестных слов, которые о нем говорят почти все сотрудники. Но они ведь не правы. Юнги вовсе не невыносимый: с ним вполне приятно разговаривать, он уже успел поладить с его, Чонгука, друзьями. И на него можно положиться. Юнги, может, и не идеал, но кто в принципе идеален? Чонгук уверен, что у него отрицательных качеств куда больше. Любая девчонка, с которой он бы в теории мог сейчас начать встречаться, сбежала бы от него уже спустя неделю, поняв, что внешность — это лишь обертка, на которую не стоит полагаться, составляя свое мнение о человеке. На Чонгука вот, к примеру, положиться нельзя: он забывчив, временами рассеян, иногда беспричинно раздражителен. На него нельзя возлагать свои ожидания — даже пытаться это сделать. Здорово, наверное, когда от тебя ничего не ждут, когда не нужно пытаться оправдывать идеальный образ, который другой человек построил в своей голове. Юнги от Чонгука ничего не ждет и ничего от него не требует. Он соврет, если скажет, что это не подкупает. Так вот, на что похожи отношения двух парней? Или дело не в этом вовсе, а в самом Юнги? После обеда, на который все приходят в разное время, потому что большинство сотрудников решили прописаться на горнолыжных склонах, они вчетвером возвращаются в свою комнату и рассредотачиваются по всему помещению с ноутбуками наперевес. Пока остальные развлекаются, они — переводят. Ругаются периодически на лагающий wi-fi, то и дело советуются насчет тех или иных сегментов. Тэхен каждые двадцать минут страдальчески вздыхает и говорит, что «жизнь так несправедлива». Юнги, которому нечем заняться, потому что он ожидаемо не хочет тусить с другими сотрудниками, сидит в комнате вместе с ними, а потом, спустя час, притаскивает свой ноутбук и, приложив палец к губам, когда Чонгук вопросительно смотрит на него, что-то подкручивает в программе. А Чонгук — замечает, что половина того объема перевода, который он должен сделать до вечера, чтобы уложиться в срок, куда-то пропала. Юнги печатает с безмятежным лицом, то и дело улыбаясь, а у Чонгука, если честно, вся работа стопорится, потому что это как вообще. А так че, можно было что ли? Через два часа зеленая шкала в программе, показывающая прогресс перевода, вдруг берет и резко доползает почти до самого конца. Чонгук с огромными глазами доделывает последние сегменты, а затем вскидывает голову, награждая Юнги до глубины души шокированным взглядом. — Я закончил, — негромко оповещает он остальных. — В смысле?! — у Тэхена ноутбук аж на коленях подпрыгивает. — Ты что, на спидах там переводишь?! Юнги с невозмутимым лицом открывает банку пива, приподнимая брови в ответ на взгляд Чонгука, которым тот в него намертво впечатался. — Могу я спросить… почему? — решается задать вопрос он, когда они спускаются на первый этаж, чтобы не мешать остальным. — Мог бы просто сказать спасибо, — оглядывается на него Юнги. — Мне было не сложно. — Спасибо, да, — кивает Чонгук. — Но как бы… все равно... зачем? — Ты мне нравишься, — ответ какой-то чересчур прямолинейный и откровенный; Чонгук инстинктивно начинает краснеть. — Ты отличный сотрудник, — сразу же поясняет Юнги, будто боясь, что его слова воспримут неправильно, — и человек ты хороший. Может, мы и играем на публику, но с тобой приятно проводить время. Я устал от негатива со всех сторон, но с тобой я его не получаю. Это здорово. Будем считать, что я решил тебя так отблагодарить. — Ясно, — Чонгук разочарованно кивает и сам не понимает, откуда это разочарование взялось — его тут хвалят вообще-то, — не за что. И это тебе спасибо. Незадолго до общего ужина кто-то зажигает гирлянды, про которые они забыли прошлым вечером. Парни из отдела тестирования принимаются развешивать на огромной елке в гостиной оставшиеся в коробке последние елочные игрушки, и через пятнадцать минут весь первый этаж утопает в рождественских огнях. Чонгук, просиживающий штаны на кресле возле камина, за общей беготней наблюдает без интереса. Тэхен, Хосок и Мэг спускаются со второго этажа почти под самый занавес ужина, но управляются с едой быстрее остальных. Они впятером сидят за отдельным столом, не принимая участия в разговорах, но прикидываться деревьями приходится перестать, когда после ужина столы начинают сдвигать и выставлять на него бутылки с соджу. Чонгук уже заранее предчувствует, что сейчас начнется все самое неудобное. И он оказывается прав, потому что Джин, громко поставив на стол последнюю бутылку, объявляет: — Ну что, девчонки и мальчишки, сыграем в «правду или действие»? — Чтобы кто-нибудь тут опять пошел предлагать встречаться первому попавшемуся человеку? — ржет кто-то. — Ой, не завидуй, — цыкает девчонка, в которой Чонгук с удивлением узнает ту самую девушку, которая на днях звала его выпить кофе. — Я пас, — сразу же предупреждает он, — вы уж извините, но мне в прошлый раз хватило. — Что, струсил? — лыбится Чимин. — Если боишься, что кто-то попросит тебя поцеловать Юнги у всех на глазах, то просто выбирай правду. — Целовать здесь будешь только ты, — Тэхен с воинственным видом садится за стол, — мою задницу. — Ага, конечно, уже расчехляю свои губы. — Расчехляй, расчехляй. — Еще немного, и я вас вдвоем в туалете запру, заебали, — ругается Мэг и втискивается за стол между Юнги и Хосоком. Чонгук растерянно оглядывается на Юнги; взглядом спрашивает, мол, а как быть. Тот жмет плечами. И после этого приходится все-таки сесть за стол вместе с остальными. Если Юнги не боится, то и ему не стоит придавать всему этому столько значения. Да и в помещении собралось достаточно много народу — вероятность того, что на него за следующий час укажет бутылка, ничтожно мала. Чонгук даже не удивляется, когда Тэхен, первым схватившийся за бутылку, раскручивает ту, и она указывает на Чимина. Сами звезды сошлись. Чимин выбирает правду — логично, это куда безопаснее. Тэхен лыбится и, закинув в себя стопку виноградного соджу, спрашивает: — Ты считаешь меня плохим переводчиком? — Нет, я считаю тебя лучшим переводчиком, — следует незамедлительный ответ. Хосок закашливается своим соджу и будто бы вызывает цепную реакцию, потому что следом кашлять и Чонгук начинает, подавившись. Минуточку, а это что вообще получается. Мэг противно ухмыляется; в воцарившейся тишине специально громко вскрывает банку пива. Откровенно удивленный и разом сдувшийся Тэхен (наверняка рассчитывал на очередную перепалку), мычит что-то себе под нос. Чимин усмехается, понимая, что адекватной реакцией его не удостоят, и раскручивает бутылку. И та — паскуда стеклянная! — указывает на Чонгука. Он немного отклоняется назад, на автомате пытаясь отградиться, и складывает руки на груди. Выбирает правду. — Почему тебе нравится Юнги? — спрашивает у него Чимин, а Чонгук, открывший рот, чувствует, как мгновенно взбесившееся сердце громко ударят по ребрам. — Я… — он смотрит вниз; всеми силами заставляет себя не глядеть в сторону Юнги. Что он может ответить? Что здесь сказать нужно, что сказать правильно? Он знает, что на него сейчас обращено минимум два десятка взглядов. Чонгук облизывает губы и, коротко вздохнув, говорит: — Мне… рядом с ним я чувствую себя в безопасности. С ним комфортно. И приятно. Еще вопросы? — он поднимает взгляд. — С Мин Юнги — и комфортно? Это с ним-то? — слышит Чонгук шепотом откуда-то сбоку и сразу смотрит туда. — Да, комфортно! — повышает он голос, мгновенно закипая. — Некомфортно тут только с вами, пиздаболы. — Чонгук, — предупреждающе начинает Джин. — Я уже двадцать четыре года Чонгук, дальше что? — он поднимается из-за стола и, подхватив одну из бутылок соджу, салютирует присутствующим. — Адьос, сборище недалеких узколобых мудаков, я пошел к себе переводить. А почему? Потому что только у вас тут дэдлайнов нет. И уходит. Поднимаясь по лестнице, думает, что вот после этого на него точно напишут несколько жалоб, и его уволят. Ну и похуй, Чонгук решает, уж пускай его уволят лучше, чем он и дальше будет прогибаться подо все это всратое хихиканье и шушуканье за спиной. Устроится в другую компанию, а потом, может, и Тэхена, Хосока и Мэг за собой утянет. Посмотрим, как эти пидоры будут без них справляться. Он сидит на кровати, прихлебывая соджу, минут пять прежде, чем в дверь громко стучатся. Внутрь заходит Юнги. От его вида Чонгуку становится еще более паршиво. Он отводит взгляд к окну и с упорством идиота игнорирует чужое присутствие до тех пор, пока на его колено не ложится рука. Чонгук инстинктивно подтягивает к себе ноги. — Не стоило, — Юнги качает головой, — лучше это все равно не сделает. — Я и без тебя это знаю, — огрызается Чонгук. — Тем не менее, спасибо. — Спасибо? — он смотрит на Юнги. — Я… давно меня так никто не защищал, — улыбаются Чонгуку, — совру, если скажу, что это не было приятно. — Что ж, пожалуйста, — он хмыкает, — теперь все точно будут уверены в том, что мы встречаемся. Юнги молчит; его рука соскальзывает с ноги Чонгука на покрывало, и это заставляет того нахмуриться и слегка отклониться вбок в попытке поймать чужой взгляд, но Юнги упрямо глядит точно перед собой — в стену. — По этому поводу можно не переживать, — наконец, говорит он, — они уже давно уверены в том, что скоро мы с тобой поедем в Вегас и там поженимся. Чонгук издает нервный смешок, который разом проглатывает, потому что видит — Юнги, в отличие от него, не улыбается. — Я пойду, — говорит он и поднимается с кровати; тянется рукой к бутылке, которую Чонгук держит, забирает. — Что? Я говорил, что больше не дам тебе много пить. Спокойной ночи. Юнги уходит, а он еще минут десять сидит с глупым лицом и то и дело сжимает и разжимает ладонь, в которой совсем недавно чувствовалась прохлада стекла бутылки. Не то чтобы он еще каких-то слов от Юнги ждал, но… но разочарование, с которым Чонгук уже успел побрататься за последние дни, — как тут, родимое. Он заматывается в одеяло и начинает пиздить кулаками подушку. Именно за этим занятием его и застает Тэхен; видимо, остальные переводчики почти сразу за ним решили, что никто не достоин их общества. — Вот это ты учудил, конечно, — тянет Хосок, заходящий в комнату следующим, — теперь мы точно изгоями станем. — А вы-то чего? Там только я быковал, — Чонгук оглядывается. — После твоего ухода Юнги послал всех нахуй, чтоб ты знал, — извещает его Тэхен, — а потом и мы с Мэг. — Юнги послал всех нахуй? — он аж садится на кровати, растерянно хлопая глазами. — Ага, сказал, что если еще хоть раз кто-нибудь подобным образом попробует развести тебя на эмоции, он этого человека натянет на фонарный столб, — Мэг садится на соседнюю кровать. — Охуеть, пацаны, я даже не думала, что у вас там такая буря страстей, вы вроде такие спокойные на людях. — Ну да, буря, — Чонгук падает обратно и снова заматывается в одеяло. Надеется, что не слышно его громко колотящегося сердца. Надеется, что больше никто ничего не скажет, и он просто уснет, уже не по-джентельменски заняв кровать. Надеется, что мысли все разом из головы пропадут, а он — не будет весь следующий час думать о Юнги и том, что он заткнул три отдела сразу только потому, что Чонгук разозлился. Он вертится туда-сюда, сбивая одеяло в ногах, пару раз пинает Тэхена, который укладывается спать рядом с ним (теперь очередь Хосока храпеть на полу), а потом и вовсе уходит из комнаты, когда остальные засыпают. Спускается вниз с пачкой сигарет, которую все-таки купил на днях, и выкуривает две сигареты, стоя на веранде в сланцах на босую ногу. Жутко замерзает, но упрямо достает из пачки третью, потому что так хотя бы мысли никотином задушить получается. Юнги сказал, что осознал свое влечение к парням, когда его поцеловали. Чонгук, давясь сигаретным дымом, понимает, что, быть может, для этого самого осознания целовать вовсе не обязательно.