Вечная ночь

Людвиг сидел на кухне большой квартиры в Нью-Йорке, где располагалось логово его хозяйки. Сама Лорелай была в своей комнате, подозрительно тихая для двух часов ночи. Гуль лениво листал какую-то книгу, взятую с полки. Что-то о психологии. Непонятно, ровным счётом, ничего. Спокойствие ночи вовсе не раздражало мужчину, а наоборот — редко когда малкавианка давала ему хоть немного покоя. В конце концов, он остался единственным ее слугой. Раньше в каждом логове вампира обязательно был хотя бы один гуль. Они поддерживали порядок и содержали жилища женщины в «боевой готовности». Но после Недели Кошмаров Лорелай стала ещё большим параноиком, чем была раньше. Постепенно количество имеющихся у нее логов сокращалось, а вслед за этим и число гулей. В конце концов не осталось никого, кроме Людвига. Да и ему малкавианка не доверяла в полной мере. Даже себе, казалось, не доверяла. Кристальную тишину убежища разорвал истошный женский крик, больше похожий на вой, полный страдания. Что-то упало в соседней комнате и разбилось. Гуль вскочил на ноги, чтобы посмотреть, что происходит с хозяйкой. Зрелище повергло его в ужас. Огромное зеркало, висевшее на стене, разлетелось на тысячи осколков, сама малкавианка сидела на полу углу, вцепившись тонкими пальцами в голову. Мужчина бросился к вампиру, чтобы понять, что происходит, как понимание внезапной вспышкой пронзило сознание. Женщина всегда была чувствительна к изменениям Гобелена, и вторая волна безумия, прошедшая по ней во время Недели Кошмаров, обострила и без того тонкое чутье малка. Каждый раз, когда клан в очередной раз подвергался массовому психозу, Лорелай страдала. Страдала очень, очень сильно. И сейчас происходило то же самое. Повторная вспышка безумия прошла катком по женщине. Она содрогнулась, обхватила себя руками, защищая от боли. Людвиг осторожно опустился рядом с ней, проверяя ее состояние. Очевидно она была не в порядке: едва слышный отрывистый шепот сопровождался редкими всхлипываниями. Гуль боялся даже думать о том, чтобы коснуться ледяной кожи — последний раз это закончилось парой сломанных ребер и вывернутой под очень неестественным углом рукой. Он ждал. Больше ничего и не оставалось. Минуты тянулись непростительно долго, пока хозяйка приходила в себя, стряхивая с себя остатки чужих мыслей и чувств. В какой-то момент все закончилось и Лорелай, притянув колени к груди, уставилась в пустоту стеклянным взором. Людвиг знал этот взгляд. Она всегда выглядела так после подобного. Гуль молча поднялся на ноги и поспешно удалился. Вернувшись, так быстро, насколько это для него возможно, он обнаружил что женщина не сдвинулась ни на миллиметр. Даже не моргнула, несмотря на выработанную привычку. — Госпожа? — мужчина осторожно коснулся пальцами колена вампира, привлекая внимание, и протянул стакан, наполненный темной вязкой жидкостью. Скорее запах крови, а не чужое прикосновение, привлекло внимание малкавианки. Она взяла протянутую посуду и залпом осушила, — я оставил наполняться ванну. Наконец женщина медленно подняла взгляд на гуля и кивнула. Сначала поднялся он, затем протянул руку хозяйке и помог встать уже ей. Давно не-живой Лорелай не требовалась помощь, но подобные жест помогал ей вернуться в реальность, заземлиться. Напомнить, что она все еще существует где-то кроме своих мыслей. — Людвиг… — хриплый тихий голос дрогнул, — оно жужжит. Царапается. Это не я. Не я. Не понимаю, не вижу… Почему? Я слышу его, их, они говорят со мной. Неужели я тоже заболею? Мужчина медленно повел хозяйку к ванной, открывая дверь и позволив малкавианке пройти внутрь. Воды было недостаточно, но он уже давно изучил привычки вампира достаточно хорошо, чтобы знать, что ее это не остановит. — Нет, госпожа. Вам просто нужно прийти в себя. Я буду за дверью, позовите, если понадоблюсь. Дверь захлопнулась, оставляя женщину наедине со звуком наполняющейся ванны, жаром воздуха и полумраком. Она застыла, осматривая помещение. Сейчас ей все казалось чужим, неправильным. Лорелай могла поклясться, что в зеркале видит не свое лицо, чужое. Что шторы имеют свой разум и шепчут ей какие-то грязные сказки. Что вон тот тюбик шампуня готов броситься на нее и выцарапать глаза. На негнущихся ногах малкавианка все же доходит до ванны и пытается смыть с себя ступор. Медленно, но все же вода достигает достаточной отметки, и женщина погружается в нее по самые скулы. Тупо смотрит в стену, пытаясь осмыслить то, что она пережила. Снова. Шепот становится назойливым, даже вода не в силах его заглушить. Становится страшно, страшно, что она теперь тоже больна. Ну… Сильнее, чем привыкла. И Нил, и Беккет, и даже малышка Тремер убеждали ее, что найдут средство не сойти с ума второй раз. Лорелай не верила ни единому их слову. Для носферату нужды клана важнее всего, Катберт всегда, всегда ставил свои изыскания в приоритет, а Тремер… У нее сейчас было слишком много работы из-за разваливающейся на куски Пирамиды. И малкавианка не обманывалась ожиданием чьей-то помощи. В конце концов в этом мире вечной ночи нет места дружбе или чему-то более возвышенному. А еще от безумия нет лекарства. Лорелай знала это. Сеть регулярно сотрясалась от хохота, когда кто-то кричал, что освободился, что стал выше этого. И все те вампиры клана, что были чуть более чувствительны к этим изменениям, могли бы даже уверить себя и друг друга, что это сам старик Малкав смеется над своими недалекими потомками. Поэтому все, кого не затронула повторная волна психоза боялись еще глубже погрузиться в эту пучину. Не все, конечно, многие буквально спали и видели, как уходят на новый виток безумия, становятся более совершенными. Лорелай же эта мысль была отвратительна. Больше всего в своей жизни, еще до Объятий, она боялась потерять рассудок, беспомощно жить в вечной тьме. И какая же чертова ирония, что ее Сир оказался одним из малкавиан. Женщина тяжело выдохнула, пуская по поверхности горячей воды пузырьки, устало прикрыла глаза. Сопротивляться тысяче, миллиону голосов в голове, которые резко взорвали ее разум, было изнурительно. Вампир мечтала хотя бы о минуте покоя. Не чувствовать затылком чей-то взгляд, не слышать предательский шепот, чужой шепот, не чувствовать себя маятником, чьи мысли и эмоции раскачивались в такт неведомой силе. Не ощущать резкого опустошения, когда внезапно внутри все остывало, так быстро, будто чья-то рука нажала на «ВЫКЛ». Она почти не помнила, как было «до», и это очень помогало не свихнуться окончательно. Все же многие сородичи считают ее более-менее пристойным образчиком проклятого клана безумцев. Даже почти разумным и способным на конструктивный диалог. Иногда. За дверью слышалась возня. Гуль приводил в порядок комнату хозяйки. Внезапно она подумала о том, сколько обязанностей свалилось на него, когда он остался один в «свите» малкавианки. И с каким восторгом готов был их выполнять. Еще один тяжелый выдох, еще порция пузырьков на воде. Раздался звонок в дверь, Лорелай поморщилась. Она не ждала гостей, по крайней мере сегодня. Людвиг поспешил встретить посетителя, а вампир вылезла из ванной и замоталась в полотенце. Долго общаться с кем бы то ни было у нее не было желания, а потому и так сойдет. Женщина вышла в прихожую и удивленно выгнула бровь. Она могла поклясться, что ощущала только одного визитера, а перед ней их двое. Приглядевшись, она поняла, в чем подвох: оба гостя, юноша и девушка, были похожи друг на друга как две капли воды. — Нас отправила сюда женщина-птица. Она сказала, что миледи Лорелай может помочь найти сестре выход из лабиринта чужих мыслей. Людвиг недоверчиво посмотрел на хозяйку. Вампир так же недоверчиво смотрела на посетителей. Это явно были дети из ее клана, и такой непревзойденный выбор момента мог означать только одна: девочка тоже почувствовала сотрясение Гобелена, и намного ярче, чем ее брат. — Как тебя зовут, птенец? — рыжеволосая женщина жестом пригласила близнецов войти, думая о том, что переодеться все же придется. Разговор ее ждал долгий. — Два года назад меня называли Джеймс. А мою сестру — Джуди. Пока не пришел отец и не увел нас в вечную ночь. — И он до сих пор так зовет вас? Мальчик кивнул. Лорелай села в кресло, нисколько не заботясь о мокрых волосах, брат усадил сестру на диван напротив и уставился колким внимательным взглядом на вампира. — Давай немного порыщем в прелестной головке твоей сестры. Не бойся, это не больно. Наверное.