Элдийская принцесса

Декабрь иголками в пальцы. И быстрым шагом дальше. Согреет твой взгляд, как и прежде Переполненный надеждой. Снег укроет меня с головой. Ни твой, ни свой, никакой…

Крупные снежинки крутились в морозном утреннем воздухе. Ури, закутанная в тёплую куртку, стояла на балконе и ловила снежных пчёл руками в маленьких вязаных розовых перчатках. Чёрные волосы были разбросаны по плечам. Изо рта вылетало облачко дыма и тут же растворялось. На душе было тоскливо и так же холодно, как и на улице. Кажется, что зима навечно поселилась в её сердце, стала частью её души. Что делать с этим, она не знала. Может, раньше обратилась бы с этим к Габриэль. Они бы поговорили, как раньше, во всём разобрались. Исчезла Габриэль. Исчезла половина души. Закопали под землю не только тело, но и всё: надежды, мечты, желания. Похоронили часть души, оставив Ури блуждать по снежной долине без дома, без опоры, с вечным страхом потерять всех, кто ей дорог. И страх этот смешивался с непониманием, что делать дальше. — Тебе лучше вернуться. Врач ждёт. Как всегда спокойный голос Аккермана. Сколько раз он навещал её на этой неделе? Был ли вообще день, когда он не приходил? Даже Хистория и Дариус, обремененные управленческими заботами, навещали её раз в неделю. Но капитан же тоже человек дела. Подготовка к новым операциям, подбор новых солдат. Ури не понимала, почему Аккерман возится с ней. Взял отпуск. Покинул свой отряд. И ради чего? Ради того, чтобы кормить бесполезную девчонку? Ради того, чтобы читать ей книги, следить, выпила ли она таблетки, раздраженно комментировать действия врача? Впрочем, Ури свалила такую добродетель на Дариуса. Наверняка, её приемный отец заплатил, ну, или выдал какие-то блага для корпуса. Ханджи такое любит. Правда, то, что Леви удалось уговорить за деньги, казалось ей ещё больнее, чем-то нереальным, чем мысли о том, что он действительно заботится. Рейсс постоянно получала письма. Пёстрые открытки, кривоподписанные и украшенные неровно нарисованными цветочками. Саша даже нарисовала петуха. Странного такого. Косого. Похожего на картошку, с глазами и клювом. Был и ёжик Микасы. Хотя то, что она будет ей писать письма, Рейсс и подумать не могла. Именно Микаса первая сказала о том, что Эрен исчез из-за принцессы. Мол, только принцесса могла знать о ритуале, хранящемся в семейной книге. Опровергнул её слова Армин, что вспомнил, как Эрен сам говорил о том, что ищет одну особенную книгу. Эрвин подтвердил и поверил, что о намерениях Йегера Ури знать не могла. Так все к общему выводу и пришли. Правда, Микаса, казалось, всё ещё была уверена, что Эрен не мог украсть силу и сбежать просто так. Рейсс же молчала. Она до последнего не могла свыкнуться с тем, что она, проклятая силой и презираемая из-за неё с детства, теперь самый обыкновенный человек. Ну, так, чистокровная принцесса семьи Рейсс. На этом её отличия заканчивались. Казалось бы, радуйся. Весь мир у твоих ног. Деньги, вечеринки в кругах. Живи не хочу и забудь всё, как страшный сон. Но не тут-то было. Оказалось, что всё это время ей нравилось быть особенной. Нравилось, что она несёт на себе тяжёлый крест её судьбы. Что ноша её оправдывает и смерти, и все счастливые моменты её жизни. Что вот она может спасти всех. Она не бесполезна, не плод маниакального желания Рода размножаться, а личность, важная и трагичная. Может, дело было и в том, что другой жизни Ури и не знала. Лишиться свей роли, словно умереть, оставить после себя безликое и ни на что не способное подобие человека. А может, Рейсс была мазохистской, и внезапно обрушенное на голову счастье не окрылило её, а наоборот придавило. Тогда, во время обряда она думала, что умрёт так, что даже не рассуждала над тем, что будет, если останется в живых. — Я не хочу, — ответила она и развернулась к капитану. Тот быстро подошёл к ней и поправил на скорую руку завязанный шарф. Глаза его при этом были серьезными, губы сжались, показывая недовольство. — Не говори глупости! Столько времени и сил на твоё лечение, а ты сливаешь всё в туалет. Рейсс промолчала. Леви часто ругался из-за её малодушия. Переживал, что она выходит на балкон, игнорируя просьбы персонала оставаться в палате. Что отказывается от еды и чаще всего сидит, бездумно уставившись в стену. Его откровенно раздражало такое поведение. Борясь за жизнь в грязных трущобах, он и помыслить не мог о том, чтобы страдать. Времени не было. Каждый день был на вес золота. Каждый день — борьба за кусок чёрствого хлеба. У Ури были те, кто оплатит ей и лечение в госпитале, и весьма сытную еду. Желание взорваться и уйти возрастала каждый раз, когда Ури отворачивалась от протянутой ей ложки с едой. Такого Леви терпеть не мог. Бесился, но держался. Держала его любовь. Любовь и понимание её слабости. Она — не он. Он — не она. Если он мог выжить и в помойной яме, она не сможет дышать даже на поверхности. Без поддержки не сможет. — Пора уже с этим заканчивать. Это не жизнь, а безвольное существование какое-то, — выругался Аккерман, внимательно смотря к ней в глаза. — Знаю на своей шкуре, какое, собственно, дерьмо эта жизнь. Но опускать каждый раз руки и желать себе смерти тоже такое себе. Поговорил же Смит с тобой. Что еще тебе надо? Рейсс отвернулась. Мелкие снежинки всё так же падали и падали, кружась в воздухе, словно пчёлы. А слова Леви стали такими же маленькими, незначительными и так же, как и эти снежинки, разлетелись кто куда, принявшись медленно опадать на землю. — Слушай, — Аккерман раздражённо стряхнул с волос снег. — Я не Смит — говорить так красиво не умею. Но возиться с тобой долго тоже не смогу. Долг ждёт. Поэтому, прошу, без всяких томных загадок объясни, в чём причина твоей депрессии? — тут его голос стал металлическим. — Эрен что-то сделал с тобой, кроме того, что забрал силу? — Нет! — Рейсс покачала головой, после чего сунула руку в карман куртки, вытащив оттуда смятый листок. — Мне некуда возвращаться. Леви выдернул лист и развернул его. Это был отрывок из Газеты Берга: «Принцессу нашли без сознания в прошлом доме бывшего короля Рода Рейсса. Как выяснила наш журналист Сильвия Берг, молодая девушка отдалась титану-прародителю, вследствие чего сила огня была утеряна. Эрен Йегер — носитель титана — сбежал. Военные утверждают, что было нападение, но говорят ли они правду? Наш огненный ангел исчез. Кто теперь главное оружие нашего царства? Кто наша огненная богиня? Жертва обстоятельств или предатель своей родины? В данный момент Рейсс находится в госпитале из-за тяжёлой простуды. Подробности узнаете позже». — И в этом всё дело? Леви изогнул бровь, сердито взглянув на Ури через чёлку. Та пожала плечами и отвела взгляд. — Я не нуждаюсь в заботе, капитан, — ответила девушка, боясь взглянуть на Леви. — Я благодарна за то, что ты рядом, но не имею больше права лишать тебя твоего драгоценного времени. Молчание. Снежинки всё так же медленно падали. Ури в какой-то момент позавидовала их спокойствию, плавности и элегантности. Тут скрипнул снег, и девушка, вздрогнув, наконец взглянула на Аккермана. Тот в одно мгновение оказался рядом с ней и крепко схватил за края куртки, наклоняя к себе. — Я, по-твоему, твой слуга? — прошипел он. — Не нуждается она в заботе. Себя видела, мелкая идиотка? — Отпусти. — Какая, блять, разница, что говорят люди? О, потеряли они своего кумира. Какая трагедия! Да любовь народа всегда переменчива! Сегодня для них ты царь и бог, завтра уже помойная крыса! Идти ей некуда. А каково нам было каждый раз возвращаться с вылазок под неодобрительные выкрики толпы? Эрвину каково было быть чудовищем? Раз уж ты так любишь его, то подумай о том, что Смит стал ценен людьми только спустя года. Ты — это не твоя сила. Ты — это твой путь, твои стремления, то, что делаешь ты! Хочешь быть любима и полезна народу? Прекрасно! Сделай что-нибудь для него и хватит уже ныть! Ури сглотнула образовавшийся нервный комок, не понимая, то ли ей сейчас зареветь, то ли сдержанно кивнуть головой. Мысли путались. Сердце усиленно билось, стремясь выпорхнуть наружу. — Я люблю Эрвина? Ничего лучше ответить не смогла. Спросила и застыла, словно испугавшись собственных слов. Леви на секунду оцепенел. — Ну, или кого ты там любишь?.. Да, блять, важно это сейчас? — Важно. — Ну и кого? Ури прильнула к его грубым губам. По щекам потекли солёные слёзы, а чувство собственной никчёмности нахлынуло на неё волной. Почему-то тогда, сидя на кровати возле окна и сжимая в руках вырезку, ей казалось, что мир рухнул. Народ её не любит, а значит, дома у неё нет. Какая принцесса без поддержки народа? Да и правы были люди. Предатель она. Даже не призналась, что сама силу свою отдала. Теперь же в сердце ныло от подозрений о том, что всё это был коварный план. Что Эрен её обманул, что она отдала силу, лишив народ защиты, что опозорила тем самым семью, что обманула самых близких друзей. Не было у нее сил рассказать всё, как есть. Сама не могла признать своей глупости. Простить не могла, что поверила. Что не посоветовалась с другими, рушила все сама. Но была ли она в том виновата? О жизни Рейсс тогда вообще не думала. Как бы там ни было, сейчас, когда Аккерман, вспылив, хорошенько наорал на неё, ей стало легче. Действительно, чего это она так озадачилась мнением народа? Раньше же как-то жила и без него? Подумаешь, совершила глупость. Это не значит, что можно всё бросить и помереть в госпитале. Бесславно, не как солдат. Всё же она принцесса. Лицо народа. Сестра королевы. Да и кроме огня, подчинялись её воле и клинки. Талант Кенни мог быть использован в деле. Для пользы. Кем он работал? Капитаном военной полиции? Так почему бы ей не уйти в военную полицию и не собрать отряд для ловли преступников? Таких в Тросте много. Личностей, подобных её мерзкому мужу. Вот тебе и народный заступник. Вот и дело, приносящее пользу и удовольствие. Иногда полезно, когда тебя встряхивают. Сразу мозги на место встают, мир перестаёт рушиться. Будит вот так жизнь тяжёлой рукой после глубоко сна. «Вставай! — говорит. — Жива ещё». А рукой этой Леви был. Смущённый, растерянный. Вышедший из самых низов человек, повидавший в своей жизни столько дерьма, что ни одному человеку и не снилось. Стоит и впервые не знает, что делать. Никогда не позволял женщине приближаться к себе так близко. Разве что Зоэ, да и то иногда. И лишь с волос чего убрать. А она стоит и целует его. А самое странное, что ему это даже нравится. Нет отвращения, нет брезгливости. Только что-то тёплое, разливающееся по лёгким, подобно приторному рыночному мёду. К слову, Леви не любил мёд. — Я знаю, что делать, — отстранившись, ответила она. Щёки её покраснели. Глаза наполнились возбуждённым блеском. Леви, разочарованно выдохнув, ответил: — Не знаю, что ты задумала, но, надеюсь, что это вернёт тебе понимание того, что нужно лечиться. Возвращаемся! Аккерман развернул девушку к двери и слегка подтолкнул. Она послушно пошла, теребя в руках волосы. Горло болело. Ощущалась лёгкая слабость в теле. «Все болезни от нервов», — говорила как-то с умным видом Габриэль, когда Ури в очередной раз заболела. Казалось бы, как можно заболеть, сидя взаперти? Да легко. Окно на ночь оставь открытым и готово. О том, что своим поцелуем она могла заразить капитана, Ури и не подумала даже. Поддалась моменту, называется. — Вы не ответили, — сказала она, останавливаясь у двери и замирая. За спиной раздалось недовольное: — На что? — На моё признание! — А это было признание? И что я должен ответить? Она обернулась к нему. Уже без возбуждения в глазах. Там теперь плескалась усталость. Как будто ответ его был неважным, а спросила она чисто из ленивого человеческого любопытства. Мол, сделай — интересно, что будет. А если и не ответит, то тоже хорошо. Не особо интересно и было на самом деле. — Ну, я люблю тебя. Стал бы возиться с тобой, если бы ничего не испытывал? Леви почему-то разозлился. Как будто было так легко догадаться обо всём, а Ури, болезненная наша, ни в зуб ногой. — Обычно после этого делают предложение, — заявила она спокойно. — Обычно девушки сначала взрослеют, прежде чем выйти замуж. — А я взрослая! Мне девятнадцать. — Может, телом и взрослая, да только душой ещё ребёнок, а меня дети не возбуждают. — Ну, так ты же сам признал, что… — Одно дело любить, другое — быть в отношениях. Одной любви для брака мало. — Аккерман устало провел рукой по лбу. — Говорю же, ребёнок. Ты ещё сама себя не знаешь, а уже женой быть хочешь. Ури молча стояла, смотря на то, как мелкие снежинки падают на голову Аккермана. В чёрных волосах капитана они казались еще красивее. — Отношения со мной приятного тебе не принесут. Забудь! — добавил Леви, безапелляционным тоном. — Не для тебя это. Всё, ответил. Идём в палату. И они пошли. Леви сам лично убедился, что Ури добровольно сдалась подбежавшим к ней медсёстрам. Затем, когда шум в коридоре госпиталя иссяк, капитан, спустившись на нижний этаж, отдал гардеробщице верхнюю одежду Рейсс. — Не давайте ей больше. Знаете же, что пациент, так чего позволяете бродить по улице? — Так она не по улице, капитан, — взволнованно ответила женщина. — На балкон только. — И на балкон нельзя. Та же улица. Доброго вечера. Выйдя на улицу, Леви впервые пожалел о том, что не подвластен алкоголю. Голове сейчас бы не помешало расслабиться, да вот только выпивка не могла этому поспособствовать. Никак не мог забыть её глаза, губы, запах. Казалось, случилось нечто невероятное, а он отреагировал на это что-то уж больно спокойно. Так, как будто это было чем-то не особо значимым, не стоящим размышлений и внимания. «Ну, а чего? Ответил как есть, — думал капитан, прогуливаясь по засыпанной снегом дороге. — Любит, ну и ладно. Разлюбит. Я снова чему-то случиться между нами не позволю. Авось одумается». Метель усилилась, и капитан невольно представил себе её сидящую возле закрытого больничного окна. Длинные, чёрные воющийся волосы, бледные руки на синем покрывале. Глаза, меланхолично следящие за падающим снегом. «Как будто проблем недостаточно, — продолжал мысленно говорить сам с собой Леви. — Брак ей подавай. Начитаются романов, а потом выдают такое. Точно дитя. Снова вдовой быть хочет? Да ладно вдовой. Жизнь без ласки и спокойного быта куда хуже. Нужны будут ей цветы, подарки. Мне вот совсем не до этого. Чёрт! Нахрена я вообще думаю об этом?» Аккерман и не заметил, как подошёл к школе, где работает Смит. Сейчас она была пуста. Зимние каникулы. Ученики все дома сидят, да к праздникам готовятся. Только в классе Смита, как обычно, горит дребезжащий свет. Там два силуэта что-то оживлённо обсуждают. «Ханджи же приглашала». Не долго думая, Леви направился к ним. К своим неизменным друзьям, в чьей компании он чувствовал себя более-менее сносно. Обычно Леви избегал подобных мероприятий. Уж больно шумной Ханджи была. Уж больно назойливо предлагала выпить, прекрасно понимая, что для него их так называемое шампанское не крепе родниковой воды. Только сейчас Аккерману просто было необходимо отдохнуть в компании товарищей. Опустошить голову от всех мыслей об Ури и окунуться в атмосферу их старых с Эрвином и Зоэ посиделок. Сейчас ему это было просто необходимо.