Элдийская принцесса

Ночью приходят самые печальные воспоминания. Стоит только солнцу зайти за горизонт, а голове приложиться к подушке, казалось бы, далёкие воспоминания с грохотом обрушиваются на тебя, лишая спокойного сна. Так было и в эту ночь. Ури лежала на своей кровати, стеклянными глазами смотря в потолок. Сон, о котором она мечтала весь день, покинул ее даже не попрощавшись. Снова. Через окно в комнату проникал тёплый оранжевый цвет. Девушка, скрипнув кроватью, поднялась на ноги, на ходу переделывая порядком растрепавшийся хвост. Ури подошла к окну, выглядывая наружу. Сегодня была суббота. Завтра выходной день. Это был отличный повод устроить очередную музыкальную сессию. В центре, как обычно, сидел Жан, что, бодро ударяя о металлические струны своей новой, недавно купленной гитары, подмигивал новеньким девушкам. Ури поморщилась. В её душе были довольно двойственные эмоции. С одной стороны, Жан имел право быть счастливым, с другой — было обидно осознавать, что смерть Габи не сильно повлияла на него. Хотя… Откуда ей вообще было знать, как она повлияла на него? Ури уже успела убедиться, что каждый переносит боль по-своему: кто-то проще, кто-то тяжелее. Бойкие огоньки костра весело танцевали, отбрасывая тени на лица разведчиков. Рейсс невольно обратила внимание на Микасу, что, укрывшись бордовой кофточкой, прижалась к плечу Эрена. Она была похожа на маленького чёрного котёнка, ластившемуся к своему хозяину и мечтающему получить от него хоть каплю нежности. Эрен же был глух: сидел, задумчиво перебирая в руках какой-то бумажный шарик. Рейсс развернулась к окну спиной, смотря на свою маленькую тень, расположившуюся внутри жёлтого квадрата. Казалось, времени прошло достаточно. Можно было привыкнуть, что она теперь будет спать одна. Только нет. Видимо, ей недостаточно. Каждый раз, когда принцесса тушила свет, оказываясь в беспощадном холодном мраке, ей становилось горько. Страх вылезал из тёмных углов и начинал тянуть к ней свои костлявые руки. Сколько раз она вскакивала в холодном поту после неприятного сна? Сколько времени уходило, чтобы заставить бешено колотящееся сердце успокоиться… Ури подошла к шкафу и вытащила из нижнего ящика вязаную кофту. Укутавшись, принцесса вышла в коридор, закрывая дверь на ключ. Возможно, было бы лучше, если бы ей позволили жить в обычных казармах. Её особое положение требовало иметь нормальную комнату, но оставаться одной надолго девушка просто не могла. Не в её это было силах. В коридоре раздались чьи-то голоса. Солдаты неспешно шли, обсуждая что-то ужасно интересное. Заметив принцессу, они вежливо поклонились, прижимая кулаки к сердцам, после чего пошли дальше, совсем позабыв старую тему разговора. Девушка лишь завистливо посмотрела им в след. Когда-то они с Габи точно так же гуляли по коридору замка, прячась от вездесущих стражников. О Габи ей теперь напоминала каждая мелочь. В кабинете капитана, как всегда, пахло чаем. Когда Ури вошла к нему, Леви, подняв голову, кивнул, после чего поднялся со стула и подошёл к плите, не проронив ни слова. Их встречи по ночам были уже обычным явлением, да и по бледному лицу Рейсс все было предельно ясно. Снова приступ. Снова неконтролируемый страх. Девушка подошла к шкафу и взяла оттуда недочитанную в прошлую ночь книгу. Это была очень скучная на первый взгляд история, написанная одним популярным автором из Троста. Не то чтобы Ури так сильно зацепила данная работа, просто в ней было много интересных, красочных вещей, на которые можно было отвлечься, пока Леви неторопливо заваривает успокоительный сбор. — Что ты думаешь насчёт плана Зика? — пронзил тишину вопрос Ури. — Я не доверяю ему, — спокойно ответил он. В комнате снова повисло молчание. Но оно не было угнетающим или неловким — приятное, мягкое молчание, в котором им двоим было вполне комфортно. Никаких жалких попыток завести разговор, никаких обсуждений насущных проблем, что лишь возвращали в бурную рутину дня, от которой, наоборот, хотелось бы отвлечься. Ури достаточно было осознания того, что рядом с ней сильный, умеющий выживать человек. С Леви было не так страшно. А может, он просто был похож на Кенни, и именно поэтому Ури было так уютно рядом с ним. Нет, эти двое — разные люди, да только имеют схожие черты. По крайней мере, одинаково тяжелый взгляд, в котором печаль смешивалась с усталостью в один коктейль. Рейсс села на диван и укрылась поджидающим её пледом. Леви всегда оставлял его на диване, который так сильно полюбился принцессе. Через несколько минут капитан уже заварил сбор, стоя около небольшой тумбочки. В дверь быстро, как будто только ради формальности, постучали, после чего в комнату влетела Ханджи. — Леви, помоги, а? — Ханджи поправила очки, после чего зевнула. — Надо солдат растащить. Засиделись уже. — Нельзя кого-то другого попросить? — недовольно пробурчал капитан, закрывая кружку крышкой, дабы лучше заварилось. Ханджи помахала Ури рукой. — Так они одну твою рожу увидят и сразу же разбегутся. Рейсс глухо засмеялась, но, поймав на себе сердитый взгляд Леви, снова уперлась в книгу. — Я тебя убью, очкастая, — выругался он, вытирая руки полотенцем. — Сейчас буду. Ханджи кивнула в знак благодарности. Обязанности главнокомандующего не то чтобы легко давались ей, но выполняла она их довольно неплохо. Правда, уставала сильно. На эксперименты и разработки времени было мало, но при этом закончить новое оружие было просто необходимо. Сон прекрасной Ханджи теперь мог быть только в ее мечтах, и женщина, хоть и не признавалась себе в этом, завидовала Леви, для которого спать по три-четыре часа было вполне себе обычным явлением. Когда дверь за капитаном и главнокомандующим закрылась, Ури, оставив на страницах книги закладку, поднялась с дивана и направилась к окну, что, как и у Ури в комнате, выходило во двор с казармами. Внизу всё так же веселились солдаты. Кто-то просто слушал песни, кивая или притоптывая в такт ногой, кто-то пел, громко раскрывая рот. «Только все это ненадолго…» Девушка облокотилась на белый подоконник. Пальцы нащупали слегка тёплую кожаную обложку. «Что это?» Девушка взяла в руки небольшую записную книжку в мягкой чёрной обложке. Приложив его к носу, она ощутила знакомый чайный аромат. «Любопытство — грех», — шепнул ей голос совести, но девушка уже открыла книжку, изучая глазами печатные, слегка неровные буквы. Можно было подумать, что у такого вечно стремившегося к идеальной чистоте капитана такой же идеальный и чистый почерк. Да, чистый, без чернильных помарок, как это обычно бывало в записях Ханджи, но не каллиграфический, как у Смита. Красивому почерку учили обычно детей из знатных семей или хоть немного образованных. Леви же вырос в трущобах. Где ему там было учиться каллиграфии? Впрочем, его аккуратные, пускай и немного кривоватые, печатные буквы были намного понятнее, чем изощрённый почерк Эрвина. Ури уже успела сравнить их манеру письма — часто помогала то одному, то другому в заполнении бумаг.

Глупое сердце, не бейся! Все мы обмануты счастьем, Нищий лишь просит участья… Глупое сердце, не бейся. Месяца желтые чары Льют по каштанам в пролесь. Лале склонясь на шальвары, Я под чадрою укроюсь. Глупое сердце, не бейся.

Рейсс легонько провела по странице пальцами. «Вот, значит, те самые стихи капитана Леви?» — подумала она, дрожащей рукой переворачивая страницу. Ей казалось, что она сейчас занимается чем-то очень нехорошим. Не сняв обувь, влезает в скрытое ото всех сокровенное место. Только живой, чтоб его, человеческий интерес так и манил её приоткрыть кисею тайны, узнать, что творится в душе этого, на первый взгляд, холодного человека. Открытие это казалось ей таким необыкновенным и чарующе интимным, что сердце тут же бешено забилось от переполняющего волнения.

Неправда, друг не умирает, Лишь рядом быть перестает. Он кров с тобой не разделяет, Из фляги из твоей не пьет. В землянке, занесен метелью, Застольной не поет с тобой И рядом, под одной шинелью, Не спит у печки жестяной. Но все, что между вами было, Все, что за вами следом шло, С его останками в могилу Улечься вместе не смогло. Упрямство, гнев его, терпенье — Ты все себе в наследство взял, Двойного слуха ты и зренья Пожизненным владельцем стал. Любовь мы завещаем женам, Воспоминанья — сыновьям, Но по земле, войной сожженной, Идти завещано друзьям. Никто еще не знает средства От неожиданных смертей. Все тяжелее груз наследства, Все уже круг твоих друзей.

Фарлан и Избель, 845 год.

Рейсс вздрогнула, словно её ударило молнией. Она мало что знала о прошлом капитана. Только то, что поведал ей сам Кенни. Только сейчас Ури подумала, что Аккерман прежде всего обычный человек. Уж больно принцесса привыкла к тому, что капитан — сильнейший боец человечества. В его прошлом были люди, которых он сильно любил. Люди, которые покинули его. Во рту появился кислый привкус. Только сейчас она полностью осознала слова Эрвина: «Мы все теряли». Девушка, перелистнув несколько страниц, остановилась на последней исписанной. На ней стояла сегодняшняя дата.

Так спокойно, когда она рядом сидит, Словно воздух вдруг чище стал, Когда мирно сопит, свернувшись клубком. Понимаю, зря счастье искал. Оно нашло меня само, Но не сразу его разглядел я. Мелькнуло оно средь алых плодов — Только тогда и заметил. На круглом лице невинности след Был стёрт рукою смерти. Хотелось бы мне её защитить, Да вот, боюсь, не сумею. Много я видел искалеченных душ, Сломанных детских улыбок, Но смотреть на её увяданье намного больней — Ненавижу своё я бессилье. От неё не нужна мне любовь или дом, Пусть только будет рядом, Пусть лежит на диване, сомкнув глаза, Только б чувствовать, что она рядом. Быть может, однажды она зацветёт, Кто-то другой ей подарит улыбку. Я не буду преградой для счастья её — Она молода и прекрасна. У жизни своей многого не прошу, Притязаний больших не имею, Мне достаточно быть лишь тенью её, Я лишь наблюдатель сторонний.

В коридоре раздались приближающиеся шаги. Ури дрожащими руками захлопнула записную книжку и положила её на место. За окном всё стало тихо. Видимо, Аккерман уже со всем разобрался, пока она так нагло изучала его записи. Отойдя от окна, девушка вернулась на диван, нащупывая руками оставленную книгу. В голове беспокойными мотыльками метались мысли. У неё вдруг появилась одна догадка, но она тут же отпихнула её от себя, как нечто опасное, да и маловозможное. «Мало ли кто спит на этом диване. Ханджи вон тоже часто приходит сюда». Ощущение того, что она узнала какую-то тайну не покидало её. Было стыдно смотреть в глаза Леви, когда он вошёл в кабинет. — Чай уже готов, — сухо оповестил он, устало потирая виски. — Ну и солдаты нынче пошли. Детский сад. Ури не ответила, лишь поджала под себя ноги, положив голову на колени. Ей было хорошо в присутствии Аккермана, но она никогда не думала, нравится ли он ей или нет. Да и был ли смысл об этом думать? Мысли её занимали многие вещи, и любовь среди них явно где-то потерялась. Только сейчас от мысли, что у капитана может быть возлюбленная, стало как-то не по себе. Тело и разум будто обдало холодом. Липкое разочарование, в котором она не могла признаться самой себе, пролезло в её душу. Ей не хотелось, чтобы кто-то ещё спал на её любимом диване. Не хотелось делить с кем-то этот спокойный уют, который возник между ними двумя.

***

За день до отправки в Марлию Эрен всё-таки застал Ури в полном одиночестве. Девушка крутилась возле груши в тренировочном зале, оттачивая боевые приёмы, которым её учила Микаса. Отсутствие подготовки в военном корпусе давало о себе знать, и, чтобы сильно не отставать от других, принцессе были назначены занятия, которые Ханджи, долго не думая, скинула на членов элитного отряда. — Надо поговорить, — достаточно сухо оповестил её Эрен, скрещивая на груди руки и облокачиваясь о каменную стену. Ури, смахнув со лба пот, вопросительно взглянула на него. — О чём? Девушка подошла к небольшой скамейке и, взяв полотенце, принялась вытирать вспотевшее тело. — Я видел будущее. Вот так вот просто. Без попыток как-то плавно подвести к главной теме разговора. Возможно, кто-то другой на месте Рейсс расхохотался бы, подумав, что это шутка, а может быть, и всерьез озаботился его здоровьем, решив, что Эрен просто сошёл с ума. Не каждый день можно услышать такую странную, граничившую с реальностью фразу. Только Ури как никто другой знала, что это возможно, и поверила в сказанные слова сразу, без сомнений. — Что-то страшное? — осторожно спросила она дрожащим голосом. Предсказания уж точно не могли быть хорошими. Если бы все было хорошо, они бы и не появлялись. — Твоя сила выйдет из-под контроля и сожжет весь Парадиз. Ури испуганно взглянула на него. Из рук выпало промокшее потом полотенце. — Только не говори, что когда я… когда я взорвусь… — Это случится раньше срока, — добавил Эрен. Ури уже успела рассказать ему о своей связи с Имир. Об обещании. О своём предназначении. Говорить с ним было об этом намного проще, чем с Хисторией или кем-то ещё. Эрен понимал её. Понимал, ибо сам не мог быть до конца открытым с близкими людьми. Ради их же безопасности. Они оба волей-неволей были связаны с прародительницей Имир. Оба несли свой крест избранных, который только на словах был золотым и почетным. Нет, настоящий крест избранного тяжелый, практически притягивающий тебя к земле. Бремя, лишающее тебя нормальной жизни. — И как это понимать? Эрен сделал шаг вперёд, хватая девушку за запястье. В тот же миг перед ними заметался столп ярких искр. Девушка закрыла глаза. Множество обрывистых кадров пролетело в её сознании. Каждый страшнее предыдущего. Она вскрикнула. Эрен отпустил её запястье, сделав шаг назад. — Это всё серьёзно? — тихо спросила Ури, опускаясь на пол. — Разве в наше время бывает по-другому? Эрен сел рядом, устремив задумчивый взор на потолок. Он как никто понимал, что сейчас испытывает девушка, осознавшая своё будущее. Они — лишь жалкие пешки, для которых уже уготована своя судьба. Причём не самая завидная. — И что делать? — осторожно спросила она. — Ты ведь понимаешь, что эту силу дала мне Богиня? Она не заберёт её так просто. — Просто не заберёт… Думаю, если мы поменяем условия вашей сделки, Имир передаст силу мне, только ты… — Эрен сглотнул. — Это догадки, но, думаю… Понимаешь, Имир воскресила тебя и, скорее всего, при помощи этого огня. Ты — его временное хранилище, которое он поддерживает живым для своего комфорта… Если забрать эту силу, то ты, возможно… — Умру, — слишком безразлично закончила она, после чего вздохнула. — Ну, и что за обряд? Эрен удивлённо уставился на неё. Кто в здравом уме так просто воспримет весть о собственной смерти? Такая реакция показалась уж очень ненормальной. — Ты согласна на это? — всё ещё не веря своим ушам, спросил Эрен. — Согласна умереть? — Но ведь если не соглашусь, умрут другие, — безразлично пожала плечами принцесса. — Есть выбор? — Тебе как будто нравится твоя роль спасителя! — изумлённо выговорил Йегер. — Такое чувство, что ты мечтаешь умереть! — Ну, разве не для этого мою жизнь спасли? Я хотела быть сильной. Вот. В моих руках сила. Я могу спасти сотню людей, отказавшись от дьявольского огня. Спасти их, раз уж не смогла уберечь Фриду. Про то, что умру, знала с самого начала. Единственное, что меня волнует, так это то, что не будет того, кто сожжёт всех титанов. Да и кто сказал тебе, что Имир так просто поможет нам? — Рейсс внимательно взглянула в его глаза. — Откуда тебе знать, Эрен? Парень замялся. — Это лишь мои предположения, выдвинутые после прочтения исторической литературы, что хранили поклонники стен. Я предложу Имир отдать твою долю мне, так что титаны всё равно будут гореть синим пламенем, Ури. — Да, но почему она должна согласиться? — Прародительница многие века жила для Фрица. Рожала ему детей, вспахивала поля, убивала врагов. Она защищала этот мир не потому, что любила его, а потому, что так приказал король. Даже своих родных дочерей Имир не любила по-настоящему. Она — рабыня, живущая лишь для служения. Эта Богиня просто не знала, как жить по-другому. Не знала, что такая жизнь возможна для неё. У вас много общего. Ури зарделась. Руки её сжались в кулаки. — Ты думаешь, что я рабыня? — Я думаю, что ты тоже живёшь не так, как того хочешь, — холодно ответил Эрен. — Приняла свой ярлык и гордишься им. Сама подумай. Готова умереть, если это надо миру. Готова страдать, лишь бы помогать другим. Вы с Хисторией так хотите, чтобы вас любили. Хороших ведь любят, правда? Нет ничего плохого в том, чтобы помогать людям. Плохо, когда в тебе нет ни капли здравого эгоизма. И одно дело, когда ты спасаешь мир, потому что хочешь этого, и другое — когда делаешь это лишь из-за того, что тебя назвали героем. Имир, как и ты, верила, что по-другому жить для неё невозможно. Она — рабыня, ты — спасительница, жертва нашего мира. Только жертва может так спокойно принять свою смерть. Только рабыня может жить по чужой указке, боясь мыслить о чём-то другом. — И что, по-твоему, я должна сделать? — невесело усмехнулась Ури, отворачиваясь от друга. — Позволить другим умереть из-за своего эгоизма? Так я рабыней быть перестану? — Просто мне интересно, куда делась та девушка, которую я знал полгода назад? Думал, ты уже сняла с себя клеймо «героиня» и подумала, как улучшить свою жизнь. И вообще, ты первая спросила, почему ты и Имир похожи. Думаю, она увидит то, что заметил я, и освободит тебя, поняв, что вы родственные души. — Та, ради которой я готова была дать себе шанс, сейчас закопана в землю, — безэмоциональным голосом ответила Ури. — Сейчас не вижу смысла во всём этом разговоре. Сделай то, что должен, и будем свободны. — Ты любила её больше, чем просто подругу? — озвучил свою давнюю догадку Йегер. — Да, но разве это уже имеет значение?

***

Был уже обед, когда Ури и Эрен переступили порог старого особняка семьи Рейсс. В груди Ури завязался тугой узел, когда она пробежалась глазами по такой знакомой гостиной. Всё тут было как при жизни её семьи: та же мебель и тот же ковёр со странным узором; обстановка дома; словно застывшая, покрытая пылью старая фотография точно передавала время, когда в этом огромном здании жили люди. Когда семья Рода Рейсса ещё была семьей. Когда его жена и дети были счастливы и мирно жили, даже не подозревая о нависшей над ними опасности. — Я попробую взломать кабинет твоего отца, — сообщил Эрен, доставая из сумки-почтальонки железный лом. — Ты посмотри комнаты на верхних этажах. Рейсс кивнула, после чего медленно и нерешительно подошла к огромной лестнице из белого камня. Она уже знала, куда пойдёт в первую очередь. Можно сказать, что чувствовала это сердцем. Там, на верхнем этаже была комната Фриды. Ури захотелось перед смертью снова войти в неё, осмотреть обстановку, провести рукой по старым вещам, оставшимся в шкафу, запрыгнуть, как когда-то в детстве, на кровать сестры, в надежде, что откуда-то из пустоты раздастся её сердитое: «Флориана, сколько раз просила тебя не прыгать?». На верхнем этаже тоже было всё так же, как и прежде. Старый выцветший ковёр с эмблемой Стены Роза, покрытые тонким кружевом паутины, пыльные шкафы с детскими сказками. Всё, как раньше, только пыльное и неухоженное. Бледный желтоватый свет, проникающий из зашторенного окна, освещал кружившиеся в воздухе пылинки. Рейсс стало вдруг нестерпимо больно от того, в каком запустении оказался её собственный дом. Даже Род покинул его, не желая больше находится здесь. Даже он не следил за этим местом. «Мог бы хоть слугу попросить», — расстроенно подумала принцесса, подходя к двери из тёмного дерева. Надавив на ручку, она открыла её, после чего вошла внутрь, осматривая помещение. Небольшая комнатка, обставленная красивой мебелью, была очаровательна. Даже сейчас, под слоем пыли и паутины, она оставалась очень девичьей и по-своему милой. Туалетный столик из белого дерева, большая кровать со свисающими блеклыми балдахинами, огромный шкаф, заполненный платьями, да небольшой столик, заваленный книгами. Всё было здесь родным. Казалось, что вот-вот в комнату войдёт Фрида в своей любимой тёмно-синей ночной рубашке. «Скоро увидимся», — подумала Ури, подходя к туалетному столику и поднимая старую расчёску, покрытую настоящим серебром. Фрида всегда отличалась особой любовью к серебру. Никто в их семье не любил серебренные украшения так, как она. По крайней мере, так было по затихшим воспоминаниям Рейсс, которые за долгое время выцвели и поблекли не хуже старого балдахина. Человеческая память не самая надёжная вещь, но даже это не утешало расстроенную Ури, что винила себя, что не может вспомнить даже то, что любила готовить на завтрак её мать. В тяжелых мыслях принцесса выдвинула стул и села, смотря на себя в серое зеркало. Фрида частенько сидела за столиком вот так, тупо пялясь невидящими глазами в своё отражение. Девушка расчёсывала волосы и в такие моменты не реагировала даже на просьбу о помощи. Раньше Ури такая особенность не казалось странной или нелепой. Сейчас же она отчётливо понимала, что Фрида страдала, хоть и с талантом истинного иллюзиониста скрывала это от других. «От Рода страдали все. От своего долга мучался каждый». — Я нашёл обряд! В комнату влетел раскрасневшийся и запыхавшийся Эрен. В руках он сжимал старую, потрёпанную временем книгу с изображением маленькой девочки на ней. «История прародительницы Имир» — было написано тонкими золотыми буквами, что сильно сливались с пожелтевшей обложкой. — Быстро ты, — меланхолично бросила ему Ури, поднимаясь на ноги. — И что там? — Сам не ожидал, что она действительно будет в комнате твоего отца. Рассчитывал провести не менее пяти часов в поисках. — Эрен замялся. — Ну, так открывай и проводи, — не выдержав, огрызнулась Рейсс. — Чего ждёшь? — Так ты можешь… — Мы уже говорили об этом. — Я думал, ты захочешь попрощаться… — Просто открой эту чёртову книгу, и давай проведём обряд прямо здесь и сейчас! — Прямо здесь? Наткнувшись на сердитое лицо, Эрен мигом проглотил все слова. Впервые он не знал, что возразить. — Хорошо, — покорно ответил он, залезая на кровать и открывая книгу. — Но нужно найти кое-какие предметы. Ури было приятно ещё раз обойти свой старый дом, пускай и только для того, чтобы найти свечи и мел. Она будто окунулась в своё счастливое детство, вспомнила время, когда они с сестрами играли в игру «Найди предмет». Суть этой игры была проста до безобразия: Фрида берёт какой-нибудь предмет, затем прячет его в укромно месте. Дети же ходят и ищут его по всему дому, заглядывая в разные углы. Прислуга в те времена сильно ругалась, а Фрида лишь посмеивалась и спокойно занималась своими делами. Её часто оставляли приглядывать за младшими детьми, так что такая игра помогала ей и занять малышню, и выиграть себе время на личные дела. Маленький кусок мела Ури нашла в комнате Дирка. Вялые закрученные свечи хранились в спальне матери. Последним предметом был кинжал, но его-то как раз искать не пришлось — оружие всегда было с ней, висело на ноге в недавно купленных новых ножнах. — Сам обряд простой, — объяснял Эрен, рисуя на полу в комнате Фриды старинные знаки, которые нашлись в книге. — Я попадаю в мир путей и там разговариваю с Имир. Ури кивнула, зажигая ещё одну свечу. — От тебя мне нужна будет только твоя королевская кровь. — Йегер выкинул мел и отряхнул руки, удовлетворенно смотря на свои художества. — Только потомок Имир, контактирующий с королевской кровью, может вызвать её для разговора. Точно… — Эрен вдруг замер. — Ты ведь обладательница королевской крови! Рейсс потушила зажжённую спичку, после чего кинула на него удивленный взгляд. Эрен же, казалось, открыл для себя какую-то новую истину. Нашёл то, что постоянно выскальзывало из его рук, но теперь покорно распласталось на животе. «Имир подчиняется приказам человека, обладающего королевской кровью… Так почему Ури самой не разорвать их с Имир договор? С тем же успехом можно было попросить и Хисторию, только вряд ли она бы согласилась, узнав, чем это может обернуться для её сестры. Но ведь Ури сейчас рядом. Она не против потерять силу. Ей стоит только захотеть, и тогда даже мне не придётся выдумывать оправдания». — Ури! — Эрен развернулся к ней. — Ты должна приказать Имир разорвать уговор и передать свою силу мне. Только… — Эрен сглотнул нервный ком. — Только это действительно будет означать смерть. Ури согласно кивнула. Она и не надеялась на то, что будет спасена. Жизнь казалась ей чем-то недоступным для неё. Было ощущение, что она — ошибка. Та, что не умерла в срок, должна вернуться в землю. Она должна умереть вновь. Должна быть похоронена рядом со своей бедной семьёй. Вот её судьба. С самого начала план Имир был глупым и безнадёжным. Доверить ребёнку могучую силу. Сделать из него оружие возмездия. Рейсс не хотела убивать жителей Парадиза. Она верила видению Эрена. Верила, что её воскрешение было ошибкой. Вернув жизнь кому-то другому, богиня достигла бы большего. Умерев, Ури лишь восстановит равновесие. Ничего более. «Интересно, кто будет после меня лежать на диване капитана? — подумала она, садясь в центр нарисованного круга. — Что скажет Леви, когда узнает, что меня не стало? Кто та девушка, которую он так сильно любит? Разочаруется ли Хистория, и будет ли меня ненавидеть Эрвин?» «Ты должна верить. Верить в этот мир, как верила в него Габриэль». — Ури, нужно сделать разрез на ладони. — Эрен протянул ей свою ладонь, не отводя от её лица тяжелого взгляда. — Мы можем позже, если тебе нужно время… Рейсс потянулась к ножнам и вытащила из них клинок. Серебренная ручка блеснула в свете свечей. «Своей смертью я спасу вам жизнь. Это правильно решение. Капитан, простите». В памяти возник знакомый и такой уютный образ. Вечер. За окном льёт, не успокаиваясь, дождь. Где-то громыхает гром. Капитан Леви сидит за столом. Его тонкие бледные пальцы перебирают бумаги. Уставшее лицо, на котором были заметны морщинки. Чёрные, как смоль, волосы. Она не понимала, почему он тот, которого она вспомнила в этот момент. Проведённые в его кабинете вечера были такими уютными. Такими по-настоящему нужными. «Как обидно, что мы начинаем ценить что-то в самый последний момент», — грустно подумала Ури, сделав порез на руке Эрена, после быстро порезала свою ладонь и, сморщившись от внезапной боли, схватила Эрена за руку. Кровь густой алой струйкой побежала по рукам и после большими багровыми пятнами упала на пол. Эрен зашептал необходимые слова. Ури закрыла глаза, про себя невольно произнеся молитву. Всё вокруг, казалось, заволокло красной дымкой. На этот раз пути не были похожи на огромное дерево с тонкими изогнутыми ветками. Ребята очутились в белом пространстве, где с неба свисали синие, переливающиеся нити. Дотронешься до одной, и сразу же перед глазами мелькают чужие воспоминания. Прошлое и будущее проклятого народа Имир. — Она идёт, — еле слышно прошептал Эрен, продолжая сжимать руку Ури. — У нас получилось. Он и сам не верил, что это возможно. Обряд сработал, и теперь план, который он так долго вынашивал, воплотится в реальность. Смерть Ури была единственной неприятной частью. Ложка дёгтя в бочке мёда. Необходимая жертва. Эрен успел привязаться к ней. Он не хотел терять ещё одного друга, и сердце его было переполнено болью. Терять друзей всегда тяжело. — Прикажи ей, и всё закончится. — Эрен крепче сжал вспотевшую ладонь Ури. — Попроси её оставить тебе жизнь. Если это возможно. «Надежда всегда умирает последней». Ноги утопали в песке. Ури вдруг показалось, что все её чувства обострились. Кровь так и забурлила в венах. Она тоже чувствовала. Тоже ощущала её приближение. Имир идёт к ним. Она совсем близко. Вот на горизонте показалась белобрысая голова. Длинная прямая чёлка. Худые руки. Грязное старое платье рабыни. Имир шла медленно, неторопливо, и с каждым её шагом мелкие иголочки, что бегали по телу Ури, усиливались. Только страха, что удивительно, не было, лишь смирение, блаженное и по-своему прекрасное. — Я, принцесса Флориана Фриц, дочь Рода Фрица, потомок короля Фрица, приказываю тебе, Имир, разрушить контракт, заключенный между нами, и передать всю мою силу Эрену Йегеру, титану-прародителю. Он исполнит твою волю. Он сосуд адского пламени! Было неловко указывать богине, что делать. В их первую встречу она была невинным и ничего не понимающим ребёнком, что даже не знал о какой-либо силе. Конечно, она не обладает титаном королевской крови, так что не сможет одним желанием освободить Имир или уничтожить всех титанов, но может передать силу Эрену. И этого было достаточно. Вернуть всё на круги своя. Разрушить нелепый договор её жизни. Спасти людей. Исполнить свою судьбу и умереть. Рейсс даже не стала просить сохранить ей жизнь. Она ждала смерти. — Я приму силу, только если Флориана Фриц будет жива! — выкрикнул Эрен, ещё сильнее сжав руку подруги. — Она потомок Фрица. Ты должна подчиниться, Имир! Богиня молча блуждала по Ури и Эрену пустым взглядом. Что она чувствовала? Досаду? Грусть? Разочарование? Это было непонятно. — Имир, Флориана, как и ты, достойна свободы! — предпринял ещё одну попытку Эрен. — Ты же тоже хотела быть свободной! Флориана не обязана спасать этот мир! Ури может быть тем, кем захочет, и она не выбирала путь, на который ты её обрекла! — Ури испуганно взглянула на Эрена, не понимая, зачем он сейчас всё это говорит. — Мы все рождаемся без клейма! Мы все можем сами выбирать, кем быть! Казалось, на лице Имир промелькнуло понимание. Но она продолжала молчать. Глаза её так и остались холодными и пустыми, словно у куклы лишённой всякой души. «Я оставлю немного адского огня в вашем теле, Флорина Фриц, — раздался в головах Ури и Эрена тоненький девичий голос. — Но ты, Эрен Йегер, не сможешь управлять огнём. Ты будешь лишь бессмертным сосудом. Согласны ли вы на это, потомок Фриц?» Ури нерешительно кивнула головой. Она словно провалилась под лёд, в ледяную воду. Смерть снова обошла её стороной, лишь слегка задев краем своего чёрного рваного плаща, лишь слегка погладила по голове своей костлявой рукой. Девушка непонимающе взглянула на Эрена, словно ребёнок, ищущий ответа на очень важный вопрос у родителя. Тот лишь облегченно улыбнулся. — Теперь ты свободна, Ури, — прошептал он. — Ты свободна от всех клятв и можешь жить так, как того хочешь ты. Ты свободна, Ури. Ты свободна. Тебе не обязательно быть особенной. Всё вокруг закружилось в адском вихре. Что-то обожгло ей руку, и она вскрикнула. В глазах потемнело. В горле пересохло, а в ушах зазвенели колокольчики. Грудь словно разрывало. Что-то огромное и мощное выходило из неё. Обжигало своим жаром. Последним её ощущением была несвойственная ей ранее легкость. Девушка раскрыла глаза и встала на колени. Путей не было — они словно растаяли в воздухе. Ури снова была в комнате Фриды, в центре нарисованного мелом белого круга. Рядом без сознания лежал Эрен. На его руке красовался отвратительный шрам, точно такой же, как и у самой Ури. «Я свободна?» Эта мысль просто не могла уложиться в разрывающейся от боли голове. Быть жертвой мира — её призвание. Кто она теперь? «Кто угодно!» Нужна ли вообще была ей эта выстраданная свобода? Может, было намного проще быть марионеткой, что танцует, когда хозяин дёрнет за верёвочки. Ведь только так она могла оправдать то, что она жива, а они умерли. «Почему ты думаешь, что она заботилась о тебе только потому, что ты была её надеждой?» Ури провела рукой по взмокшим от пота волосам, после чего вскрикнула. Пряди больше не были тёмно-рыжего цвета. Они были чёрными! Девушка подползла к туалетному столику и взглянула на своё отражение. Круглое бледное лицо. Голубые большие глаза. Длинные чёрные волосы. Она словно видела в зеркале отражение Фриды, а не своё собственное. Они с сестрой действительно были очень похожи. «Я свободна». Глаза снова заволокла чёрная дымка, и принцесса упала на пол, больно ударившись головой о туалетный столик.