Элдийская принцесса

      Пахло пеплом. Небо чёрное от густого, противно пахнущего дыма. Куда ни глянь — огонь, бездушно пожирающий всё на своём целеустремлённом пути. Везде хаос. Боль. Смрад. Люди, захлёбывающиеся криками горького отчаяния. Казалось, ад спустился на землю, и сам Сатана устроил здесь для себя и своих подчиненных праздник. Он без капли сострадания наказывает грешников, заставляя их гореть в адском огне, заставляя смотреть малых детей, как умирают их близкие. Что они сделали? В чём были виновны? Безрассудному судье всё равно. Он не нуждается в мудром адвокате — сразу вершит правосудие. Среди этого кошмара возвышается она. Нет, Она — центр этого кошмара. Причина ужаса и отчаяния. Источник этого всепоглощающего синего пламени. Казалось бы, такая слабая, стоит на худых дрожащих ногах. Рыжие космы, перемазанные в чём-то непонятном, хлестают её по перекошенному от злобы лицу. Глаза сверкают безумием и глубокой болью. Лукавая улыбка. Нет, больше самодовольная ухмылка. — Почему я должна пожалеть их? — спрашивает она, удерживая огромные шары синего пламени в руках. — Люди забрали у меня всё. Семью, свободу, женщину, заменившую мне мать, Габриэль, что всегда была рядом со мной, наставника, человека, которого я могла назвать отцом. Никто из них не пожалел меня. Все думали лишь о своей выгоде. Всех хотели лишь защитить свою грязную шкуру. Никто. Никто, Эрен, не смеет судить меня за то, что я делаю! Может, всем людям и правда лучше исчезнуть? Стать пеплом. Избавить мир от своего губительного влияния. Если я убью всех, то никто уже не сможет забрать у меня Хисторию — единственного родного мне человека. Не мешай мне, Эрен. Не пытайся остановить меня! Она просит его не мешать, но сама медлит. Глаза наполняются слезами. Её как будто разрывает изнутри две противоречивые эмоции. Она не хочет, чтобы он её остановил, но в то же время надеется, что Эрен её не послушает. А он что? Что он может сделать? Стать Титаном? Ну, так огонь Ури быстро истребит его оболочку и, если повезёт, и его самого. Быстро и беспощадно. Уговорить? Но будет ли она слушать? — Я тоже потерял мать и отца, — находит нужные слова Эрен. — Я тоже ненавижу тех, кто обрёк нас на это, но ведь это не значит, что нужно уничтожать этот мир! — Мне плевать на этот мир. Мне плевать на справедливость. Снова слёзы. Горькие, солоноватые. Слёзы боли и осознания, что выхода больше нет. — Я хочу лишь защитить сестру, — тихо прошептала она, и Эрен громко закричал, протягивая ей руку. Рука искусана. Вся в крови. Эрен замечает то ли откусанный, то ли отрезанный палец. Ури закрывает глаза, и огромные шары синеватого огня взрываются в её руках, разносятся по воздуху, мгновенно убивая всё живое, отравляя ядом ни в чём не повинных людей. Снова эта сумасшедшая ухмылка. Этот наполненный болью взгляд сломанного человека. Уставшего настолько, чтобы решиться уничтожить всё. И эта сила, дурманящая рассудок вседозволенностью, потакает её желаниям.

***

      Эрен открыл глаза и, тяжело дыша, сел на кровати, сжимая в руках край одеяла. Лоб покрылся холодными капельками пота. Сердце стучало как сумасшедшее, готовое вырваться из груди в любую секунду. Рядом, напрягшись, сидел Армин, одетый в форму разведки. — Эрен, ты чего? Эрен вытер потный лоб тыльной стороной ладони, стараясь выровнять дыхание. — Что произошло? Почему ты в форме? Армин поднялся с пола и сел на край кровати, продолжая взволнованно смотреть на друга. — Письмо от Жана пришло. Ханджи сегодня отдала мне, пока я на дежурстве стоял. Габриэль убили. Она узнала тайну мужа Ури, и наша принцесса… В общем… она убила его. — Габриэль… Ури и убила? Представить такое было сложно. Ури всегда была мила и даже выступала против солдатских драк. Парень вспомнил её улыбку. Такую чистую, заражающую весельем. Чтобы она и убила кого-то? — Жан пишет, что после этого они с капитаном Леви прикрыли скрытую лабораторию, — продолжил рассказывать Армин. — Я хотел поделиться с тобой, вот и пришёл разбудить. Только стоило тронуть тебя, как ты сразу резко вскочил. Всё хорошо? — Да, Армин. Всё хорошо. Что там дальше? Дышать стало легче. Сердцебиение успокоилось. Осталась только тяжёлая тревожность. — Жан пишет, что Ури сама не своя: без колебаний убила доктора. После всю дорогу упрекала капитана в том, что он не убил второго доктора. Чтобы она и что-то капитану говорила? Всегда же уважала его, слова лишнего сказать не могла. «Быть может, это был не просто сон?» — промелькнула у него в сознании пугающая мысль. Эрен уже когда-то увидел видение того, как Ури взрывает всё на своём пути. Может, этот сон — предупреждение о чём-то ужасающем? — Армин. — Арлет замолчал, покорно уставившись на своего товарища. — Сколько времени? — Через час построение. — Ясно. Больше Эрен ничего не спрашивал. Голова сильно заболела от пугающих предположений. «Сама не своя, значит, — рассуждал Эрен, потирая виски. — В том сне Ури выглядела как самая настоящая сумасшедшая. Что, если смерть Габриэль так повлияла на неё? Или это только начало? Что она говорила? Человек, которого она звала отцом? Что, если в будущем Дариус тоже умрёт? Что, если его смерть станет катализатором этих событий? Почему вообще такая сила была дарована девушке с неустойчивой психикой?» Йегер тяжело выдохнул и поёжился. В комнате было холодно. За окном растелилась чёрная пелена. На ум пришло воспоминание из детства, когда его мама в один из зимних вечеров читала сказку о девушке, что одним прикосновением могла заморозить любой предмет. Звали её Эльзой, и сила в ней крылась огромная. Настолько огромная, что её приходилось сдерживать, используя специальные перчатки. Только вот сила росла, копилась, требовала свободы и в момент эмоциональной вспышки явила себя. Нет, не зря Бог не даёт обычным людям магическую силу. Не зря. Дать человеку возможность пользоваться магией — всё равно что сделать его Богом. А Бог должен нести ответственность и не позволять эмоциям взять над ним верх. Сила — штука опасная, кому попало от греха подальше не даётся. «Разве может травмированный ребёнок обладать такой мощью? Ещё одна потеря, и она сойдёт с ума. Потеряет контроль над этой силой. Нет, неспроста мне приснился этот сон. Ой, неспроста. Но почему именно я должен был увидеть сон? Или то, что однажды я смог увидеть пророчество, связанное с Ури, так… Нет. Мой отец был тем, кто убил её семью. Я был тем, кто промыл ему мозг, чтобы он расправился со всеми детьми Рода. Это я причина смерти её любимой Фриды. Может, это связало нас?» Психика человека — вещь хрупкая, неустойчивая. Ури, будучи ребёнком, увидела смерть родных, ощутила на себе, что такое настоящая слабость. Каково это, когда ты не можешь помочь родному человеку. После предательство отца. Годы, проведённые взаперти, и, наконец, вес чужих ожиданий. Огонь подчиняется её воле, но разве это сделало её счастливой? Сильной — да, но не счастливой. Сильная Ури не смогла спасти Габриэль. Имея огромную силу, она не смогла уберечь своего родного человека. И если этот удар она переживёт, то вот следующий явно столкнёт её рассудок в проспать. Тогда полетит всё. Тогда весь Парадиз начнёт гореть. Армин снял с себя куртку и бросил её на стул рядом с кроватью. — Я спать. Завтра твоя очередь дежурить. — Я заберу у неё силу. — Что? — Я понял тебя.

***

      В Тросте, как всегда, было оживлённо. Город гудел, подобно огромному пчелиному улью, где каждая пчела выполняет свою работу. Каждый торговец, каждый покупатель считал своим долгом обсудить новую сенсацию, о которой сегодня была напечатана статья в «Газете Берга». — Представляете, Ури Уокер сильно больна! Лежит в крови уже третий день и даже отказывается от еды! — Да что вы?! И что с ней? Может, отравление? Или беременна? — А вы не читали сегодняшнюю газету? Уокера ещё три дня назад наёмный убийца заколол! Суд только недавно вот прошёл. Казнили и его, и доктора. Говорят, что знать воровала детей из приюта и ставила над ними опыты! Уокер заказал наёмного убийцу, чтобы расправиться с человеком, который узнал об их тайне и решил обо всём рассказать. Только жертва заплатила больше, чем заказчик. — Да что вы! Бедная супруга! Наша принцесса наверняка страдает. Родной муж и такие вещи вытворял!       Леви, по совету Эрвина, представил ситуацию перед судом совершенно в другом свете, а позже сделал то же самое и перед журналистами, заставив их вылить побольше дерзкой лжи в адрес знати. Нет, Аккерман не врал, скорее, пустил по ложному следу. Бойкий мозг журналистов сам додумал подробности и без особых метаний выложил их на бумагу. Теперь каждая собака в городе и за его пределами сердито и недоверчиво косилась на каждого знатного человека, что хоть немного был знаком с Уокером. Каждый жалел безутешную вдову и поливал грязью имя бездушного покойного. Мария, кстати, не прожила даже одного дня. Угасла быстро, словно только и ждала возможности уйти на другой свет. Видимо, мучил её сын, пытаясь продлить вялую жизнь. Как бы там ни было, знать теперь молчала. Да и кто после такого инцидента будет что-то говорить? Никого из верхушки, конечно, не наказали и прилюдно не судили. Доказательств нет. Да только народу для обвинения в качестве доказательства хватит и простых предположений. Все знали, что Даниэль — представитель высшего общества. Не могла верхушка ничего не знать о его делишках. Теперь так называемые «хозяева жизни и истинная власть» молчали, боясь даже лишний раз заикнуться о своей силе. Народ теперь только своей королеве и верил. Бросит же работу и пойдёт с вилами честь обманутой королевской семьи защищать. А ведь если народ работать не будет, так и все предприятия закроются. Не станет же знать сама свои руки марать!       Впрочем, до всего этого Ури уже не было никакого дела. На смену ненависти пришла липкая апатия, и девушка целыми днями бревном лежала на мягкой кровати, нервничая каждый раз, когда кто-то из слуг пытался открыть окна. Габриэль — её подруга, сестра, близкий и родной человек, которого она любила всем своим сердцем — умерла. Ушла туда, откуда нет возврата. Она снова ощутила себя слабой, ничего не контролирующей девочкой. Огромная сила может выходить из её рук, но это не помогло защитить Габи. — Капитан Леви завтра собирается в штаб, — оповестил Ури Эрвин, заходя в спальню. — Не собираешься с ним? — А зачем? — Ури слегка привстала, чтобы посмотреть на Смита. — Что ты тут забыл? Эрвин столкнулся с безразличными глазами девушки, и по его спине невольно пробежались холодные мурашки. Увядание человека — не самое приятное зрелище. — Ури, — ласково произнёс он, — Габриэль не хотела бы… — Да какая уже разница? — возмутилась вдова Уокер. — Её нет, Эрвин. Больше нет! Для чего мне вообще жить? Девушка села на кровати и поджала под себя ноги, пряча лицо за волосами. — Ты зря пришёл сюда. Уйди! Смит ничего не ответил. Лишь быстрым и уверенным шагом пересёк комнату и раздвинул тяжёлые шторы. Девушка зашипела словно вампир увидевший солнце. — Я тоже многих терял, — тоном, не принимающим возражения командующего, начал он. — И не только я. — Эрвин присел на край кровати принцессы. — Только как бы ни было трудно, как бы тяжело ни было, нужно идти дальше, ибо есть в этом мире определённая цель. Я соболезную твоей утрате. Габриэль была славной девушкой. Только вот, думаю, она бы хотела, чтобы ты была счастлива. — Да какая уже разница? — не выдержав, снова перебила его Ури. — После смерти нет ничего — тьма и только! Буду я счастлива, не буду — какая разница? Она всё равно не увидит. Всё равно не узнает! Смит нахмурил толстые брови. — А как же другие люди? — осторожно спросил он. — Другим ты не хочешь помочь? — А мне есть дело до других? — слезы сами собой побежали по щекам. — Как я спасу мир, если не могу уберечь семью? Я … Мне… Мне страшно… Признание вырвалось из неё, словно приговор. Она не собиралась открываться. Видит Бог, не собиралась. Да только взглянув в эти серьёзные глаза, сразу же подчинилась. Эрвин приблизился к ней и прижал дрожащее тело к себе, медленно гладя её по голове. Он и сам точно не знал, почему сидит сейчас с ней. Почему пошёл, как только Леви попросил его поговорить с ней. Разумеется, можно сказать, что он делал это ради разведки, ради мира. Ну, или потому, что это попросил его сделать Леви. Только за всеми этими причинами крылась ещё одна, более значимая. И сейчас, когда девушка прижимается к нему и шмыгает носом, Смит уже и не был уверен в значимости тех, что расположились на поверхности. Ури же было действительно страшно. В этом огромном мире, наполненном чудовищными существами и ни кем не наказанной жестокостью, она была одна. Да, в её жизни есть Дариус, есть сестра. Да только если Габриэль так легко ушла из жизни, что стоит Закклаю и Хистории так же быстро исчезнуть? Где гарантия того, что она больше не переживёт потерю, что больше не придётся испытывать боль? Думала, что достаточно уже пережила, что чашу боли до дна выпила. Оказалось, нет. Жизнь может ещё удивить, и от этого становилось ещё страшнее. Она, несмотря на возраст и уже сформировавшуюся фигуру, оставалась ребёнком. Человеком, нуждающимся в защите, но в то же время мечтающим стать сильной, ибо собственная слабость ранила не меньше, чем утрата. Она мечтала вернуться в то время, когда они с Габриэль проводили время вместе. Когда они вместе могли мечтать. «Неважно, что нас ждёт с тобой, — говорил она, — я всегда буду рядом». Теперь же Габи — тяжелое воспоминание, человек ушедший во тьму навсегда. Ничто в это мире уже не будет как прежде. Никто не сможет повернуть время. Вернуть ей подругу. Вернуть те душевные разговоры, вернуть то тепло и поддержку. Кто-то может назвать её слабой. Сказать, что слишком много ноет и должна отпустить ситуацию. Да только разве можно её отпустить? Разве можно сделать вид, что всё хорошо? В её жизни не стало очень важного и дорогого для неё человека, и смерть виноватых никак на это не повлияла. — Половина моей души закопана в землю, — тихо прошептала она. — Разве может что-то быть как прежде? От её слёз рубашка Эрвина намокла и стала неприятно липнуть к телу. — Не может, — согласился Смит. — Прошлое наше ничто уже не вернёт. Это также недостижимо, как и воскрешение людей. Только вот, знаешь, в одном романе я вычитал одну очень ценную, как мне показалось, мысль: «Ты та, кто ты есть. Благодаря тем, кто тебе дорог. Потому что они — часть тебя. Перестав быть собой, ты похоронишь всё, что от них в тебе осталось навсегда». Отказавшись от своей жизни, ты предашь Габриэль. Да, она об этом, наверное, не узнает, но это всё равно будет предательством. Она ведь хотела, чтобы ты была счастлива. Хотела, чтобы ты достигла своей цели. — Ури подняла на Смита стеклянные глаза. — Я много кого терял. Леви много кого потерял. Ханджи. Все мы когда-то теряли дорогих людей. Теряли, оплакивали и шли дальше, понимая, что это повторится вновь. Мы не могли опустить руки, ведь наша общая цель была важна не только для нас, но и для наших погибших товарищей. Человек не уходит бесследно. Что-то от себя он так и оставляет, и пускай Бога нет и смерть это лишь тьма, ушедшие всё равно живут в наших воспоминаниях. Умерев, ты не сможешь вспоминать их, и тогда они уже умрут навсегда. — Но я не хочу снова переживать эту боль, — охрипшим голосом ответила ему Рейсс, крепче сжимая руками белую рубаху Смита. — Мир жесток, да только есть в нём и прекрасные моменты. Ты должна верить. Верить в этот мир, как верила в него Габриэль. Верить и жить дальше. У тебя есть Хистория, есть Дариус. Есть твои друзья. Живи и, может, пока ты не видишь в этом смысла, иди к своей цели. Исследуй мир. Позволь себе быть счастливой. Не убивай себя и помни, что ты не одна. Ури снова всхлипнула и виновато потупила взор. — Ты снова открываешь мне мир, Эрвин. Снова… — Завтра ты отправишься в разведкорпус вместе с Леви? — Да, Эрвин Смит, отправлюсь. — Вот и молодец. Мужчина потрепал её по голове, словно маленького ребёнка. Ури, снова шмыгнув носом, отстранилась, смущённо разглядывая сопливое пятно на белоснежной рубашке. Впервые за эти три дня ей стало стыдно перед кем-то. Тем временем дверь снова открылась, и в комнату неспеша вошёл капитан, смеривая сидящую на кровати парочку скрупулёзным взглядом. Как обычно, беспристрастное лицо, только глаза отображают беспокойство, да чисто человеческое сострадание. — Всё хорошо, Леви, — кивнул ему Эрвин. — Ну и славно, — было ему в ответ.       «Попросить Смита поговорить с ней было верным решением».