Элдийская принцесса

Настроен биться насмерть Или до конца дожить? Лишь укроти в себе монстра, И достигнешь ты вершин. Взмой, Феникс, взмой! Пришло твоё время править! Пускай станет пеплом Твой внутренний демон. Феникс, взмой! (Phoenix [League of Legends Cover Rus])

Пронизывающий осенний ветер жестко обдувал собравшихся на площади около дворца людей, заставляя тех кутаться в тёплые кофты и шали. Они с нетерпением ждали правосудия, и не было в их сердцах ни капли жалости или сострадания. Её, вымытую и одетую в зеленое платье, вывели на каменное возвышение, где солдаты королевской полиции собрали огромный костёр. Там уже стоял священник с горящим факелом в руках и читал какую-то ранее не слышанную Ури молитву. Когда она подошла к нему, её с силой заставили преклониться перед мужчиной, облаченным в чёрную рясу. — Дитя моё, все мы грешны, но Бог даровал нам исцеление от наших грехов. Он любит нас, своих детей, и даёт возможность попасть на небеса. — Он захлопнул библию и прислонил её к губам Ури. — Пусть священный огонь спасёт твою грешную душу. Рейсс слушала его молча, терпеливо перенося проповедь. Голова была пуста, мыслей совершенно не было, лишь звенящая пустота в черепной коробке. Она хотела одного: поскорее умереть, прекратив тем самым свою позорную жизнь. До неё доносились редкие выкрики публики, но значение казалось бы знакомых слов ускользало от неё, словно она в один миг разучилась понимать родной язык. Солдаты грубо подняли её и привязали веревками к столбу. Они знали, что она не будет сопротивляться, но всё равно максимально надежно завязали её руки и ноги, лишив возможности передвигаться. Священник снова открыл книгу и, придерживая одной рукой библию с трепещущими от ветра листами, а другой факел, начал громогласно зачитывать священное писание. Ури подняла голову и взглянула на смотрящих на неё людей. Среди незнакомых лиц не было ни одного родного или хотя бы знакомого. Её друзья не смогли бы смотреть на то, как её сжигают, поэтому их заперли, не дав шанса попрощаться с ней. Это было правильно и горько одновременно. Люди смотрели на неё со страхом, с таким же страхом смотрел на неё отец. «Пусть моя жизнь была короткой, но я рада, что смогла прожить последние мгновения на свободе», — сладко подумала она, закрывая глаза и поджимая тонкие губы. Горькие слезы потекли сами собой, оставляя на щеках мокрые дорожки. Перед сознанием мелькали обрывистыми кадрами воспоминания: зелёная шаль матери, теплые руки Ирис, нежные локоны самой Габи, Жан, играющий на гитаре, мальчик, что протягивает ей булочку и смеётся. Ночь, проведённая в кабинете Леви, библиотека Смита… Вспомнился даже запах одеколона главнокомандующего и его последние, сказанные ей слова: «Я думал мы похожи». Рейсс открыла глаза и взглянула на небо, тихое и спокойное, светлого-голубого оттенка, в нежнейшем из своих проявлений. Когда её семья была истреблена, Рейсс казалось, что весь мир должен рухнуть, погрузиться во тьму, а небо окраситься в красный, подобно тому, как замарались в крови священные белоснежные стены часовни. Но этого не произошло. Это всегда казалось странным и несправедливым. Кто-то умирает, а мир живёт дальше, принимая новых гостей. Её сожгут, а небо останется таким же: девственно-чистым, как будто люди под его сияющим сводом не совершили преступления над человечностью в это сентябрьское утро. Она уже смирилась со смертью, а прекрасная осенняя погода лишь поддерживала в ней это смирение. Сейчас она стояла перед Богом, а не перед раздраженной толпой, слушала далекое пение птиц, а не заунывную проповедь, смотрела на небо, а не на бревна под её ногами. Королева Хистория стояла с Уокером на балконе и с каменным лицом наблюдала за действием. Позади находился Закклай и сжимал кулаки, представляя в голове, как пытает Уокера, обвинив того в измене. Это всё, что он мог. Даже его власти было недостаточно, чтобы спасти её: единственную дочь, которую он полюбил всем сердцем. Народ — истинная власть. Запуганный народ — истинный катаклизм, а вот тот, кто управляет запуганными людьми, — сущий дьявол, и этим дьяволом на данный момент являлся Уокер. Пока знать поддерживала его, он мог управлять даже королевой и верховным, только вот Закклай знал, что так будет не всегда и стоит только Даниэлю оступиться, как тут же его знать найдёт себе новую игрушку. Тогда Дариус припомнит всё и отомстит Уокеру за то, что он сотворил самым жестоким и бесчеловечным методом. Хистория была бледна и холодна, словно фарфоровая статуя. Дариус знал, что она на пределе — прошлой ночью крики королевы были слышны по всему дворцу. Она стояла здесь, потому что Уокер пригрозил пустить слух о нежелании королевы поддерживать знать. Он словно желал ей боли, ведь нет пытки более изощренной, чем заставить человека смотреть, как умирает его близкий, которому он не в силах помочь. — Да отчистится её грешная душа! — воскликнул священник и дотронулся факелом до бревен. Огонь начал медленно расползаться и вскоре под одобрительный гул толпы полностью охватил бревна, поднимаясь всё выше к ногам девушки. — Нет! — вскрикнула Хистория, падая на колени. — Спасите её, я приказываю! — Королева, — стоящие рядом солдаты схватили её за руки и заставили подняться, — держите себя в руках. Ури зажмурилась, ощущая жар огня на ногах. Скатилась последняя слезинка, и она громко закричала, задрыгав руками. Пламя полностью охватило её, обжигая кожу и причиняя нестерпимую боль, а люди смотрели и радовались. Никого не тронули душераздирающие крики. Боль продлилась недолго, её сознание поглотил мрак — девушка отключилась.

***

Было холодно. Очень холодно. Ури открыла глаза, щупая руками проваливавшуюся под ней землю. По ощущениям это был песок, самый обыкновенный и ничем не примечательный. — Флориана, — прозвучавший голос вызвал приятную ностальгию, — вставай. Рейсс распахнула глаза и резко встала, смотря на сидевшую перед ней Фриду. Сестра была облачена в белое платье, в точно таком же Ури видела её в последний раз. Круглое лицо, голубые глаза, длинные черные локоны, она была живой, словно никогда не умирала, словно не её тело скрылось в чёрной глотке титана. Девушка всхлипнула, всё ещё не веря в происходящее, и кинулась на шею сестры, желая получить столь желанное тепло. Но сестра была холодной, словно лёд. — Дорогая, сколько можно плакать? — Фрида положила руку ей на макушку. — У нас с тобой так мало времени, мы должны успеть поговорить. — Поговорить о чём? — спросила Ури, поднимая голову. — Смотри. — Фрида отстранилась, заправила выбившийся локон за ухо Ури и кивнула головой в сторону. Их окружало звездное небо, что сверкало и переливалось розовыми и фиолетовыми цветами. Посередине разрослось дерево с длинными тонкими ветками, уходящими в небосвод, и веяло от этого дерева такой тоской и тонкой ностальгией, что сердце сжималось от одного только взгляда на искрящиеся серебром ветки. — Это пути, — объяснил мужской голос, — место, где жизнь пересекается со смертью. Дом прародительницы Имир. — Улькин? — Рейсс обернулась и, завидя брата, вздрогнула. Он стоял позади них и внимательно наблюдал за переливающимися нитями, какими были обвешаны тонкие ветки. Его лицо было беспристрастным, совершенно ничего не выражало. Было странно видеть его таким. Улькин Рейсс всегда был добр и, беря пример с Фриды, безвозмездно помогал людям. Брат был весел, постоянно шутил, а сейчас представший перед ней мальчишка с глазами, словно сделанными изо льда, и мраморным холодным лицом, казался ей лишь бледной тенью прежнего Улькина Рейсса, не более. — Флориана, — Фрида взяла сестру за руку, — ты не должна позволить им сделать это с собой. Ты не имеешь права на смерть, сестрёнка. — Не имею права на смерть? — переспросила Ури, ощущая подкатившийся комок. — Но я ведь уже умерла! — Нет, — Фрида покачала головой, грустной улыбаясь. — Помнишь, я читала тебе на ночь сказку про богиню Имир? Девушка кивнула, припоминая тот зимний вечер, когда сестра вошла к ней в комнату, принеся с собой толстую книгу в красивой золотой обложке. На дворе была уже ночь — все в доме спали, и только они сидели на кровати и изучали принесенную сестрой книгу. Фрида своим тоненьким голосом читала, а маленькая Флориана сидела рядом и с детским любопытством рассматривала нарисованную девочку в рваном платье с деревянным ведром в руках. — Дорогая, прародительница Имир нуждается в помощи. Она связана и не может поступать по своей воле. Но она хочет мести. Желает свободы. Имир спасла тебя, но любая услуга Богов не может не иметь цену. Все в этом мире имеет цену, в том числе и твоё возрождение! — Но я не просила! — возразила Ури. — Разве я этого просила?! — Её голос охрип. — Просила, — безэмоционально ответил брат, опуская взгляд на развернувшуюся к нему сестру, — ты не помнишь? Она помнила. Тогда, перед самой смертью. Она молила, чтобы ей был дарован второй шанс, молила о силе, которая могла бы сокрушить все и вся, просила возмездия. Маленькая девочка, всю свою короткую жизнь прожившая в уюте и ласке, постоянно прячась за мамину юбку, терзала себя за свою слабость, за свою трусость. — Мама, почему Фрида должна постоянно нас защищать? — спрашивала она, сидя на коленях у матери. — А что, если однажды с ней случится что-то плохое? Отец никогда не относился к старшей дочери с особой любовью. Он всегда ставил ее во главе, говорил, что Фрида — защитница семьи Рейсс и обязана будет умереть, если потребуется. Он так спокойно говорил о том, что Фрида — оружие, готовое даже на смерть, что у Флорианы невольно возникло чувство жалости и страха, хотя девочка всегда боготворила отца и никогда не смела думать о нем плохо. — Она сильная, Флориана, она может нас защитить, поэтому делает это, — отвечала ей мать, и маленькую принцессу устраивал такой ответ. Отец научил разделять людей на слабых и сильных. Тех, кто может что-то изменить, и тех, кто на это не способен. Если Фрида была сильной, значит, ее нельзя сломать. Она верила в это, верила, ведь была ребенком. Взрослые не могут соврать — они умные и всегда поступают правильно. Было больно осознавать, что это не так. Если бы в тот страшный час сильной была не только Фрида… будь Ури тогда постарше, имела бы она тогда храбрость и силу, то, возможно, смогла бы все предотвратить. Только она слабая и жалкая, прячущаяся за юбку матери девочка, и слишком много «если бы» в ее суждениях. Так бывает, когда о чём-то сожалеешь. «Пожалуйста, накажи его. Накажи его за то, что он сделал с ней. Как же жаль, что мы такие слабые, как же жаль, что я не могу защитить их», — её последние слова эхом прозвучали в голове, и она вздрогнула, тяжело задышав и опустив голову. — Имир услышала тебя. — Фрида развернула к себе сестру и холодными губами поцеловала девушку в лоб. — Услышала твоё желание и возродила, одарив этой силой. Разве не чудесно, дорогая? Ты стала её местью, её способом отомстить Фрицу. Ты, как сосуд её силы, не можешь умереть. — Но почему именно я? — Ури схватилась руками за белое платье сестры. — Почему именно я, Фрида? Может, я не хочу! Я хочу остаться с вами, хочу увидеть маму, хочу увидеть Адель, Дирка, хочу… я просто хочу… — Она всхлипнула, и слова утонули в горьких рыданиях. — Ты сама просила об этом. Теперь сделка заключена. — Фрида прижала к себе Ури и начала успокаивающее гладить по рыжим волосам. — Не переживай, родная. Имир даровала тебе несколько лет спокойной жизни. Ты можешь располагаться ими как того захочет твоя душа. — Но в чём тогда смысл? — Рейсс отстранилась, оставив после себя мокрое пятно на одежде Фриды. — В чём смысл всего этого? Улькин наконец перестал стоять как столб и приблизился к сёстрам, садясь перед ними на колени. — Когда Дрожь земли будет активирована, твоя сила вырвется на свободу, и тогда месть богини свершится, — его непривычно холодный голос пробирал до мурашек. — Ты бомба замедленного действия. Неважно, сколько раз ты будешь умирать, твоё тело будет восставать снова и снова. Ты месть Имир. Рождённая из мимолетного сияния её свободной воли. — Бомба замедленного действия… — прошептала Ури, пытаясь попробовать словосочетание на вкус. — Значит, через какое-то время я вернусь к вам? — с трепетной детской надеждой спросила она. Улькин положил свою широкую ладонь на плечо Ури и крепко сжал его, пытаясь вернуть сестру в чувства. — Ты так не любишь жизнь? — растроганно спросил он. В его голосе вдруг промелькнули тёплые нотки братской заботы, но тут же угасли в следующем предложении. — Тебе дали годы как награду, может, стоит насладиться ими? Не хочешь жить мирно — спасай людей, не хочешь спасать — живи мирно. Ты можешь жить как пожелаешь, но… — Разве ты не хотела измениться? — Фрида вытерла слёзы с щёк Ури. — Богиня дала тебе возможность сделать это, дала силу влиять на людей, ты исполнишь своё желание: стать другой. — А взамен буду являться сосудом для силы, что должна будет высвободиться в нужный момент, — закончила девушка, прикусив нижнюю губу. Она чувствовала, что особенная. Именно это чувство двигало девушкой в тот момент, когда она решилась попроситься наружу. Принцесса хотела быть особенной, в глубине души надеясь, что её «особенность» оправдает смерть Ирис, слёзы Габриэль, риск, на который пошла её новая семья. Только вот она никогда не была таковой. Особенной была сила, что хранилась в её теле. Сила прародительницы Имир. Мощь, которая поможет ей стать той, кем она хотела быть. Сама она не представляла из себя ничего, и это было очередным жестоким осознанием, особенно важным уроком жизни. Принцесса довольно долго блуждала в темноте, не понимая, кто она и что должна делать. Были лишь мысли, предположения, стремление оправдать чужие ожидания и бесконечная пустота. Словно слепая, она шла туда, куда вело сердце, придумывая для своих поступков оправдания. Обязательно геройские, весомые. Ей не хотелось сидеть в запрети в башне, и она придумала повод, возвышенный, чтобы оправдать риски. Может, уже стоит прекратить стесняться своего эгоизма и честно признать, что её тянет к миру, тянет к людям, тянет к загадкам? Стать главным героем книг, а не оставаться все время лишь читателем. Только такая цель ведь эгоистична, из-за неё могут пострадать самые родные, но если поводом является спасение всего мира, то это тут же меняет дело. Ей было противно думать об этом, но это было так, ибо правда редко когда бывает красивой и святой. Она простой человек и ничто человеческое ей не чуждо. Только вот когда опасность нависла над ее семьей, девушка сразу же приняла смерть, а не свои стремления. Если тогда девушка действительно, сама того не понимая, заключила сделку с Имир, то просто обязана была получить свою часть, ведь в сосуд для силы она уже невольно превратилась. Стать той, кем мечтала, признаться в своих желания без лишнего налёта пафоса, не прикрываясь спасением мира и яркой надписью «я особенная». Возможно, сейчас, когда сила освободилась, а она с уверенностью могла заявить, что это было так, ибо ещё помнила странное ощущение, что что-то ломается, отрывается, высвобождается, Ури действительно особенная и сможет сжигать гигантов пачками, но это все равно не делало ее сильнее, чем все те солдаты, что вскоре, собрав свою волю в кулак, пойдут на очередную миссию. Один отряд Леви мог уничтожить десятерых, не прибегая к красивым фокусам. Странная всё-таки магия вещь, вроде красивая, внушает страх, но все же не всесильная. Ты вроде особенный человек со способностями, но в то же время и нет. — Тебе пора возвращаться, — Фрида выдернула Ури из размышлений, — позаботься о сестре, пожалуйста. — Покажи им, на что способны Рейссы, — уже более живым тоном поддержал ее Улькин. — Помни, ты бессмертна, а значит, и боятся тебе нечего. Глаза тут же защипало. Здесь, в месте, где сталкивается смерть и жизнь, в месте, где переплетаются нити времени и судьбы, она чувствовала себя словно в их старом доме, в своей детской кроватке. Флориана и Улькин рядом и поддерживают её, как в старые времена. Словно не было тех долгих лет разлуки, словно они не умирали в тот страшный день. Ей хотелось остаться, очень хотелось, но жизнь манила ее обратно, убаюкивала разыгравшееся чувство тоски своими сладкими обещаниями об интересной и захватывающей жизни. Хотя выбора у неё все равно не было. Жить ей или умереть — теперь решает не она. — Но как же я вернусь туда? — с улыбкой спросила Ури, смахивая с щёк слёзы. — Я не смогу защитить сестру от бунта народа. Я слабая. — Почему же они тогда тебя так боятся? Из пустоты материализовался знакомый до боли силуэт. Высокий, с неплохим телосложением, в расслабленной позе. Лишь отсутствие шляпы не вписывалось в такой родной и привычный образ Кенни Аккермана. — Потому что я могу их сокрушить? — ещё шире улыбаясь спросила девушка, мысленно благодаря всех Богов за возможность снова встретиться с наставником. Кенни усмехнулся и достал из кармана сигарету, сунул ее в рот, слегка надкусив бумажную обертку. — Спасибо за то, что рассказала о моих чувствах Леви, я бы не смог.

***

Когда Ури открыла глаза, все вокруг неё по-прежнему было заволочено огнем. Шума толпы не было слышно из-за потрескивающих брёвен, а верёвки, которыми раньше она была привязана к столбу, сгорели, освободив от оков. Огонь окутывал девушку полностью, будто она была внутри органного цветка, что закрыл свои лепестки, подобно тюльпанам, что словно засыпают при наступлении темноты. Ей пришлось закрыть глаза, ибо жар сильно обжигал глаза. Но на удивление не кожу. Огонь не касался ее, не осмеливался приблизиться ближе. Было слишком жарко и невозможно дышать, поэтому ей пришлось решиться на то, чтобы выйти из огня. Ури собрала волю в кулак и сделала первый шаг навстречу своей новой, столь желанной судьбе. Её судьбе. — Пусть её тело продолжает полыхать на радость ангелам! — продолжал вещать священник, указывая рукой на ещё сильнее разгоревшейся огонь. — Только священный огонь может очистить душу от греха! Народ одобрительно закричал, засвистел, поднял головные уборы вверх, выражая всю свою радость, и тут же смолк, испуганно уставившись на выходящее из огня тело, перед которым алые языки священного пламени разошлись в разные стороны. Девушка с огненно-рыжими волосами вышла на каменный подиум целая и невредимая. Она оглядела столпившийся народ, чувствуя окружающий их страх, и в этот момент ей вдруг стало искренне жалко каждого, кто желал ей смерти. Ури видела в этих людях маленьких неразумных детей, что были напуганы внезапным появлением молнии в чёрном небе. Она боялась их, но на самом деле это они боялись ее. Когда-то король подверг гонениям людей из рода Аккерманов. Людей, обладающих сверхсилой и больше не желающих подчиняться ему. Словно бродячие животные, они вынуждены были жить в страхе, терпеть голод, убегать и прятаться, подобно крысам. Так великие воины, призванные служить королю и защищать людей, превратились в жалких существ, живущих в изгнании и забывших о своей силе, что способна была покорить даже самого короля. Если бы только они собрались вместе, если бы жили общиной, отстаивая свои права, если бы только вспомнили, кем являются на самом деле… Кенни вспомнил, вспомнил и восстал, став жестоким Потрошителем и на своём примере доказав, что зло порождает лишь зло. Люди боятся того, чего не понимают, того, что, как им кажется, может принести вред им самим. Они загоняют в угол инакомыслящих, пугают своей силой тех, кого считают врагами, запугивают, уничтожают из-за простого и нелепого страха. Магия Ури внушала им страх, и они нашли способ ее контролировать, придумали способ, как ее запугать, лишить воли и уверенности в себе. Только не учли одного: у Ури Рейсс был хороший наставник. Жесткий в своих суждениях и словах, но по-настоящему сильный, способный вспомнить о том, кто он есть от рождения, способный противостоять целому миру. Она больше не позволит никому держать ее взаперти, больше никто не заставит ее бояться. Тех, кого держат взаперти, боятся, а значит, у неё есть то, чем она может напугать. Это они будут дрожать от страха перед ней, а не она. — Как видите, святой отец, огонь не тронул меня, — с усмешкой сказала Рейсс, подходя к вспотевшему мужчине. — Я встретилась с Богом, и он вернул меня к вам, ибо я есть огонь, я есть его воля, и я рождена помогать человечеству. Разве то, что святой огонь не тронул меня, не есть лучшее доказательство того, что я говорю правду? — Богиня… — охрипшим от страха голосом ответил ей священник, падая перед принцессой на колени. — Посланный на землю огненный ангел. — То есть теперь я ангел, да? — Ури усмехнулась. Все же удивительная вещь магия — её боятся и боготворят одновременно.