broken

Три дня тянутся мучительно медленно. Я дежурю у твоей палаты часами напролёт. Мы с Хинатой иногда сменяем друг друга, чтобы немного перекусить или хотя бы попытаться вздремнуть, но это чистой воды лукавство, потому что мы оба знаем, что уснуть всё равно не выйдет. А ты всё никак не просыпаешься. Время кажется мне вечностью. Мучительно долгой и непостижимой. И я каждую секунду зачем-то надеюсь, что ты вот-вот откроешь глаза. Но ты не открываешь. Ты даже не двигаешься. И только приборы в твоей душной палате продолжают монотонно пиликать, повторяя за твоим размеренным сердечным ритмом. Он напоминает мне, что ты всё ещё жив. Ты всё ещё со мной. Это немного, но успокаивает. Зелёные линии на мониторе поднимаются то вверх, то вниз, рисуя странные узоры, и я боюсь, что однажды они могут превратиться в длинную ровную нить. Я ругаю себя за эти мысли, но всё равно не могу от них отделаться. Врачи только невнятно пожимают плечами на мои вопросы. Они не знают. Ничего не знают. У них нет никаких новостей. И я тоже совсем не знаю. Я больше ничего не знаю. Я смотрю на тебя через запятнанное окно в коридоре. Ты переломанный. Полностью. Разбитый вдребезги, как хрупкая стеклянная ваза, и я уже не в силах собрать осколки. Я почему-то всегда думал, что тебя невозможно сломить, что ты крепкий, как самая закалённая сталь, но, кажется, я ошибся. Я вообще всегда ошибаюсь. На тебе нет ни единого живого места. Это будто не ты. Я не узнаю тебя. Я просто отказываюсь в это верить. Это, наверное, кто-то другой, совершенно мне незнакомый, лежит сейчас на этой кровати, перебинтованный с ног до головы. Это не ты. Это точно не ты. Это не можешь быть ты. Но я просто обманываю себя, надеясь, что станет хоть чуточку легче. Но это не помогает. Ничего не помогает. Ты кажешься мне худее, чем прежде. Не светишься больше так ярко, как раньше, как я привык тебя видеть, и цвет твоего лица почему-то синюшне-серый. Будто потухший. Мёртвый. Словно солнце, всё это время ютившееся в твоей груди, почему-то тебя покинуло. Ты обвитый трубками, словно змеями, и на тебе чёртова кислородная маска, потому что ты не можешь самостоятельно дышать. Подай мне только один-единственный знак, и я без раздумий отдам тебе собственные лёгкие. Вдобавок сердце, желудок и руки — всё, что ты только попросишь. Это поможет? Пожалуйста, скажи, что да. Скажи мне хоть что-нибудь. Хотя бы два слова. «Привет, Чифую». Это совсем несложно. Но ты всё равно молчишь. И твои глаза крепко закрыты. У меня к тебе чертовски много вопросов. Как же это случилось? Почему это случилось? И почему же именно с тобой? Но самый главный мой вопрос — тот, что душит меня вот уже третий день и всё не даёт нормально дышать — почему же ты пошёл на это в одиночку? Ответь мне, Такемичи… В чём же твоя проблема? Ты больше не доверяешь мне? Не считаешь нужным говорить мне, что собираешься делать? Мы же обещали друг другу, ты разве не помнишь? И в огонь, и в воду — и только вместе. Как одна команда. Партнёры! Верно?.. Но почему-то мы с тобой сейчас по разные стороны стекла. И пока ты играешь со смертью в прятки... Я стою здесь живой и здоровый. И больше не знаю, что делать. Дракен мёртв, и я не понимаю, как всё пришло к этому. Всё ведь было так хорошо. Идеально. Мы с тобой добились лучшего будущего. Самого прекрасного, поистине сказочного будущего! Для нас и других «Свастонов». Так почему же ты испортил всё это? Почему же ты так поступил? Зачем ты вернулся? Зачем ты разрушил всё, что мы так долго строили? Я не нахожу причин. Похороны слишком сумбурные и суетливые, будто друзья всё куда-то торопятся, стараются закончить как можно быстрее, а я всё никак за ними не успеваю. Мои мысли спутаны, мой разум в полном беспорядке, и я запутался, так сильно запутался во всём, что с нами случилось. Я держусь из последних сил, пока ты наконец не приходишь в себя. Это кажется мне облегчением, но, к несчастью, весьма кратковременным. Коко мимолётно ухмыляется, когда выходит из твоей палаты, и просто кивает мне головой. Я долго медлю, прежде чем войти. Шаги мои валкие, неустойчивые, и я едва дохожу до ближайшего стула. Сажусь на него тяжело и грузно. Будто вешаю камень с верёвкой на шею и затягиваю покрепче узел.       — Я был на похоронах Дракена. Твои глаза открыты, но ты совсем на меня не смотришь. Всё глядишь куда-то вверх, в сияюще-белый больничный потолок, освещённый единственной лампой, и твой взгляд пустой и уставший.       — Все были в шоке… Из-за того, что произошло… Никто не мог в это поверить… — мой голос постепенно срывается с каждым новым словом, и кажется, что эмоции, что я так долго удерживал внутри, вот-вот грозятся вырваться из меня наружу. — Такемичи… Скажи мне, что с тобой произошло? Ты же… в будущем встречал Дракена, так ведь? Так и чего же он… Чего же он тогда умер?! Все ведь были живы и счастливы! Зачем ты снова вернулся?! Это из-за тебя Дракен ум… — я закрываю себе рот прежде, чем произношу последнее слово. Мне больно и страшно. Это совсем не то, что я хотел бы тебе сказать. Но, к сожалению, это горькая правда, с которой я по-прежнему не могу смириться. Будь это другое время, лучшее время, я сказал бы тебе совсем другое. Сказал бы, что мы справимся вместе, что всё обязательно образуется, но только я больше не верю в хороший исход. Я в отчаянии. Нет. В ужасе. Я хочу ответов, которых никогда от тебя не получу, и от этого только хуже. Меня тошнит от тебя и от самого себя. От всего и от всех вокруг. И я теряю над собой контроль. Я кричу на тебя так громко, что у меня закладывает уши. Мои фразы пустые и бессмысленные, и я не понимаю ни слова из того, что несу, но всё отчаяние вырывается из меня само, как вода, прорывающая шаткую плотину. Я кричу и также быстро замолкаю, прикрывая свой рот рукой. Шепчу «прости, Такемичи», и слышу в ответ «все хорошо, Чифую», но только всё совсем не хорошо. Всё плохо и отвратительно. И лучше уже не будет. Мои слова звучат жалко и чудовищно тихо — это что-то между шёпотом и подавленным криком — но когда ты не споришь со мной, а только покорно поддакиваешь, это становится в два раза страшнее. Мои зрачки расширяются, я распахиваю глаза широко и ясно, и моё сердце пропускает новый удар. Я забываю, как нужно дышать. Я переспрашиваю. Но ты больше не отвечаешь. Только просишь оставить тебя одного, и мне на мгновение кажется, что это мне только послышалось. Потому что я этого не хочу. Я не хочу уходить, я не хочу бросать тебя, но ноги будто сами несут меня прочь из твоей палаты. Как можно дальше. Мне хочется просто заплакать. Я оборачиваюсь напоследок. Мои кулаки сжимаются крепче.       — Выздоравливай скорее… Чтобы я мог хорошенько тебя отмудохать. Я не спал почти трое суток, и это чёртова ложь, потому что у меня рука никогда не поднимется. Хотя я бы ударил. Честно. Я бы колотил тебя до изнеможения, не жалея собственных кулаков, чтобы наконец выбить всю дурь, что сидит у тебя в голове. В глазах всё рябит. Я толкаю дверь вперёд, надеясь, что ты всё же меня окликнешь. Но этого не случается. Мне больно, и тебе тоже. И я это знаю. Но только справится вместе в этот раз у нас почему-то совсем не выходит. Хина что-то говорит мне. Что-то о цветах в палате, но я совсем не разбираю слов. Я приоткрываю рот, чтобы что-то ответить, однако не издаю ни звука. Прикладываю руку к своей груди. Внутри так тревожно пусто, будто я медленно теряю тебя, а может и уже потерял, и от этого невыносимо больно. Я чувствую, как ты уходишь от меня, как растворяешься в этом ослепительном белом свете. Ты покидаешь меня. Ускользаешь. Моя яркая падающая звезда. И я хотел бы загадать желание. Одно-единственное, если бы ты позволил. В самый последний раз. Я попросил бы тебя остаться. Только и всего. Не лезть больше в эти разборки. Не пытаться кого-то спасти. Не делать хуже. А просто жить. Для себя и для нас. Но мне попросту не хватает сил. Я исчерпал себя. И я устал молчать. Ты совершенно не хочешь слушать, ты упрямый и капризный ребёнок, и я так сильно ненавижу тебя за это. Я ненавижу тебя. И себя. И нас. И всё вокруг. Я искренне ненавижу. Знаешь, лучше бы мы с тобой никогда не встречались. Лучше бы я не дождался тебя на той дурацкой детской площадке, а ты прошёл бы мимо, и лучше бы всё было совсем не так. Лучше бы и не было никаких партнёров, ничего, что мы пережили вместе, и, может, тогда всё было бы значительно проще.       — Этого достаточно… Хина. Я говорю что-то совсем неясное и непонятное, адресованое то ли ей, то ли мне самому. Я нахожу в себе силы дойти только до ближайшего поворота, прижаться спиной к холодной и серой больничной стене и тут же безвольно скатиться вниз, вновь затыкая свой рот рукой. Рыдания вырываются из меня почти беззвучными завываниями, моя грудь разрывается, как будто в ней за раз взорвали тысячи петард, и мне так больно, больно, больно… Я хочу, чтобы ты просто остался. Остался со мной. Хотя бы ещё ненадолго. Я снова вру. Ведь я хочу больше. Больше времени. Хочу встретить своё совершеннолетие вместе с тобой, хочу поступить в один и тот же колледж, хочу снимать одну квартиру на двоих, пока мы не накопим на две отдельные, хочу, чтобы ты увидел, как я отстрою свой зоомагазин. Я завидую Чифую из того самого хорошего будущего. И ненавижу тебя ещё сильнее за то, что ты отнял его у нас. Это самое лучшее будущее. Ты отнял его. Украл у меня, не спросив разрешения. Моя вера в тебя всегда была неугасима и вечна. Но только я не хочу больше верить. Я хочу, чтобы ты просто остановился. И чтобы весь этот ад наконец-то закончился. Я так устал. Я ухожу от тебя с тяжелым сердцем, будто понимая, что в этот момент ты снова решаешься на что-то ужасное. Ты всегда говорил мне, что готов умереть, но раньше всё было совсем не так. Как-то легкомысленнее что ли, совсем несерьёзно, и я имел все миллионы и даже триллионы шансов, чтобы убедить тебя этого не делать. Но в этот раз ты уже не внемлешь моим словам. Ты будто другой человек. И мы чужие друг другу люди. Ты стремительно отдаляешься. Ты уходишь. А я не знаю, как тебя удержать. Я скучаю по времени, когда всё было совсем иначе. Когда мы были вместе. И были близки. И даже горы были нам по колено. Но, кажется, его уже никогда не вернуть назад.