Бумага и краска

Со скрипом, сундук набитый драгоценными слитками наконец закрывается. Вся руда, что была у Лололошки наконец переплавлена и рассортирована. Новенькая крыша протекать не обещает, а Бастиан и Аргус активно работают. Иногда, Лололошка посещает старого мага за уроками, благодаря которым он научился многим чудесам, что не только поражают разум, но и помогают в его повседневных делах. Вот она, редкая минута отдыха, возможность прилечь на мягкую кровать, щурясь от солнца и почёсывая за ушком енота. Благодать… Его жизнь и правда строится на сплошном труде. Забота о себе, о своём доме, а главное — помощь Бастиану и Люциусу. До сих пор, Лололошка иногда возвращался к вопросу «почему я ему помогаю», но ответ к нему уже недавно пришёл сам. Он поверил в то, что Люциуса можно сделать лучше. По своей натуре, Люциус та ещё гадюка, что кусает каждого, кто протянет руку, даже если это рука помощи. В то же время, Лололошка понимает — Люциус по другому не может. Если верить тому, что он знает, отец этого белобрысого вредины — убил Эолу, в наказание за проявленное ею милосердие. Как ужасно… Тут и не удивишься, что для Люциуса поджигать людей живьём и угрожать расправой — обычное поведение. Но теперь он в новой шкуре и познаёт те вещи, которых раньше не было. Хотя, дружба у него, кажись, уже была. Воланд. Как они вообще познакомились? Побег из Тюрьмы Времени — звучит крайне расплывчато. Разве не выходит так, что Воланд, будучи обычным обитателем Незера, является другом бывшего правителя своего мира? То есть… Он буквально тот парень, что даёт пять своему владыке. Или их отношения иные? Сложно, сложно… Лололошка встал с постели. Ему непривычно долго бездействовать. К слову, стоило бы навестить Люциуса. Наверняка ему надо вновь с чем-то помочь, а тому гордость не позволяет звать на помощь. Хотя… нет. Тут Люциус очень двояк. Он слишком самоуверен и горд, чтоб просить кого-то о помощи, но в то же время он спокойно раздаёт всем приказы и указания. Тем не менее, навестить его бывает полезно. Лололошка пошарился по сундукам со всякой всячиной и нашёл пару банок с чёрной краской, немного красных цветов, лазурита, кактуса, тростника и какао-бобов. Из всего этого он сделал бумагу и краску, сложил к себе в рюкзак и отправился в путь. . . . «НЕТ, НЕТ! Я ЭТОГО НЕ СДЕЛАЮ! НИ ЗА ЧТО!» Но на половину готовый рисунок говорит об обратном. За кучу времени, проведённом за рисованием, работы полубога стали чуть лучше. А с его самокопанием чуть… откровенней. Нет, ничего непристойного он не рисовал. Скорее всего, с такими вещами Люциус в целом не знаком. Дело скорее в том, что нервничая и перебарывая самого себя он рисовал то, как они с его смертным-рабом-доставщиком целуются в губы. Вот прям вот так. Как в этих книжках про л… ллю… лиоб…любовь! Он сердито зашипел и просто стал дорисовывать, в конце, посмотрев на результат. Щёки божка полыхают, а в горле ком. Это странно, но ему это нравится. Что это? Он болен? Его кровь словно бурлит… Людские чувства убивают таким образом? Люциус просто сложил лист и отложил его, после чего лёг мордой в стол. Всё неправильно… неправильно! Боги никого не любят! Богам не нужна любовь, им нужна власть и поклонение! Он просто спятил тут один, в компании смертных с их смертной чушью! — Люциус, я могу войти? Этот голос… он доносится прямо из главного зала. Он пришёл. Он тут, снова, зачем-то. Зачем?! Зачем он тревожит чужой покой прямо сейчас?! Люциус выдохнул, отвернувшись, чтоб его лицо видно не было, и подтянул к себе листочек. — Входи… — Что? Прости, отсюда плохо слышно! — Да хоть вползай говорю! Лололошка зашёл и в первую очередь положил перед Люцием стопку бумаги и недостающие пигменты. — Ты устал? — Боги не устают, бестолочь! Лололошка сел на кресло неподалёку, сложив руки на коленях. — Ты в порядке.? -. . . Молчит. Как необычно для него. — Вся эта смертная чушь не для богов… — Ох, Люциус, в рисовании нет ничего такого! Боги же, вроде, постоянно творят. Сотворили этот мир например. Ты ведь и до этого творил… м.. огонь и ловушки! — Это другое! И я вообще не о рисовании! Боги — не чувствуют! — Не чув… что? — Уши отрезали, да?! Богу нельзя ни чувствовать, ни привязываться! Всё это — дело смертных, что сегодня влюбляются, а завтра лежат в гробу! — …влюбляются? — Не смотри на меня так! Ты ничего не понял! — Нет, я… понял. — Ч-что?! — Ты полюбил это место, Люциус. Ты начал тут творить что тебе нравится и читать. Ты раньше не мог выговорить это слово. Люциус в ступоре посмотрел на своего собеседника. Он либо шутит… либо они друг друга стоят по интеллекту. Напоминание — Люциусу можно битый час пихать книгу и тыкать в её абзац, а он не поймёт, что от него требуют его прочитать. Он... типа… -. . . — Ты постоянно проводишь тут время. Ты мог бы заниматься другими делами, но выбрал то, что ближе, и-… . . . Слова Лололошки были прерваны. Прерваны крайне неожиданно, так странно, что он мгновенно замолчал. Это… поцелуй. Но его никто не касался. Это выдуманный поцелуй, воплощённый на бумаге. Люциус просто устал это слушать и что-то объяснять. Ему не нужны вопросы. Только ответы, которые он получает сразу. Лололошка в лёгком ступоре сидит на кресле, пока с лёгким шорохом перед его лицом, бледная рука сжимает лист где изображён он. — Это… ну… весьма неожиданно. -. . . — Слушай, я… это… весьма оригинально… Я подумаю над этим, хорошо? -. . . — Уверен, ты хочешь… пока побыть один. Я понимаю. Я уйду пока что, а потом обязательно вернусь. Нежным движением он отодвинул руку Люциуса в сторону и поднявшись с кресла, ушёл. Люциус остался один, вытянув перед собой руку со слегка колышущимся от сквозняка листом. Он просто смотрит в пол, и можно гадать, полна ли его голова сотнями различных, перебивающих друг друга мыслей, или там сейчас гуляет ветер. «Что я сделал...?»