rock with me

сону никогда не считал себя человеком правил, которых он придерживается, чтобы угождать собственной жизни, не способной таким образом застичь его в самых неприглядных или нелицеприятных для него ситуациях, но даже такие люди, как он, старались ограничивать себя некоторым списком того, чего обязательно нельзя делать – обязательно добавьте несколько восклицательных знаков красным, подчеркивая действия строго под запретом. ничего сложного и странного – просто несколько простых «нельзя», которые упрощали жизнь, и сону мог спокойно проживать свою жизнь, не задумываясь о том, как на следующий день он может проснуться опозоренным на весь интернет или о том, что его маленькое, доверчивое сердце могло быть жестоко растоптано толстой подошвой дорогих мартинсов, надетых на длинные, стройные ноги, которые сону, если быть честным, — что он отказывается, конечно, делать, — видит слишком часто в своих мыслях. правил было на самом деле не так много: во-первых, никогда не напивайся так, чтобы на следующий день видео, где ты полуголый танцуешь на барной стойке, разбрасываясь своей и так небольшой стипендией в толпу, разошлись по всему интернету — джейк, наставляя, стыдливо прикрывал лицо одной рукой и показывать нашумевшее видео отказывался; во-вторых, никогда не переходи дорогу преподавателям, поправляя их ошибки, иначе дальнейшая студенческая жизнь может превратиться в ужаснейший день сурка и пересдачи ты будешь видеть чаще, чем мать родную – тэхен, поучая, тяжело вздыхал и неодобрительно косился на чхве субина с экономического, который не выпускал бедного парня с пересдач последний год; и в-третьих, подчеркнуто несколькими красными чертами и обведено жирным кругом, никогда, ни при каких возможностях, ни за что в жизни не связывайся с рокерами. последнее в списке наставлений, старательно вбиваемых старшими и наученными временем друзьями, у сону вызывало вопросов много, потому что, ну, героями дешевого американского сериала он не был, и, если честно, о существовании рокеров слышал только от папы, в молодости увлекавшегося kiss. но с выпившим хисыном спорить было очень сложно, как и объяснять то, что сам сону никогда в жизни ни за что не встретит этих ужасных и страшных рокеров, которых стоит опасаться как огня. пьяный хисын обладал чересчур влиятельным даром убеждения, способный, наверное, даже убедить всех в том, что ким намджун был его старшим братом, с которым его трагично разделили в детстве, и даже всегда скептичный сону не мог противостоять ему. поэтому ко второму семестру первого курса он отчетливо держался позиции того, что любого человека, приблизительно напоминавшего хоть что-то рокерское, стоит избегать, потому что они обязательно разобьют тебе сердце. сону разбитого сердца боялся, будучи человеком мягким и чувствительным, поэтому крепкую оборону держал всегда, следуя мудрому наставлению гордившегося своим младшим хисына. проблема была одна. большая, высокая, красивая и слишком неожиданная для не верившего в возможность третьего пункта из списка запрещенного сону. потому что как бы он не смеялся над низкой вероятностью того, что он когда-нибудь в жизни вообще мог столкнуться с человеком рокерского духа, вселенная смеялась еще больше. если только вселенная носила имя пак сонхун. пак сонхун. два слова, девять букв и одна большая головная боль для не справляющегося ни с чем ким сону, проклинающего вселенную, ли хисына и его глупые наставления, потому что определенно именно по его запросу вселенной, та, посмеявшись, решила сделать обратное и послать сону огромную проблему и риск к разбитому сердцу, хрустящему под подошвой тех самых дорогих мартинсов, блеск которых помнился слишком хорошо. потому что смотреть на них было в разы проще, чем в темные, всегда внимательные глаза, сосредоточенно смотрящие всякий раз, когда линии их жизни так или иначе сталкивали их друг с другом. сону действительно пытался жить, не выходя за рамки нескольких, всего лишь трех правил, и это должно было быть так просто, потому что на самом деле ничего сложного они в себе не заключали, но пак сонхун совершенно точно любил усложнять все. потому что сколько бы сону не пытался сбегать от него, рано или поздно он все равно возвращался к этому странному, сводящему все внутренности чувству, стоило сонхуну просто пройти мимо него в оглушающей толпе студентов. и, если честно, сону во многом винит хисына. нет, не только за субъективные причины, выдуманные им самим, чтобы отрицать свою собственную причастность к любовному преступлению, а потому что именно благодаря хисыну мир остерегающегося сону был вынужден слишком неожиданно столкнуться с миром пак сонхуна, очаровательно улыбающегося со сцены клуба, так, что это, по беспристрастному мнению сону, должно было быть последней вещью, которую должен был видеть каждый человек перед смертью. просто это пак сонхун. горячий барабанщик, совсем как те любимчики сону из популярных бэндов, по которым он сходил с ума в подростковом возрасте, и не то чтобы у него все еще сохранились остатки еще не иссякнувшей любви к этому типажу, но мимо сонхуна он пройти точно не мог. объективно, у него были на то причины. когда сонхун сидел за барабанами, сосредоточенно отбивая ритм, его слегка загорелая кожа блестела потом в оранжевом свете; его подкаченные руки напрягались, когда он заносил руку для очередного удара, а неаккуратно вырезанная майка все время оголяла бока, позволяя ослабленному разуму заходить немного дальше, в зону неправильных мыслей, где края этой совершенно ненужной майки хотелось поднять и протянуть через голову, изучая пальцами подтянутое тело. красивые брови сонхуна живо танцевали на его лице, когда он, увлеченный, менял выражения лица с каждой песней, а его красноватые губы изгибались в пленительной улыбке, словно он полностью осознавал, насколько привлекателен был в этот момент. и сону не мог его винить, потому что сонхун чертовски не ошибался, если только совсем немного недооценивал свой уровень, потому что он был горяч настолько, что даже спасительные кондиционеры клуба не помогали сону, завороженному умелым барабанщиком, остудиться. это должно было быть просто мимолетным увлечением, когда фанат в толпе на несколько часов очаровывается музыкантом, а затем возвращается к своему темпу жизни, полностью забывая о наваждении. сону хотел, чтобы это было так, когда он даже не мог сосредоточиться на других участниках группы, отдавая все свое внимание сонхуну, вспотевшему, красивому и чересчур сексуальному. но когда томный взгляд сонхуна, случайно брошенный в толпу, коснулся сону, тот знал, что он определенно точно проебался. и да, может, отчасти это драматично и излишне преувеличено – считать, что это было началом падения всего, но сону мог позволить себе столь категоричное состояние, потому что пак сонхун определенно был рокером, определенно первой влюбленностью и определенно точно не интересовался ким сону, неприметным первокурсником с балетного. они были полными противоположностями, ни капли не подходящими друг другу, и возможно, если бы они были в классном фильме на дисней, они обязательно, держась за руки, под радостные крики студентов поцеловались бы в школьной столовой после нескольких песен на столе, но они были в реальности. где сону имел возможность утолять потребность своего сердца, прячась в толпах клуба, чтобы лишний раз увидеть сонхуна, а сонхун просто не знал его. и возможно, хисын все-таки был прав: от рокеров стоило держаться подальше. —сону, ты опять летаешь в облаках, - хисын недовольно цокает, щелкая пальцами перед лицом, и сону растерянно моргает, переводя взгляд на друга.—о чем задумался? они в очередной раз прогуливали физкультуру, прячась за трибунами, и это был один из немногих моментов, когда сону позволял своим мыслям полностью взять над ним контроль, в очередной раз фантазируя о всевозможных вымышленных ситуациях с сонхуном, потому что даже если у них не было реального шанса, то никто не мог отнять у сону возможность встречаться с ним в придуманной им реальности. —о домашке,—сону тяжело выдыхает, приподнимаясь с трибуны, и хисын незаинтересованно мычит, убежденный, что ничего любопытного из друга он не вытянет. конечно, скрывать о своей запретной любви к участнику рокерской группы сону приходилось очень тщательно, потому что даже в мыслях представлять не хотелось о том, с каким недовольным лицом хисын читал бы ему нотации о том, что он ведь предупреждал и наставлял, а непослушный сону не пошел на поводу у разумных правил и попал в неожиданно неприятную ситуацию, где он и его чувства переживали не самые лучшие времена. да, несмотря на то, что сонхун состоял в достаточно популярной группе, он не был настолько недосягаем, потому что он все еще был студентом того же университета, в котором учился сону, но шансы последнего это все же никак не поднимало, потому что для сонхуна в стенах учебного заведения он был такой же массой из толпы, на которую он не обращал внимания. первое время осознавать это было немного неприятно( может, и много, но сону предпочитает это не вспоминать с дружным согласием джейка, проснувшегося со вторым позорным видео в интернете, нарушив свое же правило не напиваться – в свое оправдание сону хотел бы сказать, что у него была вселенского масштаба трагедия), но сейчас жить с этой мыслью было проще, словно смирение окончательно снизошло на сону, и он был готов принять, что его первая влюбленность была полностью провальной. —я хочу пить,—сону поднимается со скамейки, не дожидаясь ответа хисына, и выбирается из-за трибун, надеясь, что у кранчиков нет никаких других студентов. студентов рядом не оказывается, и он с облегчением выдыхает, радостно пританцовывая, и бежит к одному из кранов, чтобы наконец-то попить. но, конечно же, сону забывает, что он определенно точно главный любимчик вселенной, потому что струя спасительной воды брызжет на все, что угодно, кроме его рта, в том числе и на футболку, которая мгновенно намокает и неприятно липнет к телу. —это обязательно должно происходить со мной?—сону плаксиво бормочет, оттягивая промокшую футболку от тела, и неловко топчется на месте, не зная, что делать дальше. хисын остался за трибунами и, наверняка, уже спит, а до раздевалки слишком далеко, чтобы идти туда в таком виде. сону топает ногой от безысходности и настраивает себя на позор перед частью университета, которой доведется лицезреть его неблагоприятный вид, когда что-то мягкое и теплое падает на него, накрывая голову. этим чем-то оказывается простая толстовка на два размера больше самого сону, который удивленно смотрит на новый предмет в своих руках и затем крутит головой, пытаясь найти того, кто кинул в него ее. и тут же прирастает к месту. потому что напротив него стоит пак сонхун, молчаливо оглядывающий его с ног до головы, и сону слишком поздно осознает, что взгляд сонхуна задерживается на мокром пятне на его футболке, которая теперь облепляла полностью его тело. —ты не читал предупреждение?—сону знает голос сонхуна от и до, каждый его тон и весь его диапазон, но услышать его так близко, обращающимся к нему, оказывается все равно удивительным. поэтому он осовело моргает, глупо смотря на барабанщика, и ничего не произносит, из-за чего сонхун, кажется, немного теряется и неловко откашливается, указывая пальцем на висящую над кранами табличку.—этот кран сломан. сону снова моргает, чувствуя, как стыд с головой накрывает его, когда сонхун слегка посмеивается над его потерянным видом и, не раздумывая, подходит ближе, расправляя толстовку в чужих руках. —можешь надеть ее, пока твоя футболка не высохнет,—сонхун смущенно трет шею, не отрывая взгляда от серого худи, и неловко подталкивает руки сону, намекая, чтобы тот поскорее сменил одежду.—на улице прохладно, тебе лучше скорее сменить одежду прежде, чем ты успеешь простудиться. сону заторможенно кивает, не сводя глаз с чужого лица, наполовину спрятанного за маской, и на автомате тянется к краям футболки, намереваясь избавиться от липнущей к телу ткани, когда чужие пальцы резко хватают его за запястья, заставляя опустить взгляд вниз. пальцы сонхуна слабо сжимаются вокруг его кожи, и под его прикосновениями она практически горит, как будто пак сонхун выше солнечной температуры, болезненно-приятно обжигающей. сону хочет умереть. но не прежде, чем он снова в последний раз посмотрит на чужое лицо, слегка покрасневшее и немного смущенное. сону ловит покрытые красноватым оттенком кончики ушей сонхуна, и вместе с непониманием ситуации успевает все же позволить себе немного умилиться столь очаровательной картине. кто бы мог подумать, что этот горячий барабанщик, который мог всего лишь одним взглядом поглотить целую толпу людей перед собой, бесстыдно и бессовестно растаптывая влюбленные в него сердца, мог так очаровательно краснеть и смущаться наедине, будучи самым невинным созданием, которое сону когда-либо удавалось встречать. это было нонсенсом, игрой безумных контрастов, но это только подогревало и без того проблемно огромные чувства сону к этому парню, который сейчас аккуратно касался его и прятал от него взгляд. —что-то не так?—прочищая горло, сону наконец решается задать вопрос и немного краснеет, когда сонхун все же переводит взгляд с их рук на его лицо, и что-то непонятное и нераспознаваемое отражается в его темных, сосредоточенных глазах.—ты, ну, знаешь, держишь меня за руки. не то что бы я против, то есть я совсем не против, просто это- —ты собирался раздеться передо мной, —тихим голосом произносит сонхун, и его не сходящий с лица взгляд заставляет сону еще больше покраснеть, когда он понимает, что действительно собирался только что снять футболку прямо перед объектом своего обожания, который все еще держал его за руки и смотрел прямо на него и- сону мысленно бьет себя по лицу, не позволяя мыслям зайти дальше положенного, особенно тогда, когда сонхун все еще был так близко к нему и видел, как его лицо нагревается от стыда и смущения одновременно. —о, прости, я просто немного сбит с толку сейчас,—необдуманно роняет сону и с сожалением вынимает руки из чужой хватки, закусывая губу, чтобы позорно не захныкать из-за потери контакта. он все же поворачивается к сонхуну спиной, чувствуя себя немного неловко, и снимает надоевшую футболку. приятная ткань толстовки согревает, и сону едва ли не выдыхает блаженно, погружаясь в большую для него худи, которая хранила аромат своего хозяина. —сбит с толку? могу я спросить почему?— сону не может видеть, но он уверен, что сонхун прямо сейчас улыбается, любопытным взглядом прожигая обтянутую его собственной одеждой спину. сону на грани того, чтобы сойти с ума. в вероятность всего происходящего слабо верилось; хотелось даже больше верить в то, что один из кранов просто ударил его в голову, и теперь сону в отключке, где может спокойно мечтать о подобных взаимодействиях с сонхуном. потому что этого не могло происходить: ни в одной из смелых мечт сону не предполагал, что будет разговаривать с объектом своего воздыхания. бессмысленно было заикаться и о том, что он будет делиться своей одеждой. это определенно точно было фантазией – вот, в чем продолжал себя убеждать сону, задумчиво кусая пальцы и не обращая внимания на стоящего за спиной сонхуна, уверенность которого, кажется, уверенно спадала вниз с каждой секундой молчания. —сону? ты меня слышишь?—неуверенное касание между лопаток заставляет сону ожить. он испуганно вздрагивает, оборачиваясь через плечо, и мысленно ругается, готовый удариться головой собственноручно об один из этих кранов, чтобы как можно быстрее выйти из этой красивой иллюзии, которая все больше заставляет его верить в реальность происходящего.—ким сону? —это просто странно. то, что ты со мной разговариваешь, одалживаешь свою одежду и даже,—сону запинается, распахивая в удивлении глаза, и едва ли не заикается, когда тычет пальцем в чужую грудь.—ты даже имя мое знаешь?! мягкий смех сонхуна звучит успокаивающе сладко; сону думает, что даже самые просматриваемые асмр не сравнятся по качеству с этим очаровательным звуком, который нажать бы на кнопку повтора и слушать бесконечно, засыпая под него. может, он немного предвзят и субъективен, но ничего поделать с этим не может, потому что сонхун поистине очарователен и мил прямо перед ним, и сону просто сдает все позиции перед ним. —почему тебя так это удивляет?—озорные огоньки пляшут в мягком прищуре темных глаз, и это самая обычная провокация, явная и легко обходимая, но влюбленный сону не в состоянии мыслить трезво и рассудительно, когда лицо сонхуна становится немного ближе к его собственному, стоит ему слегка наклониться заинтересованно вперед. —потому что ты, ну, звезда пак сонхун? как бы банально это сейчас не прозвучало, но о тебе мечтают многие, учитывая твою популярность,—расплывчато объясняет сону, стараясь всевозможными способами обойти неловко признание в собственной заинтересованности, но, кажется, сонхун в этом и не нуждается. его лицо немного смягчается и озорные глаза теплеют, когда он тянется ладонью к макушке сону, чтобы легонько потрепать волосы. —и что, ты тоже мечтаешь обо мне?—сонхун определенно смеется, и его улыбку видно даже за маской. сону чувствует, как его собственное лицо стягивает от усилий не улыбнуться в ответ, потому что было просто преступно со стороны сонхуна выглядеть так болезненно для слабого сердца сону мило. —может быть?—сону смущенно поджимает губы, опуская взгляд на собственные руки, теребящие шнурки толстовки, и чувствует, как тепло от чужой ладони мгновенно пропадает. он отчаянно убеждает себя, что совсем не показал, насколько сильно это его разочаровало. не уверенный, стоит ли ему что-то делать после таких недвусмысленных слов, он все же исподлобья бросает взгляд на сонхуна, и обнаруживает, что тот смотрит на него в ответ внимательно, будто пытается найти в лице сону что-то, что поможет ему приблизиться к какой-то мысли, и сону под таким вниманием еще больше краснеет, натягивая на голову капюшон, чтобы скрыться. —мне это нравится,— после затяжного молчания произносит сонхун, и сону, недоуменный, резко поднимает голову, встречаясь со смешинками в чужих глазах. —что это должно значить?— сону говорит так тихо, что он даже не уверен, что сонхун его может слышать, но у него будто настроены все радары на чистоту сону, потому что он просто пожимает плечами в ответ и игриво подмигивает, сразу же пряча глаза за козырьком кепки. когда сону готовится задать новый вопрос сонхун в последний раз подходит ещё ближе к нему, накрывая ладонями спрятанную в капюшон голову и медленно опускает их к висящим шнуркам, пытаясь аккуратно завязать их бантиком. — ты можешь вернуть её позже, сону-я, лишний повод снова встретиться с тобой,—сонхун, довольный своей работой, снова улыбается, и не прощаясь, уходит, оставляя сону одного смотреть ему вслед. с полностью пустым разумом сону глупо улыбается, борясь с желанием восторженно запищать, опасаясь, что кто-то сможет услышать его, и несколько раз счастливо подпрыгивает на месте. его лицо тонет в вороте толстовки, окруженное ароматом сонхуна, и на секунду его все же пронзает осознание. что только что произошло? пак сонхун, тот самый горячий барабанщик, который для сону был недостижимой целью, только что спас его от позора и, кажется, флиртовал с ним? сону совершенно точно ничего не понимал, кроме того, что он определённо нуждается в том, чтобы его кто-нибудь ущипнул, потому что его мечта не могла стать явью, и очень реальной явью.