Лёнька

      Лёнька пулей долетел до остановки. Проверил: никто за ним не гонится. Отдышался. Теперь осталось сесть на автобус — и к Димке.       Непонятно было, что делать с телефоном и со школой. Локацию в телефоне Лёнька выключил, а мобильные данные нет. Вряд ли отец сразу кинется его искать — пара часов в запасе есть, а потом можно будет и телефон выключить, хоть и не хотелось.       Можно так телефон отследить? Надо будет узнать у Димки. А может отец и не будет его искать: с чего Лёнька вообще взял, что он ему нужен? Сделает опять вид, что все нормально.       Со школой сложнее: прогуливать Лёнька не хотел. И так проблем накопилось, если не ходить будет только хуже. С другой стороны, куда уж хуже: отец бьет, дома жизни нет. Лёнька, конечно, немного драматизировал и сам это понимал. Отец его выпорол один раз. Но какая разница! Все равно он теперь враг, и жить с ним под одной крышей нельзя.       Автобуса долго не было, как на зло. Хотелось курить. И народу на остановке никого, никто косо не посмотрит, но отец тогда обе пачки забрал, и ту, что в кармане была, и ту, что Лёнька в рюкзаке за подкладкой прятал. Будто знал, где искать.       Лёнька пошел пешком до следующей остановки. Ужасно есть хотелось: вчера вечером он не ужинал — не до того было, с утра не завтракал и сейчас не поел.       Все-таки идти завтра в школу или нет? Отец, конечно, его там найдет. Но и пропускать нельзя, завтра и физика, и математика. Черт бы их побрал.       Погода портилась. И без того было холодно, а еще и колючий ледяной ветер поднялся, хорошо хоть дул в спину. Лёнька поднял капюшон и тут краем глаза заметил, как отцовская машина по улице промчалась — старый универсал гремел как консервная банка. Лёнька метнулся во дворы, ругая себя за беспечность. Вряд ли отец его заметил, Лёнька шел близко к домам, а одежда неприметная — куртка и рюкзак черные, но все равно идиотизм вот так болтаться. Тоже мне беглец. Дальше Лёнька пошел дворами, оглядываясь.       И в следующем дворе чуть не напоролся на отцовскую машину, припаркованную возле автосервиса. Отец с мужиком слесарем обнимались как родные, ржали, кричали друг другу: «дядя Коля! дядя Петя!». Лёнька спрятался за мусорный контейнер. Хозяина автосервиса он узнал — это отец гопников Севастьяновых, которые Лёньку регулярно поколачивали то за одно, то за другое. Не в школе, за это оттуда и вылететь можно было, а на улице, в своей стихии. То телефон позвонить, то денег «занять», то стрижка у Лёньки пидорская, то еще что. Смотреть, как отец с Севастьяновым братуется было противно. С другой стороны — рыбак рыбака.       Пока Лёнька дошел до Димкиной остановки, замерз уже основательно, ноябрьский ветер продувал до костей даже сквозь куртку. Балыков сидел на лавочке, видимо его ждал.       — У тебя сигареты нет? — Лёнька присел рядом и поморщился.       — Я только вейп иногда парю. — помотал головой Димка. Он смущенно, но с любопытством посмотрел, как Лёнька ёрзал на заднице. — Когда твой отец приехал?       — Четыре дня назад.       — А за что он тебя? — начал допытываться Балыков. Лёнька поморщился:       — Да не все ли равно?       — А чего ты маме не позвонишь?       — Ей нельзя. Она в командировке, там связь плохая. — Лёнька помотал головой. — Да я бы и не стал звонить, еще чего! У неё и так полно забот. Сам справлюсь.       — Тебе очень больно? — Димка спросил не с жалостью, а с интересом.       — Не в том дело. — Лёнька шмыгнул носом. — Просто он мне никто. Чужой человек, понимаешь? А ведет себя как... Как будто...       Лёнька замялся.       — Слушай, Балыков, пошли к тебе, а? Я замерз как собака. — попросил Лёнька, сунув руки подмышки.       — Понимаешь, — начал Димка противным голосом, — ко мне нельзя. Родители могут приехать.       — Прям сегодня что ли? Пусти хоть переночевать.       — Мама сегодня может приехать. — врал Балыков. — Лёнь, ты иди лучше домой, а? Попробуй с отцом помириться. Лёнька посмотрел на него удивленно и покачал головой:       — Вот ты сука.       — Ты извини, — мямлил Димка, — просто так получилось. Я у бабушки не спросил.       — Ладно. — Лёнька поднялся, сунул руки в карманы. — Привет бабушке.       

***

      В «Пятерочке»‎ было тепло, Лёнька погулял по рядам, наконец согрелся. Купил сухари с чесноком, шоколадный батончик и колу. Нормальный хавчик в любой другой день, но сегодня как-то не хотелось. Есть пришлось на улице, кола неприятно царапнула по горлу, от сухариков только сильнее заурчало в животе, а шоколад налип к зубам. Пока ел на остановке, опять замерз, еще и голодным все равно остался.       Лёнька пошел бродить быстрым шагом, чтобы согреться. Телефон в кармане дернулся. Сообщение от отца: «ты скоро?»‎. Лёнька хотел выключить телефон, но испугался, вдруг мама позвонит, не хотелось её расстраивать.       Пока гулял по району уже стемнело. Ветер ослаб, зато стало сыпать колючим мелким снегом. Лёнька пропустил два звонка от отца — один в шесть, второй в половине девятого. В девять пришло сообщение: «хватит. давай домой». Домой он, конечно, не пойдет. Так и гулял от магазина к магазину, проклиная ледяную осеннюю сырость, пока людей на улице не стало совсем мало.       Телефон молчал. Лёньке стало себя жалко. Замерзший, голодный, одинокий, задница болит. Он начал потихоньку плакать, размазывая слезы по ледяным щекам. Неужели отцу совсем его не жаль? Почему он не волнуется, не звонит? Лёнька достал телефон, экран чернел — батарейка села.       Легко сказать «домой не пойду», а куда, интересно? Идти некуда. Парадные все закрыты. На улице холодно. Лёнька пошатался еще немного и пошел к дому: от своего парадняка хотя бы ключ есть. Поднялся на лифте на последний этаж — на шестнадцатый. Спрятался за шахтой лифта, обнял себя за колени. Стало тепло. Он так устал за день от всего, что сразу провалился в сон.       Снилось, что кто-то гладит его по голове, хочет поднять на ноги. Он нехотя открыл глаза.       — Всё, Лёня, идем домой. — Отец тянул его за плечи.