Ошибки, за которые приходится платить.

      У границы страны Травы, где ветер шептал древние тайны, а звёзды казались ближе, чем когда-либо, стоял одинокий дом. Он был скрыт от посторонних глаз густыми зарослями, словно сама природа пыталась уберечь его от чужих взглядов. Внутри, в полумраке, освещённом лишь колеблющимся пламенем свечи, Орочимару сидел за столом, погружённый в свои мысли. Его длинные чёрные волосы, словно тени, падали на плечи, а золотистые глаза, холодные и расчётливые, изучали содержимое пробирок. Каждая из них хранила в себе нечто странное, почти неземное — результаты его бесконечных экспериментов. Он неспешно записывал наблюдения в потрёпанный блокнот, его тонкие пальцы двигались с точностью хирурга.       Выражение его лица было загадочным. На мгновение уголки губ приподнимались в улыбке, но она тут же исчезала, сменяясь гримасой раздражения. Орочимару был человеком, чьи эмоции были скрыты под маской спокойствия, но в его глазах читалась глубокая, почти зловещая задумчивость.       Комната вокруг него была простой, даже аскетичной. Стол, стулья, холодильник, несколько шкафчиков и газовая плита — ничего лишнего. На полу валялись свитки, перемешанные с пустыми коробками из-под лапши, свидетельствующие о долгих часах, проведённых в одиночестве. За окном царила ночь, и тишину нарушало лишь стрекотание кузнечиков, словно они вели свою тайную беседу.       Взяв в руку девятую пробирку, Орочимару внезапно замер. Его взгляд медленно скользнул к выходу из комнаты, словно он почувствовал что-то. Спустя секунду входная дверь дома с грохотом была снесена. Деревянные щепки разлетелись по комнате, а за ними, медленным, но уверенным шагом, вошла Цунаде.       Орочимару не двинулся с места, всё ещё держа в руках пробирку — последнюю, уцелевшую. Дверь снесла стол, на котором лежали все его труды. Он с лёгкой грустью посмотрел на уничтоженные результаты своих экспериментов, но в его глазах не было ни страха, ни паники.       — Что ты наделал? — голос Цунаде был низким, но полным ярости. Её карие глаза, обычно такие тёплые и добрые, теперь пылали гневом. На лбу, рядом с ромбиком, вздулась вена, а кулаки её были сжаты так, что костяшки побелели. От неё исходила такая сила, что стекла в комнате задрожали, а воздух стал густым от напряжения.       Орочимару посмотрел на неё, его лицо оставалось невозмутимым.       — Это было необходимо, Цунаде, — произнёс он спокойно, но в его голосе чувствовалась лёгкая дрожь. — Ему предстоит познать всю боль этого мира. Если он увидит всю грязь и поймёт, что нет ничего хорошего, он повзрослеет раньше. Будет готов ко всему.       — Ты заставил его убить детей! — её голос дрожал от ярости. — Ты понимаешь, что он может сломаться изнутри? Он всё ещё ребёнок!       Цунаде схватила Орочимару за воротник его белой рубашки и подняла в воздух. Её глаза сверкали, словно она готова была разорвать его на части. Орочимару на мгновение почувствовал, как холодный страх пробежал по его спине.       — Иначе он не сможет принять свою роль в этом мире, — продолжал он, стараясь сохранить спокойствие. — Цунаде, ты не маленькая девочка, чтобы я объяснял тебе принципы и законы этого мира. Либо ты убьёшь, либо тебя. И ты первая, кто должна знать об этом. Ведь именно ты потеряла Наваки...       Он не успел договорить. Цунаде с силой швырнула его на пол. Древесина затрещала и проломилась под его телом. Не давая ему опомниться, она обрушила на него град ударов. Каждый кулак приходился в лицо, и с каждым ударом Орочимару погружался глубже в землю. Кровь брызгала во все стороны, окрашивая её руки и лицо. Она не могла остановиться, её ярость была безграничной.       — Ещё немного, и я бы умер, Цунаде-химе, — раздался спокойный голос Орочимару. Он появился неподалёку, его одежда была порвана, но на лице по-прежнему читалось холодное спокойствие. — Признаю, был не прав. Больше не буду произносить имена твоих погибших родных.       Цунаде остановилась, её грудь тяжело вздымалась. Она выпрямилась и выпрыгнула из кратера, который сама же и создала. Стены дома были разрушены, и всё строение рухнуло с грохотом.       — Пойми меня, Цунаде-химе, — продолжил Орочимару, его голос стал мягче. — Я хочу, чтобы Наруто избежал участи твоего брата и возлюбленного. Я тренировал Наваки, и я знаю, каким он был. Наруто очень похож на него, ты сама это заметила. Я видел, как ты смотрела на него.       Цунаде вытащила из-под обломков уцелевший стул и села на него. Её руки дрожали, когда она достала маленькую бутылочку саке.       — И поэтому ты решил заставить его убить детей? — её голос был полон боли. — Ты понимаешь, что он уже больше не такой, как Наваки? Он изменится! Он перестанет ценить жизни людей! Для него убийство станет самым простым решением!       Орочимару вздохнул, его глаза стали чуть мягче.       — Эти дети были не так уж невинны, как ты думаешь. Их отец — крупнейший торговец, и у них дома столько прислуги, что тебе, принцессе клана Сенджу, и не снилось. А знаешь, какое было их развлечение? Они натравливали собак на провинившуюся прислугу. По их прихоти были казнены шестнадцать человек, и это только те, о которых я смог узнать.       Цунаде опустила голову, её пальцы сжали бутылку так, что стекло затрещало.       — Они заставляли людей выпивать смертельные дозы ядов. Они веселились, наблюдая за агонией невинных. И это в девять лет. А Даймё страны закрывает глаза на пропажи молодых девушек, потому что их отец щедро платит ему. И ты считаешь, что такие, как они, достойны жизни?       — Нет, — прошептала Цунаде, её голос был едва слышен. — Но убивать их руками ребёнка...       — Руками шиноби, — поправил её Орочимару. — Наруто станет убийцей, Цунаде. Рано или поздно, но он убьёт человека. В сражении или скрытно — неважно. Я лишь хочу, чтобы он был готов к этому. Чтобы его рука не дрогнула в нужный момент, и он смог выжить.       Цунаде не ответила. Она допила саке и швырнула бутылку в сторону.       — Я всё равно против этого. Почему ты не посоветовался с нами? Мы бы смогли что-нибудь придумать.       — Что, например? — спросил Орочимару, его голос звучал почти насмешливо.       — Я... я не знаю. Для этого нужно время.       — Времени нет. Он должен научиться защищать себя как можно быстрее.       Цунаде опустила голову, её плечи дрожали. Орочимару посмотрел на разрушенный дом и слегка усмехнулся.       — А ты такая же непредсказуемая, Цунаде. Не думал, что ты уничтожишь этот дом.       — Она никогда не меняется, — раздался знакомый голос.       — Эта женщина бьёт всё так же больно? А, Орочи?       — Нет, ещё больнее, — ответил Орочимару, глядя на беловолосого ниндзя, чья шевелюра достигала пояса.       — Это хорошо, что мне не удалось подглядеть за тобой в купальнях ещё разок. Да, Цунаде?       — Заткнись, Джирайя. Иначе ты получишь так же, как и этот идиот.       — Кстати об идиоте, — тон Джирайи резко изменился. — Ты совершил ошибку.       — Джирайя, вот только ты не начинай. Я всегда считал тебя глупцом, но чтобы ты не понимал таких простых вещей...       — Мне придётся забрать Наруто у тебя, — перебил его Джирайя. — Ты опасен для него. Я думал, что ты оставил в прошлом свои мерзкие затеи, но это уже перебор.       — Думаешь, что сможешь отнять у меня моего ученика? — усмехнулся Орочимару. — Ну, попробуй. Не думаю, что у тебя что-то получится.       — О чём он говорит, Цунаде?       Сенджу лишь цокнула, нахмурившись.       — Он прав. Наруто сейчас не пойдёт с тобой, Джирайя. Я видела, как он тренируется. Мальчишка не жалеет сил. Сбивает кулаки в кровь. Он даже не обратил на меня внимания, когда я решила ему помочь. Молча дал себя подлечить и продолжил тренировку. Я думала, что это временно, но после узнала о его миссии. Физически он в полном порядке, но ментально... Я не знаю, что сейчас происходит в его голове, поэтому не стоит сейчас трогать его. Это может лишь навредить ему.       Джирайя был взбешён. Его чакра буквально взорвалась, окутывая его. Синяя энергия кружила вокруг него, заставляя землю трескаться. Волосы Джирайи увеличились, окружив его со всех сторон, оставляя открытым только лицо. Он слегка пригнулся, готовый напасть на Орочимару, но остановился, когда перед ним встала Цунаде.       — Не сейчас, Джирайя. Мы лишь привлечём лишнее внимание шиноби Травы.       Жабий Сеннин свёл брови вместе. Он сверлил взглядом Орочимару, но постепенно начал успокаиваться. Вскоре давление чакры спало, и Цунаде вернулась на своё место, доставая ещё одну бутылочку саке.       — И что ты планируешь делать дальше? — спросила она, передавая алкоголь Джирайе.       — Тренировка тела, чакры. Все базовые упражнения на укрепление тела, а после займусь его знаниями. История, тактика ведения боя и подобное.       — Я буду тренировать его тоже. Я больше не позволю тебе издеваться над ним, — Джирайя сел на землю рядом с Цунаде.       — Мы не позволим.       — Как скажете. Ему не помешают знания лучших.       — А это что-то новенькое. У нас ведь обычно один джонин берётся обучать троих генинов. А так, одного мальца будет тренировать тройка Сеннинов. Кто знает, может, он превзойдёт Минато.       — Он не только превзойдёт своего отца, но и переплюнет нас. Джинчурики Девятихвостого, Узумаки... Ты понятия не имеешь, какой силой будет обладать этот мальчик.       Орочимару призвал маленькую змейку, которая, увидев всех трёх Сеннинов, поклонилась и исчезла, получив указания.       — Вставайте, скоро рассвет. Наруто должен начать тренировку.       — Это будет очень интересно. Может, мне стоит написать книгу об этом?       — Только не лезь ко мне, старый извращенец. И не смей показывать Наруто свои книжки, иначе я лично запихаю их тебе по самые гланды, — Цунаде последовала за Орочимару, игнорируя шутки Джирайи.       Спустя десять минут к разрушенному дому примчалась группа Анбу, но они не нашли ничего, кроме кратера и обломков.

***

      Раннее утро. Солнце ещё не успело взойти, но мальчик с ярко-жёлтыми волосами уже вовсю тренировался. Наруто наносил удары деревянной катаной по манекену, который для него установил Тенрю. С каждой секундой он бил всё сильнее и сильнее. Ладони начали кровоточить из-за сильной хватки. Мышцы гудели, но он не останавливался. Манекен начинал разрушаться. Солома летела во все стороны. Так продолжалось ещё полчаса, пока он не уронил оружие. Руки тряслись, ноги подкашивались. Он взглянул на ладони и зашипел, когда прохладный ветер начал обдувать открытые раны. Было невыносимо больно для мальчика его возраста. Сорвав с себя футболку, он разорвал её и обмотал руки. Снова поднимая катану, Наруто взглянул на плод своих тренировок. Голова манекена была уничтожена, а туловище наполовину вывернуто наизнанку.       Подождав пару минут, чтобы боль в руках притупилась, Наруто продолжил. Он бил, не жалея сил, бил даже тогда, когда от манекена остался лишь штырь. Каждый удар был словно вызовом самому себе, попыткой заглушить ту боль, что копилась внутри него. Он не мог остановиться, ведь остановка означала бы сдачу. А сдаваться он не умел.       Отбрасывая катану в сторону, Наруто поплёлся к дереву, ствол которого был обмотан чем-то плотным. Переведя дух, мальчик начал бить по нему кулаками. После первого удара, Наруто остановился и присел, прижимая руки к груди. Было слышно, как он начинает плакать, но Наруто всеми силами старался успокоиться. Слёзы катились по его щекам, смешиваясь с пылью и потом. Он сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, но боль от этого была ничтожной по сравнению с тем, что творилось у него в душе.       Оставив дерево, Наруто решил пробежаться.       Тело ребёнка было не подготовлено к серьёзным нагрузкам. Наруто не стал разминаться, а просто побежал. Он пытался осилить слишком многое, из-за чего упал на третьем круге. Тяжело дыша, лёжа на земле, он увидел ту самую блондинку, которая лечила его в Конохе.       «Цунаде. Вроде так назвал её сенсей».       Она шла к Наруто, мельком взглянув на манекен и кровь на катане. Когда она дошла до него, лежащего на земле, присела на корточки и положила свою руку на его голову, медленно поглаживая его по волосам. Её прикосновение было таким тёплым, таким нежным, что Наруто на мгновение забыл о своей боли.       — Малыш, ты помнишь меня? — спросила Сенджу, тепло улыбнувшись.       В ответ Наруто промолчал, но слегка кивнул. Она взяла его на руки, словно младенца, и пошла в сторону ручья, который находился неподалёку. Её движения были плавными, словно она боялась причинить ему ещё больше боли. Наруто чувствовал, как её тепло проникает в него, согревая изнутри.       Сняв с его рук окровавленную ткань, Цунаде промыла ладони Наруто, а после, применив технику, залечила раны.       Этот тёплый, зелёный свет принёс покой в душу мальчика. Дыхание нормализовалось, а сердце перестало бешено колотиться. Наруто смотрел на свои руки, которые ещё минуту назад были покрыты кровью, а теперь выглядели так, будто ничего и не произошло. Но он знал, что раны на душе заживают куда дольше.       — Зачем ты так? Тебе разве не больно? — спросила Цунаде, её голос был полон заботы и тревоги.       Усадив его на колени, она прижала Наруто к себе, мягко поглаживая по спине. Её руки были такими нежными, словно она боялась, что он рассыплется у неё на глазах.       — Это не приведёт тебя к тому, к чему ты стремишься. Ты только ранишь себя и моё сердце.       Наруто не знал, как реагировать. Он никогда не ощущал такой заботы от кого-либо. Орочимару никогда не обнимал его, никогда не говорил, что его раны приносят ему боль. Он подумал, всего на секунду, что именно так чувствует себя ребёнок в объятьях матери. И от этого стало больно. Он хотел также сидеть со своей матерью, хотел, чтобы она также гладила его по спине и говорила приятные слова. Хотел чувствовать защиту.       — Малыш, позволь мне помочь тебе. Я не хочу, чтобы ты стал убийцей. То, что с тобой произошло, это неправильно. Я... я бы хотела, чтобы ты поговорил со мной. Рассказал всё, что тебя тревожит.       Наруто чувствовал лёгкий аромат цветов, исходящий от Цунаде. Он слышал её сердцебиение; такое равномерное и успокаивающее. Он ощущал теплоту её тела и мягкость груди. Всё это было так ново для него, так непривычно. Он не знал, как выразить то, что творилось у него внутри. Но он знал, что должен попытаться.       Медленно поднимая свои руки, Наруто обнял принцессу Сенджу и заплакал.       — Я не хотел. Мне страшно. Я не хотел этого делать.       — Тише, тише. Я понимаю, что ты не хотел этого делать. Никто не хочет, чтобы руки детей были в крови.       — Они... они смотрели на меня, когда я...       — Я знаю, я знаю.       Цунаде покачивала Наруто, не переставая гладить его по спине. Она прикрыла глаза, вспоминая своего брата. Точно такой же характер и улыбка. Такое же стремление к жизни. Она знала, что Наруто не виноват в том, что с ним произошло. Он был всего лишь ребёнком, которого использовали в чужих играх.       Неожиданно для Наруто, он услышал песню.       — Далеко за вечерним облаком сокол парит одинокий. Я слышу его грустный крик. В безмолвном ветре он один летит. Рассекает небо крыльями. И нет отдыха ему там никогда... — её голос был тихим, но таким проникновенным, что Наруто замер.       — Никто не знает, что в сердце моём, в сердце как у этого сокола. Никто не знает, что в сердце моём. Одиноко соколу в небе...       Наруто слушал, затаив дыхание. Её слова словно касались его души, задевая самые глубокие раны. Он чувствовал, как слёзы снова накатывают на его глаза, но на этот раз он не пытался их сдержать.       — По полевой дороге иду я, и друг идёт рядом со мной. Мы с тобой всегда одни. На лугу цикады стрекочут где-то. Мы смотрим друг на друга и что-то... я никак не могу слово сказать.       Цунаде замолчала, но её руки продолжали нежно гладить Наруто по спине. Он чувствовал, как её дыхание становится глубже, словно она пытается сдержать свои собственные эмоции.       — Никто не знает, что в сердце моём. Я одинока на свете этом. Никто не знает, что в сердце моём, одиночество грустно... — она закончила песню, и тишина вокруг стала ещё глубже.       Когда Цунаде допела, Наруто отодвинулся, чтобы посмотреть на неё. Она плакала. Глаза её были закрыты, но слёзы текли по щекам, падая на траву. Каждая капля казалась тяжёлой, словно в ней заключалась вся боль, которую она носила в себе годами. Наруто никогда не видел её такой. Она всегда казалась ему сильной, непоколебимой, как скала. Но сейчас она была уязвимой, и это заставляло его сердце сжиматься.       — Что это? — тихо спросил он, не сводя с неё глаз.       — Эту колыбельную мне пела бабушка, когда я не могла уснуть. Она пела её и моему младшему брату, но... — её голос дрогнул, и она замолчала, словно боялась, что слова вырвутся наружу вместе с новой волной слёз.       — Он умер? — спросил Наруто, его голос был тихим, но твёрдым. Он не хотел причинять ей боль, но ему нужно было знать.       Цунаде замерла. Она посмотрела в яркие глаза мальчика, в которых больше не было грусти. Она видела в этих «сапфирах» искренность и желание помочь. Её сердце сжалось от боли, но в то же время она почувствовала тепло, которое исходило от этого ребёнка. Он был таким же, как её брат — таким же упрямым, таким же добрым, несмотря на все испытания, которые выпали на его долю.       — Да, он погиб, — наконец ответила она, её голос был едва слышен.       Наруто протянул свою руку к лицу Цунаде и вытер слёзы со щёк. Это одно действие напомнило ей о Дане. Его лицо мелькнуло у неё перед глазами, там, где находилось лицо Наруто. Она смотрела на мальчика, и в её сердце что-то щёлкнуло. Она не могла объяснить, что это было, но она знала, что этот ребёнок стал для неё чем-то большим, чем просто учеником.       — Не надо плакать, Цунаде. Можно... можно я буду тем, кто сделает тебя счастливой? — его голос был тихим, но в нём чувствовалась решимость.       — Что? — она смотрела на него, не понимая, что он имеет в виду.       — Я хочу быть тем, кто займёт место в твоём сердце, как ты заняла его в моём. Я не хочу видеть твоих слёз. Я не знаю почему, но мне становится больней. Даже раны не причиняли мне столько боли...       Цунаде не знала, что ответить. Она смотрела на ребёнка, который говорил о таких вещах, которые ей не говорил никто. Её сердце сжалось, и она почувствовала, как слёзы снова накатывают на глаза. Она не могла понять, как этот мальчик, который сам пережил столько боли, мог думать о её счастье.       — Я не знаю почему, но я чувствую себя уютно в твоих объятьях. Кажется, так было бы, если бы меня обнимала мама, но я... я не уверен. Ведь, они... — его голос дрогнул, и он замолчал, не в силах продолжить.       — Я знаю, Наруто. То, что сделал твой отец, нельзя оправдать. Он поступил как последняя сволочь, но у него были свои причины для этого. Я ни в коем случае не пытаюсь тебя переубедить в этом. Просто... просто знай, что твоя мама любит тебя. Она всегда любила тебя, — её голос был мягким, но в нём чувствовалась твёрдость.       — Наверное, — прошептал Наруто, опуская глаза.       — Слушай, Наруто, — Цунаде нежно прикоснулась к его лицу обеими руками, приподнимая слегка, чтобы он смотрел прямо ей в глаза, — можно я потренируюсь вместе с тобой?       — Я не знаю. Это нужно спросить у Тенрю-сенсея, — ответил он, но в его глазах читалось сомнение.       — Нет, мой мальчик. Ты больше не будешь тренироваться с этой бездушной куклой. Я близко не подпущу его к тебе. Тебе незачем спрашивать у этого... эксперимента что-либо, — её голос стал твёрже, и в нём чувствовалась решимость.       — Но Орочимару-сенсей... — начал Наруто, но Цунаде перебила его.       — И он тоже! Не стоит тебе так часто слушать моего старого друга, который любит покопаться в земле.       — Но... — Наруто хотел возразить, но Цунаде снова не дала ему закончить.       — Не беспокойся, Наруто. Он не будет против. Я ведь права? — громче обычного спросила она у дерева за ними.       — Конечно ты права, Цунаде-химе, — раздался голос Орочимару, и он появился из ниоткуда. Хищно улыбаясь мальчику, он присел рядом с ними.       — Знаешь, Наруто. Есть вещи, с которыми ты столкнёшься в своей долгой жизни. Я в этом уверен. И я также уверен в том, что твоё задание не было ошибкой. Может, я выбрал не то время... но это не важно. Я хочу, чтобы ты был готов. Я говорил это, и не раз. Я хочу, чтобы ты был готов ко всему. Ты стал для меня практически сыном, я хочу увидеть твой путь. Увидеть, как ты взрослеешь и становишься мужчиной. Хочу увидеть твои успехи и гордиться, что именно я вырастил такого шиноби, — его голос был мягким, но в нём чувствовалась твёрдость.       — Я понимаю, — Наруто улыбнулся. — Я постараюсь оправдать ваши надежды.       — Я знаю, что ты сможешь, Наруто. Поэтому хватит сидеть. Вставай. Если бы Джирайя увидел эту картину, то начал бы жаловаться, что Цунаде-химе никогда не обнимала его так, — Орочимару усмехнулся, но в его глазах читалась лёгкая грусть.       — Только не вспоминай этого изврата. Ты ведь знаешь, что... — начала Цунаде, но её прервал громкий голос.       — Кто-то говорил обо мне? — Жабий Сеннин появился перед ними, вставая в странную позу.       — Вспомнил про говно... — пробормотала Цунаде, закатывая глаза.       — Я — Великий из троицы Сеннинов! Непревзойдённый отшельник с горы Мьёбоку! Завоеватель дамских сердец и поистине — мудрейший писатель! — Джирайя гордо поднял голову, но его поза выглядела настолько нелепо, что Наруто не смог сдержать смешка.       — Это надолго, — Орочимару встал на ноги. — Хватит, Джирайя. Не порть первое впечатление о себе у ребёнка.       — Это не первый раз, когда мы встречались, — возразил Джирайя, но Орочимару только вздохнул.       — Тогда ты его уже испортил, — Цунаде помогла Наруто подняться, убирая с его волос пару листьев.       — Эй, зачем вы так со мной? Я ведь тоже буду обучать этого юного ниндзя. Может, я смогу наставить его на путь истинный. И он станет тем, кто продолжит моё творение, — Джирайя улыбнулся, но его улыбка была скорее хитрой, чем искренней.       — Только попробуй, Джирайя, и я засуну тебе твои книги так глубоко... — начала Цунаде, но Орочимару тихо позвал её, показывая взглядом на Наруто.       — А, да. Ну, ты понял, — она вздохнула, но в её глазах читалась угроза.       — Тогда я обучу его призыву жаб! — воскликнул Джирайя, но Цунаде и Орочимару хором выкрикнули:       — Нет!       — У тебя было уже трое учеников, которых ты обучал, не считая Минато-куна. Так что... — начал Орочимару, но Джирайя перебил его.       — Вы обучали моего отца? — спросил Наруто, пристально смотря на Джирайю.       — Да, Наруто-кун. Я обучал его, но дело в том... Дело в том, что я разочаровался в нём. Он отличный Хокаге и прекрасный шиноби, но как отец... Той ночью я был там. Я видел, как ты страдал, — голос Джирайи стал тише, и в нём чувствовалась боль.       Джирайя присел на колено, кладя свою ладонь на плечо мальчика.       — Я своими глазами видел, что сделал твой отец. И я своими кулаками пытался вправить ему мозги, но он стоял на своём. Прости меня, Наруто, за то, что я не смог убедить твоего отца.       — А мама? — спросил Наруто, его голос был тихим, но в нём чувствовалась надежда.       Джирайя вопросительно посмотрел на Наруто, а после на Сеннинов.       — А что с Кушиной?       — Где она была?       — Её доставили в больницу. Когда в тебя запечатали... — начал Джирайя, но не успел он договорить, как прилетел подзатыльник от Цунаде, отправивший голову Джирайи на встречу с землёй.       — Молчи, идиот. Ещё слишком рано! — её голос был полон гнева, но в её глазах читалась тревога.       — Что рано? — Наруто посмотрел на Сенджу снизу вверх, пожирая её своим взглядом.       — Почему от тебя одни проблемы, извращенец, — пробубнила женщина, снова присаживаясь рядом с мальчиком.       — Понимаешь, Наруто. Есть одна тайна, о которой ты не должен был знать, по крайней мере так рано. Но из-за одного болтливого придурка... Я обещаю тебе, что в скором времени ты узнаешь, хорошо? Пожалуйста, поверь мне. Эта тайна не принесёт ничего хорошего. Ты ещё не готов к ней, — её голос был мягким, но в нём чувствовалась твёрдость.       — Почему вы считаете, что я не готов? Я уже... я уже сделал много чего, чего не должен делать ребёнок, так почему я не могу знать, о том, что во мне? — его голос дрогнул, и в нём чувствовалась боль.       — В тебе? — Цунаде бросила взгляд на Орочимару, пытаясь понять, говорил ли он что-нибудь.       — Да. Я читал свитки. Этот старый извращенец сказал, что в меня что-то запечатали. Значит, я сосуд. В свитках, которые дал мне Тенрю-сенсей, говорилось, что запечатать можно много чего, но в основном это делают при помощи свитков. Только в крайних случаях используют людей, — его голос был тихим, но в нём чувствовалась решимость.       — Какой ты смышлёный для своего возраста, Наруто-кун. Но прошу. Ты же решил стать тем, кто будет для меня особенным, правда? — Цунаде смотрела на него, и в её глазах читалась надежда.       — Да, — ответил Наруто, его голос был твёрдым.       — Тогда я прошу тебя, как дорогого человека. Потерпи немного, и я обязательно тебе всё расскажу, — её голос был мягким, но в нём чувствовалась твёрдость.       — Обещаешь? — он протянул свой мизинчик.       — Обещаю, — улыбнулась Цунаде, взявшись с ним мизинчиками.       — Чувствую я, что у нас будет тяжёлое время впереди, — прошептал Джирайя, потирая затылок.       — И не говори. Он будет призывать змей, — усмехнулся Орочимару.       — Эй, Орочи, я хотел обучить его призывать жаб, — начал Джирайя, но Орочимару перебил его.       — Нет.       Орочимару уходил вместе с Джирайей вглубь леса, оставляя Наруто и Цунаде наедине.       — Пожалуйста, Орочи, — начал Джирайя, но Орочимару только покачал головой.       — Не-ет. Обучи его Рассенгану.       — Это само собой, но я думал, что это должен сделать Минато.       — Нет. Обучишь его Рассенгану и другим техникам, но призывать он будет змей.       — Ну, Орочи. Давай договоримся... — голос Джирайи стал отдаляться, как и их силуэты.       И они не увидят, как Наруто и Цунаде заснули в объятьях друг друга, под тёплым светом заходящего солнца.