
Метки
Описание
В современном мире, такие существа как вампиры и оборотни часто выступают как персонажи фильмов, сказок и легенд, но что если они живут и жили в реальном мире? Что будет с девушками, которые по воле случая были втянуты в тот мир, о котором они не должны знать? Будет ли их ждать смерть или станут частью сильнейшего клана вампиров?
Примечания
Это моя первая работа . Поэтому не бросайтесь тапками. Приветствуется критика в мягкой форме.
Предыстория ( переписанная )
13 апреля 2025, 07:52
***
Лор этого фанфика является альтернативной реальностью.
Описания будут согласованы с историческими событиями в мировой истории, но могут быть допущены неточности либо какие-то упущения.
***
Канту, 26 марта 1986 года
Весна в этом году в Италии радовала своих жителей тёплыми днями и спокойными, пахнущими свежей зеленью вечерами. Этот день тоже выдался чудным, но не у всех было настроение насладиться чарующей весенней природой. Уже давно наступила глубокая ночь, и многие в поместье отдыхали, но именно ночью происходят интриги и сговоры. Молодой высокий, чуть долговязый мужчина спешил передать послание для своей госпожи. Его и без того тонкие губы были поджаты от напряжения, а в узких серо-зелёных глазах читалось беспокойство со смесью недовольства. Ральфу следовало быть тише мыши и проворнее кота, с чем собственно он всегда справлялся идеально. Приближаясь к покоям, он настроился себя на самое беспристрастное выражение лица, собравшись он провёл по двери ногтем три раза. Получив разрешение войти, Ральф покорно склонился и с почтением тихо произнёс: — Госпожа, Вам передали письмо. Высокая черноволосая и изящная женщина, одетая в закрытое платье сливового цвета, протянула свою руку; получив письмо, её длинные тонкие пальцы раскрыли конверт, большие ярко-зелёные, цвета изумруда, глаза напряжённо вчитывались в текст. Прочитав письмо, Корнелия лишь усмехнулась и скомкала письмо в руке. Зеленоватая дымка охватила её ладонь, превратив скомканный лист в пепел. Подойдя к своему столу, Корнелия достала колбу серебристого цвета и, приблизившись к своему слуге, спросила: — Жизель хорошо справляется? Ещё не наскучила нашему «повелителю»? На последнем слове женщина сделала акцент. — Нет госпожа, она почти каждый день в его покоях. — Славно, — протянув ладонь она передала слуге колбу. — Передай ей, эта последняя. И ещё скажи, чтобы была, в её же интересах не понести ублюдка. На мгновенье на её лице отразилось отвращение, но женщина быстро с собой совладала, она не любила проявлять негативные эмоции перед слугами. — Хоть это конечно и маловероятно, но всё же стоит подстраховаться, у меня и без этого головной боли хватает. Теперь иди, — сделав жест рукой, приказала женщина. — Будут указания? Я могу что-то сделать для вас? Женщина раздражённо посмотрела и закатив глаза сказала: — Удались и не приходи, пока я не позову. Оставшись наедине с собой, Корнелия вальяжно расположилась на софе, задумчиво наклонив голову и прокручивая кончики черных волос, которые были заплетены в косу. В её голове роилось множество мыслей, и, решив немного развлечься, женщина вышла на балкон подышать ночным воздухом. Вздохнув полной грудью, она почувствовала приятную свежесть, было тихо и очень уединённо, будто сама природа замолчала. Однако Корнелия не была любителем тишины и природы, она любила азарт, веселый ритм, роскошь — то, что её окружало всё детство и юность. И после замужества Корнелия не собиралась менять своих привычек, вот только не учла характер и нрав своего супруга, а ещё того, что он, в отличие от отца, не станет потакать ей. Мысль о своём супруге заставили женщину раздражённо цокнуть, уж слишком сильна была её обида и ненависть. И эта ненависть была настолько сильной, что казалось, будто Корнелию охватывала лихорадка. Вероятно, будь её обидчиком кто-нибудь другой, он давно бы испытал на себе гнев и силу женщины. Но вот только Люциан не был кем-то другим: ни её провинившимся слугой, ни любовником, ни даже сыном. Как оказалось, не так-то легко придумывать наказания и мстить тому, кто не то что равен, а сильнее тебя. Это-то её и раздражало больше всего. Корнелия ощущала себя слабой и уязвимой, однако её утешала мысль, что это временно и, когда придёт время, она за всё расквитается со своими обидчиками. Лишь только придёт время…***
В сыром подвальном помещении пахло сыростью и плесенью. Сморщив нос в раздражении, она недовольно спросила мужчину стоящего перед ней: — И обязательно было назначать встречу в этой сырой дыре? Да и разве мы уже не всё обсудили? — Терпение госпожа, здесь нас никто не побеспокоит, — добродушно ответил мужчина, после чего продолжил. — День кровавой луны близится. Осталось уже пять дней, а двух артефактов не хватает. Господин беспокоится. Ухмыльнувшись Корнелия ответила: — Ах вот оно что! В таком случае ему стоило прийти самому, а не посылать своего ручного прислужника. Неизвестный от раздражения сжал челюсти, но быстро попытался взять себя в руки: — Он доверяет мне. Я оправдал его доверие уже много лет назад, приложил много сил и времени для нашей цели, а вот вы, кажется, не шибко хотите внести свою лепту в наше дело. — Осторожно, госпожа, а то господин решит, что вы не на нашей стороне, — лёгкой усмешкой добавил он. Корнелия мило улыбнулась собеседнику, а тот улыбнулся в ответ, но его улыбка в миг стёрлась, когда он ощутил крепкую хватку на своём горле. Мужчина даже не успел понять, как с сильным толчком оказался прижат к стене. Женщина перед ним схватила его за горло с такой силой, что ещё чуть-чуть и могла бы сломать шею. Руки её были в зеленоватой дымке и, проникая в тело, доставляли боль, которая с каждой секундой нарастала, сжимая органы всё сильнее. Корнелия всё ещё улыбалась, но теперь уже хищно и самодовольно. В глазах её была холодная, расчётливая жестокость, и с каждым словом её лицо становилось более искажённым. — Решил мне угрожать? Сейчас я могу тебя размазать тут так, что и праха не останется, твой хозяин тебе не поможет, а мне ничего не будет! Не тебе судить и решать, что и сколько я сделала, прислужник. Ещё раз обратишься ко мне без почтения или будешь указывать, что делать — я покажу тебе твоё место и то, чего ты на самом деле стоишь. Вернув милую улыбочку, вампирша его отпустила, и тот, не удержавшись, упал на землю, глубоко дыша и приходя в себя. «Чёртова сука,» — подумал вампир, почти придя в себя и вытерев кровь с подбородка. Глубоко вздохнув, он поднялся на ноги хриплым голосом отвечая: — Простите, госпожа, я не хотел вас оскорбить, все мы беспокоимся, восстание через два дня, и нам нужно всё успеть. — Не волнуйся и не переживай, всё уже почти готово. Завтра вечером артефакт уже будет у твоего хозяина, — задорным голосом, так, будто ничего и не произошло, проговорила вампирша и, достав с потайного кармана сложенный и запечатанный конверт, передала его мужчине. — Это карта, передай своему господину, и пусть он следует по этому маршруту, артефакт будет у него в руках, там его будут ждать. Кивнув в почтении, собеседник спросил: — Остался один? — Об этом можете тоже не беспокоиться. Он ещё ближе, чем кажется. — И где же? — Было нелегко это узнать, но я уверена точно, что он в доме у дорогого товарища и побратима нашего повелителя, — бросила Корнелия так, будто это ответ на самую простую задачу. — Господина Гэбриэла. Нахмурившийся вампир с досадой подметил: — Это плохо. Во-первых, самая большая проблема — это не заблудиться. Его дом сокрыт под «иллюзорными тропами», без проводника туда не добраться, мастера над этой магией у нас нет, проводника — тоже. Из всех наших союзников только вы знаете путь, но вы будете заняты захватом клана. Во-вторых, там хорошая охрана, а Гэбриэл и Верона слишком сильны, хотя это самое меньшее из препятствий. Легко засмеявшись Корнелия ответила: — Эх, глупый. Во-первых, я носитель древнейшей магии, в том числе и иллюзорной, мне не составит труда снять тропы. Во-вторых, этого рогоносца не будет уже сегодня ночью. Люциан отправит его в Мумбай, на встречу с Викаром, так что одна она будет не так уж сильна. — Раз так, то это всё меняет. Артефакты все будут у нас, и мы успеем вовремя. Господин будет доволен. — Да, вот только советую совершить визит во время восстания. Все будут заняты, их будет некому защитить, справитесь быстрее. — Я передам господину, — заверил неизвестный. — Передай, передай, а теперь мне пора, не нужно, чтобы моё отсутствие заметили.***
Два дня спустя, день восстания
Вобрав в грудь побольше воздуха и выдохнув, Корнелия пошла на встречу со своим сыном: молодым человеком, примерно двадцати пяти лет, с прямыми чертами лица, тёмно-каштановыми прямыми волосами и светло-карими глазами, которые всегда источали серьёзность и отражали волевой характер юноши. Подойдя к нему, Корнелия положила руку сыну на плечо и спросила: — Уже пора начинать, Артур. Ты готов? — Да. — Хорошо. Идём, надо поспешить сынок, Данте нас ждёт. — Все собрались и уже ждут нас, — ответил Артур, идя чуть поодаль матери. Зайдя в зал, где должны были ждать воины, Корнелия удивилась: там было пусто. Это не могло не смутить женщину, и она, обернувшись к сыну, который запирал дверь, непонимающе спросила: — Где все? Что ты делаешь? Когда Корнелия заметила суровый взгляд своего сына, её пронзила догадка. — То, что должен, матушка, — Сказал Артур, накинувшись на Корнелию и заломив ей руки. — Не сопротивляйся, так будет лучше. Горько рассмеявшись, она сказала: — Неблагодарный… маленький выродок. И, наступив на его ногу, ударила юношу со всей силы затылком по лицу, вырываясь из захвата. Завязалась борьба. Корнелия не была опытным бойцом, но драться умела, тем более ей помогала магия. Она поняла, что сын не пощадит её, впрочем, и он для неё сыном с этого момента быть перестал. Артур был воином, но свою магию пламени он применять не мог часто. Корнелия билась отчаянно, наносила удары исподтишка, применяла магию, но её сын был лучше подготовлен и смог терпеть боль, а на более сильные заклинания Корнелии не хватало времени. Она заметила, что у Артура не было цели убить её, и поэтому решила принять истинное вампирские обличие, чтобы противостоять Артуру. Кожа стала тёмно-серой. Рост стал намного выше, а тело — более сильным; на коже проступили тёмные вены и прожилки, удлинились когти, челюсть стала более мощной с более длинными и сильными клыками; белок глаза стал полностью чёрным с ярко-красной радужкой и тёмно-красным, почти чёрным, зрачком. Артур сделал то же: принял истинное обличье. Оно было похоже на обличье матери, только более мужеподобное. Их схватка напомнила битву двух разъярённых медведей. У Корнелии уже закончились силы, и, когда её откинули к стене, она приняла свой прежний облик. Отвернувшись к стене, делая вид, будто не может встать, она стала шарить во внутренней потайной складке одежды, стараясь найти нож и радуясь, что он не выпал. Артур, тоже вернув своё обличие, подошёл к лежачей матери и, присев, сказал: — Ты пойдёшь со мной, тебе придётся ответить за то, что натворила. Присев и приблизившись к сыну под маской беспомощности, Корнелия ответила: — Как и тебе, сыночек, как и тебе. Сказав это, женщина полоснула лезвием по глазам сына и, пока тот растерялся, воткнула кинжал в его горло несколько раз, давая себе возможность вырваться.***
Проходя по коридору, Данте нервно оглядывался, зелёные с янтарным вкраплением глаза нервно метались из стороны в сторону, а чёрные волосы средней длины стали дико мешать, от чего молодой человек постоянно их поправлял. Он беспокоился, ведь уже прошло достаточно времени, а никто не пришёл. Его тревогу нарушили тяжёлые медленные шаги и знакомый запах. Идя навстречу шуму и запаху, он увидел свою мать, которая плохо выглядела, потрёпаная, избитая и раненая. Она тихо позвала его и осела на пол: — Дан… Данте… — Мама? Что случилось? Где Артур? Он жив? Что произошло? Обеспокоенно спросил парень. — Этот ублюдок предал нас, — с гневом, но всё ещё тихо ответила Корнелия. Нам надо… — Т-ш-ш-ш… ты слаба, пойдём ко мне в покои, мы всё успеем.***
Данте протянул матери кубок с человеческой кровью, в который Корнелия так жадно вцепилась, дабы пополнить силы. — Что теперь делать? Если Данте предал нас, то как мы справимся? — Пойдём с тем, что есть, этого хватит. К тому же у меня есть козырь в рукаве. Заверила Корнелия, наполнив ещё один кубок, и выпила его содержимое, а потом ощутила странный привкус, почувствовала, что лучше ей почему-то не становится. — Кровь не свежая? Почему мне не… помогает… Принюхавшись, Корнелия наконец поняла, что с кровью что-то не так. Она догадалась, параллельно чувствуя, что ей становится тяжелее дышать и её тело наливается свинцом. От осознания её зрачки расширились, и в гневе она кинула кубок с кровью в младшего сына, пачкая его лицо и одежду. — Ты! Ты тоже! — медленно вставая, крикнула Корнелия в ужасе, но её тело переставало слушаться; вскочив и немного отбежав, она снова осела, чувствуя, что ей тяжело подняться. Данте же в это время молча поднялся и подошёл к стоящему рядом столику, достал заранее заготовленный клинок. Подходя ближе, он заговорил, глядя на мать с сочувствием: — Это аналог того, что ты подливала отцу. Джеймс хорошо постарался. Признай, у него есть в этом талан. — Отпусти меня… Не смей! Не смей меня трогать! — отчаянно кричала Корнелия, отбрыкиваясь от Данте, который уже взял её за руки и приподнял над полом. — А чего ты ждала матушка?! — чуть снизил голос. Приблизившись к матери, он спросил почти жалобно: — Чего ты ждала, когда пошла против клана? Триумфа? Прощения? Думала, мы поддержим тебя? — Мне нужно ваше прощение?! Запихните его себе в глотки! Вы, неблагодарные ублюдки! — крикнув это в истерике, женщина плюнула в лицо своему сыну. От этого Данте в гневе швырнул её на софу. — Вы как мои дети должны быть опорой для меня! Моей поддержкой! Это я вас родила! Я создала! Я тебя всему научила, Данте!.. — всхлипнула женщина, после чего разрыдалась как никогда в жизни, чувствуя отчаяние, которое никогда до этого не испытывала. — Неужели… всё закончится так, Данте? Сынок, я не хочу умирать… не хочу умирать… Слушая это, Данте было тяжело решиться. Перехватив нож покрепче, он ринулся к матери и, не теряя времени, вонзил кинжал ей в сердце, так же быстро вынув. Корнелия лишь повторяла из последних сил: — Не хочу. Не хочу уми…ть… Данте приподнял её и обнял за лицо, покачивая, пытаясь хоть как-то облегчить её муки. Он держал её, пока глаза женщины не застыли. И закрыв её глаза, он прижался к ней, обнимая в последний раз… на прощание.***
Тем же вечером
Поместье Валеска
Молодая женщина со светло-русыми волосами и ярко-голубыми глазами сидела за столом, который освещался лишь одной лампой. Перед ней были книга и печатная машинка с кучей бумаг. Ярко-голубые глаза внимательно всматривались в каждую строчку и таблицу. От работы женщину отвлёк плач ребёнка, доносившийся из люльки. Подойдя к дочери, она спросила: — Кажется, кто-то проголодался? Да? Покормив ребёнка, женщина решила немного поиграть с младенцем. В спальню постучали. Получив разрешение войти, на пороге показалась женщина средних лет. — Мне нужно что-нибудь принести? Вы не ужинали. — Нет-нет, я не хочу. Расскажи лучше о том, как обстоят дела, Хельга. После обсуждения со своей экономкой рабочих дел завязался простой и будничный разговор двух уважающих друг друга женщин. — Ваша дочь хоть и маленькая, но уже так похожа на вас, — сказала Хельга. — Мне кажется, она вся в отца, у неё даже такое же выражение лица. Хотя цвет её волос явно темнее, Гэбриэл говорит, что видит в ней что-то схожее со своими родителями, несмотря на то, что их он почти не помнит, — ответила Верона и, вспомнив о муже, загрустила. — Говорят, дети берут от родителей только лучшее, пусть будет так, — пожелала Хельга и, заметив, что госпожа погрустнела, спросила: — Что случилось? — Я переживаю, мы никогда так не ругались с ним раньше. Мы даже не поговорили перед его отъездом. Я не хочу, чтобы наши отношения испортились, особенно после того, как только всё начало налаживаться, — призналась Верона. Чуть задумавшись, Хельга ответила: — Такое бывает в семейной жизни, может и лучше, что вы сейчас в разлуке. Господин подумает, остынет, успеет заскучать, а там и помиритесь. Тем более у вас есть ребёнок, да ещё и девочка. Усмехнувшись, Верона ответила: — Не думаю, что ребёнок так уж поможет. — Но, госпожа, вы будто первый год с нами живёте! Вы же сами знаете, какая редкость среди нас выносить и родить ребёнка, да ещё и девочку. — Ладно, заканчивай, — добро посмеялась Верона. — Я верю что всё наладится. В дверь постучали, и, получив разрешение, начальник охраны ступил на порог. — Господа, у меня есть неприятные новости: к нашей территории подходят чужаки, мы чуем их приближение. — Как это возможно? Только обитатели этого дома и повелитель знают тропу к этому дому. — Может повелитель их послал? И у них какое-то поручение? — спросила Хельга, на что начальник охраны ответил: — Не думаю, тем более повелитель, а потом ещё и господин Гэбриэл, меня лично предупредили и дали дополнительно стражей для усиления охраны. — Для чего это? — спросила Верона напрягшись. — Дело в том, что во дворце снова хотят поднять восстание, но повелитель знает об этом, уже предпринимаются все меры. На всякий случай увеличили меры безопасности для нас. Никто не должен был приходить без предупреждения, тем более такой толпой. — И мне Гэбриэл ничего не сказал, — проговорила женщина. — Вас не хотели пугать, — заверил старик. — Это уже не так важно, — отмахнулась Верона и спустилась, чтобы осмотреть пластину, на которой виднелось изображение карты. Увиденное ей не понравилось, тем более толпа надвигалась быстро. Подозвав Хельгу, она дала ей поручение, чтобы женщина вышла по «задам» и спрятала ребёнка в безопасном месте. На прощание Верона поцеловала малышку и положила девочке в пелёнку доставшийся от сестры амулет с голубым камнем. Хельга ушла, а Верона, пока ещё было время, решила подготовится к встрече с незваными гостями, а также дала указание чтобы все, включая прислугу, были готовы защищаться.***
Хельга несла кричащего ребёнка, который, чувствуя отсутствие матери, громко плакал, как бы она не старалась, но успокоить его не могла. Уже выйдя из троп, женщина выбрела на дорогу, где был город. Денег с собой было немного: разве что только на дорогу, конечно этого бы хватило, чтобы передать ребёнка к знакомым и чтобы о ней позаботились, но Хельга боялась. Ведь восстание могло пойти в пользу бунтующих, раз чужаки смогли так смело прийти в их дом, да и никто не знает, кто помогал бунтующим. Доверия не было, и Хельга не знала, что делать. Более того, она боялась за госпожу Верону. Что же будет с ней и со всеми остальными? Поразмыслив немного, женщина придумала решение. Хельга пришла в полицейский участок и сообщила дежурному, что нашла ребенка в парке неподалёку и как добропорядочная гражданка пришла сообщить о находке. У полицейского появились сомнения, он попросил гражданку остаться для записи и дачи показаний. Когда же полицейский отвлёкся, Хельга сумела выйти и скрыться. Возвращаясь обратно она всё думала: «А правильно ли она сделала?» «Если всё серьёзно затянется, то среди людей ей будет безопаснее, а если всё обойдётся, то найти малышку всегда можно, особенно с деньгами и связями. Пусть уж лучше потом меня накажут,» — решила для себя Хельга.***
Тем же временем в поместье Валеска всё обернулось бойней. Незнакомцы, которые прибыли, сказали, что ищут артефакт и, если они хотят жить, то лучше его отдать. Верона ничего не знала про это, о чём честно сказала. Ей не поверили, и более незнакомцы не были настроены на мирный диалог и разрешение проблемы, они принялись атаковать обитателей. Обитатели старались противостоять, но стражей было меньше, чем незваных гостей, а работники не были сильны в битвах. Верона сражалась, как могла, но против большинства противостоять было почти невозможно. Чужаки перевернули и обыскали весь дом, но ничего не нашли. Поставив Верону и ещё несколько выживших на колени, предводитель сказал, помахивая топором в сторону девушки: — Красивая ты девка. Жалко такую на куски рубить. Скажи по-хорошему, где артефакт, и я отпущу тебя. Если же его здесь нет, то может ты знаешь, куда твой муженёк его спрятал? — Я не знаю, — ответила Верона. — Да ладно! Знаешь, мужчина очень разговорчив в постели, а уж с такой красоткой и соловьём запоёт, неужто не знала? Хотел бы попробовать тебя таким образом разболтать, но времени мало знаешь ли. Молчишь значит. Ну ладно, придётся по-другому. Обратившись к пленникам он спросил: — Эй, вы ваша хозяйка говорить не хочет, может кто из вас захочет. Неужели никто ничего не слышал? Никто ничего не говорил. — Да что ж вы за твари такие! Ну ладно, придётся по старинке. Ставя каждого пленного перед Вероной, предводитель задавал ей один и тот же вопрос несколько раз и, не получив нужный ему ответ, разрубал пленника, когда убивая сразу, а когда — не сразу. Верона всё равно молчала и только тихо роняла слёзы. Пленники закончились, и, разозлившись, предводитель схватил женщину за волосы, больно натягивая её голову. — Да что с тобой не так, а? — и ударил её об своё колено, ломая нос. Продолжая держать её за волосы, он тряс Верону. — Говори или тебя на куски порублю! Отвлекло предводителя рычание и пытающийся наброситься на него вурдалак, но недалеко стоящий приспешник прервал это действие, взяв вампиршу на себя. И после недолгой борьбы Хельга проиграла. Верона с удивлением смотрела на плачущую служанку. — Простите, госпожа! Я просто хотела помочь! — А как же?.. — хотела было спросить Верона, но одёрнула себя, боясь сказать лишнего. — А как же что? — спросил палач. — Ну-ка, будь добра, расскажи, а то мы уже три часа всё никак в толк не возьмём, где артефакт? Госпожа твоя своих не ценит, видишь, как поступила, может ты более сговорчива. Знаешь, куда её муженёк спрятал артефакт? Сначала не поняв о чём он, она ответила: — Его здесь нет! Разочарованно хмыкнув, он уже начал: — Ну вот опять одно и тоже… — Но я знаю где он! — А вот это уже интересно. Хельга рассказала, что слышала, как Гэбриэл Валеска говорил о том, что ему приказали перепрятать артефакт в Мумбае, ещё вчера он уехал к индийскому Викару. Один из наёмников подал голос, и Хельге с Вероной он показался знакомым. Отойдя чуть подальше, эти двое что-то обсуждали. Наёмник подтвердил правдивость слов Хельги: он лично сопровождал Гэбриэла и видел, как он вёз с собой ценный груз, который до этого держал дома. Верона с вопросом уставилась на Хельгу, на что та, взяв свою госпожу за руку, сказала, как бы намекая: — Всё хорошо. Всё будет хорошо. Вернувшись, палач снова встрял в разговор. -Да, теперь всё будет хорошо, — сказал он с иронией. В тот же миг он замахнулся топором, сначала ударив женщину по затылку, а после, отрубив голову, повалил её на пень. Кровь снова брызнула на Верону, но в этот раз она уже не сдержала эмоций, однако в этот раз это были не только слёзы, а ещё и ярость, она бросилась на главаря, царапая того когтями и кусая зубами. Пока не вмешался тот самый наёмник, который уже казался Вероне знакомым; смахнув с него капюшон и маску, она узнала его. — Ты… — от шока она перестала бороться, а только осела на землю. Главарь разозлился и в этот раз уже, взяв её за волосы, повалил на пень, замахнулся топором, отрубив голову и ей. Взяв отрубленную голову, палач натянул её на ближайшую пику забора со словами: — Господам полагаются лучшие места.***
Главная резиденция
Сидя на самом почётном месте, молодой мужчина слушал отчёт, который ему предоставили. Светло-русые, почти пепельные, волосы средней длины были собраны, серо-голубые глаза выражали серьёзность и стальную сосредоточенность, весь его вид и вся его поза были напряженными. И этому был весомый повод. Сегодня снова выпало серьёзное испытание на его долю, снова он мог потерять всё что имеет, но судьба оказалась к нему благосклонна. Рядом с ним, по правую руку, сидел его самый старший сын — Джеймс. Внешне он отличался от отца, но в тоже время был похож на него. Его волнистые волосы были чуть короче, имели тёмно-каштановый цвет; темные, почти чёрные, большие глаза смотрели также сосредоточенно. Юноша обладал не резкими, но и не мягкими чертами лица. Он также внимательно слушал отчёт и принимал участие. Джеймс был рядом с отцом и в то же время помогал остальным, применяя свои навыки. Когда все ушли, Джеймс и Люциан остались наедине. Люциан позволил себе при сыне открыться, показать и усталость, и беспокойство. — Сегодня нам удалось избежать катастрофы. Надо теперь заняться расчисткой. Грегори, Артур и Данте уже с этим разбираются. Маркус помогает нашему дяде, — достав вина, Люциан предложил выпить и сыну, тот не отказался от напитка. — Ты молодец, Джеймс, я рад тому, как ты себя показал в этот период. — Мои братья тоже достойны похвалы. По крайней мере, Артур и Данте верны вам, если бы не они, кто знает, как могло бы это обернуться, может более большими потерями, а может потерей вообще всего. Кивнув, Люциан ответил: — Да, ты прав. И я рад, что ты не забываешь про остальных и стараешься всех сплотить. К сожалению, в своих делах я не успевал уделить вам достаточно времени, положился на ваших матерей и упустил многое. Ты, Джеймс, мне с каждым днём всё больше напоминаешь твоего деда. Ты многим в него пошёл: умом, внешностью, рассудительностью, но нрав у тебя мой, и это хорошо. — Спасибо, отец. Ты всегда можешь на меня положиться, и остальные тоже тебя не подведут. Их разговор прервал появившийся у дверей стражник, спешащий сообщить срочную новость.***
Люциан вместе с Джеймсом и несколькими стражами поспешил в поместье, он был ошарашен увиденным там. Но именно Люциан первым в панике бросился всё осматривать. Джеймс хоть и всякое видел за долгую свою жизнь, всё же не был готов к этому. Всюду были трупы вампиров, совсем незнакомых, в одежде незнакомого кроя, из всего увиденного следует, что была борьба, обитатели защищались. Немного помедлив, Джеймс поспешил в дом, надеясь найти кого-нибудь живым, но сперва он ринулся в спальню, он знал, что там стояла детская кроватка. Когда он вошёл в спальню, там уже был его отец, с горечью осматривавший пустое и уже давно остывшее детское ложе. Во всех присутствующих поселилось неприятное чувство на грани тошноты. И Джеймс, и его отец, и братья — все были на её имянаречении. Было больно осознавать, что теперь часть их семьи разрушена. Его отец было и того хуже, видно было, какую горечь, боль и шок он испытывает. Один из стражников с заднего двора подал голос. Когда Джеймс и Люциан поспешили на задний двор, то были хуже. Были ещё трупы их собратьев, кровь и тела, которые уже начали превращается в пепел. Но, что хуже всего, на заборе, на пике, была голова Вероны, а рядом, возле пня, судя по всему, её тело. Джеймс увидел, как отец, подойдя к голове, просто рухнул на колени и, взявшись за волосы, начал плакать, хотя это был больше не плач, а жалобный крик боли. Отослав стражников, Джеймс лишь стал наблюдать со стороны, не решаясь пока подойти. Люциан бережно снял голову и взял ее в руки, пытаясь пригладить уже почти полностью красные и липкие от крови волосы. Однако Джеймса смутило то, как отец начал ронять слёзы и целовать голову Вероны в щёки. Такое поведение его смутило, ведь юноша редко видел отца в просто скорбящем состоянии, а уж в таком — вообще впервые. Когда прошло ещё некоторое время, Джеймс подошёл к отцу. Люциан всё ещё обнимал голову, но уже без слёз и криков, а просто глядя в одну точку. — Надо завернуть во что-нибудь, если поторопимся, то успеем похоронить, пока она ещё не стала пеплом. Люциан кивнул. Похоронить успели, но без пышности и свидетелей. Отец был сам не свой, но Джеймс всё-таки решил его спросить. — Ты ведь любил её? Как давно? — спросил он его без лишних вступлений. — Давно, когда она ещё сама не знала. До сих пор люблю. И скорее всего буду, — тут же ответил он. — Ты ведь понимаешь, что это должно остаться между нами? Только ты и я об этом знаем. Кивнув, Джеймс решил уйти. Помимо горечи, чувства потери, жалости к дяде, ещё много мыслей вертелось в его голове.