la mort porteuse

Всё это происходило будто не в реальности: каждый громкий, мученический вздох, дававшийся ей с огромным трудом; быстрое сердцебиение, лихорадочно пытавшееся наконец донести её сознанию, что происходит что-то не то; дрожащие пальцы, так и норовящие разжаться, чтобы не держать эту книгу; и самое главное, рой мыслей, несвязный между собой никаким образом! Это всё было так нереально! Неправдиво… Взгляд Киролайн был намертво прикован к одной единственной надписи, которая даже не относилась к самому содержанию книги. Одно лишь маленькое послание, оставленное некой Вероникой Гриндевальд для чёртового Волдеморта в юности! Только оно поражало её и заставляла чувствовать действительную слабость, которую в этот самый момент Харрис не смогла бы описать. Да она вообще сейчас не смогла бы связать и несколько слов между собой, ведь способность говорить словно абсолютно пропала. Волнение и непонимание управляло ею в ту секунду. «Что это? Что это значит? — она всеми силами старалась сохранить трезвость своих мыслей, дабы адекватно оценить сложившуюся ситуацию. Но, к огромному сожалению, вместо логических суждений в голове девушки были лишь неожиданные вопросы. — Я не понимаю! Как это вообще может быть?! Неужели с этим связана мама?» Всё было очень непонятно и размыто. Сейчас можно было задать кучу вопросов, связанных с этой книгой. И у Киролайн был на примете человек, который смог бы ответить ей и прояснить ситуацию…

***

— Профессор Дамблдор! — как только она оказалась в кабинете директора, она перестала сдерживать своих настоящих эмоций. Харрис сейчас было не до самоконтроля, ведь она хотела узнать правду как можно скорее. — Профессор Дамблдор, мисс Харрис очень просила отвести её к вам. У неё к вам неотложное дело, — сразу же пояснила Макгонагалл, с помощью которой Киролайн и попала в кабинет Дамблдора. — Неотложное дело? — мужчина, прищурившись, с ног до головы оглядел Киролайн. Она выглядела очень возбуждённо и взволнованно, а в её руках была книга, которую она так тесно прижимала к груди. — Да, по словам мисс Харрис, дело очень важное. Но что это за дело, она мне так и не сказала, — и вправду, гриффиндорка решила оставить всё произошедшее в секрете. Только Дамблдору она могла показать свою находку. — Не сказала? Ну что ж, тогда, наверное, сейчас мисс Харрис всё-таки посвятит нас в своё важное дело. Не так ли, мисс? — но Киролайн ничего ему не ответила, лишь подошла чуть ближе и протянула ему злосчастный фолиант. — Откройте самую первую страницу, сэр, — тихо промолвила она, ведь старалась скрыть свою мелкую дрожь в голосе, вызванную тревожностью. Дамблдор незамедлительно взял в руки книгу, с огромным интересом рассматривая её. Перед тем, как открыть её, он прочитал её название, которые, честно, вызвало у него несколько вопросов. Но они сразу же испарились, прочитав он ту самую подпись, оставленную некой Вероникой. — Минерва, вы можете идти. Мы с мисс Харрис обязательно решим её важное дело, — неожиданно парировал директор, настаивая на том, чтобы Макгонагалл оставила его с Киролайн наедине. Декан Гриффиндора сначала нахмурила свои брови, будто подозревая что-то, но всё-таки ушла, не сказав и слова. «Дамблдор точно уж что-то знает об этом, я уверена. Всё, что касается Волдеморта Дамблдор знает. И вот, может, он мне и объяснит, что эта за книжонка, и кто такая эта Вероника», — сразу подумала Киролайн, услышав, как дверь в кабинет директора закрылась перед Макгонагалл, ушедшей по воле Дамблдора. Девушка старалась не смотреть старику в глаза, боясь, что он почувствует ее тревожность. Хотя Дамблдор уже догадывался, что она чувствует сейчас. — Мисс Харрис, откуда у вас эта книга? — он начал сразу с вопроса, на который Харрис, честно говоря, и сама не знала ответа. «Чёрт, а я ведь даже и не знаю, как эта книга оказалась у меня дома! Это немыслимо! Не знать, какие вещи находятся в твоём доме и по какой причине! И что мне ему ответить? — глубоко вздохнув, она постаралась успокоится. — Ничего такого особенного не случилось. Ну, бывает у тебя дома оказывается книга по Тёмной магии, так ещё и самого Тома Реддла! Так ещё ты и не знаешь, откуда она вообще у тебя взялась! Ничего же страшного, ведь так? — возможно, глупо шутить в таких ситуациях, но гриффиндорке, наоборот, это помогало расслабиться и стать более непринуждённой.» — Можете мне не верить, сэр, но я, честно, не знаю, откуда она у меня. Единственное, что я могу вам сказать, это то, что она уже была в моем доме, когда я окончательно переехала во Францию, — она понимала, что это звучит глупо, и даже не надеялась, что Дамблдор, который всегда предвзято к ней относился, поверит в это. Но, на удивление Киролайн, мужчина смягчил свой взгляд, направленный на неё, и снисходительно улыбнулся. — Вот как, значит? — она быстро кивнула, подтверждая его слова, — ну что ж, хорошо. Сейчас это не особо важно, — он отвернулся от неё, оглядывая весь свой кабинет в поиске укромного места. Киролайн не особо поняла, что он хочет сделать, но потом увидела, как он прячет книгу в один из ящиков шкафа. — А что именно важно, директор? И почему вы прячете её? Дамблдор, снова повернувшись лицом к ней, сначала ничего не говорил, будто обдумывая, что лучше ей сейчас сказать. Он понимал, что сейчас совсем неподходящее время, чтобы раскрывать все карты и посвящать девушку в ту тайну, которую он хранил на протяжении того довольно недолгого времени, прошедшего с их неожиданного «знакомства», когда он впервые появился на пороге её дома во Франции. Но через какое-то время он, видимо подобрав в уме нужные слова, заговорил: — В этой ситуации много что важно, мисс Харрис, — Киролайн очень сильно раздражала его манера говорить загадками, когда он не хотел давать прямого ответа или не знал, что сказать. Но в этот раз она позволила ему продолжить весь этот цирк. — И всё это вам пока необязательно знать, — сделав акцент на слове «пока», директор дал ей надежду на то, что когда-нибудь она всё-таки узнает обо всём. Но загвоздка была в том, что ей не нужно было когда-нибудь, ей нужно было знать это прямо сейчас. — Почему вы не хотите мне ничего объяснять? Зачем снова это тайны? — гриффиндорка, честно, уже устала от этого. От неё вечно прячут что-то. Это её сильно удручало, ведь все эти секреты были напрямую связаны с ней, и она имела полное право узнать всё. — Потому что сейчас ещё не время. Вот когда оно наступит, тогда вы всё и узнаете, — но этот ответ её не устроил. Она сжала руки в кулаки, на мгновение закрыв глаза. «Харрис, перестань! Твоя злость ни к чему хорошему тебя не приведёт, и ты об этом прекрасно знаешь!» — пытаясь себя контролировать, думала девушка. — А когда именно это время наступит? Сколько мне ждать? — резко вырвалось из её уст. Сейчас она была похожа на капризного ребёнка, ожидавшего свою игрушку. — Киролайн, вы слишком нетерпеливы, — это замечание ещё больше заставило разгореться её злость. Шумно втянув воздух носом, Харрис прикусила свою щеку с внутренней стороны. — Потому что я наконец хочу узнать хоть чуточку правды, которую вы постоянно скрываете! Мне кажется, я имею право знать обо всём, что касается меня! Разве не так? — она не повышала свой голос, боясь показаться Дамблдору слишком агрессивной, но всё-таки в её тоне были явные нотки, выдающие её недовольство и сердитость. — Безусловно, мисс, вы имеете право знать, но я ещё раз повторюсь, сейчас совершенно не… — Не время! Не время! И ещё раз не время! — она в непонимании перебила мужчину. Она опустила брови, переведя свой взгляд на какие-то старые фотографии, стоявшие у Дамблдора там, где их было почти совсем не видно. И ей показалось, что на одной из этих фотографий она увидела знакомое лицо, хотя она не стала на этом сильно зацикливаться. — Зачем всё усложнять? Почему вы просто не можете мне всё рассказать? Вы же знаете, что это за книга, и откуда она вязалась у меня, верно? И кто такая эта Вероника, вы тоже наверняка знаете. При упоминании Вероники Киролайн краем глаза заметила, что директор заметно смягчился, будто углубляясь в какие-то воспоминания. «Да, конечно же я знаю, кто такая Вероника Гриндевальд… Было бы странно, что после всего прошлого, я бы забыл, кто она.» Чуть отдёрнув штору, Дамблдор стоял рядом с одним из окон в своём кабинете, где до недавнего времени проверял сегодня собранные работы учеников. Прислушавшись к собственному дыханию, он наблюдал за тем, как последние листы, контрастирующие с пасмурным небом и серой землёй, опадают с деревьев. Сейчас был ноябрь 1942-го года, который не мог не запомниться своими событиями, ведь весь Магический мир страдал от их последствий. И Дамблдор винил себя за то, что никак не мог исправить ситуацию с Геллертом Гриндевальдом, его старым другом, дружба с которым закончилась ещё в их юности. Но кое-что ещё напоминало мужчине о старой дружбе, точнее, кое-кто… Девочка с такими же амбициями и планами покорить весь мир, но при этом такая понимающая и родная. Она вынуждена скрывать своё родство с самым сильным Тёмным волшебником двадцатого века, чтобы продолжить своё обучение в Хогвартсе. И Дамблдор ей в этом помогал, ведь не смог отказать этой прелестной девчушке четыре года назад в её желании обучиться всем тонкостям магии. Вероника Гриндевальд — так звали эту девочку. Хотя сейчас уже нельзя было называть её девочкой, ведь за эти четыре года она совершенно изменилась, повзрослела, пересмотрела свои цели и ценности, а также обзавелась новыми предрассудками и предубеждениями. В общем, совсем уж поменялась до неузнаваемости, но, как считал сам Дамблдор, не в лучшую сторону. Внезапно его слух уловил резкий, неожиданный звук, который, честно говоря, был очень ему знаком. А после него послышался стук в дверь. — Альбус, я могу зайти? — в двери появилась рыжая девичья макушка. — Да, Рони, конечно, — и Вероника сразу же юркнула в открытую дверь, после хорошенько закрыв её. — Так и знал, что ты зайдёшь ко мне перед сном. — Ну, по-другому я не могла. Мы же с тобой договорились, что я могу приходить к тебе хоть в три часа ночи, — Дамблдор улыбнулся на её слова, слегка кивнув головой. — Конечно, ты можешь приходить ко мне когда угодно. — Ну вот и отлично. Может, выпьем чаю? — в её разноцветных глазах засверкали весёлые огоньки, и она села на стул, стоящий напротив кресла мужчины. — Обязательно выпьем, но для начала ты мне скажешь, почему ты не отвечаешь на письма матери? — вдруг он посмотрел на девушку серьёзно, будто испытывая её. — А она мне что-то писала? Я не помню, чтобы получала от неё писем, — сразу Вероника стала холодной, бесчувственно начиная уверять Дамблдора, что никаких писем она не получала. — Рони, не делай вид, будто не знаешь ничего. Габриэль очень волнуется за тебя. Почему ты не отвечаешь на её письма? — он продолжал молвить таким же серьёзным, обеспокоенным тоном. — Я же говорю, что не получала ни одного письма от неё за этот учебный год! Почему ты мне не веришь? — пытаясь сдерживать свою злость, Вероника всё же прикрикнула на Дамблдора. — Вероника, перестань. Я же знаю, что это всё из-за Геллерта, верно? Ты же не просто так поругалась с Габриель летом. — Да, не просто так! Да, из-за Геллерта! Она не понимает меня! Она ограничивает моё с ним общение! — яростно тараторила она, вспоминая о своей матери, которая, по её мнению, глупо мешала её великому будущему. — Ты же знаешь, что и я тоже не совсем одобряю твоё с ним общение, — напомнил ей Дамблдор. — Альбус, ну ты же должен меня понять! Я хочу стать великой! Хочу, чтобы меня запомнил весь мир! И Геллерт мне в этом поможет! Если бы не он, я бы даже половину из тех заклинаний, которые я сейчас использую, не знала. Но мужчина лишь неодобрительно покачал головой, громко втянув носом воздух. Да, его очень беспокоило то, что Вероника, несмотря на то, что её мать и все остальные всегда старались огородить её от влияния Гриндевальда, сейчас сама тянется к нему, ведь у них похожие ценности и идеологии. Из-за этого девушка чуть ли не возненавидела свою мать, которая хоть и была родной сестрой всеми известного Тёмного мага, но всё равно никогда не поддерживала его. Видимо, судьба решила сыграть над Габриель злую шутку, подарив её дочери интерес к Тёмным искусствам и власти. И внешне Вероника немного походила на своего дядю, хоть Габриель совершенная противоположность Геллерта даже внешне. Ничего общего у них никогда не было, но с рождением Вероники стало, ведь у Гриндевальда, как уже можно было понять, на девушку были определённые планы. Хотя не у него одного были планы на эту резкую, властолюбивую и расчётливую юную ведьму. И об этом человеке Альбус внезапно вспомнил. — Ладно, Рони, оставим этот разговор, — она облегчённо вздохнула, обрадовавшись, что больше он не собирается читать ей нотации, — но пообещай мне, что ответишь своей матери, — услышав продолжение, Вероника закатила глаза. — Почему ты так сильно за неё волнуешься? С ней всё будет хорошо, даже если я не отвечу на её дурацкие письма, — пренебрежительно промолвила девушка. — Ты же знаешь, что я очень давно знаком с твоей матерью, и не забывай, что я как-никак твой крёстный. Я пообещал Габриель присматривать за тобой и помогать во всём, и сейчас я не могу просто проигнорировать то, что ты совершенно не думаешь о ней и её чувствах, — честно, ему и самому уже надоело пытаться как-то достучатся до совести крестницы. Если она сама не поймёт, что поступает очень эгоистично, то до неё никак нельзя будет это донести, несмотря на то, кто это пытается сделать. — Да-да, крёстный и друг семьи, я помню, — раздражительно пробубнила она, — хорошо, я напишу ей. Но я не обещаю, что отвечу ей на все её письма. Ты же знаешь, что я не очень сентиментальна в таких случаях, — Дамблдор прекрасно понимал, что она сдалась и пообещала написать Габриель только для того, чтобы он от неё отстал. Она вообще часто прогибалась под других только для того, чтобы ей не доставали. Ей так было проще. — Но ты ведь так ничего и не поняла, — с какой-то долей разочарования сказал Альбус. — Чего я не поняла? — Габриель волнуется за тебя, а ты даже об этом не думаешь, — бесполезно, абсолютно. Вероника никак не среагировала на его слова, видимо, она уже поставила крест на собственной матери, мешающей ей воплощать свои мечты в реальности. — Ладно, это не единственно, что меня волнует, — походу только сейчас мужчина вспомнил про предложение Вероники попить чая. Он подошёл к шкафу, достав из него чайный сервиз. — Ты можешь даже не продолжать, я знаю, к чему ты клонишь, — девушка усмехнулась, понимая, что Альбус снова начнёт говорить ей что-то про Реддла, который, по его мнению, что-то уж слишком много внимания начал уделять его крестнице, — и позволь я опережу тебя, уверив в том, что беспокоится насчёт Реддла тебе совершенно не стоит. Он маленький, глупый мальчишка, что он может сделать? — Вероника, ты же помнишь, что я говорил тебе о Томе? — Конечно помню, но я уже давно сказала тебе, что он сам за мной увязался. После того, как он год назад узнал, что я Гриндевальд, он не отходит от меня ни на шаг. Честно, это начинает хорошенько раздражать. Но в остальном всё отлично. Он даже иногда совсем меня не бесит, — её саркастичный тон не понравился Дамблдору, ведь он говорил с ней абсолютно серьёзно. Но она никогда серьёзно не относилась к его словам о некой опасности Реддла. — Вероника, он… — Да, я знаю, он может быть опасен, а также он может использовать меня в своих целях. У меня всё под контролем, уверяю тебя, — она состроила максимально важное, деловое лицо, словно показывая этим своё отношение к ситуации. — Всё может выйти из-под контроля, — будто предостерегая её, говорил мужчина. — Ой, только не начинай! Прошу тебя! Всё будет хорошо. Да и что может пойти не так? — Ну, знаешь, молодые часто совершают ошибки, ведь они склонны… — О нет! Не смей этого говорить! Я что, правда похожа на человека, который способен влюбиться без особых на то причин? Тем более, в такого, как Реддл! — она была в ярости от его слов. — Я же говорю, что молодые часто не задумываются об этом, влюблённость просто приходит к ним, хоть они и не ожидали её, — Альбус говорил так, будто сам когда-то был тем самым молодым, подвергшимся внезапной влюблённости, и именно поэтому он и предупреждал её сейчас. — О, Альбус, я обещаю тебе, что этого никогда не случится. Я не настолько глупа, чтобы влюбляться в такого, как он… А пока Дамблдор углублялся в старые воспоминания, связанные с его крестницей, Киролайн все это время издали разглядывала полку со старыми фотографиями, которая привлекла её внимание почти сразу же. Как уже было сказано выше, Киролайн на одной из этих фотографий увидела до боли знакомое лицо, которое и заставило её интерес разгореться. И, попытавшись разглядеть получше, она немного удивилась своим догадкам насчёт того, кто бы мог быть на этой фотографии. Но они сразу развеялись, ведь девушка как-то разглядела на снимке другое лицо человека, умершего несколько десятков лет назад, поэтому она и пришла к выводу, что навряд ли люди на фотографии ей вообще знакомы. Да даже если и знакомы, то не лично с ней. Хотя из-за этого её интерес к этим снимкам никак не угас, ведь, увидев на одном из них юного Тома Реддла, Харрис немного удивилась. «Дамблдор хранит фотографии Волдеморта? Звучит крайне странно! Да и на деле тоже очень всё непонятно…» — её голова была полностью забита разнообразными мыслями, которые переплетались между собой и имели одно начало. Да и у самой Киролайн было такое странное состояние, она была полностью поглощена своими догадками, сводившими её потихоньку с ума. С самого детства от неё всегда что-то прятали, ей всегда врали, дабы скрыть правду, которая, по словам многих, не была такой же красивой и хорошей, как та ложь, которую говорили ей из года в год. Она буквально не знала ничего. Лишь какие-то правдивые обрывки были ей известны, но они никак не могли её натолкнуть на правильный путь. И девушка прекрасно понимала, что она всё-таки совершенно не осведомлена ни в чём. Даже в своей жизни. И как бы другие не старалась снова восстановить её веру в эту жалкую ложь, она-то понимала, что во всём сказанном не было никакой логики, да и некоторые события просто не состыковывались между собой, как два совершенно разных кусочка одного пазла. Но так как она располагала только лживой стороной всего происходящего, ей ничего не оставалось кроме того, как просто жить с этой информацией, безусловно, пытаясь узнать наконец хоть что-то правдивое. И вот снова отвлёкшись на эти мысли, Харрис вновь заострила своё внимание на фотографиях, но на этот раз директор это заметил, чуть забеспокоившись. — Вижу, Киролайн, от вашего взгляда не ускользнули эти фотографии, верно? Гриффиндорка сразу же перевела взгляд на Дамблдора, чуть кивнув, ведь скрывать это от него она посчитала бессмысленным. — И что же такого интересного вы в них обнаружили? — на самом деле, подобный вопрос был довольно глуп, так как ответ на него был слишком очевиден. — Зачем вы храните фотографии с юным Волдемортом, сэр? — но Дамблдор, по правде говоря, ожидал совсем иного ответа. «Значит, она не рассмотрела на фотографиях Веронику. Это и к лучшему», — облегчение сразу же распространилось по всему его телу. Мужчина крайне не хотел отвечать на все её вопросы. — В любом случае, мисс Харрис, это всё память. Тем более, эту фотографию я оставил уж точно не ради него на ней, — Дамблдор начал неспешно двигаться по направлению к той самой дальней полке с фотографиями. Киролайн показалось это странным, и она начала очень пристально наблюдать за его действиями. — Память? Память о ком? — поинтересовалась она. — В первую очередь, ни о ком, а о чём. — Так о чём? — О прошлом, конечно же, — директор был уже почти рядом с полкой, — понимаете, мисс, я уже довольно стар и плохо помню о всём, что происходило более дня тому назад, — чуть засмеявшись, он решил как-то разрядить обстановку и отвлечь гриффиндорку от всего недавно произошедшего. Но она до сих пор в своей голове хранила всё. Все вопросы, догадки и воспоминания, — поэтому я, как все другие старики, предпочитаю освежать свою память подобными вещами. Вот фотографии! Прекрасная вещь, не так ли? Можно запечатлеть любой момент своей жизни! — Ужасная вещь, — пробурчала Киролайн. — И почему же? Разве вы, Киролайн, не хотите снова прочувствовать события прошлых лет? — добродушно улыбнувшись, спросил он. — Ненавижу что-то чувствовать. А фотографии — просто бумага с картинками. И вызывают они только грусть, — посмотрев словно сквозь себя, Харрис почувствовала, как у неё начинают трястись руки. Закусив губу, она постаралась унять дрожь по всему телу, но безуспешно. — Только грусть? Почему именно грусть? Существует столько разных эмоций, но вы почему-то затронули только грусть! — А вы, профессор, когда смотрите и вспоминаете об ушедших днях, разве не чувствуете грусть и тоску по прошлому? Разве вас не разрывает изнутри от всех этих хороших воспоминаний, которых уже не вернуть? От всех тех людей, которых не вернуть?! — с горечью в голосе пронзительно прошептала она, чувствуя, как постепенно задыхается. — Вы, Киролайн, мне напоминаете одного человека, — честно, она рассчитывала на абсолютно другой ответ. — Напоминаю одного человека? — в этот момент она взяла себя в руки, решив, что сейчас не самое время поддаваться эмоциям. Хотя, когда это время было? — Да, и вы с ним хорошо знакомы, — слова Дамблдора заставили её на секунду задуматься, дабы понять, про кого это он говорит. — Он так же, как и вы, привык в совсем давних воспоминаниях видеть только то, что уже не вернуть. И сколько бы я ему не говорил, что пора это всё отпустить и начать жить заново, ведь он ещё не так стар, как я, и имеет неплохие шансы обрести своё счастье с совершенно другим человеком, он просто пропускает мои слова мимо своих ушей. Но, может, вы послушаете меня? Харрис, честно говоря, очень изумилась неожиданному повороту их диалога с Дамблдором. Он хотел дать ей совет, чтобы ей стало лучше. Но она не нуждалась в этом, по крайней мере, от него. «Киролайн, он пудрит тебе мозги. Ты совершенно обо всем позабыла!» — внезапно девушка вспомнила про всё. А потом и обратила внимание на то, что он делал. Сейчас в его руках была рамка с той самой фотографией, на которой и был юный Волдеморт. Но был он там не один, а рядом с девушкой, чьё лицо около двух десятков минут назад показалось ей очень знакомым… — Профессор, простите, либо у меня галлюцинации, либо на фотографии, которую вы держите в руках, есть я. — В горле пересохло, а внезапно образовавшийся ком мешал ей говорить громко и спокойной. Пытаясь его сглотнуть, Киролайн чувствовала, что её голова начала страдать от пульсирующей боли в висках. Сразу же ответить Дамблдор ей не смог, ведь был очень поражён, что она все-таки заметила, но не себя, конечно, а Веронику. — Мисс Харрис, вам только кажется… Но не успев договорить, директор услышал её возражения: — Кажется? Серьёзно? Что за бред? — она быстрыми шагами преодолела то расстояние, которые было между ней и мужчиной, дабы точно убедиться в своей правоте. — Киролайн, не делайте поспешных выводов. Вам могло показаться, — стараясь исправить ситуацию, которую он считал ещё не совсем потерянной, Дамблдор снова решил резко сменить тему: — мисс Харрис, сегодня был очень насыщенный день, почему бы нам не выпить с вами чайку? — Не смейте менять тему! Прошу вас, расскажите мне обо всём! Об этой чёртовой книге, об этой девушке, что на фотографии, обо всём! Разве я так много прошу? Это всего лишь правда… — Правда, которую пока вам знать не обязательно, Киролайн, — он поставил фотографию обратно, взяв девушку за плечи, дабы посмотреть в её лицо. — Ну почему? — её по-детски невинный, но прямо-таки молящий взгляд, Дамблдор еле выносил, ведь сразу же вспоминал Веронику, которая была неспособна на такое в последние годы своей жизни. Киролайн сейчас напоминала ему ту маленькую девочку, какой он и запомнил Веронику в первую их встречу. Это вселяло в него надежду, что не всё ещё потеряно… — Киролайн, девочка моя, я обязательно расскажу вам обо всём, но позже. Намного позже…