Закат сквозь перья грифона

Дорога, убегающая в даль, прекрасная погода, внимательный слушатель рядом. Пусть даже и один. Что ещё нужно барду для исполнения баллад? Особенно о событиях, о которых он обещал никогда никому не рассказывать? — Лютик улыбнулся и сделал на лютне перебор. Немного весёлый, но с налётом меланхолии и тайны. — Но не петь не обещал! — улыбнулся в ответ Регис. Пользуясь случаем и расположением своего спутника, вампир в кои-то веки улыбался от души, не сжимая зубы — Скажите, господин Регис, — Лютик на ходу принялся проверять и чуть настраивать свою лютню, — случалось ли вам когда-нибудь при первой же встрече и весьма непродолжительном общении преисполниться самой искренней симпатией к новому знакомому? Свободно и спокойно вести себя с ним, не думая о том, как это выглядит со стороны. — Гхм… — вампир бросил на поэта красноречивый взгляд. — Не припомню, господин Лютик. С моей спецификой от каждого ждёшь если не ножа в спину, так воплей: «Вампир! Вилы сюда, факелы!» — Понимаю, — чуть печально кивнул Лютик не отрывая взгляда от лютни, подкрутил колонок, попробовал струну, и улыбнулся. — Не поверите, но и у меня, хотя Геральт считает, что я очень легко схожусь с людьми, покоряя их своим обаянием, тоже такого не случалось. До того дня. До встречи с чародеем Крапивой. Поэт поднял голову, посмотрел на Региса, добродушно усмехаясь. — Мы должны были сразу не понравиться друг другу. Он терпеть не мог бардов, я — чародеев при дворах, но… когда встретились, я осознал, что, наверное, впервые в жизни почувствовал такую удивительную лёгкость в присутствии кого-то. Такую симпатию, и полное доверие, как никогда. Будто от этого человека не нужно ждать никакой подлянки. Регис очень понимающе кивнул, не сводя глаз с поэта. — Да. Будто пахнет от человека хорошо, — вампир втянул воздух и шумно выдохнул. — Такой свежестью. Как высохшим на солнце и ветру чистым бельём. Немного тёплым печеньем. Чистотой и надёжностью. Будто нет в человеке и вовсе никакой гнильцы. К подлости вообще не способен. — Как вы это хорошо сказали, господин Регис! Приятно видеть, что тебя понимают! — Лютик устроил лютню уже так, чтобы петь. — Именно это я и ощутил тогда… Мы с Крапивой подружились сразу, крепко, и на долгие годы. Вот только… — поэт чуть погрустнел. — Не так весело это всё сложилось, как мне представлялось… Регис… Я вам расскажу… спою, просто потому что считаю это правильным. Ведь угодили вы в эту историю со мной вместе, как в яму, что не обойти. Поэтому, знать вам надо. А вы уж решайте потом, что делать дальше. И… не рассказывайте дальше никому. Хорошо? — Обещаю, господин поэт, — кивнул Регис. Лютик ещё раз посмотрел на него. В лицо, в глаза. Пальцы сами сыграли перебор. Первый, второй. А потом полилась мелодия. И баллада. *** Спустившись в зал, Лютик окинул взглядом привычную ему суету: все готовились к весёлому вечеру в честь принцессы Ольды, стойко перенёсшей процедуру нанесения узора. Слуги бегали как ужаленные, хотя основные приготовления были закончены уже давно. Бард готовился петь пред очами юных принцесс и королевы, нимало не переживая по этому поводу. Он был так молод и уверен в себе и своих силах, что дай ему вместо лютни деревяшку с гвоздями — и тогда бы не отказался. Даже знакомство с чародеем не могло испортить настроения. — Господин Лютик! — голосок Ольды звенел молодостью и счастьем. Ну ещё бы. Самое страшное, о чём она непрестанно думала последние года два, позади, впереди вечер песен любимого барда специально для неё, а потом и брак, да не просто по велению матери, а по выбору сердечному. Как же тут от радости в облака не улетать, как на земле удержаться? — Господин Лютик, вот и вы! Как же я рада! Ох, совершенно все манеры позабыла! А вот и наш чародей-волшебник, Крапива! Он зверей чудесных создал! Наполовину львов, наполовину орлов! Они уже вот-вот из яиц вылупиться должны! Может даже этой ночью вылупятся, и завтра нам их посмотреть дозволят! Лютик обернулся, не решив ещё, как ему этого Крапиву встретить, чтобы не задавался сильно, и икнул, смех сдерживая. Едва удержался. За свою жизнь Лютик повидал людей вот совершенно разных, и никогда не судил по внешности, никогда эту внешность не высмеивал, понимая, что человек её не выбирал. Но тут удержаться было сложно. Волосы придворного чародея торчали над головой тугой пушистой шапкой, как у созревшего одуванчика. Только ярко-ярко рыжего одуванчика. Такого количества пружинистых кудрей хватило бы на пятерых красоток, но всё досталось одному долговязому парню. Крапива был едва ли на год-два старше самого Лютика. По крайней мере, так показалось поэту, когда он сумел разглядеть из-под этих волос лицо. Если добавить зелёную мантию, с вышивкой зелёным же орнаментом в виде листьев из блестящих нитей, сходство с цветком становилось практически абсолютным. — Почему же вас назвали Крапивой? — выдохнул Лютик, пытаясь скрыть рвущийся наружу смех кашлем. — Должно быть, вы необычайно остры на язык! — Очевидно потому же, почему вас нарекли Лютиком! — отозвался чародей, на редкость резким и писклявым голосом. — Неужели кому-то пришло в голову, что это растение умеет петь?! — Прос… простите меня, господин… хм… Крап… Крапива… Вид насупившегося юнца, что вот вообще не вязался с образом могучего чародея, добил Лютика окончательно. А когда тот вытянул откуда-то высокий зелёный колпак, и попытался натянуть на голову, заталкивая под него свои кудряшки, барда прорвало. По залу понёсся не просто смех, а хохот. Сам поэт согнулся буквально пополам, ухватившись за живот. Лютик хохотал так, как никогда прежде в своей жизни, и не мог, просто не мог остановиться. Он уже и отворачиваться пытался, и рот ладонями зажимать — бесполезно. Крапива несколько минут смотрел на гогочущего красавчика, а потом отловил бегущего мимо слугу с подносом, выхватил бокал с вином, а затем не менее ловко нащупал на запястье Лютика некую точку и сильно её сжал. Только тогда поэт смог сделать паузу и чуть перевести дух. Чародей держал руку поэта, пока не стихли последние хрипы, и тот смог нормально дышать. И только потом сунул бокал. — Медленно. По глотку. Ровно три. Раз. Два. Готово. — Спа… спасибо, — Лютик разогнулся. Смех оставил его также внезапно, как и накатил. — Вот… вот от всей души, спасибо. Вы только что мне жизнь спасли, чародей. Я… дышать уже не мог. Действительно задыхался. — Я заметил, — Крапива сунул бокал в руки Лютику и сделал движение уйти. — Надеюсь, больше мои волосы в вас такого приступа не вызовут. А вы, Ольда, — он обернулся к принцессе, — больше такой шалости не повторите. — Простите, — принцесса утирала катившиеся по щекам слёзы. — Трудно устоять. У людей такие лица становятся, когда они эту красоту видят! — девушка прыснула, развернулась и убежала, быстро затерявшись среди пребывающих гостей и прочего народа. — Каждый раз одно и то же… — выдохнул Крапива. — Каждый, кто видит их впервые, со смеху умереть готов… — Тяжело должно быть, — Лютик с удовольствием выпил ещё глоток. — Но они на редкость красивые. И блестящие. Сбрить такую красоту было бы просто преступлением. Девушки за такие волосы ничего не пожалели бы! — Только не рыжие, — Крапива усмехнулся. И глянул на Лютика уже куда дружелюбнее. — От всей души прошу меня простить! — поэт изобразил поклон, какого от него удостаивался не каждый король. — Я просто не ожидал… Чародей в моём понимании — это древний старик с бородой и плохими манерами. — Почему плохими? — Ещё ни один чародей не был вежлив со мной, — Лютик протянул практически полный бокал Крапиве. — И уж точно ни один из них не бросался спасать мне жизнь. — Честно говоря, я тоже представлял вас совершенно иначе, — Крапива осмотрелся вокруг, и тоже глотнул вина. — Этаким смазливым красавчиком с бездарными песенками, что едва войдя в комнату рассыпается на комплименты дамам, а те просто тают и едва не падают на пол вам под ноги. — Кхм… — Лютик глянул на Крапиву несколько удивлённо. Смех ушёл, будто и не было его. Чему, вполне возможно, хорошо помогал колпак. — А что же я, некрасивый по-вашему? Крапива посмотрел на Лютика и теперь уже рассмеялся сам. Двое молодых людей не могли объяснить этой взаимной симпатии, что вспыхнула у обоих, и вылилась потом в дружбу на десятилетие. В дружбу, где нашлось место и взаимовыручке, и поддержке, и просто помощи в самых отчаянных ситуациях, когда больше и обратиться было не к кому. И невдомёк тогда было обоим, каким кошмаром обернётся сегодняшний вечер. И что начнётся их история сию минуту.