Закат сквозь перья грифона

— Ты знаешь, как появились грифоны? — спросил Лютик. Поэт уже успел умыться, тщательно уложить волосы небрежными локонами. Он уселся на колоду, на которой обычно рубили дрова, позаботившись, чтобы встающее солнце охватывало его фигуру сияющим ореолом, и теперь наблюдал за полураздетым ведьмаком, который как раз вылил на себя второе ведро холодной воды и принялся растираться. — Один волшебник спьяну и на спор создал химеру из льва и орла, — зло рыкнул ведьмак. Спалось ему плохо и вид такого довольного спутника, будто ночевали они на пуховых тюфяках с полным отсутствием клопов, только раздражал. — Волшебник, да! — надулся Лютик. — Но не спьяну и не на спор! Волшебник Крапива вообще не употреблял! Глаза у него слезились, да, и нос часто был красным, но это от экспериментов! А ещё… от частых слёз и разбитого сердца! Он очень сильно любил в своё время, но был отвергнут… — И правильно, — ведьмак подхватил растянутую на жердях рубаху. — Какое семейное счастье ждёт девушку с любителем творить химер? Жить в удалённой от города башне, пропахшей миазмами от его экспериментов, почти не видеть людей, и слушать бредни, какой он великий? — Тебя послушать, так ты был с ним знаком! — Лютик посмотрел на Геральта так грозно, как только мог. Но все его старания пропали впустую — ведьмак как раз сунул голову в рубаху и всё пропустил. Но и профит в этом был — поэт ещё немного полюбовался на кубики пресса. — С ним нет, но с подобными ему наобщался достаточно, — Геральт разгладил ткань, отметив, что кто-то её заботливо заштопал. Неужели вчерашняя немая девица? И когда успела? — А я вот, представь себе — был! И сотворил Крапива это создание, желая помочь соединиться другим любящим сердцам, раз уж его собственное было безжалостно брошено и растоптано. Он рассказал мне многое о своей жизни, поверь, там есть над чем и посмеяться, и поплакать. Я написал несколько баллад… — Которые, уверен, найдёшь кому спеть! — ведьмак застегнул пояс, проверил мечи. — А нам пора идти, искать эту зверюгу не из россказней, а из жизни. Скажи «спасибо» за ночлег и мы двинемся. Где вся эта семейка? Как проснулся, никого не видел. — Они… не очень любят ребят твоей профессии. Отца семейства чуть не зарубили, было дело. Да и жена с дочкой… для них любой сильный мужчина, потенциальный… ну… хм. Из тех, что затащат в сарай и… — Понял, — ведьмак, уже полностью готовый, шагнул мимо Лютика. — Так почему пустили тогда? Настолько велико доверие и любовь к тебе? Это был один из тех вопросов, ответ на который Геральта не интересовал, это Лютик уже научился различать, и отвечать не стал. — Они оставили нам завтрак, если что, — тихо сказал он, сползая с пня. — Можешь вернуться и поесть, а я выхожу, — ведьмак размашистым шагом двинул к воротам. — Есть в доме, где тебя по умолчанию считают убийцей и насильником — благодарю покорно, но нет. Лютик обернулся, и хотя никого из семейства не было видно или слышно, крикнул: — Благодарим за ночлег! Всего хорошего! — и поспешил догнать Геральта. Впрочем, долго молчать поэт не умел. — Так вот, о Крапиве и грифонах… Обратились к нему юноша и девушка из двух враждующих кланов. Гербом одного как раз был орёл, а другого — лев, и враждовали эти семьи так долго, как обе помнили. Вроде, сначала никак не могли поделить участок земли между их владениями, а потом и кровная месть за убитых родственников добавилась. Лютик посмотрел на Геральта, пытаясь определить, слушает ли тот его, но не определил. Но все же продолжил. — По их просьбе и создал тогда Крапива грифона, как единое целое их кланов! Чтобы возлюбленным позволили пожениться, поселиться на Спорных землях, и сделать этого зверя новым символом торжества разума над предрассудками! — Насколько я помню, оба клана и правда объединились, — пробурчал Геральт. — Но только чтобы сжечь башню этого Крапивы дотла, а самого гнать голышом до самого конца владений обоих семей, запретив тут появляться. А возлюбленных женили по выбору семей. И до сих пор продолжают рьяно истреблять друг друга. — Геральт! — Девушка вскоре умерла во время родов, а может ей помогли. Потому как наследник её муженьку был нужен, а супруга, не шибко радующая непокорством, не очень-то. А парень правит до сих пор. И не стесняясь живой жены носит траур по погибшей невесте. И это по его поручению мы тащимся сейчас искать этого грифона. Лютик всё это и сам знал. И знал он куда больше, чем изложил Геральт, но решил больше ничего об этой истории не рассказывать. Пока что. — А когда башню жгли, грифоны эти разлетелись, сколько их там Крапива создать успел. Как и все химеры они бесплодны. Как эти погибнут — больше грифонов не останется. Потому как повторить успех Крапивы пока никто из его коллег по цеху не сумел, все его записи и зелья сгорели, а сам он сгинул неизвестно где. Лютик и тут мог бы возразить, поскольку доподлинно знал, где именно сейчас Крапива. Например, что именно в его доме они провели прошедшую ночь. Что версия Геральта как-то обошла тот факт, что творец химер и на себе проводил опыты, с чем и был связан его теперешний облик. Но не из любви к искусству, а чтобы не нашли ни бывшие коллеги, желающие вытрясти секрет создания грифонов, ни кто-то из людей, желающих отпинать за их создание… Лютик мог бы рассказать, что и жена, и дочери Крапивы тоже не совсем люди, и совсем ему не жена и не дочери… но зачем? Поэт переключился на другое. — Говорят, что все грифоны вышли очень красивыми. Цвет перьев и шерсти у них отливал благородными металлами: золотом, серебром или начищенной медью. — Где это медь стала благородным металлом? — хмыкнул ведьмак, а поэт обрадовался — тот больше не сердился. — Да и глупо это. И спрятаться сложнее, и люди охотятся, желая получить золотых перьев или шкуру. — Их создатель думал о красоте и величии, а не об алчности и глупости людей, — Лютик чуть опустил голову. И продолжил: — А глаза их подобны драгоценным камням. Рубинам, сапфирам, изумру… — ТИХО! — скомандовал Геральт, подняв руку. Трубадур послушно замолчал и, как мог, бесшумно приблизился к ведьмаку. — Что? Увидел грифона?