Закат сквозь перья грифона

Ведьмак Геральт уже привык и особо не удивлялся, что у его спутника, барда Лютика, были знакомцы везде. Благодаря связям этого неунывающего виршеплёта, ведьмаку за последний месяц удалось ночевать и в стогу, позади королевской конюшни, и в хозяйской кровати нищего дома углежога. В первом случае, Лютик пел для местной принцессочки и её фрейлин. Пел прекрасно. Балладу о любви, полной испытаний, но со счастливым финалом. По мнению Геральта, юные девушки подобное должны обожать. Принцессочка же презрительно морщила нос, и велела их выгнать, не дослушав до половины. Их место занял другой бард, не взявший верно ни одной ноты, но обладавший более смазливой мордашкой. — Выхожу в тираж, — несколько печально заключил Лютик, забрасывая лютню за спину, и глядя, как юные прелестницы едва из кресел не вываливаются, и пищат от восторга, не сводя глаз с певца. — Во времена юности её матушки меня тут были готовы прямо во время пения зацеловать во все места. Но увы… юность тянется к юности. Или к деньгам. Прежде чем уйти из зала, Лютик провёл Геральта в самый дальний его конец и указал на портрет юной красавицы с серебристыми буклями вокруг лица. — Если художник ей и польстил, то только в том, что сделал глаза одинаковыми. Бедняжка считалась некрасивой из-за этого дефекта, но поверь, более восторженной поклонницы у меня не было. Геральт не стал спрашивать, чем окончились их отношения, больше беспокоясь о том, покормят их всё же и оставят ли под крышей на ночь. Через пару недель судьба занесла их в крохотную деревушку, единственным развлечением в которой были посиделки в тёмном трактире с почти постоянно идущей вялотекущей дракой. Поначалу ведьмак и вовсе не хотел заходить туда, но мелкий дождь, за два дня промочивший их обоих до подштанников, настоятельно гнал в хоть какое-то тепло к хоть какому-то огню. Несколько утешило, что Лютик поздоровался с трактирщиком по имени и тот кивнул довольно приветливо, тут же поставив перед певцом полную кружку чего-то исходящего паром. — Моему другу то же самое, только двойную порцию, — попросил Лютик и взял несколько аккордов. Шум и разговоры практически сразу же стихли, даже драка стала ещё более вялотекущей. И Лютик запел. Ту же балладу, что и в замке, не забыв перед началом исполнения сообщить, что делает это по просьбе дочери местного углежога, которой он не может отказать. Слушали его в почтительной тишине. Геральт же, уже спокойно и внимательно оглядывая трактир, заметил шевеление в самом тёмном углу, и с удивлением разглядел там девушку, до этого мига сидевшую совершенно неподвижно, и принятую им за какой-то мусор. Как потом подтвердилось — девушка оказалась той самой дочерью углежога. После этой баллады последовало ещё несколько, выслушанных местными столь же тихо и благосклонно. Пока Лютик пел, Геральт, пересев поближе к очагу, пил предложенный напиток, что был неплох на вкус и довольно хорошо согревал. Гвоздём программы стало недавнее творение барда. Песнь о битве некоего непобедимого ведьмака с непобедимым же грифоном. Правда, в песне больше времени уделялось описанию величия зверюги, и как красивы его медные крылья на фоне буйства заката, чем самой битве, но народ не протестовал. Когда выступление окончилось, и Лютик взялся за остывший напиток, драка и разговоры возобновились с прежней силой. Денег за выступление никто не дал, но трактирщик тоже не потребовал платы. Видимо, это был бартер. Тихой тенью к ним приблизилась та самая девушка. Геральт еле разглядел залитое слезами чумазое лицо сквозь длиннющие тёмные волосы, которые струились почти до самых колен. Девушка, молча открывая и закрывая рот, схватила Лютика за запястье и потащила за собой. Так они и попали на ночёвку в дом углежога. Как Геральт понял, вся семья или была немой, или не говорила на местном наречии. Сам углежог явно имел в роду кого-то вроде фавнов. Таких крутых кудрей, чуть звериных черт и вывернутых ног иначе не получить. На Геральта «фавн» глянул безо всякого уважения, даже неприязненно, но при виде Лютика расплылся в улыбке. После необходимых приветствий, Лютик сообщил хозяину дома о цели их путешествия. Что завёлся в здешних горах грифон. И если прежде его видели летающим неподалёку от вершин, то сейчас тот повадился спускаться вниз и промышлять воровством. Тут мотыгу утащит, тут лопату, а тут и штаны или рубаху, с верёвок, где бабы одежду после стирки сушат. Зачем это зверю — совершенно непонятно. А людям — лишнее волнение, как бы до детей не дошёл. Вот и нанял местный князь ведьмака, зверя либо прогнать, либо, что предпочтительнее, убить. При слове «убить» фавн резко перестал улыбаться. И замотал головой. — Это крайняя мера, — встрял Геральт. — Редких животных я не убиваю. Но разобраться в происходящем нужно. — Я за него ручаюсь, — тихо сказал Лютик. — Если проблему не решим мы, пришлют кого менее щепетильного и грифону точно настанет конец. «Фавн» переводил взгляд с одного на другого, а потом только вздохнул, и повёл их к постели, которая представляла собой деревянную лежанку, накрытую штопаным тряпьём. Видимо это означало «утро вечера мудренее». Сам фавн, не смотря на попытки Лютика убедить того, что кровать уступать необязательно, уложил всё остальное семейство на полу, поближе к очагу, но гостей устроил как мог комфортно. Геральта всю ночь доставали клопы, но Лютик заснул, едва положил голову на согнутую руку. Ведьмак же слушал шум ливня снаружи, и думал, что под крышей и в тепле всяко лучше. Чуть повозившись и обругав себя за излишнюю избалованность, ведьмак утрамбовал то, что ему дали в качестве одеяла, между своей спиной и спиной спящего Лютика, и сумел, наконец, заснуть.