разделённое единожды, не сольётся вновь

      Шелест страниц не казался таким приятным, как раньше. Он скорее раздражал, не приносил душевного спокойствия. Начало казаться, что ничто больше не способно принести равновесие в пошатнувшийся мир Ви. Брюнет устало прикрыл глаза и прижал пальцы к переносице, касаясь подушечками пальцев закрытых век и слегка массируя — до цветных кругов перед глазами. Книга закрылась с тихим хлопком и была отложена на тумбу. В этом больше нет смысла.       Мужчина откинулся на спинку кресла и тяжело выдохнул, опуская руки на бёдра. Это было схоже с пыткой. Он так и не смог поговорить с Неро. Пара общих фраз для Кирие, что Ви нужно временное пристанище и они сражались в Ред-Грейве вместе, искали Данте и пытались остановить очередное разрушение мира, скинув всю тяжёлую работу и отдав все лавры сыну Спарды. Двум. Но об этом блондин рассказал ей лично, а Ви лишь случайно подслушал — проходя мимо столовой, створки двойных дверей которой никогда, как заметил брюнет, не закрывались до конца. Он шёл к двери, чтобы выйти на улицу и вырваться из удушливой комнаты, ставшей его негласной камерой — он так решил сам, приняв решение не отсвечивать лишний раз -, но слух зацепился за рассказ о Вергилии о громкий шок девушки. Как много Неро успел ей рассказать, Ви не знал. И не желал знать. Ему здесь и так не рады, а рыжеволосая и так его шугается, что, в принципе, стало ещё одной причиной не покидать стен выделенной комнаты лишний раз. Испуганный взгляд — это одно, а пропитанный ненавистью, схожей с той, что застыла в голубых глазах — сильно меняет дело. Он не был уверен, что сможет выдержать. Плюс, дети. Нико успела рассказать, что те были из приюта — то ли от Ордена, то ли ещё откуда-то — Ви, признаться, не вникал. Ему было не до того. А потом Нико ушла, так как фургон вообще принадлежал Неро, а у неё есть нормальная крыша над головой и, если понадобится, она забежит в гараж за машиной самостоятельно. Но три пары пытливых детских глаз брюнет в спину получать тоже не хотел, хотя получалось с попеременным успехом. За ту неделю, а может и две, чернокнижник не считал, ребятня ходила за ним по пятам — из комнаты в библиотеку, оставшуюся от прежних хозяев имения, на улицу — скрыться от солнца в беседке и провести несколько часов за чтением на свежем воздухе и вернуться под крышу, в комнату, ближе к сумеркам, чем к удивительно розовому закату, встречая на тумбе у двери оставленный ужин.       Подходить близко дети не решались, наблюдали со стороны и с расстояния, ходя в дозор по одному, и наивно полагая, что мужчина их не заметит или не почувствует. Два мальчика, возрастом около восьми и десяти лет, преследовали Ви по дому, а девочку, низенькую и самую младшую, может, шести или пяти лет, отправляли следить в сад — через ряды розовых кустов и фруктовые деревья. В какой-то момент мужчину позабавило то, как маленькие следователи пересказывали друг другу его маршруты и действия — чуть ли не поминутно, да в подробностях. Но они никогда не заступали на территорию обитания Ви — в библиотеку, если он был там, или в сад, к беседке, если с ними не выходила Кирие. К комнате даже не подходили, а проходя мимо — крались, словно воры. Комната мужчины располагалась у восточной лестницы, довольно скрипучей, признаться честно, но они научились ходить по ней как сам Ви — бесшумно. И всё это чтобы прошмыгнуть в спальню к Кирие и Неро, что была через несколько комнат дальше, но намного ближе, чем если идти по второй лестнице — фасадной.       Брюнет ловил на себе взгляды Кирие, когда проходил мимо кухни или через гостиную, выходя через главные двери, иногда она поглядывала на него в саду и пару раз заглядывала в комнату — лишь первые разы, когда приносила ужин. Тогда они договорились, что, когда она приносит кофе по утрам и ужин к сумеркам — просто стучит в дверь и уходит, не дожидаясь того момента, когда Ви подойдёт к двери. Чтобы минимизировать контакт. Так и ему, и ей спокойнее. Девушка его изучала, как и дети — с расстояния. Они, безусловно, общались — мало, лишь парой слов, и он отвечал на вопросы о произошедшем в Ред-Грейве вкратце, не углубляясь — не хотел её волновать, ведь она и так переживала за Неро, а если узнает о приключениях чуть больше, чем практическое ничего, недалёк час, что и сама поседеет. Но на сближение она не шла. Ви полагал, что она просто боялась. Незнакомец, просто, по сути, укравший её возлюбленного из спальни, стоило тому чуть прийти в себя после потери руки, впутавший его в череду смертельно опасных событий, так ещё и странный — тихий и отстранённый, уделяющий внимание только книгам и решающий наполнить организм хоть чем-то лишь к ночи, немало напрягал девушку. И то, в каких они были с Неро отношениях — тоже.       Кирие не сразу заметила проблему. Сначала она решила, что напарники просто устали друг от друга и им нужно было вернуться в прежнее жизненное русло, не сталкиваясь друг с другом — чтобы не ворошить воспоминания, но через несколько дней девушка поняла, что ошиблась. Неро и Ви не оставались в одной комнате дольше пары минут, ни словом с первого дня не перекинулись и тактично избегали друг друга. Блондин возился в гараже, занимался заказами и пропадал по поручениям, иной раз разъезжая с Нико, а чернокнижник выходил в библиотеку за новой книгой, выбирать которую мог продолжительное время, и скрывался в комнате, или сбегал в сад — чтобы сделать видимость того, что его просто не существует. Состояние тени, так пугающей Кирие, когда тот неслышно проходил мимо неё. Они не встречались даже за столом. Ви старался не попадаться Неро на глаза, а если это и происходило — рыжеволосая лишь ёжилась и обнимала себя руками, ведь негатив, резко исходящий от охотника при мимолетном взгляде на брюнета, ощущался в воздухе так плотно, что напряжение можно было разрезать ножом. И это не могло не пугать, заставляя следить за детьми активнее — если Неро к нему настроен негативно, значит, он может принести потенциальный вред.

***

      Ви казалось, что он никогда не ощущал себя так одиноко. Без Грифона, сидящего в голове и делившегося каждым своим наблюдением или просто пытавшимся завязать мысленный диалог с демонологом, мужчина был готов лезть на стену. Он не просто не мог призывать фамильяров, он их даже не слышал и не ощущал. Слабость прошла, по крайней мере, она не была такой отчётливой, как в первое время, но концентрация уходила в ноль. Ви понимал, что остался без тех крохотных сил демонической энергии. Он обычный человек, а тот сгусток тьмы внутри, где-то за рёбрами, где в маленьком клубочке, который, кажется, можно сжать в ладони и его будет не видно даже в пробелах между пальцев, жили его демоны, ослабленные и сломленные, но живые — если это можно назвать жизнью, пульсировал совсем слабо, не отзываясь на попытки призыва. Это была его тьма, его сила, то, чем он через трупы демонов продвигался к своей цели, была совсем утрачена. Как и его смысл к существованию. Его цель, вполне чётко поставленная и даже составленная в план, который иной раз приходилось менять по ситуации, была достигнута. Он должен был стать собой, Вергилием, а оказался отречён от собственного Я. У Ви, как у чего-то самостоятельного и живого, не было права на существование. Это была лишь пустая оболочка, лишённая сил, целей и желаний. Слабая, никчёмная кукла, не способная даже на собственную защиту. Ви ненавидел этот животный страх смерти, окутывающий его по ночам в снах, которые стали его личными, не Вергилия, кошмарами. Страшными и пугающими, до пробуждения посреди ночи в холодном поту и желании обнять себя за колени и свернуться в клубок теней и исчезнуть — вместе со своими демонами, как ему и было предписано судьбой. Все те чернила, что были внутри, резко иссякли и, кажется, стали серыми и блеклыми, но метки на коже говорили об обратном.       Он был полон тьмы, но иного рода. Он был полон ненависти к самому себе — по многим причинам. И через недели раздумий и практической изоляции, он понял, что его провал в попытке слиться с Уризеном, гложет уже не так сильно, как то, что он не смог извиниться. Извиниться перед Данте за обман и всё то, что осознала Человечность, ведь Вергилий точно не станет приносить извинения и братья вгрызутся друг другу в глотку при первой же возможности, вспыхнув, как серные головки спичек.       Но более сильным грузом на душе, так неожиданно появившейся и ставшей именно его, личной, были извинения перед Неро, попытку к которым охотник подавил ещё в зародыше — так же, как и шанс попытаться восстановить утраченное. Ведь он жив, он больше не Вергилий, и, о, чёрт возьми, он правда не знал, что парень являлся его, нет, Вергилия сыном. Он знал кто украл руку, для чего и с какой целью, пошёл на обман ради достижения собственной цели и искал выгоду во всём, что мог сделать юный охотник на демонов, но чёртово сознание привязалось к человеку сильнее, чем ему бы хотелось. То же, вероятно, касается и Нико.       Ви не в состоянии точно описать свои чувства, возможно, просто не знал как, но где-то внутри теплилась надежда на то, что эта странная компания — внучка легенды оружия и взрывной мальчишка без тормозов — могли стать ближе, чем «оружие для достижения цели». Никак не «друзьями», нет, мужчина чётко обозначил границы отношений с другими, но всё же допустил ошибку и сблизился. Сам подвёл себя под эшафот и продолжал посыпать голову пеплом. И редкие встречи с Нико, может, всего две — по приезду и один раз она забегала за охотником, хватала его за капюшон и тащила на очередной заказ, могли стать отдушиной — но, о, Боже, Ви начинал ощущать что-то странное там, рядом со сгустком чернил. Тоска? Возможно, это была именно она. Чернокнижник тосковал по перепалкам Нико и Грифона, которого также потерял, по её колким шуточкам и подстёгивании Неро на каждом шагу. Но она была и не ненавидела его. Она была и не питала к нему ненависти, возможно, даже не считала балластом, пусть и не на неё он был скинут, но была! Редко, мало, но была. И Ви был рад, что не видел её глаз во время неожиданного приезда. Боялся увидеть презрение. Но холодные, как лёд, глаза, стали сильнейшей пыткой.       Неро имел полное право его ненавидеть, но ведь он мог… выслушать? Хотя бы попытаться или дать ему хоть слово молвить, но блондин явно был другого мнения. И Ви не мог принудить Неро посмотреть на него, пусть и не как на равного, но хотя бы увидеть, что тот и правда сожалеет о многом. И как бы он хотел принести искренние извинения — на которые способен. Одним разговором мужчина смог бы немного облегчить душу и исчезнуть навсегда, хотя бы зная, что его услышат. Не послушают, но услышат. Ведь уйти, оставив в спальне Кирие и Неро записку — бессмысленно. Она сразу будет смята и выкинута, а для надёжности сожжена в камине, который пару раз зажигали в особенно прохладные июньские вечера, когда Кирие усаживалась на бархатный диван с цветастой книгой, усаживала Рользетт на колени и принималась читать детям сказки, пока Неро изводил Мальдено и Криа щекоткой, заваливаясь на ковер у ног рыжеволосой с поднятой рукой вверх, обозначая своё поражение энергичным мальчишкам, которые, перехватив блондина за руки, принимались щекотать в ответ и, устав, слушали мелодичный голос Кирие, зачитывающий очередную детскую историю о мире без демонов, про волшебные дворцы и драконов, принцесс в башне и благородных рыцарей. В такие моменты Ви, задерживающийся в саду до полуночи, не желающий проникать в дом через восточную дверь, дабы не нарушить семейной идиллии, чувствовал нечто, схожее с завистью, но не той, о которой узнал от Вергилия — не зависти к брату, а зависть к возможности нормальной жизни. Находясь здесь, мужчина открывал целый калейдоскоп эмоций и чувств, которые, к сожалению, не были приятными. Ви, как самостоятельная личность и живой человек, начинал познавать жизнь сам. И познание началось не с того, с чего хотелось бы. Ком стоял в горле всё чаще. Он хотел извиниться и исчезнуть. Ему было важно чтобы Неро узнал правду.       Ви ненавидел себя с каждой прожитой секундой всё сильнее. До боли в сжатых зубах, практически до скулежа. И это было тем, что заставляло его ненавидеть себя сильнее — слабостью.