Плохие привычки и их последствия

The HP series summarized:

‘ah yes, of course, I haven’t told you’, said Dumbledore.

(book 6, chapt.4)

      — … И тогда, если предположить, что это на самом деле младший вариант, Bjarkan, а звучание будет слитным [mb], силовой поток более оптимально направить на третий склад, что, в свою очередь…       От неожиданности, Мио моргнула и вернулась в реальность. Свитер грубой вязки колол щеку, а волосы наэлектризовались: Гарри ее не только обнял, но и поглаживал по голове уже некоторое время. Как это, ударение на первый склад, а импульс для колдовства — на третий? Нелогично, получится уже не высокий прыжок, а наоборот, что-то…       Гермиона тряхнула головой, в которой против ее воли уже начали выстраиваться «вязаные» цепочки футарка, и прикусила губу. Уму непостижимо, что делает с настоящими гриффиндорцами общение с обладателями зеленых галстуков!       — Гарри, — запинаясь, проговорила она, отстраняясь и тщательно вытирая рукавом слезы. — Ты не можешь использовать ошибочное описание активатора рун для того, чтобы меня отвлечь!       — Почему не могу? — Притворно изумился он. — Главное, это когда эффект есть. И это не ошибка, а модификация. Может, обсудим ее за чашкой чая?       В его голосе слышалось облегчение. Еще бы, парни часто впадают в ступор при виде девичьих рыданий, Гарри не исключение. И, раз Мио ненадолго прекратила, друг явно спешил закрепить успех. Правдоподобно ли вообще быть настолько милым?       Стоило ей подумать эту мысль, как подбородок вновь непроизвольно задергался, и в носу зачесалось, и жизнь снова показалась такой… такой…       — Не хочешь чай — не нужно, — быстро проговорил Гарри, суетливо отставив призванную чашку на столик. — Он все равно успел остыть. Лучше по имбирному тритону, да?       За надеждой уже слышалась легкая паника, и это отрезвило куда надежнее, чем все его предыдущие потуги успокоить подругу. Что она правда, как неврастеничка какая-то?       — Д-да, пожалуйста, тритон очень… — Выдавила она, силясь справиться с собой. В горле встал горький ком, мешающий говорить. Но Мио все же рискнула откусить немного сладости.       — Ну, вот и молодец, — улыбнулся ей друг во все тридцать два. А после, уже значительно серьезнее, добавил: — Рон скоро поправится. Вот увидишь, даже план «Б» не понадобится.       Гарри, как уже давно сложилось в спорных ситуациях, был непробиваемо спокоен и излучал уверенность в хорошем исходе. Он обычно так и выглядел — будто может справиться со всем на свете. У Мио иногда появлялось чувство, что эта уверенность — его маска, но, смотря правде в глаза, последний год поймать Гарри в неуравновешенном состоянии было нереально, так что Гермионе именно что казалось. Вот и сейчас, его голос звучал твердо, в нем не было и тени сомнения — это грело душу и придавало сил.       Но... Еще никогда Гермионе не было так иррационально страшно.       Ни в тот день, на первом курсе, когда на уроке нужно было пролететь на метле через квиддичное кольцо. Ни в тот, на четвертом, когда без предупреждений и церемоний ее отключила магия — и следующий момент осознания вдруг оказался наполненным холодной водой, судорожным дезориентированным барахтаньем, с единственной опорой — сильными руками Виктора.       Не так боялась Мио и в прошлом году, смело ставя росчерк в длинном свитке со списком участников общества. Общества, что собиралось вскоре стать ядром нового социального и политического движения.       Была неделя, когда Мио из-за неожиданных (и этой неожиданностью пугающих) завещаний Пожирателей задергали по кабинетам, запугали до икоты, а ее память — вывернули наизнанку в поисках связи с беглыми преступниками…       Что поделаешь, у Мио нет серьезного покровителя, а мракоборцам нужно отчитываться о служебном рвении. Не искать же всерьез Волдеморта, не дай Мерлин, найдут на свою голову? Но нет, и тогда Мио не так боялась — ей нечего было скрывать, да и на подоконнике жужжала Рита, которая подтачивала репутацию администрации трусливого Министра. Ее статья вызвала общественный резонанс — на фоне предыдущих противоречивых публикаций даже такая мелочь, как жесткие и не совсем правомерные расспросы «грязнокровной» несовершеннолетней наследницы неоднозначных личностей, стала чем-то заметным. По крайней мере, зрительские симпатии окончательно закрепились как раз на стороне Мио — многие подумали, что Министерство берет на себя слишком много, проявляя незаконный интерес к имущественным вопросам… и на ошибках не учится, что прискорбно. Некоторые на мыслях не остановились.       Сейчас же Мио было страшнее. В больничном крыле лежал Рон, неподвижный, беспомощный, бледный… Дышал он так неровно, так поверхностно… Гермиона едва успела с безоаром! Так спешила, что почти угробила Гарри!       Удушающая, кислая вина зашевелилась где-то на корне языка, грозя снова захватить в истерику. Усилием воли ее подавив, Гермиона откусила еще кусочек угощения: что-то тут не сходилось. На долю Гарри не выпало отравленной медовухи, наоборот, он откачивал Рона… С ним вообще что-то странное произошло. Так почему же Гермиона считает себя виноватой в том, что он отключился посреди коридора?       — Мне кажется, с моей головой что-то не так, — прошептала она. — Мне кажется, что я могла тебя убить, Гарри, мне так стыдно, и так страшно, но я не понимаю, что…       Друг растерянно посмотрел на нее, вопросительно склонив голову набок, да так и завис на несколько секунд — пока наконец не встрепенулся, будто поймав ускользающую мысль за хвост.       — Там был директор, да? — Понимающе спросил он. — Когда ты доставила меня к мадам Помфри? — Ответа Гарри дожидаться не стал, и быстро добавил: «Sie zu halten, wäre das Problem. Denn, wen ängstigts nicht: wo ist ein Bleiben, wo ein endlich Sein in alledem?»       И Мио показалось, что в голове взорвался фейерверк. Перед глазами калейдоскопом пронеслась уйма событий, они непринужденно, с готовностью встроились в картину мира, дополняя ее и делая глубже. Рассказы Гарри о его даре-проклятии. Их совместные приключения на первом курсе, и на третьем, и рассказы о визите ребят в Тайную комнату, и позорная кража шкурки бумсланга у профессора, и не совсем легальная (по правилам состязаний) помощь Гарри во время подготовки к Турниру Трех Волшебников. Отчет Гарри о событиях в Министерстве Магии, рассказ об ограблении Гринготтс, темные книги, в которых ребята искали упоминания крестражей, разговоры, теории, найденные предметы, планирование провокации профессора Трелони на пророчество, сведенья о Сириусе и о том, где он живет, информация о пространственно-временной магии из Запретной секции Хогвартса и других библиотек… Однако, сколько же в голове у Гермионы того, чего не должно быть у законопослушной девушки!       Мелькнули, наконец, и более полные воспоминания последних часов. В гостиную гриффиндорцев пробралась Луна. Потребовала встречи с Гермионой. Не слушая возражений, девушка убедила Мио взять хроноворот и мантию-невидимку, крутнуть песочные часы на оборот, найти в школе безоар — а потом бежать к комнатам профессора Слагхорна. Луна выглядела даже безумнее, чем обычно — и Гермиона, сама себе удивляясь, послушалась.       Как выяснилось позже (это Гермиона знала и без разблокировки памяти), Рон принял шоколад, случайно оказавшийся на кровати, за подарок, а в итоге съел что-то из арсенала настырной мисс Вейн (последнюю неделю, из-за того, что Волдеморт в двадцатых числах февраля вдруг обнаружил себя для широкой общественности, Гарри стал до опасного популярен). Затем, профессор Слагхорн решил смягчить Рону пилюлю: все-таки, очень неприятно в день совершеннолетия по ошибке получить передозировку приворотным. Но в медовухе, которой парней угостил профессор, оказался яд куда страшнее. Гарри едва успел спасти Рона, призвав безоар Манящими чарами. Его не было в саквояже или в покоях профессора — и Гермиона, спешащая по коридору, оказалась как нельзя кстати.       Ее похождения включали две длительные пробежки, взлом кабинета зельеварения, поиски по шкафчикам, сетования и причитания о том, что ребята «слишком правильные», и все ингредиенты, согласно инструкции, в начале года сдают сюда, не держа лишнего в чемоданах — только Гарри всегда ходит с маленьким флакончиком яда для «запуска плана Б». Но в варианте с ограничением памяти беготня Мио перед моментом истины существенно сократилась. Директор узнал лишь о том, что Гермиона прогуливалась по школе, и, ко всеобщей удаче, в ее кармане завалялся безоар.              Когда она почти добралась до места, из комнат профессора как раз послышался шум и встревоженный вскрик. А потом заклинание Гарри — заветный камушек, не мешкая, выскользнул из кармана Гермионы и был применен по назначению.       Оставалось подождать полчаса, пока Гарри и профессор доставят Рона в больничное крыло, а Луна расскажет о произошедшем другой Гермионе. Важно не пересекаться со своим двойником.       Потому, когда их выпроводили из палаты друга, ребята направились в сторону башни Рейвенкло.       Только Гарри не дошел. Остановился посреди коридора, а потом тихо сполз на пол. Этот момент Гермиона тоже хорошо помнила и до того, как Гарри разблокировал ее воспоминания: она перепугалась, подхватила друга чарами и поспешила обратно в больничное крыло. Она не знала, откуда пришла уверенность, но Мио казалось, что это не хроносбой, в котором Гарри замедлился относительно времени — он бы тогда застыл истуканом, не падал.                     В больничном крыле уже собрался целый консилиум: директор Дамблдор, профессор Слагхорн и профессор Снейп тихо спорили неподалеку от огороженной койки, на которой лежал Рон. Мадам Помфри тоже была здесь, внимательно прислушивалась к разговору: безоар сработал, но яд был очень сильным, последствия его воздействия все равно не могли быть ликвидированы быстро. Почтенные специалисты не полностью сходились в рекомендуемых предписаниях.       Именно профессор Снейп, к удаче Гермионы, открыл дверь после стука, и он же первым обратил внимание на бессознательное тело Гарри. Мио сделала отчаянный знак профессору, и тот проник в ее сознание, считывая детали произошедшего. Кивнул, благодаря за доверие, перехватил управление над левитацией, а затем она скорее прочитала по губам, чем услышала «Wunderliches Wort: die Zeit vertreiben». В голове немного помутилось, она сразу забыла, зачем ей было идти к Луне, но замешательства ученицы никто из присутствующих не заметил: все всполошились, увидев состояние Гарри.              Это был тот же пароль, которым профессор Снейп обозначил наложенные ограничители памяти летом — когда Гермионе, а, может, и ее друзьям, предстояли допросы в штабе мракоборцев по поводу передачи наследства. Министерство так же, как и Орден Феникса, предельно интересовало, почему оно досталось Гермионе. Ребята боялись, что, если к ним применят нечто выходящее за рамки права, они выдадут и секрет Гарри. Они подозревали министерских в нечистой игре и желании приплести Гермионе связь с Пожирателями, может, даже организацию побега из тюрьмы. Ведь требовалось хоть что-то, чтобы удержать авторитет после того, как посреди рабочего дня в Атриуме вдруг появилась пугающая группа из трупов сбежавших магов. Да только, несмотря на отсутствие секретов о Пожирателях, гриффиндорцы хранили уйму других опасных знаний — им очень повезло, что столь искусный менталист, как Снейп, согласился прикрыть.              Его блок поддерживался самим подозреваемым на уровне ассоциаций, заменяя любые воспоминания о незаконном на безобидные. Зато активироваться/сниматься по паролю мог и другим человеком. Гарри говорил Мио, что, скорее всего, подобные блоки использовали Малфои, когда доказывали, что во время буйства Волдеморта действовали под внушением. А еще он говорил, что вряд ли в Британии найдется хотя бы пять человек, которые такое могут поставить — и гриффиндорское счастье, что совсем уж жестко ломать мозги для обнаружения и снятия блока, несовершеннолетним все-таки не должны. Дамблдор потерял много влияния, но он все еще опекун учеников и директор — ментальный допрос высокого уровня от мракоборцев без достаточных оснований ожидать глупо. Гермиона выбрала свой пароль на немецком и в стихах, чтобы уж точно не задеть триггер на блокировку случайно. А теперь, спустя больше, чем полгода, профессор Снейп вновь им воспользовался, скрывая из предосторожности махинации гриффиндорцев с хроноворотом. Спросив у Гермионы, что произошло, и пристально посмотрев ей в глаза, директор узнал лишь о том, что Гарри потерял сознание посреди коридора.              Дальше Гермиону выставили из больничного крыла, и она провела тревожный час, слоняясь под дверью, отгородившей ее от обоих друзей. Гарри вскоре вышел — сказал, что пришел в себя почти сразу, но от мадам Помфри после обморока даже при поддержке директора быстро не уйти. От облегчения Гермиона разрыдалась, сама себе не в силах объяснить, отчего ей так плохо. Так и рыдала до того, как Гарри пришла в голову идея поговорить о рунном зачаровании.              — Гермиона? — Осторожно спросил Гарри, уловив момент, когда вихрь воспоминаний в голове девушки успокоился.       — Я в порядке, — хрипло ответила она, потирая виски. — Кажется, у Луны было предвидение, она послала меня в прошлое… Я прибежала к кабинету профессора Слагхорна, имея при себе безоар. Твои Манящие чары призвали ближайший, и Рон получил помощь быстро. Боже, что бы случилось, если бы безоар летел дольше? До входа в подземелья две тысячи шагов, и еще преграды в виде чар на дверях класса и шкафчиках… Твое Акцио должно было сработать, но ушли бы секунды, а то и минуты, не мгновения… Мы могли потерять Рона!              Конечно, Гарри воспользовался чарами для призыва, а не материализовал из известного места по принципу аппарации — Гермиона знала, что Гарри, как и она сама, значительно опережая школьную программу, уже освоил формулу появления вещей, но трансфигурация у него всегда получалась на порядок хуже, чем чары. Пока он мог призвать лишь малоэнергоемкие объекты. Максимум, стол или, скажем, кошку — согласно статистике, тридцать процентов взрослых магов и до этого уровня не добирались… И все же, материализация деривативов чего-то волшебного, будь то кора магического растения, или ингредиент для зелья, была настолько энергозатратной, что Гарри никак не смог бы справиться. Они действительно могли не успеть, если бы не Луна!              — Не нужно, Герм, хватит, пожалуйста, — Гарри снова сгреб подругу в успокаивающие объятия. — Успели. Рон поправится. Я в норме. Теперь еще ты, пожалуйста, успокойся. Эту панику я уже видел пару часов назад, не повторяй. Да, ты права, риск был, но мы успели. Все хорошо. Я верю, что Рона быстро поставят на ноги. А, если нет — к счастью, у нас есть еще вариант, — хмуро добавил он после заминки.              Гермиона некоторое время помолчала, стараясь выровнять дыхание и впрямь сконцентрироваться на результате, а не на том, что могло пойти не так. Гарри неловко похлопал ее по плечу и отстранился, молчаливо (в который раз уже) кивая на разлитый по чашкам напиток. Наконец, Гермиона признала, что чай все же не помешает, и сунула в рот остатки тритона, чтобы освободить руки.       Что-то в словах Гарри царапало.              — Что конкретно значит «уже видел» мою суету? — Уточнила она, немного отпив, и Гарри вздохнул.       — Пожалуйста, только не нервничай. — Серьезно сказал он (конечно, продолжить истерику захотелось в тот же момент). — Помни, что сейчас все хорошо. На самом деле, ты сама, без Луны, начала хронопетлю. Я пришел в гостиную, рассказал тебе о том, что Рон отравлен — и вот тогда мы обсуждали то же самое. Что Акцио не работает одномоментно, и что мы не понимаем, как мне удалось заполучить безоар так быстро. Когда Рон начал задыхаться, у меня случился хроносбой, для меня время сильно замедлилось. Хватило возможностей все обдумать, я уже тогда понимал, что шанс у меня есть только, если безоар в комнате. Но он прилетел из коридора… Ты очень разволновалась, Гермиона. Мы с тобой предположили стабильную хронопетлю, и что ты поработала курьером. Нестандартно сильный для марта сбой моего восприятия времени мысль подтверждал. Но, если и не так, а в коридоре ходил, скажем, профессор Снейп с полезными запасами, ты хотела хоть бы просто удостовериться, что у Рона был этот шанс. Ты взяла мантию, чтобы ни с кем не столкнуться, хроноворот — потому, что я не собирался им пользоваться, и отправилась в прошлое. Я не смог, да и не стал тебя отговаривать. В конце концов, мы храним Феликс и хроноворот у тебя именно потому, что из нас всех ты — самая здравомыслящая.              — Похоже, это не так, — прошептала Гермиона, пораженная рассказом Гарри. Настал момент, когда и она поддалась безумному, опасному порыву. Это вообще в характере гриффиндорцев — страстность, иногда необдуманность поступков. У некоторых, как у Рона, энергия прямо фонтанирует, у некоторых, как у Гермионы, копится, чтобы рвануть в самый непредсказуемый момент… Гарри, и тот, часто поступает необдуманно, хоть как старается предугадывать последствия своих поступков — хронопетли вбили в него толику осторожности, но даже они неспособны перекроить бесшабашный характер полностью. Хуже того, чувство самосохранения у Гарри теперь стало совсем уж условным.              — Я думаю, дальше со мной случился новый вид хроносбоя. Что-то вроде настоящего выпадения из времени. В момент после больничного крыла. Первый раз я спокойно дошел до гриффиндорской гостиной, но ты же видишь, во второй раз все случилось иначе. Я будто двигался параллельно тебе, а ты меня не слышала, не видела — и расхождение в вероятностях стало еще сильнее, когда ты забрала мое тело в больничное крыло. Я провалился в сознание Волдеморта, понял, что не у себя, и воспользовался окклюменцией. Выбраться и вернуться в Хогвартс это помогло, но там я был словно невидимкой, меня все игнорировали… И тогда я поспешил к Луне, уповая на ее особенности восприятия… К счастью, с ней у меня получилось поговорить. Но оставалось очень мало времени для начала петли, а Гермиона, которая должна была ее начать, никак не могла встретить Гарри, потому что мое тело оставалось бессознательным…              — Потому ты попросил Луну обеспечить стабильную петлю в первую очередь, а потом разбираться, что с тобой, — сглотнула Гермиона. — У нее получилось, реальность переписалась, и я помню уже эту… Похоже, твои проблемы усугубились настолько, что хроноворот опасен даже, когда он в непосредственной близости от тебя!       Гарри кивнул, выражая неуверенное согласие.       — Но я быстро пришел в норму. Так сказать, сознание соединилось с материальным телом. — Заметил он. — Этот момент совпал с тем, когда прошлая ты шагнула… в прошлое. В общем, все обошлось, просто я хотел бы с учетом этой информации сделать некоторые расчеты…              — Я тебя все-таки чуть не угробила в своей мнительности! — перебила его Гермиона. Она встала с дивана, стремительно отбежала от Гарри чуть ли не на другой конец потайной комнаты, в которой они сидели, возвела от него магический щит… Вытащила из мантии злосчастный артефакт, и, не долго думая, с размаху грохнула хроноворотом об пол. Корпус изящного предмета, способный экранировать мощнейшие чары, но очень хрупкий сам по себе, разлетелся на отдельные циферблаты. Песок, инертный, когда не контактирует с покрытой специальным зельем клепсидрой, рассыпался по плитке — и Гермиона хладнокровно сожгла все заклинанием. Не хватало ей еще, чтобы остатки этой дряни имели шанс воздействовать на Гарри.              — Мио! — Возмущенно воскликнул парень, увидев, что она делает. Однако, протестовать активнее не рискнул: приближаться к хроновороту снова, когда прибор в нестабильном состоянии, было бы опрометчиво. Оставалось лишь наблюдать, как Гермиона ожесточенно ломает их возможные бонусы.              — Нет, Гарри, — покачала головой она. — Я знаю, что ты можешь сказать, но, если это цепляет тебя даже, когда ты просто стоишь рядом, мы не будем больше никогда пробовать. Что бы не случилось, это слишком опасно. Выпадение из времени — это уже вовсе не цветочки. Я не хочу даже допускать, что твое сознание потеряется в непонятно где, и ты навсегда останешься в том состоянии, что ты был в коридоре. Справимся и без этой ненадежной штуки. Боже, я не знаю, как просить прощения, подвергнуть тебя такой опасности…       — Не проси. Я прекрасно тебя понял. Слушай, не грузись, правда. Уж я-то прекрасно знаю, как страшно, когда твои благие намерения губительны для чьей-то безопасности. Ты переживала за Рона — и не безосновательно, ты не хотела, чтобы я прыгал с крыши из-за этого случая и попыталась снизить риски сама… В общем, бывает. Ну, помнишь, мы тебя на первом курсе с троллем в туалете закрыли? Тоже не со зла, ведь на самом деле искали тебя, чтобы сообщить о нем, и о том, что всех эвакуируют…              Повисло неловкое молчание: что поделаешь, друзья — это те, кто помогает тебе выпутываться из неприятностей… но и впутываться в них — тоже.              — Ладно… — Протянула Гермиона, неуверенно улыбаясь. — Извини, что так вышло. Больше не повторится. Я думаю, мне стоит проведать Рона. Мы сидим здесь уже долго и, может, какие-то новости…       Гарри с пониманием кивнул: мадам Помфри никогда не пускала к больным в процессе диагностики и первой помощи, но они и впрямь ушли из ее вотчины больше получаса назад, может теперь Гермионе повезет больше.       — Я обязательно присоединюсь, только забегу к Луне. Она, конечно, умница, и, думаю, правильно поняла исчезновение моего светлого образа — мы тогда как раз смотрели на твое отправление. Но стоит все же с ней поговорить. А ты тут без меня больше и не думай раскисать, идет?              Гарри снова улыбнулся, а потом убрал палочкой следы их чаепития.       — Постараюсь, — вздохнула Гермиона, рассматривая себя в трансфигурированном зеркале и осторожно наводя освежающие чары. — Главное, не думать, что я тебя почти убила.       — Почти убил меня все тот же тролль, — беззлобно хохотнул Гарри. — Василиск, дементор, какой-то Пожиратель, в общем, ты от этой компании выгодно отличаешься. Да и они не убили, так, сделали сильнее. Не бери в голову.              Настолько сильнее, что Гарри и описать сложно. По УЗМС он знал множество приемов далеко за пределами школьной программы, на всякий случай — согласно бестиариям всего мира. Сами правила ухода, может, несколько хромали, а вот все, что известно по дрессуре и ликвидации… на уровне заправского охотника на тварей пятого уровня опасности и химеролога-любителя, который "на ты" с ксеноанатомией непонятных существ. Что до ударов в спину из толпы… Один неожиданный смертельный удар, почти что угодно, кроме Авады, шестнадцатилетний Гарри бы пережил: после упорных тренировок, как чар, так и резерва, ему наконец стало хватать сил на высшие щиты. И паранойи, чтобы снимать их только на ночь в защищенном доме и укрытой чарами комнате — Моуди с его «постоянной бдительностью» курил в сторонке, ведь даже ему в голову не приходило поддерживать столь энергоемкие чары постоянно в обычной жизни.       А вот Гарри мог и хотел себе это позволить — на ресурс никогда не жаловался, тот же Патронус, который мало кому из взрослых дается, в тринадцать выучил. Что до желания защищать себя любимого даже в школе… Это, что ли, в Хогвартсе лишнее? Да и спокойнее так: Гарри старался не врать себе же, несмотря на приятельские отношения со многими сокурсниками, у него легкая социофобия. Ему комфортно в обществе лишь нескольких людей, с другими он более скован. Ему тяжело подпустить ближе любого нового человека. Он способен завязывать и поддерживать деловые отношения — приходилось, и когда он вложился в идею близнецов Уизли и помогал с поиском поставщиков, и когда продвигал их с Гермионой изобретение, а уж в, как выразился Снейп, новосозданной партии, куда без контактов? Только Гарри от общества в больших дозах устает.              А наедине с собой… Гарри не хватает усидчивости для ремесла: только тогда может долго биться над проблемой, подбирая литературу и экспериментируя, когда его захлестнул азарт. Что зелья, что артефакты, интересны — но Гарри не гений, чтобы вдохновенно генерировать идеи. Рутинное же повторение убивает интерес на корню… Ведь Гарри и не как Гермиона, легко игнорирующая ради высоких целей неудобства, он не сможет найти себя в исключительно скучных вещах, связанных с делопроизводством. Осознав специфику экономических связей у колдунов — с зачарованными договорами и контрактами чуть ли не на крови, Гарри понял и то, что, пожелай он заняться проектами деда, с налогом и вложениями он может разобраться и с тем минимумом знаний по экономике, который он сподобился получить за лето, посещая под мантией-невидимкой маггловский тренинг. Не загоняясь серьезно, Гарри хватит со временем возродить и поддерживать некоторые ресурсы Поттеров, правда, за возвратом фамилии былой славы зельеваров вопрос, в лучшем случае, уже к детям. Хотя о них Гарри ближайшие пару десятков лет даже думать бы не рискнул. Шумные детишки всерьез пугали, и он тешил себя мыслью, что, в случае чего, у него есть подробная инструкция от много раз "пра" бабки Мораг, как сделать собственным кровным наследником другого мага — хоть взрослого, хоть уже вменяемого подростка. При условии, конечно, что наследник вообще когда-то понадобится. Вот будет номер, если, незнамо как пережив бурную юность, Гарри состарится, и в один НЕ прекрасный день поймет, что проживает свою самую-самую последнюю неделю бесконечное количество раз. Гарри предпочитал о столь отдаленном будущем не думать, чтобы не поехать крышей раньше времени. Сейчас у него молодость, от нее есть, чего хорошего брать, ну а "крохотный" побочный эффект самоубийства Гарри научился приспосабливать к пользе.              Что бы там не говорили Рон с Гермионой, ему казался вполне логичным его выбор будущей профессии. В конце концов, Гарри уже научился балансировать на канате своей жизни с подвохом. Точно определил, в каких вещах видит интерес и радость. Ему нужен простор. Свобода действий. Иногда — адреналин. И поменьше начальства... Да, вариант с опасностями выбрал, да, задания могут быть и для команды, и для одиночки, да, между ними может быть по нескольку месяцев простоя — ничего, и подлечится, если что стрясется в походе, и на те же имущественные дела будет достаточно времени. Зато почти нет контроля… МКМ все же интереснее, чем отдельно взятое Министерство Британии.       Когда новый мир окончательно отделится, переменится все. Идеальный расчет такого масштаба невозможен в принципе, после проведенного ритуала обязательно появятся еще нестабильности, вызванные объединением пластов пространства. Где-то возникнет временная аномалия (у Гарри на такое внутренний детектор), где-то сбой с рельефом или водным течением (Гарри восхищался тем, что кто-то вообще разработал схему, как это все окончательно соберется в кучу в новой реальности). В сущности, земли Гарри из первых в очереди на сбой: они столь долго были в изолированном чарами кармане, что биосистема успела несколько обособиться даже от той, что в остальной волшебной части Годриковой Лощины. Все не критично, но и таких ситуаций, как с этим местом, в мире должно быть много… Где-то, конечно, скакнёт даже фон магического источника, потому некоторые теоретики предрекают появление новых волшебных монстров (этих Гарри разучился бояться), а некоторые — ворчат о том, что возможны спонтанные поднятия нескольких захоронений, тогда как со специалистами напряг (Гарри, как и кто-либо другой, не стал бы афишировать, но домашняя библиотека в виде лабораторных журналов предков у него на эту тему впечатляющая). Гарри полагал, что работать в будущем со стабилизацией новой реальности в проблемных местах будет очень интересно — да и, судя по слухам, работы, хоть и не каждодневной, а спорадической, там хватит для многих магов и на десятилетия. Обучение свое Гарри, как мог, ориентировал как раз на все, что могло бы в таком деле пригодиться, и уже прощупывал почву, подыскивая старшего напарника среди разрушителей проклятий, что собираются сменить профиль… Жаль, решающим ограничителем летней практики Гарри является поднадоевший ему уже сильный темный маг. Который, некстати, сохранил еще два своих бэкапа, спрятанных неясно где.              Гарри пришлось выводить из задумчивости подергиванием за рукав — он шел, будто на автопилоте. До коридора, в котором ближайший путь к башне воронов и к больничному крылу расходился на два, они не дошли буквально чуть, но Гермиона существенно замедлила шаг.       — Я все думаю, — сосредоточенно пробормотала она, с прищуром глядя на браслет Гарри — ее подарок на Рождество. — Насчет этого рунного зачарования. Мы же проверяли, оно работает, как рассчитывали!       — Да, работает, — подтвердил Гарри. Отлично проверяли: стоит шепнуть заклинание, как, благодаря рунам на этой игрушке, волшебник становится очень прыгуч. Когда с мелкими тестами было покончено, Гарри удалось в один прыжок преодолеть расстояние между квиддичными кольцами на разных концах стадиона… Ох и ругалась же декан…       — Но ты мне и впрямь голову заморочил! — Прокурорским тоном воскликнула Мио. — Я теперь раскладываю на другие звуки, и у меня тоже получается сместить тональность! Хочешь сказать, у этой вязи два корректных активатора может быть?!       — Может, — Гарри довольно кивнул. — Я вчера выяснил. Чуть позже покажу, это почти так же весело со стороны смотрится, как щит, который останавливает пулеметную очередь.       — Ты рассчитал второй активатор? — С подозрением уточнила Гермиона.              — Да, и даже протестировал. — То, что он протестировал каждый из оставшихся шести вариантов, когда понял, что количество корней уравнения в расчете чар у него не сошлось с предполагаемым, можно в рассказе опустить.       «Ты должен был рассказать все, в подробностях и сразу!», похоже, читалось у нее на лице, ведь Гарри поспешно добавил:       — Заклинания-запуска хватает на целую минуту хождения по потолку!       Услышав это заявление и живо представив, Мио растерянно хлопнула глазами — а потом неожиданно даже для себя расхохоталась.             

***

            Ты по жизни недостаточно везуч, и вот он наступает — тот период, когда, кажется, рухнуло все хорошее, что когда-либо было, а ты всерьез взвешиваешь, какой яд предпочтительнее. Ты уже нашел ответ на этот вопрос, но кто-то значительно старше и мудрее тебя вдруг предлагает причину жить. От нее сложно отказаться — ведь это почти как долг, который велит выполнить разъедающая душу вина. Эта причина жить неприятна, но, возможно, правильная. И ты за нее цепляешься — поначалу больше не за что, ведь другие жизненные ориентиры и цели потерялись на фоне крушения того самого, хорошего.              Тебе полагается помогать, защищать… не сейчас, когда настанет время и это понадобится. Ты думаешь, раз речь идет о том, что победить великого темного мага предречено мальцу, который еще под стол ходит пешком, для его успеха точно не помешает помощь, даже такая никчемная, как твоя. И чудо не помешает.       Годы проходят, упорядочивая жизнь во что-то целостное, но чуда не случается. Момент, когда твоя защита и впрямь нужна, все-таки наступает, и наступает преступно скоро. Ты защищаешь раз за разом — пытаешься. Воспитываешь при случае, ограждаешь от опасности, когда ее осознаешь — думаешь, что ограждаешь. Учишь, когда понимаешь всю абсурдную тщетность усилий по снижению количества передряг, которые твой подопечный притягивает почище магнита. И вдруг в один прекрасный день до тебя окончательно доходит, что твоей помощи мало, да и чудеса всё не спешат случаться — если не считать убийственно страшную удачу, одарившую одного весьма конкретного ребёнка своей сомнительной милостью. Ты замечаешь, что ребёнок успел вырасти посреди круговерти опасностей и им назло — в кого-то самодостаточного вырасти. Ты не уверен больше, толкают ли тебя продолжать помогать и защищать те самые устаревшие вина и обещание, банальная привычка, или искреннее желание, чтобы этот парень жил. Нормально жил, продолжая находить поводы для радости и силы бороться с обстоятельствами.              И вот, ты вдруг врешь не для того, чтобы выиграть войну или выжить. Как это случилось — когда это случилось? Это много или мало, если видеться почти исключительно на занятиях? Иногда — на отработках, правда, последнее время назначаемых с целью обсудить прогресс в каком-то эксперименте или обменяться новостями внешкольного характера? Достаточно ли подобного общения, чтобы давать кому-то поддержку безусловную, не задавая вопросов?       Ты знаешь, что, как бы опытен Гарри ни был, и как бы много опасной информации не хранил его разум, он все еще очень молод. Им правят порывы, а нервы априори не могут находиться в равновесии — с учетом банальной физиологии и чудовищного давления со всех сторон. Может ли парень оценивать окружающих его людей и любую ситуацию, не допуская ошибок? Нет. Такое и люди постарше редко могут, это смешно.              Однако сегодня парень соврал в глаза Альбусу — или, скорее, недоговорил. Объяснил, что у него вновь случился ментальный контакт с Темным Лордом, и что он смог отгородиться окклюментным щитом. Несколько чересчур отгородиться — понадобилось время, чтобы вернуться в сознание. И все. Больше ничего не сказал — ни о том, что благодаря кое-чьей клептомании у гриффиндорцев завалялся хроноворот, ни о том, что хронопутешествия для Поттера, похоже, имеют очень серьёзные последствия. Возможно, у парня снова большие проблемы, но он по традиции не спешит тревожить ими старших.              Поттер делал это систематически — избегал делиться с Альбусом информаций. Он не хотел, чтобы Альбус лез в его дела, пусть и не мог этого полностью избежать. Впрочем, Альбус и сам делами Гарри не особо интересовался — ему были важны только конкретные вещи. Способности к чарам. Круг общения. Отношение к Темному Лорду. Способность противостоять его ментальным атакам. Чтобы узнать эти сведения, достаточно поговорить с Северусом, на которого Альбус давно уже сложил обязанность присматривать и оценивать, и с Минервой — ярких проявлений, вроде затяжной депрессии или демонстративных ссор она не пропустит, доложит, нужно ли интересоваться подростковыми проблемами сверх того?              До сегодняшнего дня Северус был даже не уверен, осведомлен ли Альбус об особенностях смертей Поттера — а теперь, к своему удивлению, отчетливо понял, что… нет. Когда Гарри задали вопрос, он выдал строго дозированный ответ, в рамках того, что давно беспокоит Альбуса. И не прогадал: больше тому сейчас ничего не интересно. Альбус плохо знает Поттера, он разговаривает с ним раз в год. Он не подозревает Поттера в том, что тот тоже ведет какую-то игру. Потому, даже при своей проницательности не заметил легкую тень тревоги в глазах — скорее, списал ее на страх после встречи с врагом. А Северус заметил — ведь он уверен, что Гарри встречи в любом пространстве, хоть реальном, хоть ментальном, не боится. Боится, что она пройдет не идеально и кто-то, кроме самого Гарри, пострадает, только и всего.              Северус узнал, что гриффиндорцы вновь ввязались в аферу, понял, что Поттер не уверен, справится ли с ее последствиями… Но поддержал его линию поведения. Не сделал ничего, чтобы вывести парня на чистую воду и по горячему разобраться в проблеме. Будто признал право Гарри на личные дела, на собственное мнение, признал его достаточно взрослым, чтобы принимать решения насчет своих проблем самостоятельно… Не в первый раз Северус признал за ним право решать, но сегодня он, возможно, осознанно поставил мнение ученика выше безопасности других детей. Это абсурдно, если смотреть с позиции преподавателя, который обязан прививать студентам следование правилам и наказывать за их нарушения, абсурдно с позиции ответственности — что, если Поттер недооценит происходящее и не справится? С потенциально опасными эффектами искажений времени на ткань реальности и Северус не справится, а уж скрывать информацию от Альбуса он вообще не в праве. От Альбуса! Человека, который хорошо разбирается в нетривиальных областях магии. Человека, поручившегося за Северуса и оградившего его от обвинений в суде, человека, который был отличным собеседником и наставником годами, который положил жизнь на алтарь борьбы с Темными Лордами!              По уму, Северус должен рассказать Альбусу о своих сомнениях — и, заодно, рассказать наконец то, о чем он умалчивает уже столь долго, о хронопутешествиях их подопечного. Альбус и Гарри должны действовать заодно — им давно пора бы это делать, но… Оба упрямо скрывают друг от друга свои выводы и возможности — Поттер предпочитает даже подвергнуться неизвестной опасности тому, чтобы поделиться проблемой с Альбусом. А Северус до сих пор продолжает медлить и не вмешивается в их отчуждение… Похоже, просто потому, что не хочет предавать доверия, которое ему, в отличии от Альбуса, оказали. Что и когда успело произойти, раз Северус позволяет иррациональному брать верх над логикой и не старается заставить Гарри говорить? Оставляет ему его секреты? Как так получилось, что Северус все еще колеблется? Не спешит спрашивать совета даже теперь, после того, как ментальная диагностика отчетливо показала, что, несмотря на присутствие в больничном крыле тела, Поттера там не было? Настолько совершенный окклюментный щит создать не смог бы и сам Снейп…                     Они шли по пустынному коридору, размышляя каждый о своем. Альбус неслышно бормотал что-то себе под нос, будто проводя расчеты. Предыдущий разговор сам собой свернулся, исчерпав себя. Драко перешел черту, это было понятно обоим. Мальчишке было абсолютно плевать на то, сколько человек умрет, пока он будет воплощать в жизнь свои неуклюжие замыслы. Уже во второй раз страдают случайные студенты — и спасаются чудом. После казни отца, прожив два месяца в одном доме с Лордом, да еще и в постоянном страхе за мать… конечно, Драко в панике. Северус ограничен рамками своей роли агента и не может мешать ему прямо, откровенно перелопатив его мозг на предмет задуманного, а для чего-либо другого Малфой ему недостаточно доверяет. Альбус считает, что они не должны давить на «запутавшегося ребенка» и выжидает…       Ведь ничего страшного пока не произошло, помощь была оказана вовремя? То, что гриффиндорцы ради спасения своего друга создали временную петлю — такая мелочь, Альбус мог бы и на это пожать плечами, если бы узнал. Впрочем, Альбусу мисс Грейнджер свою память не показывала… Это ведь не он с «избранным» — и, как-то так получилось, с его друзьями, — нянчился по мере необходимости, не Альбус разгребал происшествие с четой Дурсль, не Альбус помогал закрыть нежелательные при допросе знания отнюдь не светлыми чарами. Альбус дал когда-то Северусу указание «присматривать», и не уточнял детали, будучи полностью поглощенным очередным своим сверхсложным планом.                     — Чем Вы занимаетесь, — спросил Северус, разрывая тишину, — во время отлучек из замка? Вы говорили, что проводите исследование насчет Темного Лорда, но школа… Только у директора есть возможности узнавать о том, что студенты в опасности, или что кто-то пересекает защитный контур Хогвартса, непосредственно благодаря ресурсу замка… Я могу по пальцам пересчитать дни, когда Вы в этом семестре были на посту в полном смысле слова, без Вашего ведома кто-то мог проскользнуть за периметр или наоборот, и не один раз, а отряд мракоборцев никоим образом не может заменить…       — Вы забываетесь, Северус, — одернул его директор. — Я слежу за своим замком!              Да, это так. Следишь. Однако, каждый раз, когда отворачиваешься, случается драматичное происшествие, и ситуацию почему-то спасает несовершеннолетний пацан — раздраженно подумал Снейп. Наверное, он не прав, не по чину ему бросать Альбусу обвинения, однако, беспокойные мысли вдруг потребовали выхода…              — Что касается Тома, — добавил Альбус чуть более спокойным тоном, — мы узнали отличную новость. Гарри достаточно силен, чтобы гарантировано не пускать его в свой разум. Это все меняет. Вы можете гордиться своим учеником, хотя, признаться, до сегодня я не верил в то, что успех действительно полон…              — Отчего же? — Северус скривился. Он докладывал об успехе еще полгода назад. — Мои педагогические способности, стало быть, столь сомнительны? И зачем же было тогда навязывать нам занятия?       — Я уже говорил, что это единственный путь, несмотря на то, что Вы никогда не были к Гарри расположены. — Альбус, в свою очередь, так же неодобрительно поджал губы. — Мы не могли рисковать раскрыть мой план Тому. Но Вы справились прекрасно, я рад, что все же удалось найти к мальчику подход. Теперь я могу передать ему важную информацию без опаски… Да, полагаю, за пару недель я мог бы…       — Прекрасно, — прокомментировал Северус, несколько уязвленный тем, как ситуацию видит Альбус. — Значит, Вы готовы доверить информацию Поттеру — но не спешите делиться ею со мной.       — Дело не в доверии. Как мы оба знаем, время мое ограничено. Мальчик должен — это крайне важно — получить от меня достаточно информации, чтобы выполнить свою задачу. Я и так с этим затянул, знать бы ранее, насколько эффективно он теперь может отражать атаки Тома…       — А почему мне нельзя получить ту же информацию? — Северус почувствовал, как начинают отказывать тормоза. Он злился — с каждым сказанным словом все больше.       — Я предпочитаю не складывать все мои тайны в одну корзину — тем более в корзину, которая большую часть времени болтается на руке лорда Волдеморта.       — Но я делаю это по Вашему распоряжению!       — Да, и делаете непревзойденно. Не думайте, Северус, что я недооцениваю постоянную опасность, которой Вы себя подвергаете. Поставлять Волдеморту информацию, которая кажется ему ценной, и при этом скрывать самое главное — такую работу я не мог бы поручить никому, кроме Вас.       — И все же Вы куда больше доверяете Поттеру, у которого есть прямая связь с мыслями Темного Лорда! — Выкрикнул Северус, безотчетно потирая вспыхнувшую при упоминании Волдеморта метку.       Дамблдор остановился, повернувшись к нему лицом, и быстро посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что они одни.       — После того как Вы убьете меня, Северус… — Спокойно сменил он тему.       — Вы отказываетесь пояснять мне хоть что-то, и тем не менее ожидаете от меня этой маленькой услуги! Как многое для Вас разумеется само собой, Альбус! А что, если я передумал?       — Вы дали мне слово, Северус. И раз уж мы заговорили об услугах, которых я от Вас жду, — приглядывать за нашим юным другом из Слизерина в свете последних событий необходимо более…       Северус посмотрел на него сердито, с вызовом. Альбус вздохнул: — Приходите в мой кабинет, скажем, пятнадцатого после ужина — когда я разберусь с самыми срочными вопросами. И Вы больше не будете жаловаться, что я Вам не доверяю…       

***

            «Опять ты!» — Раздраженно буркнула ему мозаика. Рон, скорчив страшную рожицу, кивнул, мол, да, опять он, что спорить-то? Бледная женщина с резкими чертами лица и черными, как смоль, волосами, была красива какой-то дикой, хищной красотой — но он эту дамочку, в ответ на ее «приветствие» невзлюбил с первого взгляда. Неприязнь Гермионы появилась двумя минутами позднее: услышав, как экспрессивно отчитывает мозаика Гарри насчет того, что гончих он подкормил, а о ее любимом драконе и не подумал, Гермиона восторженно спросила, правда ли мозаика в полной мере осознает происходящее. Это было ошибкой.              Вопрос был вовсе не праздным, как могло бы показаться: слепки личностей магов, которые использовали для создания магических портретов, были достаточно ограничены в своих знаниях и возможностях — а уж изображения, нарисованные волшебными красками, и вовсе пустышки, только и могли, что двигаться, как кадр колдографии. Было бы странно ожидать, что сосватанная мистером Блэком «милая Мораг», весьма схематическое изображение которой нашлось на внешнем круге рунных камней неподалеку от Хогсмидта, первым делом при встрече начнет распекать Гарри. В конце концов, ребята эту мозаику битый час отчищали от плюща и лишайников — так долго место стояло заброшенным, с чего бы псевдоличности Мораг вообще быть здесь, а не, скажем, в одной из портретных галерей, среди общества родственников?       Как выяснилось спустя еще несколько минут чуть въедливой брани, некроманты предпочитают очень продвинутые ритуалы для создания посмертной памяти, и Мораг Поттер на встречу, пусть ее и пригласил другой портрет, в отличии от гриффиндорцев, не опоздала ни на минуту. Вообще, портретная галерея в более старом из домов Гарри — на редкость «оживленное» место, если не считать картин, созданных до начала четырнадцатого века, у которых без вливания магии заинтересованных в общении потомков исчерпался весь ее запас. Но ещё "живые" портреты там прекрасно осознают свое положение в мире, степень своей связи с миром живых, и способны запоминать почти неограниченный объем информации. Мораг существовала достаточно долго, успевала обновлять и словарный запас, делая его более приемлемым для общения с потомками, и вести с другими портретами научные дискуссии, обучаясь новинкам, и, как бы абсурдно это не звучало, чувствовать. Насколько Рон знал, в Хогвартсе подобные портреты были только у директоров, а остальные «сообразительные» картины, хоть и запоминали события, происходящие перед холстом, не обладали сколь-либо цельным характером.       Так или иначе, Мораг узнала, что, когда Гарри и Сириус подыскивали более скрытное место для постоянных встреч неподалеку от Хогвартса, бывший директор Блэк посоветовал им это. Она явилась, воплотившись в мозаике, чтобы дать гостям доступ. А заодно, напомнить Гарри, как единственно доступному родичу, поправить рунные контуры, вот уже пятьдесят лет как подзатершиеся, и все меньше энергии направляющие на содержание в спячке еще одного школьного питомца. Гарри, конечно, поматерился (будто ему других проблем не хватало), но просьбу выполнил: ему не улыбалось после взбесившегося от одиночества василиска ловить еще и костяного дракона размером с замок, когда он проснется, или оставлять такую пакость на будущее, там, где учатся дети. Теоретически, об этой линии обороны Хогвартса должен был заботиться директор, но, мало ли, с учетом того, насколько заброшенным выглядело это место, может, за давностью лет о нем забыли?              А вот теперь Мораг не желала уходить — то ли скучно ей было, то ли еще что, но она появлялась на некоторых их собраниях, усугубляя и так несколько пугающую атмосферу огромной кельи на шесть футов под землей. Разумеется, Мораг не было причин их предавать или шпионить в пользу кого-то, миссис Поттер поддерживала интересы потомка больше, чем чьи-либо другие. Она даже помогала, изредка снисходя до консультаций на основе собственного опыта или отлучаясь на другие свои изображения уточнить сведения у дружественных «живых» портретов. Однако, Мораг не очень нравилось окружение потомка: по ее мнению, он мог бы найти друзей достойнее, а тот же Сириус — и вовсе бездарный прожигатель жизни. Ее присутствие добавляло прохлады и жути — Рона это раздражало не меньше, чем легкая вибрация стен кельи, в такт редким ритмичным ударам огромного мертвого сердца спящего рядом монстра.                     Сириус уже был здесь, занимался кострищем и с предвкушением посматривал на миску с маринованным мясом.       — Привет! — Махнул ему Рон, прислоняя к стене метлу (он тренировался до поздней ночи, да так и летел на встречу с поля) и подходя поближе. Сириус приветственно кивнул.       У них завязался непринужденный разговор: о квиддиче, о шансах Гриффиндора на кубок, о непостоянстве девчонок (Рон, несмотря на дельные советы старшего мага, так и не набрался пока смелости признаться Гермионе в своих чувствах и как-то сдвинуть их отношения с точки). По негласной договоренности, если кто-то из заговорщиков опаздывал, остальные во время ожидания никогда не поднимали серьезных тем. И это было прекрасно: позволяло, несмотря на всю опасность положения, в полной мере помнить, насколько хороша жизнь, и как много в ней светлого. Сириус, вот, видно, проникшись знанием о том, что его дни близятся к закату, спешил жить, как никогда, наплевав на все «разумные» запреты Ордена. Когда он не был занят поисками решения их проблем, он кутил, веселился и путешествовал, ссылаясь на концепцию «а когда еще, раз каждый день может стать последним?» Конечно, Сириусу всегда было что веселого рассказать — да и ребята тоже себя в радостях не ограничивали, насколько это возможно в школе. Гарри философию о том, что нужно жить в свое удовольствие и ловить хорошие деньки усвоил еще на первом курсе — мало ли, когда наступит очередной пи..ец и спокойная жизнь сменится нескончаемым страшным приключением. Отчасти потому он в тринадцать столь легко расстался с мыслью жить у Дурслей — зачем отбирать у себя чувство свободы?              Следующей пришла Гермиона — Мораг что-то неодобрительно пробурчала о неприбранной прическе, отчего Герм, чья грива не желала даже чарам поддаваться, привычно вспыхнула возмущением. Что бы Мораг понимала в настоящем очаровании... Рон засмотрелся.       — Почему ты одна? — Спросил он. Ему не нравилась мысль, что девушка сама убегала из школы и шла почти полмили, пусть и под мантией-невидимкой, через Запретный Лес. С ней же должен был быть Гарри! Знать бы, что тот где-то задерживается... Рон не продолжил бы тренировку и сопроводил бы подругу!       Гермиона пожала плечами. Она бросила на Сириуса грустный взгляд, и присела на свое обычное место не глядя.              — Я проверила расчеты еще раз, — тусклым голосом заявила она. — Без шансов, все верно. Нам нужно именно столько энергии. А это значит, наш вариант… не подходит. Гарри уже знает, и…       — Младенцев брать не обязательно, — скучающим тоном прокомментировала Мораг, будто ни к кому конкретно не обращаясь. Она сразу им сказала, что перепроверять смысла нет, все там логично в расчете, а как они вообще хотели? — С ними и в наше время не все желали работать. Детей, конечно, понадобилось бы четверо, совершеннолетних девственниц — уже одиннадцать, но можно и кем попало обойтись, полагаю, двадцать девять доноров неплохо вписались бы… Две-три стаи оборотней, и…       — Спасибо, мадам, мы учтем, — поспешил перебить ее Сириус звенящим от злости голосом. Откровенно посылать Мораг было неразумно, в конце концов, именно благодаря ей — и памятным портретам других покойных Поттеров — удалось создать хоть какой-то вариант. Но слушать об оптимальных жертвах было одинаково неприятно всем.                     Не было, пожалуй, в магии ничего такого, до чего бы не додумались предки — в том или ином виде любые чары, если хорошенько поискать, уже существовали. Не то, чтобы наука не двигалась вовсе, но, даже с учетом развития общества, многие идеи развивались по спирали, то входя в моду, то выходя из нее. Это, помимо прочего, означало, что, проверив все существующие библиотеки мира, можно было найти готовое решение — или предпосылки к решению почти любой проблемы.       Ключевым оставалось, однако, то, что никто не способен проверить все библиотеки. Монографии передавали по наследству и ограждали всеми возможными чарами. Книги, что хранят семейные наработки, не выносили за пределы дома, а то и обвешивали любого, кто в них заглянул, клятвами. Бывали случаи, когда целые рода скорее шли на смерть, чем выдавали врагам секрет о, скажем, семейном рецепте волшебного напитка. Кроме того, книги с действительно мощной, узкоспецифичной, магией, например, о работе со стихиями, зачастую было невозможно копировать — кроме как переписывая вручную. Заклинание, даже не произнесенное вслух, несло в себе силу — и печать волшебных книг была интересной задачкой.       С общедоступными, простенькими, вещами было еще кое-как: все же, в учебники никогда не помещали чего-либо серьезного, и специальная типографская краска справлялась удерживать информацию на страницах несколько десятилетий… Хотя студенты, если средства позволяли, всегда старались купить свой комплект учебников, во избежание. Текст, собственноручно, или хотя бы с помощью артефакта-пера написанный магом на пергаменте, сохранялся в разы дольше. Так что от конспектов всегда было больше толку. Тем более, что так можно было пометить все места, где в учебнике намеренно допущена ошибка, дабы снизить вероятность уничтожения книги при печати. Именно поэтому столь важно было заниматься магией с учителем, а не просто листая книги — если это не рукопись, теория будет описана верно, но, скажем, ударение поставлено не на тот склад, и как же много это меняет, когда учишь чары… Для самостоятельного изучения всегда требовался четкий аналитический ум, дабы замечать эти намеренные смягчения сил. Впрочем, с рукописями, где схема чар могла быть представлена без купюр, была другая проблема — защитные чары на книгах, самого разного рода, не всегда репрезентативное содержание, сложность чтения, запредельная сложность поиска информации… Чем сложнее структуры, описываемые в фолианте, тем больше осторожности нужно было для создания записи, тем хуже он поддавался всем типам сортировочных чар. В лучшем случае удавалось призвать стопку работ на заданную тему, но и только, просматривать их на предмет того, есть ли там что нужное, необходимо было самому.              Неудивительно, что у чистокровных магов с лучшим доступом к информации всегда была огромная фора перед теми, кто по какой-либо причине достойной домашней библиотеки лишен. Рон понял всю глубину этой пропасти только тогда, когда увидел забитые полки дома Сириуса — и даже достаточно компактную аналогичную комнату у Гарри, переполненную, однако, семейными записями о наработках и наблюдениях. В «Норе» не было ничего, кроме того, что можно было сейчас купить во «Флориш и Блоттс», неудивительно, что большая часть заклинаний из этих книг работала едва ли вполсилы. Вон, чары из трудов Локхарта не работали вовсе…       Нет, разумеется, все не так страшно, и любой маг, прошедший обучение, мог хорошо справляться на повседневном уровне. Даже учебники дают прекрасный базис для молодого волшебника, и заклинаний, упомянутых в них, хватает на любой случай повседневности. В самом деле, бытовые чары, левитация, или вот, аппарация — дело нужное каждому, их-то колдовать все и тренируются! Хотя, аппарация требует столько воли и сосредоточенности, что многие ее избегают, в особенности по пьяни.       Но кому нужен какой-то специфический ритуал, призванный улучшить впитывание минералов корнями какого-то специфического растения? Правильно, фанатам гербологии и тем, кто разведением этого растения занимается профессионально. Вещи такого рода и не должны быть в учебниках, на то есть профессиональная периодика и, собственно, рукописи, суммирующие достижения в определенной отрасли науки — а это уже другого класса книги. Больше того, в Хогвартсе было очень обширное собрание даже специфичных фолиантов — периодически пополняемое и в относительно свободном доступе.       Во-первых, все, что «попроще», те же печатные справочники, исправно приобреталось на деньги Попечительского Совета, а иногда и другие меценаты пополняли библиотечный фонд. А во-вторых, считалось хорошим тоном переписать для школы хотя бы одну книгу после выпуска, либо продублировав ветшающий тысячелетний трактат, либо пополнив собрание книг чем-то новым. Студентов, что когда-либо прошли обучение, была вся Магическая Британия и еще кое-кто, так что чего только в библиотеке Хогвартса на самом деле не завалялось… По правде, ребята за шесть лет, помимо учебы, едва успели все просмотреть, чтобы не пропустить ни одной работы о пространственно-временной магии и прорицаниях, но никто из них не осмелился бы заявить, что они хотя бы на полпроцента приблизились к отметке «прочитал всю библиотеку».                     И все же, подобное положение вещей вносило в поиск информации некоторые коррективы. Если нужного и специфического нет в доступной тебе библиотеке, то проще тебе… Нет, не выпросить фолиант у кого другого (для подобного нужно знать, что искать). Проще необходимое волшебство создать — ведь именно этому их на самом деле учат… По кирпичикам дают основы и запчасти, кусочки информации и готовые связки теории, чтобы при надобности любой сообразительный маг был способен объединить все под свои нужды. Разумеется, чем больше у мага опыта, тем лучше результат, но что далеко ходить за примерами…       Говорят, Лорд Волдеморт виртуозно создавал новые мощные чары, и этим привлекал других ярких магов. Хотя большинство колдунов, наоборот, тяготеет к размеренной спокойной жизни, в которой не нужно напрягать извилины и изобретать что-нибудь, что, скорее всего, и не продать потом. Они вполне счастливы в рамках собственной профессии, а такие вот теоретические изыскания — они для умников, которые считают игры с теорией магии за хобби.       На том же самом сыграл печально известный Отдел Тайн — даже не заметил никто. Что с того, что чистокровные маги, трясущиеся над своим благосостоянием и сохранением ниши в экономической системе, не делятся ни с кем наработками? Если так уж нужно, можно создать альтернативную рабочую группу. Собрать отщепенцев, нахватавшихся дома хоть по верхам, но рассорившихся с семьей, талантливых полукровок и магглокровок (Гарри выдвигал теорию, что умники даже Гермионой интересовались, иначе с чего бы третьекурснице когда-то официально предлагали хроноворот?). Снабдить их ресурсами в виде ингредиентов зелий и всего, что было изъято у преступников мракоборцами, платить оклад, засекретить то, чем они занимаются… И вот, за какие-то пять лет Отдел, служивший ранее скорее складом непонятных и опасных штук, изолированных от общества и хранящихся на непредвиденный случай войны против магглов, стал чем-то более серьезным. Последний Министр Магии, Корнелиус Фадж, справедливо полагая, что у него все шансы остаться Министром и на второй срок, и даже на третий, если хорошо себя поставить во время Исхода, подошел к делу очень творчески.       Ни для кого не было тайной, что функции Министерства после того, как исчезнет необходимость соблюдать Статут, во многом упразднятся. Но кто же любит терять власть, когда она уже в руках? За века маги привыкли к чуть меньшей обособленности и индивидуализму, наличие исполнительной власти, позволяющее без опаски развивать мирные профессии, всегда кстати. Министерство, как и должность Министра, должны были остаться существовать, это не обсуждалось. Однако, мистер Фадж желал максимальное количество бонусов для себя лично, дополнительные аргументы, в том числе силового характера, для того, чтобы сохранить удобные полномочия тогда, когда будет проведена реструктуризация власти. Он вложился в организацию разного рода секретных исследований на базе существующего хранилища артефактов, существенно расширил штат хранителей этого места и изменил список строгих клятв, которые они давали при найме. Как и раньше, девяносто восемь процентов волшебников Британии вовсе не забивали себе голову вопросом, что именно хранится в Отделе Тайн. Дальше — больше, никто, кроме Министра и самих невыразимцев не мог сейчас сказать, чем конкретно они вообще занимались. Несчастные случаи среди работников-экспериментаторов были, но не каждый день, а последствия часто устранялись их же коллегами без привлечения целителей. Тайна неплохо сохранялась, не считать же за значимую утечку информации те же веселые публикации Лавгуда о заговоре гнилозубов?              Но рано или поздно многое, если не всё, из тайного становится явным. Вначале данные о том, что со времен указа Минчума и до сих пор, провозглашенные пророчества фиксировались в Отделе Тайн, и эти записи инвентаризовались и хранились, привлекли внимание восставшего Волдеморта — того, кого Фадж все не стремился брать в расчет. Потом, подчиненные Темного Лорда, при скромном подстрекании к действиям Орденом Феникса, начали стремиться одно конкретное пророчество получить. Это их стремление в конце июня вновь привело в Отдел Тайн Гарри, который, в своем стиле, порезвился там на славу. Пожиратели взломали чары на входе в Отдел. Пожиратели сами же и влипли в ловушку ментального артефакта. Мракоборцы, обычно не имевшие доступа в этот Отдел вовсе, застали занятную картину: двенадцать человек, преступники и уважаемые члены общества, все под внушением, сотрудники Отдела Тайн — под другим внушением… На этот раз кусочек тайны узнали многие люди, и удерживать секрет за закрытой дверью стало все сложнее.              Фаджу так и не удалось утаить шило в мешке — широкой общественности стало известно о том, что в Отделе Тайн прямо нарушали министерский же закон и вели исследования в давно запрещенных по причине опасности массового поражения областях магии. Более того, тот же артефакт, способный к неснимаемому внушению чужой воли, в собственности у Министра и круга приближенных лиц, вызвал закономерное возмущение Визенгамота, Палаты Лордов, да и просто-таки всех влиятельных магов, в этот круг приближенных не входящих. Никто из них не желал, зайдя в Министерство на аудиенцию, выйти из него другим человеком. Власть Фаджа, поддаваясь усилиям этих колдунов, начала стремительно таять. Он и его ближники еще пробовали что-то замять, поместив Пожирателей, пойманных в июне, в Азкабан, и взяв с мракоборцев обеты неразглашения, но… Побег из Азкабана все тех же Пожирателей в июле, хоть как попытались скрыть и его, привел к окончательным разрушениям. Все тот же отряд магов вновь проник в Отдел Тайн, на этот раз разгромив там вообще все и уничтожив записи — видимо, как акт возмездия, и ушел в полном составе. Внимание всего Министерства вновь было приковано к Отделу Тайн — и Фаджу больше не удалось удержать волну сплетен.       На следующий день эти же Пожиратели были найдены мертвыми — здесь мнения расходились, в газетах писали, что мракоборцы сделали свою работу, но… В самом Министерстве все понимали, что это не так. Орден Феникса полагал, что полный приказ Пожирателям включал в себя и несколько убийств, а, поскольку их не совершили, Волдеморт покарал ослушавшихся, невзирая на прошлые заслуги. Несмотря на то, что он больше никак себя не проявлял, главы Отделов Министерства окончательно догадались, откуда ветер дует. Удерживая свои позиции в структуре власти, они первым делом избавились от очевидного козла отпущения. Фадж, под огромный скандал, ушел в отставку, а вместе с ним и многие сотрудники его администрации. Амбридж, успешно отсидевшаяся в Хогвартсе весь учебный год, какую-то должность в Министерстве сохранила, но школа забыла о том, что такое «Верховный Инквизитор» еще до начала сентября.              Весь осенний семестр Министерство трясло и лихорадило: проходили активные перестановки среди служащих. Члены Ордена Феникса ходили мрачными: несмотря на некоторые позитивные назначения, они полагали, что в Министерстве под этот шум становилось и все больше ставленников Темного Лорда, продолжавшего скрытную деятельность. Отсутствие громких убийств сдерживало панику, и до зимы угроза все еще мало кому казалась реальной. Это режим Фаджа, впрочем, не спасло: от него почти ничего не осталось, и не только благодаря действиям Пожирателей Смерти. Конец февраля, однако, опять перевернул все с ног на голову. Лорд Волдеморт, приближавшийся к тому, чтобы иметь огромное влияние и продвинуть своего Министра на ближайших выборах взамен исполняющего обязанности Скримджера, неожиданно заявил о себе. Были массовые беспорядки на Косой аллее — и Его там видели. Несколько человек были поцелованы дементорами, открыто вышедшими из-под контроля Министерства. Флориана Фортескью похитили. Вот уже три недели в Британии нарастала истерия не знающих, чего ожидать, обывателей: всем наконец стало понятно, что даже те, кто просто варит пиво и сеет зерно, могут вновь, как пятнадцать лет назад, оказаться под угрозой. Авторитет директора Дамблдора опять взлетел — официальные власти признали, что его заявления были правдивы. Вместе с ним громко заговорили и о Гарри, припомнив все: и его желание помогать магглорожденным, невзирая на давление газет, и его победы, и слухи о «избранности».              Сам «Избранный» привычно не отсвечивал, предпочитая уединенность либо компанию лучших друзей. Никто из них не сидел сложа руки и без чувствительных пинков из «внешнего» относительно Хогвартса мира. Дела денежные и имущественные — как по части Гарри, так и Гермионы, дела общественной инициативы, поиски возможности продлить жизнь Сириусу, а главное — поиски крестражей. Исчерпав идею изучить прошлое Волдеморта и понять его логику, они пришли к своему последнему шансу. Создать ритуал и/или чары для поиска оставшихся двух. Найти подобный ритуал не удалось, но они уже не дети, да и глупым кого-то, кто влез в дебри теоретической магии уже несколько лет назад, назвать не получится. Конечно, это было предельно сложно, но какие еще варианты? Гарри и Рон, по методу исключения и потому, что библиотека Хогвартса была более ориентирована на подобное, занялись поиском чар. Гермиона и Сириус взялись за ритуалы.              Конечно, у Сириуса и Гермионы было больше шансов: во-первых, оба были от природы талантливыми в таких вещах людьми, а во-вторых, у них было к кому обратиться за консультацией. Мистер Финеас Блэк, портрет, с сентября помирившийся со своим живым потомком, помог наладить связь как с некоторыми другими Блэками, проявляющими снисхождение к "непутевому" магу, так и с нарисованной родней Гарри, к которой без самого Гарри было никак не попасть. Связной выпала честь быть той самой Мораг, в девичестве Блэк, двоюродной бабке Финеаса. Из-за неё проблемой поискового ритуала, помимо живых, занялись нарисованные темные маги. Будь они обычными живыми портретами, теряющими интерес за пару часов, толку не было бы вообще, но более «продвинутый» вариант живописи поместья Поттеров и одного из коридоров с портретами Блэков действительно помогал.       Так или иначе, две недели назад, на день позже, чем буйство Волдеморта, из-за которого Гарри впал в депрессию, Гермиона и Сириус закончили расчет ритуала. Казалось бы, можно было быстрее — Сириус и до этой кутерьмы знал много ритуалов поиска. Но здесь речь шла о вместилищах души, а не о частичках тела, что были опорными точками в стандартных условиях, так что несколько месяцев работы — это и так запредельная скорость, ценой которой была огромная самоотдача проблеме. Тем больнее по всем ударила рассчитанная цена самого ритуала. Им неоткуда взять достаточное количество энергии, чтобы его провести. Они не могут посвятить в проблему несколько тысяч магов, нужных для ритуала. Они не будут (в альтернативу) убивать ни четверых детей, ни одиннадцать девственниц, ни… В общем, надежда, кажется, осталась на изыскания Рона и Гарри.       Никакого давления, да...              — Всем привет, — послышалось от дверей. Гарри тоже наконец пришел, весь какой-то взъерошенный, будто бежал полдороги. Келью он тоже пересек быстрым шагом, чтобы поспешить тепло обнять крестного. — Простите, что опоздал, Герм, прости, что не проводил, я все сейчас объясню.       — Ладно, — вздохнул Рон, раздраженно глянув на друга: его беспокоило, что Гермиона осталась на некоторое время без присмотра. Он дождался, пока Гарри устроится на каменной скамье, и заставил ярко полыхнуть огнем уже почти прогоревшие и готовые для приготовления мяса угли. — Заседание общества полуночников объявляю открытым.       Гермиона обычно мило улыбалась, слыша эту фразу, и иногда спрашивала, чья очередь рассказывать страшилки. Но сегодня пафосное приветствие ее не развеселило.              — Мы говорили о том, что с ритуалом никак. Мне жаль, я знаю, события все ускоряются, Сам-Знаешь-Кто набирает силу, но убить кого-то ради того, чтобы… — Взволнованно зачастила она.       — Я понимаю, солнце, не оправдывайся. Вы проделали огромную работу, не вышло… Но мы не имеем права сдаваться. — Кивнул ей Гарри. — У нас с Роном, к сожалению, тоже нет пока явного прогресса.              Вздохнул и Рон. Они неглупые и мотивированные, но… шестикурсники, замахнувшиеся на наивысший раздел чар, перепрыгивая высший. Они стараются, однако понимают, что все их наработки имеют слишком много ограничений. В лучшем случае на основе последней формулы можно создать что-то вроде компаса, указывающего на крестраж, а дальше… прочесывать, постоянно колдуя эти чары, Британию? Или, что хуже, весь мир? Сейчас, правда, даже это не получилось довести до ума: обе палочки, что Рона, что Гарри, постоянно указывали на самого Гарри. Очевидно, где-то в расчет закралась ошибка, но они ее пока не нашли. Неудивительно, не Мастера Чар, все-таки.       Хотя определенный толк был: Рон даже размечтался, что с таким владением заклинаниями все же сможет поступить на мракоборца. На позапрошлой неделе Гарри, как всегда «побочным» продуктом, шлифуя основы чароплётства, усовершенствовал сигнальные чары и придумал новые, из класса фиксации звуков. Смог сделать настоящую запись своей игры на гитаре — не новшество для магов, но новый аналог существовавшего. Или, он даже повторил формулу, которой кто-то пользуется, создавая кристаллы и пластинки на продажу. Рон же его, по сути, переплюнул: ему удалось наколдовать двойников, которые, с отставанием в несколько секунд, повторяли действия оригинала, и это, не считая удачи с ловушкой на оборотней. Квиддичные тренировки одного Рона против шестерых Гарри, лишь с малым отставанием посылавших в ворота, соответственно, шесть квоффлов, были на порядок сложнее обычных. Гарри предвкушал, что, доведя до ума, так можно и ЗОТИ тренировать — Снейп, конечно, их знатно дрессировал, что было особо заметно после Амбридж, но нет предела совершенству.       В общем, надежды ребята не теряли, в конце концов, они уже очень далеки от того, что было в начале года. Когда они тыкались, как слепые котята и постоянно все крушили, недостаточно понимая базовые принципы построения формул — до шестого курса у них не было причин опережать программу, и они, как и большинство студентов, просто учили и практиковали все существующие чары, что казались интересными. Нашли и овладели даже достаточно продвинутыми — но не придумывали новые. Потому вначале, конечно, их действия были предельно неэффективными. Все изменилось только через месяц, благодаря учебнику зелий, случайно попавшему Рону в руки.              Он уже было похоронил свою мечту: в отличии от Гарри, который, как в насмешку, мракоборцем стать не стремился, Рону удалось сдать С.О.В. по зельям лишь на «Выше Ожидаемого». Это означало недопуск, но… Снейп взял курс ЗОТИ, а зелья взял другой преподаватель, и у Рона появился еще один шанс. Если бы только кто-то его предупредил: он пришел на первый урок вообще без ничего. Учебник, весь в каракулях — рецепт не прочесть — ему дали из шкафа, ингредиентами поделился Гарри, но варить по этому тексту все равно было невозможно. Гарри Рона пожалел и дал ему свою новую книгу — пока мама не пришлет другой экземпляр. Потому что Гарри смог как-то читать то, что в раритете из шкафа написано.       А потом Гарри уже не хотел это сокровище никому отдавать: настолько много полезной информации в нем было. Не только по зельям, на которые для сопоставимого результата Гарри стал тратить в четыре раза меньше времени, чем в прошлом году, но и по столь необходимым теперь чарам. В октябре Гарри с учебником сидел на половине перемен, ел, и едва ли не спал в обнимку — а в ноябре ходил, как в воду опущенный, когда понял, чей он, и, заодно, откуда некоторые интересные заклинания взяли когда-то Мародеры. Через неделю, когда друг собрался с силами, и с похоронным лицом пошел отдавать профессору его вещь — пользоваться ею и дальше без ведома Снейпа ему казалось неправильным, он вернулся неприлично счастливым. С многострадальным «Продвинутым зельеварением» и со стопкой учебников за шестой и седьмой курс по чарам. С таким подспорьем у любого раздолбая начнет получаться при желании, а желание в контексте борьбы с Волдемортом пересиливало раздолбайство у Гарри и Рона в разы.              — У меня некоторое количество абсолютно новой информации, — взял слово Гарри. — Собственно, я ради нее и попросил о полноценном собрании. — Во-первых, все мы помним кошмар на День Рожденья Рона. — Все согласно кивнули, Рон поморщился. Самое обидное, они были уверены, что это все Малфой, но, как всегда — куда эту их бездоказательную уверенность приткнуть? Гарри продолжил говорить. — Со мной тогда случилась очередная хроноаномалия и провал в мысли нашего врага. Я узнал, почему он, тем более лично, бесновался на Косой Аллее, хотя это противоречит всем законам логики, и мы верим, что теперь в Министерстве все будут более настороженны, и ему сложнее будет взять власть. Конечно, и причин ограничивать жестокость ради конспирации больше нет, я так понял, он подумывает о чем-то масштабном на Пасху, разрушить крупный мост, привлечь великанов для нападения на поселок, — Гарри нервно мотнул головой. — К теперешнему моменту Волдеморт проверил все доставшееся ему в наследство от старших Лестрейнджей, каждый дюйм во всех местах, связанных с ними, и, конечно, сейф. Как Вы понимаете, крестража нигде не оказалось, и наш король драмы выместил раздражение на Косой. Он злится, что не подверг Беллу перед казнью ментальному допросу, будучи уверенным, что та поместила чашу в банк. Он пытается узнать списки артефактов, которые, возможно, конфисковали при обысках. Я боюсь, что параллельно он займется проверкой и других своих тайников, а ведь один из них — школа. Хорошо, что Реддл опасается Дамблдора, но директор в этом году в школе в разы реже, чем даже в прошлом. В общем, понимаете, насколько все шатко.       Теперь, не менее серьезная штука с другой стороны. Полторы недели назад директор стал каждые два дня звать меня в свой кабинет по вечерам. Он больше не боится смотреть мне в глаза — я всегда ставлю блок, но, опять-таки, стрёмно все это. Дальше — больше, он показал мне воспоминания о детстве и юности Волдеморта. Сегодня вдруг тоже позвал, потому я непреднамеренно опоздал. Вот, увидел, как Волдеморт встретился с женщиной, у которой когда-то хранились знакомые нам чаша и медальон. Ни много ни мало, вещи Хельги Хаффлпафф и Салазара Слизерина. Второе воспоминание было о том, как Волдеморт приходил в Хогвартс устраиваться на работу. Тот самый случай, когда, по нашей теории, он спрятал в замке диадему Ровены Рейвенкло. На прошлой встрече директор показал мне воспоминание профессора Слагхорна, который когда-то Волдеморта учил. Тот спрашивал профессора о том, что такое крестраж. Я более, чем уверен, что профессор многое рассказал — воспоминание было грубо подделано в том месте, где Слагхорн утверждал, что ничего не знает.       Пока что директор не ожидал от меня каких-то четких выводов и почти ничего не пояснял. Но я, как и вы, могу вывод сделать. Он соизволил официально подключить к поискам крестражей меня, или давит, чтобы узнать, нет ли у нас других успехов. Может, не в последнюю очередь потому, что темное проклятие на его руке распространяется и потенциально сводит его в могилу. Он дал мне два задания: как можно быстрее получить у профессора Слагхорна настоящее воспоминание о том давнем разговоре, и спуститься в Тайную комнату. Поискать там некую книжицу, о которой ему что-то говорила Джинни четыре года назад — директор хочет ее продиагностировать, но увы, не может попасть в это подземелье без знатока парселтанга. Мне важно знать ваше мнение о том, каким будет наш следующий ход. Да, кстати, он настаивал, чтобы я никому ничего не рассказывал.              Гарри выдохнул, переводя дух: он выпалил все это почти без остановок, стремясь побыстрее выговориться. Гермиона и изображение Мораг скривились абсолютно одинаково, Рон скрипнул зубами, а Сириус сделался белее мела.              — Я них.ра не понимаю эту бородатую с.ку! — Высказался он первым.       В конце августа Сириус, как разумный человек, находящийся в среде единомышленников и обладающий хорошим запасом (в количестве четырех штук!) доказательств, объявил о крестражах на собрании Ордена Феникса — том, на котором наконец появился его глава. Точнее, попытался объявить: согласно тому, что узнал Гарри, заглянув в воспоминание профессора Снейпа, он зашел несколько издалека, от концепции души — и схлопотал невербальное Силенцио. Дамблдор предложил сперва обсудить все наедине. Большего профессор не слышал (или не показал) — а Сириус вернулся после разговора с директором со стертой памятью. Обо всем, что касалось крестражей Волдеморта.              Так Дамблдор убил в них веру в него, в свой Орден, поселил в сердце Рона даже сомнения в действиях родителей, довел Сириуса — после того, как тот все узнал, — до нервного срыва. Единственное, что заставляло мистера Блэка удерживать штаб-квартиру Ордена на Гриммо — это принцип о том, что и враги, и друзья должны быть близко. Никто из гриффиндорцев не понимал, каким таким чудом они сами избежали коррекции памяти, а четыре пустые оболочки крестражей так и лежат в тайнике Сириуса. Но с того дня все жили, как параноики. Пользовались ментальными блоками Снейпа по первому подозрению на присутствие директора, орденских мракоборцев и декана, не упоминали слова на букву «к» в разговорах в школе, а, чтобы поговорить вот так, вместе, поделиться важным, окончательно наплевав на устав, сбегали из замка через Запретный лес до лежбища костяного дракона. И вот теперь…              Помолчали. Подумали. Никому не хотелось озвучивать очевидное, но на какой-то контакт Гарри вынужден был пойти, не то могло стать хуже.              — Насчет воспоминания не знаю, пробуй, это вроде бы не опасно, — наконец сказал Рон. — Дневник я бы тоже отдал, у нас еще такого есть, а ты и так не был послушным мальчиком для директора. Здесь можно попробовать подыграть, там посмотрим, какой у него план.       Гермиона и Сириус, услышав это, по очереди кивнули.       — Я принесу тебе завтра, — сказал мистер Блэк хмуро, — то, что осталось от дневника. Но не все остальное. Подождем, как он подведет к нему сам.              — Рад, что здесь мы все солидарны, — подытожил Гарри. — Дальше. Я уже поднимал этот вопрос, и я уже соглашался с вашими контрдоводами. Но я думаю, в этом кружке по интересам все еще не хватает профессора Снейпа. Да, он связан с Дамблдором больше, чем мы, и все так же не друг тебе, крестный. — Гарри пристально на него посмотрел. — Но он все так же отвел от Гермионы подозрения насчет завещаний, все еще сварил тебе ту эпичную укрепляющую штуку, замедляющую прогресс проклятия, все еще неоднократно мне помогал. Уже много месяцев директор и так знает о нашей осведомленности насчет крестражей, здесь комментарии профессора вряд ли что-то изменят. Зато он сам получит актуальную информацию. В то, что он расскажет другой стороне, я не верю вообще. Да, есть шанс, что он проколется с окклюменцией, ну так он и у меня есть — причем больший. Но запаса времени не осталось вовсе. Я хочу сделать все, что смогу, чтобы предотвратить бойню на Пасху. Профессор Снейп талантливее и опытнее нас по части создания чар в разы, и может глянуть на наши с Роном потуги незамутненным взглядом. Это эффективнее, чем, когда он отвечает на мои вопросы, вырванные из контекста. Насчет Дамблдора… летом я видел на его руке приметный перстень со знаком Певереллов. Как выяснилось по еще одному показанному мне воспоминанию, перстень некоего Марволо Гонта, главы рода Гонт, деда Волдеморта. Директор просто так ничего не делает, и я не удивлюсь, если он тоже нашел крестраж. Но не факт, что я смогу узнать правду о том, что с ним стало дальше — а профессор мог бы…       — Если из всех сторон он больше всего на нашей, чего мы не знаем, — еле слышно проворчал Сириус.       — Если из всех сторон он больше всего на нашей, — подтвердил Гарри.              — Решай сам, — тяжело ответил Сириус, отводя от крестника взгляд. — Он знает и более важные твои секреты. Возможно, и впрямь пришло время. Надеюсь, ты в нем не ошибаешься.       — Спасибо, — улыбнулся ему Гарри. Рон и Гермиона промолчали — они никогда не были совсем уж против. Просто на этих встречах не было заведено приходить к решению, с которым в корне не согласен хотя бы кто-то один.                     Остаток посиделок, во время которого они больше не говорили о чем-то серьезном, пролетел сытно, но быстро: шла ночь, им еще возвращаться в защищенную, будто на случай осады, школу, завтра рано вставать. Да и Рону было, о чем подумать. Его пробирала дрожь от того, что еще нужно Гарри рассказать. Рон понимал, что это может друга убить, растоптать его веру в хорошее так же, как растоптал Рона директорский Обливиэйт на Сириуса. Но он и так молчал целую неделю, обдумывая ситуацию со всех сторон и, кажется, составляя для Снейпа список оправданий. Черт бы побрал разговорчивую профессоршу Сивиллу, которая поделилась с ним этой грязью… Передать ее дальше Гарри — ужасно, но и умолчать… Гарри первый бы не простил. Тем более, в такой момент.       Гермиона, с которой Рон поговорил позавчера, пока Гарри не было в башне, послала в его сторону одновременно виноватый и решительный взгляд. Им предстояла тяжелая дорога через лес.       

***

      Ветер подхватил пепел, унося его за парапет — а вместе с ним и полынную горечь. Гарри нервничал, поднимаясь сюда, потому и закурил. Странно себя чувствовал оттого, что в кармане лежала уменьшенная бутылка вина — вообще неоднозначная идея с учетом того, насколько бережно трезвый Снейп относится к субординации. Но, с другой стороны, как вообще начинать тяжелый разговор, когда даже память о событиях, которые никак не изменить, успела порасти травой?       Точка Карты, отображающая профессора, неожиданно, нашлась на Астрономической башне, не в его комнатах. Снейп не спал, и Гарри, который последние пару дней прогонял мысли обо всей этой ситуации и крепко засыпал только благодаря навыку окклюменции, решил не откладывать больше. Потому он здесь. Собравшись с духом, Гарри исчезнул едва начатую сигарету, положил глушилку звуков у входа на площадку башни, и зашагал по направлению к теряющейся в неясном свете луны темной фигуре на дальней от дверей части ограждения.              Неизвестно, что бы он решился сказать после банального «здравствуйте», но за Гарри все решил случай. Резкий звук, или что еще так повлияло, однако профессор, который был явно в глубокой задумчивости, соскользнул с парапета, стоило Гарри с ним поравняться.       Вслед за слишком быстрым движением туда, вниз, чтобы преодолеть тридцать ярдов до газона, ухнуло и сердце Гарри. Он метнулся вперед, изо всех сил стремясь ухватить чужое тело — и смог удержать, до хруста, профессора за предплечье. Чтобы спустя мгновение осознать, что совсем не чувствует веса.       — Вы летите! — Пораженно прошептал Гарри, у которого от волнения вымелось из головы все остальное. Отличный метод начать разговор — сбросить профессора с башни. Хорошо, что тот умеет вот так парить, и невозмутимо усаживаться назад на парапет с раздражающе-спокойным покерфейсом.       — Полезное умение, когда прыгать с крыши не собираетесь, — ответил Снейп со странной интонацией, разглядывая своего неожиданного собеседника.       — Д-да, — выдавил Гарри, отступая на шаг. — Правда, я вот успел подумать, что давно неделю по второму кругу не жил, пора.              — Из-за меня? — Скептично выгнул бровь профессор — в этом освещении было не очень хорошо видно, но жест Гарри легко представил. — Не очень умный подход.       — А чем Вы хуже других? — Не согласился Гарри. — Тем более, я совсем не хотел Вас пугать. Что же Вы вообще так опасно сидите, я думал — это моя фишка…       — Курить на Астрономической башне, когда есть желание подумать? — Уточнил его собеседник. — Вы сильно переоцениваете свою оригинальность. Вот, сегодня, я пришел первым. У профессоров, знаете ли, есть преимущество: на нас не распространяется комендантский час.              Гарри хмыкнул, услышав толстый намек. Где-то над ними давно уже сияли звезды.       — Бедный Гриффиндор… Но я хотел с Вами поговорить и… не хотел откладывать на завтра.       — О чем же? — Спросил профессор после небольшой паузы. — Что-то произошло? Произойдет?       — Нет, то есть, конечно, что-то произойдет, но не в том смысле… — На Гарри вновь напало знаменитое красноречие, но Снейп терпеливо ждал: у него успела развиться отличная интуиция насчет того, когда именно Гарри запинается именно из-за предельной серьезности проблемы. Гарри вдохнул поглубже, и начал сначала. — Я, к несчастью, уже по традиции, хотел просить Вас о помощи… А потом узнал кое-что… В общем, профессор Трелони сказала… что, когда она устраивалась на работу, Вы… что-то слышали о ее собеседовании. Как я понимаю, именно тогда она и произнесла то самое пророчество обо мне и… Темном Лорде. О том, что родится тот, у кого станет силы его победить. Я помню, Вы когда-то даже цитировали мне первую строку… Но Реддл так и не знает его полного содержания…       — Потому, что полного содержания я не слышал, и, соответственно, пересказать не мог, — глухо произнес профессор, не сразу, но решительно разорвав опустившуюся на площадку тишину. — Если Вы надеялись, что рассказал Темному Лорду кто-то другой, то вынужден Вас разочаровать.              Повисла еще одна неловкая пауза: да, Гарри надеялся. Но не очень сильно, тогда все было бы слишком просто, а в жизни все просто только, если искусственно выбрать для рассмотрения проблемы лишь один ракурс.       — Профессор устроилась в школу на второй семестр восьмидесятого года. Я еще был в весьма условном проекте. Вы не могли знать, о ком идет речь. — Полувопросительно-полуутвердительно сказал он.       — Не мог. — Согласился Снейп.       — Именно расказанное Пророчество ввело Вас в круг тех Пожирателей, к которым Он прислушивался. — Такой вывод для Гарри тоже был вполне логичен. Он еще на первом курсе просмотрел немало видений из прошлого Волдеморта — были в нем и лица Пожирателей. Садистов, что наслаждались чужими муками, и педантов, лишь молча выполнявших приказ кого-то убить — разных. Убийств, которые совершал Снейп, Гарри никогда не видел — он вообще Снейпа не видел. Гарри оставалось только гадать, чем профессор был Реддлу так полезен, что его допускают сейчас на собрания "ближников". Раз уж не убийствами и, очевидно, не бездонным кошельком, как у мистера Малфоя.       — Да. В большей мере, чем умение быстро ставить всех на ноги после стычек с мракоборцами. — Подтвердил и это допущение профессор. Он вовсе не собирался отпираться. На миг Гарри захотелось толкнуть его с башни всерьез — но он тут же подавил свою злость. Он был не уверен, что Снейп просто спланирует на землю.       — Вы вините себя, — сказал Гарри вместо этого, нисколько не сомневаясь в ответе. Он развернулся так, чтобы лучше видеть собеседника, уставился на него почти в упор. Снейп, бледный, как привидение, впервые на памяти Гарри… опустил глаза.       — Моя вина была бы ничуть не меньше, — тихо заговорил он, — если жребий пал бы на другую семью. Мне стоило знать, что Темный Лорд пожелает устранить угрозу… в зародыше. Хорошо быть молодым идеалистом… Жаль, это удается недолго.       — Вина была бы не меньше, — выдохнул Гарри, отчетливо представивший себя, как причину смерти Гермионы. Ох, да даже после самой ужасной размолвки… — Но могло быть не больно, если бы это оказалась не Лили. Почему-то мне кажется, что Вы попытались что-то сделать… Как-то ее защитить…       — Попытался, — не стал отрицать и этого профессор. В его почти невозмутимом голосе отчетливо послышались тоскливые нотки. — Это не имеет значения, потому что ничего не вышло. Иногда стараешься изо всех сил, а оно все равно… Кстати, на судьбу ребенка мне было плевать, — добавил Снейп значительно резче, злее, язвительнее. — Что теперь, мистер Поттер? Уже сожалеете, что кинулись ловить меня за руку? Это ведь я виноват в том, что Вы росли сиротой!       — Виноваты, — кивнул Гарри. — Правда, я Вас почти не виню — Вы вините себя сами, и этого хватает с головой. Пожалуй, чуть меньше, чем Вас, я виню судьбу, которая сделала так, что мои бабушка и дедушка Эвансы оказались магглами, а мама — ведьмой в такой неудачный период, когда в Британии случился Реддл. Чуть больше, но все еще чуть меньше, чем Вас, я виню самих родителей, которым достало храбрости иметь активную гражданскую позицию… и не достало удачи и умений спастись от последствий. Есть еще Сириус, который предложил плохого Хранителя Тайны, но и его я почти не виню — хотя он со мной не соглашается. Потом, значительно больше, чем всех вас вместе взятых, я виню себя, что мне приспичило родиться в конце июля и подпасть под условия этого бреда. Уверен, моя хр.новая карма всему виной. Да и действительно виноватые у нас на этом только начинаются… Темный Лорд, который не только решил убивать согласно услышанному, выбрал, кого, но и, собственно, убил. Петтигрю, который облегчил ему поиски, не знаю уж, почему, никогда его не спрашивал, по велению души, или сломался под давлением… Директор, опять же, который дал Вам уйти, прекрасно понимая, что Вы услышали, и не попытался стереть память. У него бы получилось, Вам так не кажется? И защитить родителей получилось бы, самому став Хранителем — у Реддла даже сейчас не хватает духу с ним сражаться… но это же не рационально, когда есть шанс покончить с Темным Лордом, так? Шесть человек, считая семью Невилла, под ударом — это не все подряд под ударом… В общем-то, профессор, я не кричать Вам о Вашей вине в лицо пришел. Она теперь… слишком призрачна, чтобы не было возможности жить настоящим. Когда не пытаешься, то прошлое просто отравляет любой шанс на счастье в будущем. Если Вы вдруг нянчитесь с моими проблемами исключительно в память о маме, то пора бы… прекращать это делать. Я взрослый, справлюсь. Даже, если на это уйдет больше сил и времени. В конце концов, спасти всех не получится. Как минимум, я не смогу спасти Реддла от того, кем он стал.       Договорив, Гарри сел на парапет, и, не скрываясь, вновь закурил, смотря вдаль, на то место, где темная кромка Запретного леса сливалась с темной тучей, частично скрывшей небосвод. По шороху рядом он догадался, что Снейп тоже сел — так же, как до прихода Гарри. Дым, потянувшийся за ветром, указал на то, что и профессор не отказал себе в сигарете.       — Так зачем же Вы пришли, Гарри, если не бросать мне в лицо слова обвинения, и не впихивать в руки индульгенции, в которых я сам себе отказываю? Что случилось в настоящем, которым мы должны жить? Вы не любите просить о помощи, как все, кто привык не верить людям, так что давайте пропустим этот параграф. Есть что-то конкретное, что я могу сделать, ведь так?       Гарри хмыкнул, вновь затянувшись.       — Нет, ну мне казалось, нам все же стоило об этом… поговорить. Я высказал свои мысли, не ожидал даже, что так прямолинейно выйдет, вон, — он достал из кармана бутылку и вернул ей нормальный размер, — для храбрости на всякий случай взял. Вы не очень много сказали, хотите — можем продолжить обсуждать. Конечно, моих родителей не вернуть, но будем считать, что поминаем и скорбим не в одиночку. Что до остального… Я не привык... не столько верить людям, сколько верить им наполовину. Индульгенции Вам, из-за того, что Вы нам помогали, пытались выдать мои друзья. Они в курсе, потому что это Рону Трелони что-то брякнула, а он и раскрутил всю ситуацию. Они мне и про предопределенности, и про голоса пророчества теории напоминали, и про то, что директор Дамблдор свой расчет мог иметь, и про все остальное… А я по-простому, типа Вам верю — и это назад не откатилось от нового знания. Потому мне проще… что-то вроде простить, чем винить.       Снейп издал странный, сдавленный звук, который Гарри не смог расшифровать. И забрал у него вино, покрутив в руках и выставив между ними. Гарри показалось, что он пытается скрыть какие-то накатившие сложные чувства.       — Беру назад свои слова насчет оригинальности, мистер Поттер.       Они докурили молча. Честно говоря, начинать разговор о крестражах совсем не хотелось — все эти ужасы казались столь… неуместными… Каким-то образом вечер все еще не казался испорченным, а крестражи… Ну, они могут испоганить даже идеальные предпосылки.       — Мы с друзьями полагаем, что знаем, за счет чего Темный Лорд восстал из мертвых. — Сказал Гарри на пробу. Снейп повернулся к нему, даже чуть наклонился, выражая заинтересованность. И он продолжил говорить. — Он наклепал себе страховок, разделив душу и поместив в специальные сосуды. Его нельзя убить, не уничтожив перед этим все то, что он наделал. Темные маги прошлого, которые описывали эту практику в своих работах… не делали больше одной страховки. По крайней мере, мы не нашли таких упоминаний. Согласно нашим данным, у этого конкретного Темного Лорда было семь штук. Они, кстати, называются крестражами. К этому времени нашими стараниями осталось два, причем один какой-то замороченный. Профессор Дамблдор знает то же, что знаем мы, он поговорил с Сириусом, а потом стер ему память. С тех пор мы действовали в режиме максимальной скрытности, но не знаем, был ли с нее толк, да и в этом году наша удача сошла на нет. Мы разработали ритуал, который помогает крестражи искать, но не готовы приносить соответствующую жертву. Она измеряется в жизнях. С этим помощи не прошу. Чары, как альтернативу, тоже пытались разработать, пока … не очень, сбоит и постоянно указывает на меня. Было бы круто, если бы Вы могли… глянуть и тоже поработать над этим. Не знаю, как иначе найти последний крестраж. Насчет еще одного у меня есть хотя бы предположение… Некое кольцо, которое может находиться у директора Дамблдора. Я не знаю, уничтожил ли он его, и крестраж ли оно, но теория стоящая. Кроме того, директор достаточно много времени тратит сейчас на то, чтобы показать мне некоторые воспоминания о Реддле, в которых то и дело мелькают предметы, которые мы обезвредили летом. Понятия не имею, зачем… В общем, как раз с кольцом этим… не помешали бы идеи, как все узнать.       — Если мы говорим о массивном перстне с черным камнем, на котором выбит круг, вписанный в треугольник и разделенный вертикальной линией… — голос Снейпа звучал непривычно, надтреснуто.       — Знак Даров Смерти? — Переспросил Гарри.       — Чего, простите?       — Не важно, кажется, мы все же говорим об одном и том же перстне.       — Я его собственноручно сегодня сжег. Или вчера, если точнее. Часа три назад. Адским пламенем. Альбусу сейчас не даются такого рода чары, да и попытка могла стоить ему слишком дорого. Камушек цел, кстати, но, по всем признакам, это был крестраж. И он, все же, уничтожен. Аура предмета осталась темной, но критично изменилась.       — Это же отлично! — Гарри не удержался и замахал руками от избытка чувств.       — Не спешите радоваться, — оборвал его профессор все тем же тревожным тоном. — Мне Альбус рассказал, что он уверился в теории крестражей Темного Лорда, как раз сегодня. Назвал три штуки. Справедливости ради, мы поднимали эту тему примерно… полтора года назад — Альбус заверил, что взялся изучить вопрос, но ни он, ни я не могли бы такому быстро найти доказательства. Хотя сейчас мне кажется, что он подозревал еще в восьмидесятых… если не раньше. Но то же самое он сказал мне после собрания в конце лета, когда Блэк выдвинул намек на мысль о крестражах. Что доказательств нет, а волновать, скажем, Молли, да вообще, говорить о подобных вещах всем — неразумно. Впрочем, Обливиэйт — это новость. Вы именно потому спрашивали воспоминание с того собрания? Как видите, наши данные не сходятся.       — Конечно, — криво улыбнулся Гарри. — Потому что чей-то источник темнит, только и всего.       — В моем случае все сведенья от Альбуса. В Вашем…       — Своими глазами видел, я же напостой влипаю в передряги, связанные с Реддлом... Многое узнали друзья, которые помогали искать и уничтожать. Полагаю, для любого мага в Британии очевидно, кому нужно верить, а?       — Да. Хорошо, что я не «любой». Блэк уничтожил хотя бы один крестраж из тех, о которых вы говорите?       — На его совести три. Один угрохал я, вообще будучи не в курсе, что это крестраж.       — Хм, ясно, Нагайну. А что…       — Почему Нагайну?       — Альбус считает, она была не простым фамильяром. И Вы, помнится, довели ее до критичного расщепа.       — Живое существо может быть крестражем?       — А можно создавать больше одного?       — Ладно, уели. Это версия. Тем более, что год назад и впрямь два крестража уже были уничтожены, мы тогда как раз узнали, сколько еще искать… Нагайна подходит по срокам. Даже, если это не она, и кто-то когда-то помог нам на скользкой дорожке, как мы раньше думали, мы не в накладе. Но я вообще говорил о дневнике Темного Лорда. Такая невзрачная книжица, из-за которой в школе четыре с половиной года назад пробудился василиск. Я разделался с ней отнюдь не с первого раза, но все же совладал. Жаль, не знал тогда, что мне еще понадобится яд василиска — вторую такую тварь я не нашел. Правда, и не искал. Сириус уничтожал все остальные осколки души, что нам удалось найти, одним из стрёмных темных наговоров.       — Что ж, он сильнее, чем я полагал, раз все еще чем-то способен думать после такого. Я рад, что наговор читали не Вы. Состояние проклятия Блэка после этого события усугубилось?       — Да. Он рассказал мне о нем почти через месяц после того, как покончил с крестражами. Когда убедился, что неснимаемое — и прогрессирует. Вы узнали еще через недели три, когда удалось уговорить его просить Вас о помощи.       — Я польщен. Жаль, он не рассказал мне о проклятии таких деталей.       — А они важны?       — Они… могут влиять. Меня сбивает с толку несколько странная динамика — слишком медленная латентная фаза, но усиление за счет уничтожения крестража, как и за счет использования темной магии — очень знакомая связка, как другая, над которой я недавно работал…       — Вы о случае директора?       — Вы что-то и о нем знаете?       — Ну, если судить по виду его руки, смертельно опасно, но это, конечно, не мое дело?       — Альбус бы не одобрил рассказ.       — Пускай. Вы посмотрите Сириуса еще раз? И, насчет динамики, его прокляли около Рождества 95го, без палочки, зато от души. Может, потому он так долго не чувствовал изменений? И еще, это была родственница.       — Да уж, с такими деталями лучше поздно, чем никогда. Посмотрю, куда я денусь. Родственница — это плохо, но Блэку повезло, что у него есть Вы, Ваша бабушка ведь тоже из Блэков? В придачу к тому, что он Вас крестил, это достаточная связь, чтобы значительно усилить зелье родственной кровью... Если Вы согласны, конечно. И лучше бы это делать поскорее.       — Как я могу отказываться, разумеется, все, что будет нужно! Хоть сейчас! А Тонкс, она тоже могла бы..?       — Пожертвовать крови для темных манипуляций?       Сарказм в словах профессора не был заметен, но Гарри и сам нахмурился: он понял, что не уверен в согласии Доры и/или ее матери, пусть их кровь и дала бы лучший эффект. Сам он нарушил бы министерский запрет, не задумываясь, и сомнения насчет кровных чар для таких целей давно отбросил, и даже не боялся, что его кровь пригодится Снейпу для чего-то другого... Но вот насчет девушки-мракоборца... Вопрос требовал дополнительных исследований.       — Не могу обещать, но, если зелье, о котором я думаю, подойдет, и без крови прогноз существенно улучшится. — Добавил Снейп, будто сжалившись.       — Хотя бы на пару месяцев?       — Без крови — на год-полтора. Но только, если лечение подойдет. Не спешите его обнадеживать.       Гарри удержался от того, чтобы броситься Снейпа обнимать, с большим трудом. В самом деле, тот сегодня, как Санта-Клаус! У Сириуса, возможно, будет больше времени — а Снейп (при его-то отношении к крестному!) готов ради этого морочиться. О крестраже узнать? Да уже спалил, вообще не вопрос...       Остался. Только. Один! Когда они придумают, что делать — а директор-то, похоже, все же делает против Волдеморта веские ходы — придет черед змеелицего. Это будет ужасно сложно, из Гарри по-прежнему так себе убийца, но…       Не важно, сколько попыток уйдет на подготовку.       Вот бы сейчас профессор сказал, что он и о последнем крестраже что-то знает…       И, будто госпожа Фортуна вдруг решила засыпать сегодня Гарри подарками с головой, Снейп снова заговорил. Снова странно растягивая слова, как если бы ему приходилось доставать их из собственных легких с неимоверным усилием.       — Наши подсчеты сходятся на том, что остался лишь один крестраж, который делает Темного Лорда бессмертным. Насчет него Альбус мне также… выдал инструкции. Он предполагает, что я выполню их, когда придет время.       — Погодите, что? Нет никакого времени лучше, чем сейчас! Люди погибли, люди будут гибнуть еще, и нас ждет кровавый туман вокруг, когда Реддл поймет, насколько далеко все зашло. А он поймет — он уже знает о пропаже чаши Хаффлпафф и дневника, за которым не уследил мистер Малфой! И о Нагайне, если директор прав, и она тоже имеет отношение к делу! Вы знаете, что такое этот последний крестраж? Я все сделаю, чтобы достать!       — Знаю. — Сказал профессор едва слышно. И почему-то спрятал лицо в ладонях.