Плохие привычки и их последствия

Dear Nicolas Flamel and Albus Dumbledore,

I have guarded the Philosopher’s Stone well.

No one suspects a thing.

(From the letter of Elizabeth II, The Queen)

      «Никто не поможет», — билось в его голове, когда он спешно бросал вещи из тайника под половицей в чемодан. Волшебная палочка, казалось, нагрелась, вторя его злости, а чемодан уменьшился и юркнул в карман едва ли не раньше, чем он закончил проговаривать заклинание.       Пинком открыв дверь, Гарри вновь выскочил в гостиную — только чтобы столкнуться с дядей Верноном. Тот раскраснелся, тяжело дышал, а одна из его брючин превратилась в кровавые лоскуты. Злыдень постарался.       — Ты куда!!! — Возопил дядя. — Сейчас же вернись и приведи тетку в порядок!!!       Но Гарри не собирался этого делать.       — Ей помогут. — Бросил он. — Люди поспособнее меня! Те, память чьих родных она не полоскала помоями всю неделю! А с меня хватит!       И он выбежал на улицу. На темную пустынную улицу, подальше от Дурслей.       Потому что ей помогут, а ему — нет. Он не сдержал дурь, применил колдовство. Ему и стыдно, и приятно одновременно — Мардж и святого доведет до ручки своими грязными высказываниями, а он не святой.       Она тоже виновата. Но когда отряд ликвидаторов случайной магии прибудет в Литтл-Уингинг и выловит тетку, его палочку сломают, из школы исключат… Да за подобные нарушения Статута наказание может быть и еще хуже, а он, идиот, даже не удосужился за пару лет узнать, какое! Не дай Бог Азкабан хотя бы на неделю… Нет, министерских псов он не станет дожидаться ни за что на свете.       Не раздумывая долго, Гарри припустился бегом — куда глаза глядят. Бегал он зачетно, спасибо милому братцу за тренировки.       Именно Дадли открыл-был Гарри когда-то всю правду жизни. Что ему, Гарри, никто ничего не должен. Его кормят и терпят из вымученного «что соседи скажут» и «ну родня же». Его выставят на улицу, как стукнет совершеннолетие. Короче, Гарри сам за себя. Частенько мечталось дожить до того момента, когда кузен тоже осознает, что мамочка и папочка не смогут решать все его проблемы вечно — но это время, судя по всему, настанет нескоро.       Дадли верили, если он плел любую ахинею, когда из уст Гарри игнорировали и правду. Дадли любили. Дадли помогали, а Гарри Поттеру не поможет никто, кроме него самого. Тетка согласна его кормить, потому что больше некому, но не может дать душевного тепла. По большому счету, и не обязана. Насильно мил не будешь.       Бывало, он играл в наивняк.       Лет эдак в десять, когда, следуя логике Дурслей, уж давно пора перестать верить в сказки, Гарри мечтал. Что есть в этом мире кто-то, кому и он не безразличен. Что в один прекрасный день на пороге появятся его родители, живые и радостные, скажут, что эти годы у тетки — результат чудовищной ошибки, а теперь они здесь, и будут с ним, всегда-всегда. Хотя… Нет, в десять он уже прекрасно знал, что смерть необратима. Но, может, мог бы объявиться… крестный? Друг отца или мамина подруга? Троюродный дядя? Кто-нибудь, кто угодно, лишь бы добрее тети…       Когда ему исполнилось одиннадцать, объявился Хагрид, и не просто пообещал, что жизнь станет лучше. Он открыл Гарри мир волшебства. Гарри рискнул поверить, что в нем что-то может быть по-другому.       В мире магии у него были суперспособности — нужно только научиться ими пользоваться.       В мире магии у него был целый сейф с золотом. Можно есть по шоколадке хоть каждый день с января и по декабрь, забыв о злорадстве Дадли, за час опустошавшего оба адвент календаря.       В мире магии у него был друг — с радостью обменявший когда-то сэндвич на сладости. Но и тот, что прыгнет с Гарри в любую бездонную дыру, если так нужно. Рискнет подставиться под троллью дубину, меч шахматной фигуры или хелицеры пугающего его до трясучки паука — лишь бы это помогло спастись из очередной передряги.       До друга, который в беде не бросит, миль пятьсот, не меньше. Найти бы таксофон, звякнуть бы Гермионе — она вторая, кто мог помочь… Жаль, Гермиона во Франции, да и нет у Гарри даже пенса. Несколько галлеонов есть, а вот с маггловскими деньгами вообще голяк. Как скоро, заявись он в банк менять или снимать деньги со счета, ему придет привет от Министерства? Впрочем, странно, что он бежит уже который квартал, а над ним не хлопают крылья волшебных почтальонов. Прошлым летом они как-то порасторопней сработали.       Но есть ли выход, кроме как бежать? Что докажет тринадцатилетний подросток — да хоть три тринадцатилетних подростка, когда Гарри нарушил закон? Был бы он Малфоем, папа бы подсуетился, но Гарри — всего лишь мальчик-который-выжил. Те, кто мог бы его защищать, к сожалению, в могилах.       Он пробовал когда-то. Надеяться на взрослых, верить в их помощь. Но у Дурслей стоило просить помощи в крайнем случае — просто так их дергать себе дороже. А в Хогвартсе… честно говоря, тоже не особо работало, что бы там директор высокопарное не вещал, когда арестовывали Хагрида.       В мире магии было здорово — только и неприятности Гарри буквально преследовали. Он попадал в переделки с завидной регулярностью и выходил из них с феноменальным везением. Кроме тех, в которых умирал: эти случаи сломали бы и магов повзрослее.       Первым был тролль — не прошло и трех месяцев учебы волшебству. Мальчишки сдуру обидели одноклассницу, сдуру же побежали ее спасать, когда услышали о чудовище… Там же и сложили головы, в прозаичном и грязном туалете. Гарри прожил на несколько секунд дольше, чем Рон. Как раз достаточно, чтобы увидеть не только изломанную Гермиону, но и мозги друга, живописно раскрасившие кафель.       Он очнулся во время обычной вечерней игры в шахматы… В ужасе, и далеко не сразу осознав, что ноги, миг назад превратившиеся в лепешку от удара, — целы, а боль, которую он ощущает, — фантомная. Не передать, что он почувствовал, увидев напротив живого Рона. Рассеянно рассуждавшего о том, что не закончил эссе по чарам. Не подозревающего о том, что ему прилетело тяжелой дубиной по голове.       Отошел от увиденного Гарри тоже не сразу — слишком реальным все было, чтобы такое забыть. Той ночью он едва ли спал, а на следующий день будто выпадал из реальности, и, соответственно, шарахался, когда кто-то к нему обращался. Он откровенно не понимал, что с ним творится, потому что все вокруг были уверены: на дворе 25е октября. И только он, Гарри, ловил себя на том, что уже слушал эти же лекции, уже видел эти же новости — даже случайные обрывки разговоров в коридорах казались знакомыми. Чем больше совпадений он чувствовал, тем больше пугался: что, если они приведут к уже известной черте?       Рон его, в некотором роде, успокоил. В смысле, он заметил, что у Гарри с настроением неладно — и даже не думал смеяться, когда, помявшись, Гарри решил поведать о своем дежавю. Рон был первым, кто рассказал Гарри о том, какими бывают прорицания: но ни рифмованное пророчество, ни транс, ни даже наполненный символами вещий сон не были тем, с чем столкнулся Гарри. Значит, оно и прорицанием быть не должно.       Второй вариант объяснения происходящего, приходящий в голову, казался и вовсе абсурдным. Бессмертных людей не бывает, даже волшебников — на примере родных Гарри слишком хорошо знал, что они тоже умирают. А вот путешествия во времени, оказывается, теоретически реальны — но малоприменимы, потому что колдуны умеют создавать только замкнутые временные петли.       Большего об играх со временем Рон не знал — даже эти сведенья, как понял Гарри, не особо афишируются. Это так, байки, доступные сыну министерского сотрудника — об Отделе, в котором ведутся исследования слишком непонятных сторон магии.       Но странность и невозможность того, что, как Гарри казалось, происходило, не меняли самого факта дежавю. Это длилось и длилось, и больше не было уверенности, что то, как Гарри воспринимает реальность — адекватно. На очередном уроке Чар Гермиона громко поправила Рона. Сомнений в том, к чему это может привести, уже почти не осталось.       Гарри одернул друга и предотвратил ссору, что могла стоить им жизней. На тот момент он и не подозревал, насколько Герм замечательная, думал, она бесполезная заучка — но все же втянул ее в разговор. Мало ли чем могли обернуться ее рыдания в туалетах.       Гарри был уверен, что, в случае, если и тролль появится, как повторялись другие события, все будут в Большом Зале. И эвакуируются, как должно. Не уверен он был в собственной вменяемости.       Поговорить с мадам Помфри — вот самая свежая идея, что пришла ему в голову. Она взрослая волшебница, которую расспрашивать эффективнее, чем Рона, она по долгу службы, наверное, лучше различает «нормальные» магические видения и недостойные глюки. Да и вообще, у нее хотя бы успокоительное есть — за неделю Гарри издергался и изнервничался так, что походил цветом лица на привидение.       Возможно, он объяснил что-то неправильно. Или, слишком двусмысленно — в больничное крыло, едва он начинал говорить, заходили то Снейп, то Квиррелл, то парочка старост, и это отвлекало. Вроде бы, «я видел, как меня на Хэллоуин убивает тролль» — достаточно исчерпывающее описание ситуации. Неполное, потому что не может передать ни отвратительной вони чудовища, ни отчаянного вопля Гермионы, ни хруста костей — своих и чужих, ни того, как невозможно дышать, если ты захлебываешься кровью. Но Гарри при всем желании не мог собрать слов, которых бы хватило для полной исповеди.       Медиковедьма приняла проблему близко к сердцу, но вовсе не так, как он рассчитывал. Он получил свое успокоительное — не консультацию. Мадам Помфри завела пространную беседу о том, как ей жаль, что Гарри потерял родителей, что она понимает: тяжело пировать и праздновать в такой день. Какие страхи только на этой почве не приснятся…       Это было не то, за чем Гарри пришел, по правде, он вообще не воспринимал Хэллоуин именно в таком контексте. Он только в одиннадцать лет узнал точную дату смерти родителей. Но ему было невозможно отказаться слушать рассказ о их школьных годах, к которому свернул монолог ведьмы — это вообще был первый нормальный рассказ о родителях. Ведьма явно ему очень сочувствовала, — настолько, что предложила поужинать вдвоем, в тишине ее кабинета.       Именно там спустя почти час их чаепитие и было прервано. Топотом ног, мерцающими сообщениями, появившимися прямо в воздухе перед мадам.       Тролль все-таки был в замке. Не в подземелье, нет, в коридоре — аналогично тому, что видел неделю назад Гарри. Гермиона и Рон уцелели — Гарри мог быть уверен, потому что всех пострадавших доставили в больничное крыло. Больше десятка рейвенкловцев, видимо, направлявшихся в свою башню. Некоторые из них не шевелились. Хмурые учителя левитировали тела — Гарри заметил, что Снейп ранен, а одежда профессора Флитвика покрыта бурыми пятнами. Кто-то говорил, что они тролля и уложили, но прибежали на крики. Значит, не могли и успеть избавить от опасности всех.       Большего мальчик на тот момент не узнал: у него случилась паническая атака. Что, что ему стоило не лелеять свои страхи насчет того, что его посчитают странным, а рассказать взрослым о своих подозрениях более подробно? О том, где будет тролль? Да, он вывел из-под возможного удара себя и ребят, но об остальных даже не подумал! Идиот!       Очнулся Гарри все в том же больничном крыле: по-видимому, его, в суматохе лечения остальных, попросту усыпили, чтобы предотвратить магический выброс. Это было достаточно к месту: ночью, в тишине и спокойствии, было уже не так беспокойно. Пострадавшие рейвенкловцы мерно сопели на кроватях. С чего Гарри вообще решил, что случилось непоправимое? Ведь ни о чем подобном никто не говорил…       Гарри и не подозревал, что самое страшное событие ночи еще впереди.

***

      Использовав какой-то крупный булыжник, как опору для прыжка, Гарри с разгона перемахнул через изгородь. Он не сбавлял темп бега, потому что ему казалось: его преследуют.       Это был уже третий забор, но подозрительная тень, которую он заметил краем глаза еще на улице Магнолий, пусть и отставала на некоторое время, каждый раз, казалось, приближалась. Любопытство требовало остановиться и проверить, что там такое. Но кошки-мышки с троллем, василиском и акромантулами прочно вбили в подкорку, что, покуда не догнали, это не важно.       Именно поэтому, когда он наконец выбежал на более оживленную улицу, Гарри не раздумывал, запрыгивать или нет в автобус, двери которого уже закрывались. Заплатить было нечем — но может, ему повезет, и контролеры не зайдут, пока он не проедет пару остановок. Много не нужно, просто доехать до места, где можно спокойно достать из чемодана метлу и мантию-невидимку.       Автобус набрал скорость, завернул за угол, и Гарри отвернулся от окна. Преследовавшая его тень оказалась всего лишь собакой — огромной и лохматой, но обычной — на вид вовсе не связанной с волшебством. Гарри широко улыбнулся, устраиваясь поудобнее. Всякого рода тварей с него точно уже хватит.       … — Послушайте, ребенок не мог такого сотворить…       — Мы видели…       — Он так кричал…       Голоса слышались со всех сторон, но Гарри не смел отнять рук от лица. Голова все еще буквально раскалывалась, шрам саднил, а перед глазами плясали цветные пятна. Возможно, он раскачивался из стороны в сторону — его пытались придержать.       — Не трогайте, он от этого и сгорел! — Выкрикнул кто-то истерично, и ощущение прикосновения тут же пропало.       «Сгорел!» — Отдавалось эхом в ушах, и Гарри зажмуривался сильнее, опасаясь, что это правда. Не далее, как несколько минут назад он сжег человека. Тот действительно кричал.       Гарри сильно замутило — запах паленой кожи был тошнотворным, и, казалось, он чувствует его даже несмотря на то, что кто-то явно пытался очистить воздух заклинанием. Его все же вырвало — он вынужденно убрал руки. В глаза ударил яркий свет, дезориентируя еще сильнее.       Горка пепла возле кровати никуда не делась — но теперь вокруг толпились люди. Все они хотели знать, что произошло — только разве мог Гарри им ответить? Он сам не понимал ровным счетом ничего.       Один из присутствующих, высокий седовласый мужчина в алой мантии, попросил Гарри посмотреть ему в глаза. Столь мягко, что захотелось послушаться. Он сказал что-то еще, но Гарри не услышал, ведь, стоило им встретиться взглядами, сознание вдруг заполнилось образами недавнего происшествия.       … Он выпил воды из стакана на тумбочке, и вновь лег под одеяло: вряд ли бы мадам Помфри оценила его неуемное любопытство глухой ночью. Сон, однако, не шел, постоянно перебиваемый беспорядочными мыслями о тролле.       «Петрификус тоталус», — вдруг услышал он тихий шепот. Голос показался знакомым, но вспомнить, откуда, Гарри не мог — что-то в нем было не так, как обычно.       Зачем бы неизвестному посетителю накладывать парализующее заклинание? Гарри спросил бы, но не мог — его закляли. Собственно, остальных пациентов тоже, просто Гарри этого не знал.       Ему показалось, что посетителей двое: второй голос звучал иначе, да и человек не стремился шептать, хотя изрядно понизил голос.       «Старик думал, что способен меня провести этой глупой обманкой! Подумать только, булыжник вместо ампулы с чистой энергией! Но ничего, сегодня он лишится всех козырей… Просто придуши мальчишку, чтобы не оставлять следов магии.» — Услышал Гарри. А потом, к своему ужасу, почувствовал крепкую — слишком крепкую! — хватку на собственном горле. Сразу стало нечем дышать, шрам взорвался болью, и на этом, наверное, наступил бы конец.       Однако, спустя бесконечно долгие мгновения заклинание неожиданно спало, да и хватка ослабла. Темный силуэт, который Гарри в полумраке больничного крыла не мог рассмотреть, истошно завопил, отстраняясь. Да не тут-то было, Гарри, пытаясь совладать с непослушным после парализации телом и вскочить с кровати, убежать, задел его снова. По непонятной причине прикосновения Поттера обжигали незнакомца — но задумываться было не ко времени. Голова грозила взорваться от боли…       Сердце колотилось в грудной клетке, будто стремясь выпрыгнуть, голос сел — а перед глазами продолжали мелькать, сменяя друг друга, кошмарные картинки. Силуэт, осыпающийся пеплом. Что-то еще, бесплотное, шипящее в невообразимо высоком регистре. Перепуганные лица вокруг, ужас на лице Рона в момент, когда он понял, что спрятаться от удара негде, крик Гермионы, резко оборвавшийся, и кровь — чужая и собственная, заливающая кафель. Гарри стошнило второй раз, прямо на ботинки мужчины в красной мантии.

***

      Это называлось легилименцией. Чтение мыслей, как по-простому воспринимал ее Гарри. Подсудное дело — если Вы не главный целитель отделения душевнобольных в больнице святого Мунго, не главный следователь в штате мракоборцев, и не сотрудник суперсекретного Отдела — да-да, того самого, что занимается, в том числе, временными петлями. Гарри был бы рад не знакомиться ни с кем из них.       К выводу о том, что это была самооборона, мракоборцы все-таки пришли. Но чем дальше, тем четче становилось понятно: они все равно не знают, что с Гарри делать. Самооборона даже в мире волшебства, видимо, обычно не включает в себя сжигание кого-либо заживо на глазах у дюжины свидетелей. До Гарри долетали только неясные слухи — его определили в палату для неадекватных в той самой больнице, и с новостями там было не очень. О том, что другие маги в палате не в себе, догадаться было несложно: по отсутствующим взглядам невольных соседей. Взглядам, в которых то и дело загорался маниакальный огонек.       Насколько понял Гарри, в его пользу играли показания учеников: кто-то все же проснулся, почувствовав заклятие оцепенения. Но слова других были палкой о двух концах — то, что происходило между ним и человеком, покусившимся его убить, не было никому видно. Зато крики и горка пепла собрали столько внимания, что дальше некуда.       То, что следователь вытащил из головы Гарри, и вовсе, сослужило не самую лучшую службу. Вместе с картиной нападения он наблюдал картины с троллем — о будущем, что не сбылось. Как мальчик и боялся, несмотря на попытки объяснить, что с ним уже неделю происходит нечто странное, сырой набор фактов вкупе с непрекращающейся головной болью, которую в два счета диагностировали, трактовали как склонность к галлюцинациям. Доказать или опровергнуть вину Гарри в осознанном убийстве затруднялись — зато его пробовали лечить.       «Это должно скоро закончиться», — говорил он себе. В обрывках разговоров, которые ему удавалось уловить, постоянно слышалось имя директора — судя по сплетням о бурной деятельности, он на стороне Гарри.       Закончилось и впрямь, быстро: прошло всего полтора-два дня, точнее мальчик затруднялся сказать. Палата сменилась другим помещением.       Гарри сопротивлялся отчаянно, только без толку. Он слышал, что к дежурной на этаже медиковедьме применили Обливиэйт — но убежать от тех, кто это сделал, не смог.       «Меня найдут», — думал он, хотя в мысли уже закрадывалась изрядная доля отчаянья. Гарри понятия не имел, куда его перенесли, ухватив за руку. Тем более, ощущения были, как будто его через мясорубку пропустили. И комната, в которой не было дверей, не особо обнадеживала. Что, если там, в больнице, действительно стерли все следы похищения?       «Кто-нибудь поможет, — все еще надеялся он, когда вместе с едой его заставляли пить какие-то зелья. — Я же ученик, меня же знают среди магов… Кто-нибудь должен искать…»       Прошло немного времени, и ему больше не снился тролль. Преследующие противные фантомные ощущения привкуса крови или вони паленой кожи тоже померкли. Им на смену пришли темные и мрачные видения.       Непроглядный лес, едва освещенный луной. Поляны, усыпанные трупиками мелких животных. Постоянный голод и ярость…       Люди в угольно-черных плащах и белых масках, почтительно склоняющие головы. Череп и змея, пылающие тьмой…       Фигуры, корчащиеся от боли в его ногах. Смех, холодный и высокий. Крики, не прекращающиеся, пока горло не будет сорвано… Кажется, ему нравились крики…       Дома, улицы и торговые лавки. Лица, искаженные ужасом. Зеленый свет, много зеленого света — и стекленеющие взгляды.       Гарри видел кошмары наяву каждый раз после того, как в него запихивали очередную настойку. Потом смотрел их повторно — когда его хватали за подбородок и бесцеремонно лезли в мозги. В третий, четвертый и сотый раз видения возвращались в периоды, когда он впадал от усталости в полусон-полузабытье.       Он не знал, сколько прошло времени. Возможно, сущая малость — но ему казалось, целая вечность. Достаточно, чтобы понять: он не выдержит. Он сойдет с ума. Он уже путается, не различая кошмары и реальность.       … — Министр требует ответ, — услышал он как-то сердитый говор своих тюремщиков сквозь пелену иллюзорного мира, в котором убивали и умирали. — Если вы ошиблись, и у него нет дара пифий… Он известный парень, из-за его пропажи из Мунго большой переполох, если все зря, полетят головы!       — Необходимо больше времени! На острове не было пифий тысячелетие, где мы вам правильный рецепт инициации возьмем, с потолка?! После стимуляции у него есть четкие видения — это доказано! Просто, по стечению обстоятельств, прошлое, а не вероятное будущее… Мы над этим работаем…       — Точно ли прошлое?       — Позавчера было убийство МакКиннонов, мы узнали Элдреда. Вчера — взрыв на Косой Аллее в 79м. Я помню тот день, а мальчик тогда еще не родился. Это прошлое, причем, прошлое, преимущественно связанное с Сами-Знаете-Кем. Во всех случаях, кроме неидентифицированного леса. Как я уже сказал, мы работаем над изменением спектра видений…       Это они так работают — с высочайшего позволения. А он с ума сходит от этого прошлого, связанного с Сами-Знаете-Кем. Никто за Гарри не придет.       Если придут, будет поздно.       Палочку у Гарри конфисковали еще в школе, и он ничего не мог сделать против волшебников намного старше и умелее его. Но не было в жизни ни разу, когда он мечтал о том, чтобы откуда-то выбраться, с большей силой. Это даже близко не стояло со всеми детскими страхами, которых он натерпелся, когда Дадли в шутку, или взрослые в наказание запирали его в чулане.       И Гарри выбрался. Стена комнаты, в которой не было двери, однажды просто рухнула. Не веря своим глазам, он вышел из опостылевшей тюрьмы — чтобы сразу запутаться в странных коридорах.       Он блуждал по бесконечно длинной комнате, заставленной рядами светящихся шаров. Растерянно пытался запомнить, куда убегают двери — стоило их закрыть за собой, как десятки одинаковых закружились вокруг, сбивая с толку. Бежал, не разбирая дороги, перевернув полку с какими-то мелкими предметами в виде песочных часов — его побег заметили. Уворачивался от вспышек сдерживающих заклинаний.       В глубине души он понимал, что ему не спастись. Он чувствовал, что огромная арка на пьедестале пустой комнаты вовсе не проста. Кто-то заманчиво шептал и звал его из-за завесы, да, но шагнул вперед Гарри не потому. Ему отчаянно необходим был выход — и он нашел его, понимая, что сводящая его с ума «инициация» закончится. Закончится ли при этом и все остальное, уже не важно.

***

      Визг Гермионы — последнее, что он ожидал услышать, когда шагнул в арку. Но это был именно он. Гарри помнит, вот именно так же она визжала, когда он вот именно так же стоял перед открывающейся дверью туалета в прошлый раз.       Бл.! Почему этот момент, почему после того, как они случайно заперли Грейнджер с троллем, почему Гарри осознал происходящее уже после того, как они с Роном открыли дверь?! Или это его личный ад — наблюдать теперь вечно, как они умирают?!       По всей логике, Гарри должен был забиться в истерике — но вместо этого, пытаясь сделать хоть что-нибудь, швырнул в тролля первый-попавшийся обломок… Тролль от его наглости выпал в осадок, а может, те непечатные символы, которыми Гарри сопроводил свой бросок, были единственной речью, которую он хорошо понимал. В любом случае, Гермиону он на время оставил и обратил свой взор на источник шума.       Дальше ожидалась смерть… Но Рон тоже решил попробовать себя в смело-глупых поступках, и неожиданно преуспел, уделав тролля его же дубиной за пару секунд, пока Гарри отвлекал внимание. Гермиона уцелела. Рон уцелел. Гарри уцелел! Или, он все-таки запутался между правдой и вымыслом.       Гарри смотрел на происходящее круглыми глазами и едва ли успевал кивать в нужных местах — потому что главная заучка курса и блюстительница правил выгородила их перед преподавателями. Как выяснилось на следующее утро, ни один рейвенкловец не пострадал — они дружно прошагали по одному из коридоров третьего этажа, до которого тролль не дошел. Больше того, ночью никто испуганного и дезориентированного Гарри не навестил с коварной целью придушить.       «А что, так можно было?» — Хотелось спросить ему, когда он с подозрением осматривался вокруг за завтраком первого ноября. Живой, сидя в школе, а не в палате для психов. Это был третий, если считать по частоте появления, риторический вопрос в его голове. Четвертый был сакраментальным «Да что, черт подери, вообще происходит?»       Второй в рейтинге вопрос возник из-за глупости. Когда они поднимались в спальню, Рон восторженно восклицал на разные лады «Круто мы его, а?», «Вот это приключение!» и «Страшно было — жуть! Знали бы, что так будет — ни по чем бы туда не пошли!»       — Но я же тебе говорил, что мне казалось, в школе будет тролль… И что он ужасно сильный, — недоуменно прокомментировал Гарри. Он правда многое говорил Рону о своем дежавю, пусть и не во всех подробностях.       Рон, услышав это, запнулся. На миг его лицо отразило какое-то странное выражение, испуганное и задумчивое, будто он силился вспомнить что-то, что точно знал. Но он явно не преуспел.       — Когда это ты мне говорил? — С любопытством уточнил друг.       Так Гарри и понял, что а) Рон будто бы из изначальной недели-до-Хэллоуина — а не из той, когда он консультировал его о прорицаниях; б) тетка права, Гарри тупит. Кто его сейчас-то за язык тянул? Или мало ему общения с любопытствующими насчет его странной способности?!       Был еще вопрос номер один. Всем вопросам вопрос. Он занимал если не все мысли Гарри, то процентов девяносто, так точно. Правда ли в этой школе есть один (или парочка) человек, что желают ему смерти? И, если да, то кто?

***

      Дни шли, потихоньку складываясь в недели и месяцы. Никто не спешил давать Гарри ответы на его вопросы, а вокруг бурлила школьная жизнь. Нестыковок со временем больше не было, и шестого ноября Гарри не вернулся вновь в опостылевший Хэллоуин — чего подспудно боялся.       Рон ничего не помнил из «дополнительного» времени, прожитого Гарри, это все будто стерлось. К радости Гарри, никто другой также не подозревал о том варианте событий, когда на Гарри напали. Без отвратного зелья, которым его пичкали, не приходили больше и кошмары-видения — хотя все пережитое еще порой отражалось на снах.       Гарри стал более нелюдимым и более дерганым. Он не стремился к компаниям, подпуская ближе только Рона. Тот не пропустил мимо внимания ни резко изменившееся поведение друга, ни его оговорки в вечер победы над троллем, и постепенно догадался кое о чем. Понял и то, что Гарри не хочет обращаться за помощью ко взрослым — и пытался помочь ему по мере сил сам.       Гермиона незаметно и необъяснимо для Гарри вдруг тоже оказалась в узком круге его общения. Наверное, просто есть случаи, пережив которые, люди сближаются. Ну, вроде спасения от горного тролля.       Новая подруга стоически терпела его нервозность и подозрительность. И еще, очень выручала с домашними заданиями — Вуд прямо зверствовал со своими внезапными тренировками. За несколько дней до квиддичного матча она принесла Гарри, очередной раз растерянно мнущемуся перед стеллажом в библиотеке, три книги, «Историю квиддича» и две — по мифологии. Он удивился последним, но пролистнув, понял, что в них о пифиях написано больше, чем он сам смог найти за все время. Гермиона тоже дурой не была, и, хоть и не знала, в чем именно загвоздка, примерное направление его поисков вычислила верно.       Гарри повезло с друзьями. Они уважали его секреты — и не требовали их открыть. Они помогли во время квиддичного матча, когда теория о том, что Гарри хотят убить, едва не подтвердилась на практике — даже главный подозреваемый в виде Ужаса Подземелий появился. Если бы не они, Гарри бы и вовсе забыл, как радоваться простым повседневным вещам — а с ними получалось. Тем более, на Рождество, когда их стараниями у него — впервые в жизни — появились настоящие, личные подарки. И мантия-невидимка от анонима оказалась интересной штукой — Гарри брал ее каждый раз, как рисковал выйти из башни в одиночку. В основном, на каникулах, Рон и близнецы не всегда были рядом, а больше падать на хвост было некому.       Как-то днем в одном из пустых классов, куда он свернул по ошибке, Гарри наткнулся на странное зеркало. А через день, когда вернулся к нему снова — на директора. К кошмарам, периодически отравляющим жизнь с ноября, добавились новые: ему снились родители, такие, какими он увидел их в зачарованном стекле, но на этот раз именно они умирали, объятые зеленым светом. Под зловещий, холодный смех, который он тоже не раз слышал. Приходилось спасаться изматывающими тренировками (спасибо Вуду за предоставленную возможность) и прозябанием в библиотеке. Свободного времени не осталось вовсе, Гарри, наверное, прочитал все, что можно, о разного рода видениях — но, то ли мало прочитал, то ли не было ничего похожего. У легендарных пифий, предположительно, предсказания были самыми четкими из возможных, однако, видения не длились днями, заканчиваясь исключительно смертью.       И только в начале весны события постепенно начали складываться в пусть и неполную, но картину. Ребята нашли информацию о Фламеле и догадались о камне. Озаренный внезапной догадкой, Гарри спросил, точно ли «камень» — значит буквально камень? На это прямого ответа не было, но, судя по написанному в книгах, скорее нет, чем да, раз уж о нем упоминается, как о субстанции.       Итак, директор спрятал «камень» в школе — удачно, что до того, как его попытались украсть из Гринготтс. Спрятал на третьем этаже, под охраной цербера, где же еще? На Хэллоуин кто-то воспользовался троллем, как отвлекающим маневром, чтобы этот камень украсть. Тролля быстро обезвредили (ага, чудом, и не с первого раза) — значит, у злоумышленника не было достаточно времени. Оно каким-то образом было в том случае, когда Гарри отсутствовал во время пира (хотя непонятно, как Снейп успел, если достаточно быстро появился в больничном крыле). Но все сходилось! Зельевар хромал который месяц, хотя к троллю даже не подходил! Наверное, будь у него больше времени, он бы добрался до камня, пока все преподаватели были заняты поиском чудовища! И, если верить тому, что пережил Гарри, (попробуй, не поверь!) Снейп решил бы, что камень — обманка. Зачем только Гарри убивать, с досады? И кто второй преступник?       Загадочная личность определилась четко и ясно в Запретном Лесу. Все из-за желания помочь, ну не могли они подвести Хагрида, которому приспичило завести дракона… Ну опростоволосились, допустив неосторожность с Малфоем, а потом — с забытой на башне мантией. И пошли в Лес, как и приказала им декан.       Там Гарри не умер (да-да, иногда все-таки везло). Но он был уверен, что видел Неназываемого. Стало очевидно, для кого охотятся за философским камнем и почему Гарри тоже вдруг поперек горла. После этой встречи Гарри ожидал каждого нового дня со все большим страхом. Камень в безопасности, пока Снейп не расколол Квиррелла насчет дополнительной защиты, которую тот установил. Если это настоящий камень — то дело дрянь, когда враг его присвоит. Если камень ненастоящий, дело тоже дрянь, Гарри ни за что бы не захотел пережить то же, что в прошлый раз. У него и так болел шрам, почти не переставая, да и кошмары не покидали.       Пересилив себя, в начале сессии Гарри решил довериться. Профессор Дамблдор, как никак, вызывал доверие. Гарри рассказал ему очень многое — почти все, что понял сам. О том, что кто-то (вполне конкретный) нацелился на камень, и о том, что он хочет Гарри убить. И о том, что сведенья — точнее не придумаешь, хотя Гарри не может объяснить природу своих видений.       Директор пристально взглянул ему в глаза — и, казалось, поверил без особых сомнений. История его живо заинтересовала, и он пообещал Гарри, что подумает обо всем этом, ему нужно провести кое-какие исследования. А камень — в безопасности, ведь охраняется не только чарами преподавателей. Как и ученики под защитой профессоров и его самого. Недаром, чтобы на детей напасть, нужно улучить момент, когда он из-за каких-то срочных проблем покидает школу. Гарри стоит волноваться только о сессии, Волдеморт не проберется в замок. Но даже, если это каким-то образом ему удастся, он попадет в ловушку до того, как успеет что-то предпринять.       Как Гарри сдал экзамены — неясно, наверное, с перепугу. В ночь после истории магии пылающий шрам, не дающий спать, и вопящая интуиция все же выгнали его из спальни. Тем более, Рон сказал, что слышал от близнецов: директор отбыл по делам в Лондон. Глупо это было, да, куда-то идти. А, с другой стороны, если его в гостиной достали, может, и в спальне было бы то же самое. «Убиваать» — услышал он странный шипящий звук, и все, что успел сделать — обернуться. Последнее, что он увидел — огромные глаза.

***

      Очнулся Гарри за учебником, в начале гр.банной сессии, ровно за неделю до… Откат во времени из-за смерти становился каким-то уж очень воспроизводимым, в конце концов, ну не может же ему постоянно что-то казаться, чтобы потом… ну, казалось что-то другое. Никакие это не видения, умники из Отдела Тайн ошиблись не только насчет пифий, насчет самого факта — тоже.       На утро Гарри не пошел к директору, как в прошлый раз. Иди — не иди, одна хр.нь. Все дни напролет он летал в свое удовольствие и гулял по окрестностям замка — если его захотят убить, что он, малолетка, может противопоставить? Ему либо повезет, либо нет. Он таскал сладости со стола в огромных количествах, чтобы съесть второй, третий, а то и четвертый завтрак, троллил Малфоя больше обычного и огрызался на всех, кто лез с замечаниями. На экзамены он ходил только из уважения к Гермионе и чтобы ее не расстраивать — и сдал вряд ли хуже, чем перед этим. По второму кругу, все-таки.       День после истории магии должен был стать последним. Весь вечер он сидел в постепенно пустеющей гостиной и пялился в окно. Что, если он снова очнется все тогда же? Неужели, он так и будет, жить и жить в этом повторяющемся времени, когда вокруг «массовка» говорит, будто пьесу играет, по сюжету?       Гарри с силой потер ноющий шрам. Как же это достало!       — Больно, да? — Спросил его Рон заведомую ерунду. Наверное, просто, чтобы проявить участие, спросил.       И Гарри не выдержал этого искреннего сочувствия, которое сквозило в банальном вопросе. Ребята сидели здесь, с ним — всю неделю допытывались, что случилось, пытались поддержать, так и сейчас. Неправильно это, валить с больной головы на здоровую, но Гарри не мог все это держать в себе.       Он им рассказал — больше, чем Дамблдору, потому что перед друзьями было не так страшно выглядеть глупым. Было больно сознаваться в том, о чем он упорно умалчивал с октября, хотя и принимал их помощь в поиске информации на тему «то-не-знаю-что-которое-ищет-Гарри-о-предсказаниях». Было безнадежно рассказывать о том, что он вообще не знает, как теперь поступать. Он устал бояться, но было страшно.       — То есть, если ты умираешь, то переносишься вроде как на неделю назад? И никто другой ничего не замечает? Это звучит как невозможное… — Сказал Рон. — Но я попробую поверить. — Добавил он, кивая, будто в подтверждение своих же слов.       Гарри пока не был полностью уверен в этом выводе. Ни насчет точно недели (сколько времени прошло во время экскурсии в Отдел Тайн, он затруднялся ответить, правда, что ли, пять дней только?) Ни насчет остального. Просто именно к этому он пришел, так сказать, статистически.       — Но, если тебе грозит опасность даже под защитой… Особенно, если вопрос камня больше не будет волновать похитителя, и он так и так решит исчезнуть из школы… То что же делать? — Растерянно пробормотала Гермиона.       Гарри пожал плечами.       — Я подумал… — Медленно начал он. — Я могу пойти и попробовать сделать хоть что-то. Ну, знаете, все, что смогу? Вдруг, мне каким-то чудом удастся…       — Забрать камень раньше Снейпа, чтобы он искал ветра в поле… Задержать Снейпа до того, как Дамблдор вернется… Оттуда, куда он там полетел… Или вообще, победить! — Воскликнул Рон.       — Мы идем с тобой, — добавила Гермиона безапелляционно.       Гарри горячо замотал головой. Еще чего не хватало! Он уже раз видел их смерти, нет уж, никогда больше их за собой не потащит!       А потом они выдали свои аргументы. О том, что они давно все решили — на случай, если он решит геройски защищать камень от Сами-Знаете-Кого, они помогут. Ситуация чуть другая, но подхода это не меняет. Они сделают все, что смогут — и он не вправе им запрещать пытаться помочь другу. Кроме того, — добавил Рон, несмело улыбаясь, — если что, Гарри запомнит, как не нужно делать на будущее и потом что-нибудь придумает.       «Все, что смогли» в исполнении трех первокурсников оказалось сильнее, чем пресловутая «защита» камня. В последней комнате Гарри увидел подозрительно знакомое зеркало — и подозрительного Квиррелла-два-в-одном. Грустно улыбнувшись отражению, в котором ему залихватски подмигнул взрослый Гарри в смешной шапочке выпускника, мальчик посмотрел пантомиму, как тот погружает в карман ярко-красный булыжник. Когда Квиррелл напал, Гарри удалось извернуться и достать его руками. Он «снова» начал осыпаться пеплом, и, честно говоря, Гарри переживал по этому поводу куда меньше, чем осенью. Хотя шрам все равно дико болел, и мальчик в итоге отключился.       …— Профессору Квирреллу не удалось отобрать у тебя камень. Я появился как раз вовремя, чтобы помешать ему это сделать. Хотя должен признать, что ты и без меня неплохо справлялся. — Сказал ему директор, когда Гарри очнулся в больничном крыле. Спустя три дня — хорошо, что не за три дня до.       «Стоило ли вообще отлучаться, если даже первокурсники догадались о том, что на камень ведется охота, пусть и не угадали виновника?» — Чуть раздраженно подумал Гарри. — «Или, просто волноваться было не о чем, раз там подделка? Уничтожен, да? Николас Фламель, спокойно живущий уже шестой век, столь распереживался из-за очередного темного мага, коих, наверное, на своем веку немало повидал, что жизнь готов прервать?»       … — Называй Волдеморта Волдемортом, Гарри, — сказал директор, усмехнувшись путанице о Сами-Знаете в вопросах мальчика. — Да, он еще не раз будет искать способы вернуться. Но если его возвращение будет отодвигаться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать.       На вопрос о том, за каким лядом Волдеморту сдалась еще и смерть Гарри, он не ответил. Потому что правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. К ней надо подходить с превеликой осторожностью. Тем более, что Гарри еще слишком мал, чтобы понять. Видно, взрослый он только тогда, когда нужно справляться, пока директор то ли опаздывает, то ли не спешит помогать.       Кричать директору о том, что это отдает лицемерием, он, конечно, не стал (хотя зерно истины в этом видел, вопреки мнению Гермионы, отрицающей адекватность осуждения директора-здесь за то, что не сделал директор-другого-варианта). С чего Гарри вообще решил когда-то, что мистеру Дамблдору нужно безоговорочно верить? Был, что ли, хоть один взрослый, с которым это было так? Спасибо и на том, что вопрос сгоревшего Квиррелла сам собой сошел на нет — похоже, как бы директор ни объяснял пропажу преподавателя, Гарри в деле не фигурировал — и Министерство обо всем этом даже не подозревало.       Оставшиеся дни до конца учебного года в самом безопасном месте Магической Британии, на диво, удалось пережить. А вот на втором курсе Гарри наконец узнал и что за бредовые желтые глаза. Сразу узнал, как познакомился с василиском. Даже странно стало, что ж это Квиррелл не позвал такую мощную подмогу сразу, канителясь с троллями. Похоже, и впрямь ждал, пока директор по делам отлучится — или сам в гостиную Гриффиндора не пожелал лезть перед уходом из замка.       «Никто не поможет», — обреченно понял Гарри, осознав, что в Тайной Комнате две твари. Призрачный Том шутил насчет бесполезности Дамблдора — и он не так уж и не прав. Что ли, молиться Хогвартсу о помощи, в надежде, что на голову свалится зачарованный меч, который сам змею да призрака и зарубит? Когда от такого был толк?       «Никто не поможет», — был уверен подросток, накосячивший с теткой Мардж и теперь «скрывающийся от правосудия». Ему вовсе не улыбалось встречаться лишний раз с представителями правопорядка — накушался уже.       Но это ф.гня, что никто не поможет и верить мало кому можно. Гарри об этом помнил, но такое вовсе не значило, что он пропадет.       Гарри уже прекрасно знал, что со всем, что будет нужно, он справится и сам.