Благословение ветра

Я никогда не любила жар Суны, но ветер… это похоже на магию. Словно волшебная мелодия медом вливается в твои уши и там же остается, обтекая ушные стенки и тая, тая вместе с душой. Наверное, это крайне странные ассоциации, но у меня не хватает красноречия, чтобы описать эти чувства иначе. Мне нравится гулять по столице Ветра босиком. Оставишь босоножки где-нибудь в примечательном месте, например, возле валуна, а сама бредешь вдоль ручья; и когда игривость достигает апогея, залезаешь по щиколотку и плещешься, как ребенок — предсказуемо намокаешь, а все равно ощущаешь какую-то одинокую радость. Хорошо тут. Что плохо — именно в Суне меня настигают воспоминания о Сасори. Редко у меня здесь выдаются спокойные ночи. Иногда я ловлю себя на мысли, что если бы он чудом остался в живых и пришел по мою душу, я бы позволила ему со мной расквитаться. Но перед этим — обязательно! — показала бы красоты его же родины. Это грустно — так чудовищно грустно! — когда человек обречен ненавидеть свой собственный край, а другой, чужеземец, находит здесь умиротворение. Мне кажется, Сасори заслужил успокоения во всех смыслах. В каком-то роде я этому сопутствовала. Ах, что?.. Останавливаюсь, завороженная зрелищем. Дети запускают в воду самодельный кораблик. Красивый, с развевающимися на ветру белыми парусами. Надо же, какая искусная работа. Я широко улыбаюсь и делаю шаг навстречу — хочу спросить про то, кто мастер этого шедевра. Я раскрываю рот, чтобы озвучить свой вопрос, но голос замирает в глотке. Не понимаю, что происходит. Моргаю — и ничего не меняется. Меня только засасывает глубже. Перед глазами плывет. Прежде чем без сил опуститься на колени — песчинки липнут к потной коже, но я и не замечаю — в последний раз смотрю на кораблик. И глухой крик сотрясает мои внутренние органы. Знак Скорпиона. Дьявольская отметина Сасори.

***

Первое ощущение, с которым я просыпаюсь, — отвращение. К моему телу липнет мокрая одежда, и это самое ужасное, что может произойти. Когда я успела потерять сознание и из-за чего? Быть может, получила солнечный удар? Странно, мне казалось, я следила за регуляцией чакры в организме. После войны я получила такой колоссальный боевой опыт, что контролировала свои энергетические потоки уже интуитивно. Опыт — положительный или негативный — кто бы что ни говорил, потрясающая штука. Он дает огромное преимущество. Но сколько бы я не развлекала себя этими мыслями, мне пора вставать. Потягиваюсь на локтях с кряхтением. Надо же, я старушка, что ли? В голову ударяют воспоминания о том, как я суетилась в Конохе, бегая из палаты в палату, но сейчас так мирно на душе, и не надо никуда торопиться, что мое тело буквально противится любому движению. Бедное тело, как же я его понимаю. Не знаю, сколько времени я пролежала здесь, но чувствую себя относительно отдохнувшей. Хотя если те детишки не позвали на помощь, это странно. Я упала совсем рядом с ними. И что примечательно — вообще не помню момент падения. Хм. В этом, конечно, следует разобраться, но не сейчас. Встаю и отряхиваю раздражающие песчинки, наконец. Подол платья неприятно тяжелит. Мне срочно необходимо переодеться. Этот дискомфорт невыносим. Во время войны довольно настрадалась. Хихикаю. Цунаде-шишо часто повторяла, что моя любовь к комфорту неприемлема для шиноби. Но что я могу с собою поделать? Иду в сторону, из которой пришла, чтобы подхватить босоножки, но так и не нахожу тот валун. Более того, разве ручей был таким широким? Мне казалось, что я упала достаточно далеко от берега, чтобы не промокнуть. Тревога, кусаясь и шипя, набросилась на низ моего живота. О Ками!.. Неясность этой ситуации начинает действовать мне на нервы. Волей-неволей раздражаюсь. Первый порыв — стиснуть зубы и подавить вспышку гнева, но я одна: мне некого стесняться. До боли сжимаю кулаки и рычу, словно не прирученная львица. Убеждена: увидел бы кто — усомнился, в здравом ли я уме. Мысли, говорят, материальны, и иногда я ненавижу это выражение. Потому что. Оно работает. — Сакура-сан, что вы здесь делаете? Незнакомый голос. Я медленно оборачиваюсь с дежурной улыбкой. Должно быть, один из патрулирующих шиноби Песка. — Ах, видите ли, сэр, я… Не договариваю. У меня хорошая фотографическая память. И я с уверенностью могу сказать, что ни разу не видела этого мужчину. Так. Вот теперь совсем не смешно. — Ваша матушка заждалась вас. — Он галантно протягивает мне локоть. — Прошу, проследуйте за мной. К щекам приливает кровь. Негодование. Какого? В каком смысле: матушка?! С чего бы моей матери навещать меня в Суне? Она, разумеется, волновалась, когда я отправлялась, но чтобы настолько… Шестеренки бешено крутятся в мозгу. Пожалуйста, нет… Пожалуйста-пожалуйста, пусть это все — плод моих нездоровых фантазий. Таких же нереальных, как о Сасори. Благо, мне хватает здравого смысла принять этот жест и слепо последовать за сопровождающим. Сейчас, когда мы войдем в город, мне необходимо как можно лучше все рассмотреть, чтобы понять… но ход моих мыслей беспощадно перебивают. — Ксо! Сакура-сан, где ваши сандалии? Хочу возразить, что пришла в шлепках, но вовремя прикусываю язык. Якобы стыдливо опускаю взгляд — ресницы касаются моих щек. От абсурдности мне хочется смеяться, но я умело вставляю этот эпизод в свое драматическое представление. Меня трясет. — Простите, сэр… просто было так жарко, что я разулась, и сандалии, похоже, унесло течением. — Ох, Сакура-сан… — Подбадривающее потирание моих плеч. Получилось! — Не расстраивайтесь так сильно. Уверен, Гина-сама не будет держать на вас зла. Вы же ее единственная дочь. Вот оно как… Значит, мою мать в этом мире — или времени, я не уверена — зовут Гина. Этот рядовой шиноби отзывается о ней с почтением, а ко мне, как к ее родственнице — с глубоким уважением. Было бы неплохо разузнать что-нибудь о моем характере здесь. Аккуратно уточняю: — Сэр, а вы не знаете, занималась ли я вчера чем-нибудь странным? — как можно более непринужденно. — Например? — Ну, не знаю… Может, я говорила что-то неприемлемое? — Ну, вы не всегда умеете следить за словами, Сакура-сан. Ничего необычного я в вашем поведении не замечал. Хотя мне все же непонятно, с какой целью вы интересуетесь. Как и всякий шиноби, он сохраняет бдительность. Он хорошо обучен. Пусть и выглядит как простак, но я вижу настороженные искры в его глазах. Не будь у меня за плечами опыта на переговорах во времена назревающей войны, я бы упустила из виду такую неуловимую деталь. — Видите ли, мне снился такой специфический сон. Я очутилась в будущем, можете ли себе представить? Сон оказался настолько реалистичным, что я до сих пор не могу отойти от него. Вроде бы прозвучало убедительно. Судя по его расслабившимся плечам — так и есть. — Вот как? Обязательно расскажите об этом подробнее своей матушке. Думаю, ей будет любопытно послушать. Матушка то, матушка се. Не влюблен ли он в нее случаем? Возможно, если он не упоминает об отце, тот уже давно мертв? Это тоже предстоит выяснить. Когда мы заходим в деревню, на моих глазах закипают слезы. Украдкой поглядывая на мужчину, я утираю их таким движением, словно стряхиваю соринку с ресниц. Деревня почти не изменилась, разве что она стала (была?) меньше. Я почти уверена, что попала в прошлое. Готовясь к войне, мы с Цунаде-сама изучали редкие свитки. Одна из таких — межвременные петли. На случай, если Мадара полностью разобьет альянс шиноби, у нас был категоричный план: кому-то предстояло отправиться в прошлое и предотвратить крах мира. В процессе изучения я заметила интересную деталь — по всему миру раскиданы так называемые временные водовороты. Они срабатывают — дай Ками — раз в сто лет и, похоже, мне «посчастливилось» набрести на одну из них. Но мне все еще предстоит выяснить, в какое время я попала и, если есть такой шанс, то почему именно в него. Мужчина подталкивает меня. Я почти возмущенно вскидываю подбородок и цепенею. Надо мной возвышается высоченное, великолепное здание. Изящная работа. Профессиональный архитектор. Похоже, моя мать не просто важная шишка. Она нечто большее.