Благословение ветра

Скрип двери. А ноги-то у меня до сих пор босые. Холодок прошибает до самых костей, но я не подаю виду. Обугленные кости, тошнотворный запах обгоревшего тела — еще живого, по полю боя бегущего… вжимаю губы в рот до боли. Война научила меня переносить вещи более страшные, чем прохлада стоп. Поморозит да перестанет. — Я ждала тебя. Женщина даже не смотрит на меня. А я, пользуясь тем, что не нахожусь в ее поле зрения, осматриваю кабинет. Ничего примечательного: стопка бумаг на столе. Живописные пейзажи на стенах. Портреты Казекаге в дорогих рамочках. Их всего три. Комкаю влажную ткань платья в кулак. Значит, сейчас правление Третьего Казекаге. Судя по беззаботности местных жителей, его еще не похитили. Возможно, Сасори еще не стал отступником. Мне нужно это выяснить. — Проходи, Сакура. Я покорно опускаюсь на диванчик и прочищаю горло. Малейшая оплошность — и она заподозрит, что я не ее настоящая дочь. Из краткой характеристики, данной тем шиноби, могу лишь судить (и молиться!) что здешняя Сакура не уступает мне по нраву. Это была бы чертова удача! Мне не пришлось бы прикидываться не пойми кем. Возвращаю взор женщине. Ее плечи напряжены, поза скованная. Создается впечатление, словно она чего-то с ужасом ожидает. Как заключенный смертного приговора. Меня передергивает. Молчание меня не смущает, но я жажду поскорее узнать, какое у нее ко мне дело. — Вас что-то тревожит, матушка? — Матушка? — она, наконец, обращает на меня встревоженный — как и ожидалось — взгляд. Мне тоже предоставляется возможность рассмотреть ее лицо. Холодное, жесткое. Точеные черты придают ей схожесть с птицей. Ярко-розовые, насыщенные волосы колышатся за ее спиной. — У тебя, случаем, не жар? В последний раз ты называла меня так, когда тебе было восемь. — Сэр все уши мне прожужжал. — Узнаю Мичи-куна. — Значит, так зовут того мужчину. Изумительно, она величает его «куном». Даже гадать не нужно, какие отношения их связывают. — Словом, ты опоздала. Как это понимать? — Видите ли, я… — Довольно, — величественный жест рукой. Мне нужно заткнуться. Хмурюсь. Я думала, у нас с мамой непростые отношения, но этой Сакуре не повезло вдвойне. Нечто вроде сочувствия кольнуло меня в самое сердце. Мне хочется защитить, но себя или ее? — Я не хочу слушать оправданий. — Мама, я… — Ах, теперь еще и мама. Это невыносимо! Изволь называть меня по имени. Это ужасно. Она отрубает меня на полуслове. Давненько я не чувствовала себя такой униженной. — Гина. Ее сморщенные лоб разгладился. Похоже, я не ошиблась, не добавив никакого суффикса. Она осталась довольна. Какое облегчение. — Так-то лучше. Садись. — До меня не сразу доходит, что нужно сесть в ее кресло. Какого дьявола в этой семейке творится? — Приступай к работе. Я вернусь через два часа и проверю. — Я тупо смотрю на бумаги. Не понимаю, что от меня требуется. На первый взгляд здесь сплошные договоры. Разве я старейшина? — Ну что не так? Что ты так смотришь, Сакура? Будто бы никогда не рассматривала предложения старейшин. Принять, отклонить. Расписаться или разорвать. На твое усмотрение. Странная женщина. Очень экстравагантная. Она вышла, не попрощавшись. Богатое убранство, роскошная отделка мебели и, наконец, эти бумаги. Это совершенно точно ее кабинет, но почему она заставляет свою дочь заниматься этими делами? Было бы неплохо найти комнату Сакуры и найти подсказки. Ах, если бы она вела дневник! Но я сомневаюсь, что такое возможно. Если мы с ней похожи, то мы обе не доверяем свои мысли бумаге. Дневник могут прочесть, украсть. Использовать сокровенное против тебя. И хорошо, если это всего лишь твои личные идеи — которые могут стоить тебе жизни, если они, упаси Ками, радикальные — а не план государственного переворота. Конечно, информацию можно спрятать в свиток, а свиток — запечатать, но… сколько было взломов в истории? И не пересчитать. А все из-за самонадеянности шиноби. Нет кода, который было бы нельзя расшифровать. А может, я параноик? Да вот только бы как не обстояли дела, это не отменяет того факта, что теперь я — дочь высокопоставленного лица. Следовательно, на меня накладываются некоторые обязанности. Возможно, работа с документацией — одна из них. Выдыхаю сквозь зубы и раздражение и приступаю к работе.

***

Я благодарна себе. Я не психанула и не сбежала через окно, хотя так хотелось. Я застряла в прошлом на месте другого человека. Судя по реакции на меня окружающих — у нас с ней идентичная внешность, голос и даже имя. Это невероятное совпадение. И совпадение ли? За полтора часа работы я выдохлась. Цунаде-сама отправила меня, по сути, на эту миссию в качестве неформального отдыха. Даже не отдыха… передышки. И теперь я работаю на благо чужой деревни. Не то чтобы у меня есть силы возмущаться такой несправедливости. Может, моя вера в судьбу крепче, чем я считала? Потому что мне кажется, это не просто совпадение. Именно я и она. Именно мы. Именно в этот момент наших жизней. Может быть, ее роль подходит мне больше. Но сможет ли она занять мою? Потираю переносицу. Звучит парадоксально, но меня это больше не касается. Родители, друзья и даже моя значимость в обществе. Статус Сакуры Харуно, ученицы Легендарной Пятой Хокаге, отныне существует лишь в моей памяти. Время, в котором я живу сейчас, Харуно Сакура еще не родилась. Ни Саске, ни Наруто. Никто из тех, кто мне дорог. Сейчас я одинока, но не в отчаянии. Мне следует обрасти новыми связями. И порвать старые. Возможно, близкие люди Сакуры не станут близкими для меня. Не исключено, что мы с ней очень разные. Пусть я и невольно провожу параллели: у нас обеих сложные отношения с матерями, и мы обе время от времени чувствуем одиночество, защищая свое внутреннее дитя колкостями. Ее отец покинул семью, а мой не принял активного участия в моей жизни. Ах, безумие заразно. Эта духота сведет меня с ума. Жар растворяется в красоте вечера, но мне от этого не легче. Мое платье давным-давно высохло и больше не причиняет неудобств, но мне срочно следует принять ванну и переодеться. И плевать, что скажет эта женщина. Плевать, что два часа еще не истекло и мне по идее нужно трудиться в поте лица. Перерыв мне нужен здесь и сейчас. Отправляюсь на поиски своей комнаты и неоднократно терплю крах, пока не врезаюсь в девушку. — Сакура-сан? Вы что-то потеряли? — Ах, да… видишь ли, я, кажется, переутомилась или получила солнечный удар. Не уверена. У меня плывет перед глазами, и я не могу найти свою комнату. — Ох, — не знаю, когда научилась так профессионально лгать, но она не только искренне поверила каждому моему слову, но даже обняла за плечи и повела в нужное место, — вы бы берегли себя. — Спасибо. Отлично. Мне несказанно везет: душ и туалет находятся в этом же крыле. Так, кажется, схематично я запомнила план дома. Больше не потеряюсь. Но есть проблема поважнее: мое психическое состояние. Шок и подозрительное примирение с ситуацией спали, уступая место таким привычным эмоциям. Страх, растерянность и сожаление. И паника, что вот-вот захлестнет меня волной. На время до назревающего срыва я успела быстро ополоснуться в прохладной воде и переодеться. Про срывы в медицинских книгах обычно писали, что человек не контролирует этот процесс. Они случаются внезапно. Но у меня был другой случай. Впервые это настигло меня после экзамена на чунина и нападения Орочимару. Я держалась относительно стойко, но когда все закончилось, я прорыдала всю ночь. Помнится, лежу на кровати, смотрю на подоконник и опускаю взгляд на батарею. И понимаю, что хочу проломить свой череп об эту батарею. И чтобы было много-много крови. Обязательно много. И месиво из мозгов и мяса забрызгали мое лицо, волосы. Я вздрагивала, когда слышала шум в квартире. Любой абсолютно. Смыв унитаза, колыхание занавесок, шипение масла с кухни. Каждый стресс в моей жизни случался после. После ухода с Саске. После тренировок с шишо. После битвы с Сасори. После нападения на Коноху. Всегда после. Эти трагедии закололи мой дух. Я всегда чувствовала приближение бури; когда не выдержу накала эмоций, мне необходимо быть одной. Я никогда не причиняла себе физический урон. Порою я занималась вполне бытовыми вещами: вязала, готовила, убиралась или играла на сямисэне. Настоящая война разгоралась в моей голове. Поток мыслей. Безумный, лихорадочный, и если бы я могла дать ему более точное определение — извращенный. Совершенно пошлые, грязные, ядовитые выкидыши разума. Я думала о насилии. О боли. О криках и страданиях. Обычно это длилось несколько часов, но после войны могло занять полдня. Это сильно истощало меня — я могла не есть и не пить целый день. И мои эмоции… они словно иссыхали. Я и не думала обращаться за помощью, хотя лучше прочих знала, что она мне нужна. Наконец-то. Я знаю, что поможет пережить мне этот всплеск. Музыка. Единственный инструмент, на котором я умею играть. Необходимый мне как кислород. В комнате Сакуры его нет… бью себя по щекам. Только не паникуй. Выдвигая ящики и бросаю их на пол. Раздается жуткий треск, но мне плевать. Где-то должны быть ее личные сбережения. Не верю, что ей когда-нибудь не хотелось сбежать от этого вопиющего дерьма. Стоп. Я не там ищу. Если у нас с ней похожий склад ума, то… Я отодвигаю комод и проверяю все половицы. Ага! Вот и заначка. Пересчитываю купюры с удовлетворенным свистом. Теперь ей эти деньги не пригодятся, зато мне — даже очень. Трясущимися — то ли от возбуждения, то ли от истерики — пальцами отсчитываю половину рё и кладу в нагрудный карман. Этих денег вполне хватит, чтобы купить сямисэн. Выпрыгиваю через окно под оглушительный рёв. Похоже, я как раз успела к моменту, когда лжемать в компании служанок забежала в комнату. Я ведь сделала недостаточно. Такой женщине всегда будет мало. Судя по ее реакции, Сакура из этого мира ранее не позволяла себе такую дерзость. Но я не она.

***

В этот раз все было совершенно по-другому. Я даже не знаю, радоваться или грустить по этому поводу. Моя истерика сошла на нет при первых звуках, издаваемых сямисэном. Сначала я злилась, погружаясь на дно своих переживаний. Несправедливо, что именно я, а не кто-кто другой оказался здесь; несправедливо, что я больше не увижу своих родных. Какая чудовищная ошибка — мое перемещение в прошлое! Мне плевать на Сакуру из этого времени. Я не должна решать ее проблемы, а она — мои. Ксо. Ненавижу. Просто ненавижу. Когда я училась играть, то перебирала струны плектром, но позже — пальцами. Это не очень неудобно, и звук получается менее качественным — тяжело исполнять быстрые аккорды — но так я чувствую единение с инструментом. Наверное, это странно. Чем яростнее мои мысли охватывали мозг, тем стремительнее становилась мелодия. Мне захотелось пуститься в пляс. Ах, если бы кто-нибудь мог подыграть мне, а я танцевала, танцевала до рассвета! Во мне осталось еще так много энергии. Ее необходимо выплеснуть. Но я даже не вижу деревья, которые можно раскромсать. Такая жалость. Прекращаю игру и запрокидываю голову. От удовольствия хочется мурчать. Люблю эту мелодию. Она чисто народная. От нее веет Волей огня, духом Конохи, скалой Хокаге… моя родина. Я обречена быть в разлуке с ней. Скучаю… Не то чтобы я считала себя патриотом, но теперь я прониклась словами сенсея Ируки в академии. Поэты, что восхваляли место, в котором родились. Теперь их нежность чему-то такому эфемерному, как родина, ясна мне: трава, деревья да даже небесный купол, под которым мы все живем… В родном краю это все иное. Свое. Сжимаю песок и пропускаю его меж пальцев. А теперь этого нет. Если я покину Суну без причины — я стану дезертиром. Меня будут разыскивать во всех странах мира, и я никогда не обрету свободу. Единственный вариант для меня — выйти замуж за гражданина Конохи, но лучше — шиноби. Но за кого, черт побери?! Почти никто из моего окружения еще не родился, или они слишком молоды. Не буду же я ждать их? Чертово колесо судьбы, куда ты меня занесло? Выдыхаю. Самонадеянно полагаться на время — у меня его слишком мало. Но еще немного, чуть-чуть предаться ностальгии… Встаю и двигаю руками в такт мелодии в моей голове. Изгибаясь в талии, наклоняю голову. Подпрыгиваю и приземляюсь на шпагат. Хочу продолжить свой танец, но вздрагиваю из-за звука, вырвавшегося из моего инструмента. Хмурюсь. Это еще что? — Простите. Я не хотел вас побеспокоить. Мне просто стало интересно. Оборачиваюсь и… о боги. Мальчишка с красными волосами и мечтательными глазами. Смотрит на меня из-под полуопущенных длинных ресниц с толикой извинения и вины. Его я узнаю из тысячи, даже если его лицо выглядит на пять, а не на шестнадцать. — Да ничего, — лучезарно улыбаюсь и присаживаюсь на корточки напротив его лица. Краем глаза замечаю маленькую куклу напротив моего сямисэна, но пока что не придаю этому значения. Похоже, он толком не научился управлять нитями чакры. — Ты знаешь, что это за инструмент? Сасори приоткрывает губы, словно хочет что-то сказать, но умалчивает. Качает головой. — Это сямисэн. Хочешь, я тебе что-нибудь сыграю? — Кивок. Моя улыбка становится шире, и я хлопаю по песку рядом с собой. Передаю ему куклу. — Это твое? — Да… — Милая. Ты умеешь ею управлять? Черт. Слишком много вопросов от незнакомой тети. Неудивительно, что ему не очень комфортно со мной сейчас. Кусаю губу, чтобы не взболтнуть лишнего и, поудобнее устроив сямисэн в руках, играю легкую, непринужденную мелодию. Я не помню, сколько мы сидели так, но когда пятая песня подошла к концу, мальчик заснул, облокотившись о мое плечо. Я мягко уложила его голову на свои колени и горько заплакала.