Небесный порядок

      Впервые Чжун Ли замечает, какие у Аякса тонкие и изящные руки, когда тот сдавленно рычит и всем телом прижимает его к стене. Не от любви или похоти, а от жгучей ненависти. Это грубо. Но Мораксу чертовски нравится.       Тарталья сдержанно улыбается, впивается пальцами и с силой сжимает руку на горле. От чего-то по спине бегут мурашки, заставляя в томлении ожидать большего и сильнее сжимать зубы.       — Не подходи ко мне, — в голосе Чайлда сквозят опасные нотки и шумно выдохнув, рыжеволосый разжимает пальцы на шее и прислоняется спиной к закрытой со стороны комнаты двери.       Чжун Ли делает шаг, оказываясь непозволительно близко, почти сталкиваясь с Аяксом носами.       — Боюсь, я не в силах выполнить твою просьбу.       Моракс не знает значения слова «нельзя». Он практически уверен, что к нему это не относится. Аякс — непозволительная роскошь, которую непременно следует заполучить в свою коллекцию. Коварный преступник, которого стоит приковать наручниками, связать толстыми верёвками, а затем впиться в губы жадным поцелуем и навсегда присвоить себе. В том, что именно такой финал будет у их истории, он не сомневается.       На столе у рыжеволосого в очередной раз красуется аккуратный букет кремовых нежных роз. Чжун Ли знает толк в ухаживаниях. Делает это ненавязчиво, красиво, с долей изыска и иллюзией выбора. До момента пока рыжеволосый не заявится в ресторан с кем-то, кто не Властелин Камня. До момента пока не поцелует незнакомца, не сожмет его волосы в кулаке и не будет дышать сбито и хрипло, одаривая ласками кого-то другого, но не его.       Брюнет толкает его в стену, кусает нижнюю губу, удерживая за шею и не давая возможности сделать вдох. В голове Чайлда тягучая пустота пополам с удовольствием. Аякс шумно сглатывает, когда Моракс проникает языком внутрь, жарко вылизывает рот и нежно оглаживает поясницу. Громко выдыхает, впивается пальцами в чужие плечи, а затем резко замахивается и бьет кулаком прямо под ребра, заставляя Чжун Ли отшатнуться.       Они оба понимают, что это лишь игра. Глупая, дурацкая и дьявольски горячая. Аякс не позволит так легко получить первое место. А грубый флирт и неоднозначные намёки еще больше заводят Чжун Ли, заставляя полностью лишиться рассудка.       Когда брюнет оказывается под его дверью, Тарталья лишь устало выдыхает и пытается эту же дверь закрыть. Моракс не позволит, не в этот раз. Аккуратно подхватывает его запястье и спускается на колено. Смотрит почти умоляюще, нежно целует ладонь и выдерживает паузу. Рыжеволосый соглашается.       Для свидания Властелин Камня выбирает свой любимый ресторан, где сразу же заказывает две бутылки Шато Бордо. Под светом фонарей, у Тартальи на щеках вырастают тени от ресниц, отчего брюнет почти умиляется. Чайлд много болтает, а Чжун Ли ненавязчиво обновляет один бокал за другим. Облизывает его взглядом, мысленно представляя, как оставляет свои засосы вдоль всей его шеи. Жадно вдыхает его запах, такой сладкий, что с уст срывается хриплое дыхание и болтовни рыжеволосого становится категорически недостаточно.       — Может прогуляемся? — Говорит Аякс, растирая кулаками покрасневшие щёки.       — Полностью поддерживаю.       Моракс накидывает на рыжеволосого свой шарф и крепко прижимает к себе. В городке зажигались огни, но гораздо ярче фонарей освещал тихие улицы свет ламп из открытых окон. Тарталья крепче прижимается к груди, завороженно любуясь звездами. Чжун Ли тянется вперёд, скользит рукой по щеке и легким касанием разворачивает голову рыжеволосого к себе.       — Поцелуешь меня? — Почти шепотом произносит брюнет, ласково оглаживая шею и с каждой секундой прижимая Аякса ближе.       — Боюсь, я не в силах выполнить твою просьбу, — Чайлд передразнивает, трётся носом о щеку и касается губами кромки ушной раковины.       Властелин Камня широко улыбается. Их лица очень близко друг другу, отчего они едва не касаются носами. Моракс крепче сжимает волосы на затылке, притягивает рыжеволосого ближе и жадно впивается в его губы требовательным поцелуем.       Тарталье очень сильно хочется пойти наперекор. Оттолкнуть, огрызнуться, ударить или сделать вид, что ничего не было. Но вместо этого обнимает брюнета за шею, отдавая в поцелуй всю накопленную месяцами ненависть и желание.       Аякс — слишком горячий, волшебный, непредсказуемый и, казалось, нужно лишь моргнуть, как все исчезнет.       Чжун Ли наверное впервые думает, что понятия не имеет, когда все началось, но точно знает, что безнадежно пропал. Это не игра, не обычный интерес. Это цепкая ловушка и у Моракса нет ни единой идеи, как выбраться.       Глупости, он не влюблен в Тарталью. Ведь то, что он чувствует гораздо больше, чем может вместить в себя это слово. Обожание, преклонение и сущий эгоизм выливающийся из желания полностью и безоговорочно им обладать. Острая нужда стать объектом всех его желаний и чувств. Маниакальное увлечение. Помешательство.       Чайлд уверен, они не встречаются. Раз за разом повторяет себе, что все это ничего не значит. Готовит завтрак на кухне, завязывает на шее брюнета галстук и засыпает с ним под одним одеялом. Повторяет себе это каждое утро и держит в голове как нерушимую истину. До момента, пока Чжун Ли не целует его в губы, не стягивает рубашку и не признается так сладко, что сердце готово выскочить из груди.       Это плохо. Очень-очень плохо. И безумно приятно.       Они не живут вместе, по крайней мере, Тарталья снова пытается себя в этом убедить. Получается плохо, ведь сумма списанная с его банковского счета на их новый дом говорит об обратном. Но все дурные мысли снова уплывают прочь, стоит Мораксу просто оказаться рядом. Опалить горячим дыханием шею и прижать к себе покрепче. Чтобы не сбежал, не пытался и даже не желал о подобном.       Брюнет не пытается отрицать. Он уже давно продал свою душу и сердце дьяволу. Всецело, без возможности возврата, обмена и без остатка.       Аякс нагло сверкает глазами, с силой тянет за плечи и задумчиво облизывается. Спускается губами на шею, гладит между лопатками. Вплетается пальцами в темные вихры на затылке и прижимается всем телом. Чжун Ли не против. Он почти настаивает на этом. Жадно ловит каждое слово, едва заметно вздрагивает и судорожно глотает ртом воздух. Сжимает пальцы на бедрах, с наслаждением втягивая носом запах его волос.       — Сожми сильнее, — Чайлд громко выдыхает, поглаживая кончиками пальцев горящую щёку.       От этих слов перехватывает дух.       — Как скажешь, — Архонт удовлетворённо улыбается, накручивая на палец прядь рыжих волос.       Моракс напряжён. Напряжён — почти до судороги в коленях и тошнотворной сухости во рту. До ломоты в висках и волнующей тяжести под ребрами.       Моракс напряжён и впервые в жизни не знает, как жить дальше. Как можно позволить себе влюбиться в того, в кого нельзя было влюбляться. И как быть, отказав себе в своей маленькой слабости.       Чжун Ли просовывает руку в карман, чтобы не выдать дрожь в руках. Сжимает пальцы на коробочке с обручальным кольцом, и с силой выпускает воздух из легких.       — Вечер был волшебный. — Брюнет резко сокращает расстояние, опаляя дыханием щеки. — Благодаря тебе.       Еще мгновение и он задохнется. Не знает, сколько времени прошло, возможно, пару секунд, а может, и целая вечность. Но ему нравится это. Нравится эта буря эмоций и полный неконтролируемый бардак в его жизни. Нравится тепло разливающееся по телу и напрочь сбитое дыхание. Нравится чувствовать себя живым, свободным от вечности и обязательств.       Моракс выглядит несколько встревоженным и рыжеволосый чувствует это. Неторопливо облизывает его губы и улыбается одними уголками рта. Опускает голову на чужие плечи и с трепетом оглаживает тонкую шею.       — Нет, благодаря тебе.       Чжун Ли наконец-то не думает о прошлом, об ошибках, о потерях. Сейчас это абсолютно не важно. Важно лишь то, что он приобрел и то, что никогда не позволит себе упустить.       Брюнет кусает тонкую шею, оставляя багровые следы и сладко вылизывает отметины. Моракс не хочет отдавать то, что давно назвал своим. Осталось лишь доказать всему миру, что Чайлд — его. Только его. Это не просто любовь — это контракт, заключенный кровью и мужчина не собирается этим ограничиваться.       Властелин Камня прикрывает глаза и запрокидывает голову, в надежде заставить сердце биться хоть немного медленнее. Разжимает пальцы на коробке и осознает, что все это время практически не дышал.       — Позволишь мне сделать этот вечер еще лучше? — Брюнет наклоняется и замирает.       Моракс удерживает на лице бесстрастное выражение, но пальцы дрожат еще сильнее. Руки слабеют, а внутри всё скручивает и сжимает. Ему и вовсе кажется, что еще мгновение и он сойдёт с ума окончательно.       — Не сегодня, — Тарталья медленно втягивает воздух через нос и нехотя отстраняется. — Мне завтра рано вставать.       Брюнет выдерживает паузу. Мрачно сверлит взглядом стену и кусает губы. Собирает в голове обрывки мыслей и тут же их забывает.       Чайлд не глупый, он должен был догадаться, и от этих мыслей в груди что-то болит и ноет. До вкуса крови, горечи в горле и сплошной пустоты в голове.       — Успеешь завтра к ужину? — Моракс удерживает его руку на мгновение и оставляет на ней короткий поцелуй.       Тарталья ведёт по скуле носом, с трепетом сжимает его запястья, а затем отстраняется, выдерживая дистанцию. В приглушённом свете лицо Аякса выглядит несколько бледным и мрачным.       — Не знаю, — рыжеволосый усмехается, но не очень весело. — Постараюсь.       Он и правда старается. Старается дать себе шанс на нормальную жизнь и хоть на время забыть о разъедающем, чёрном, пылающем внутри чувстве ненависти. О цепких пальцах в удушающей хватке на его горле и темных, ядовитых мыслях перед сном. Получается плохо.       Тарталья аккуратно проводит пальцами по щеке, в надежде не разбудить возлюбленного. Наклоняется и замирает, так и не осмелившись прикоснуться губами. Его выворачивает наизнанку, стоит перешагнуть порог квартиры. Соблазн остаться настолько велик, что внутри что-то ломается. С силой сжимает дверную ручку, не в силах двигаться дальше из-за сведённых судорогой ног.       Это все еще их дом. Их вещи пропитанные парфюмом. Плюшевое одеяло, которое Чжун Ли притащил с какой-то дурацкой распродажи. Отвратительный на запах шампунь и немытая со вчера посуда. Его любимая кружка с глупой, нелепой надписью. Расставленные на комоде совместные фотографии в крохотных рамах. Сломанный кран в ванной, который никто так и не решился починить.       Их дом, где всегда холодно и до безумия тепло. Оживленный, уютный, родной. Это по-прежнему их дом.       Тарталья медленно закипает. Поднимается на пирс, сжимая дрожащими пальцами сигарету. Не чувствует облегчения стоя хмельным под рваным парусом. На мгновение закрывает глаза и тут же распахивает их, наблюдая за уплывающим в тумане городом.       Синьора мертва и фрагменты пазла складываются не сразу. Абсурдно, нелепо и невозможно ни при каких обстоятельствах. У нее всегда был запасной план, стратегия с выигрышным финалом и будущее, возможно, не особо счастливое, но для нее вполне подходящее.       Синьора мертва и Аякс даже не вскрикивает увидев её тело. Судорожно втягивает воздух и не двигается ещё несколько долгих минут. Осознание приходит не сразу. Глаза режет чем-то жгучим и острым. Вместо того, чтобы сказать хоть что-то связанное, только горько всхлипывает, заходясь иступленным желанием заорать.       Её жизнь ломается, вызывая цепную реакцию. Чайлд не спит, не дышит, не живет, только существует. Роняет зубную пасту, морщится и кусает губы наблюдая утром в зеркале распухшие от слёз и ужаса глаза. С болью стискивает пальцы в кулаки, а затем улыбается, так широко, что самому тошно.       Тарталья отлично справляется. У него всё в полном порядке. Он говорит это себе каждый день, глядя в кривое зеркало придорожного мотеля. И не перестает повторять, когда случайно обнаруживает в кармане кожаную перчатку Синьоры. Все правда в порядке.       Они пересекаются в маленьком ресторанчике. Дотторе заказывает кофе и ягодный пирог. Долго болтает о какой-то ерунде, пристально смотрит и не находит в себе сил даже дотронуться. Не чувствует, что имеет на это право и не знает, сделает ли он еще хуже.       Сила воли Аякса ломается не сразу. В глазах светловолосого он видит только пустоту. Темную, глубокую засасывающую — такую же, как и все его существо. А потом он сдается. Хватается за его одежду и утыкается в грудь. Он не плачет, но трясётся в истерике, не в силах сказать и слова. Доктор не пытается его притормозить. Аккуратно гладит по затылку, не двигается ещё несколько долгих минут, но потом отстраняется. Прикуривает и улыбаясь так, словно и не было ничего.       Чайлд долго сидит рядом с ним и просто молчит, отдавая себе отчет, что это не поможет заглушить скорбь. А вот месть поможет. Унизить, втоптать в землю, взять своими руками и уничтожить. Ради одной единственной цели, к которой сам и тянется. Своими глазами увидеть, как убийца, словно статуя, осыпается и превращается в руины.       Дотторе поддержит, поможет, не сможет так легко отпустить и смириться. Фатуи не прощают и не заставляют раскаиваться, в надежде, что когда-нибудь боль утихнет. В этом нет ничего от суровой кары или справедливости. Только отмщение, хладнокровный самосуд и жгучая ненависть напоследок.        Аякс ненавидит море. Жестокое и своенравное, пробирающее могильным холодом несбывшихся надежд. Злая ирония судьбы — море, столь ненавистное и отталкивающее, единственный путь в Инадзуму. Потому они и здесь. На одиноком ветхом корабле, с дырявым парусом, направляемым чудовищным северным ветром. В трюме наполненной запахом табака, опасности, растерянности. Освещенной лишь тремя тусклыми сальными свечами в витых подсвечниках.       Тарталья удовлетворённо улыбается, выпустив громадное облако табачного дыма, и с любопытством рассматривает доставшиеся ему карты. Аккуратно опирается локтем на плечо Сказителя и ненавязчиво сокращает расстояние, в попытке разглядеть комбинацию соперника. Скарамучча был готов к этому, отстраняется и с лукавой усмешкой прижимает их к груди, а затем перехватывает сигарету из пальцев рыжеволосого и затягивается сам.       Они не были друзьями. Не проводили время вместе, болтая часами напролет. Не делились проблемами, не предлагали помощь и не сидели рядом в трудную минуту. И все же были дороги друг другу.       Фатуи не связывала дружба или любовь в прямом смысле этого слова. Это были скорее семейные узы. Надежность, родство, долговое обязательство. Липкое, пожирающее чувство ненависти к врагам и безграничная преданность союзникам.       Странный факт, вроде должно быть наоборот, но этот несколько ненормальный факт наличия в жизни предвестника подобной связи его нисколько не смущал.       — Если погода не изменится, через час будем на месте. — Сказитель небрежно закладывает прядь за ухо и поворачивается к Дотторе лишь мгновение. — На берегу и разделимся.       — Нет, ты с Аяксом идешь вместе, а я — один. — Доктор словно слышит его мысли, наклоняется к уху и шепчет. — Неужели ты думаешь, что одного тела электро-Архонта Царице будет достаточно?       Скарамучча улыбается, делает вид, что не понимает, но напряжение в его взгляде не укрывается от светловолосого.       — «Мусо но хитотати» будет хранить часть её души даже после смерти, — Дотторе скосил взгляд, приподнимая брови и уголки губ в насмешливой ухмылке. — Вот бы у вас был тот, кто сможет изъять из меча душу и отправить Богиню в вечное забвение.       Чайлд смеётся коротко и сухо. На мгновение натягивает на лицо широкую улыбку и с вялой усмешкой продавливает сигаретой дно пепельницы.       — Насколько мне известно, этой темной технике её научила Верховная Жрица, — невесело выдал он в ответ, допивая залпом остатки напитка. — А значит даже ты не смог бы разгадать её секрет.       Доктор наигранно охает и кусает нижнюю губу.       — Дело в том, мой дорогой друг, что древние темные техники на то и темные, что совладать с ними и не сойти с ума могут лишь дьявольски сильные и прагматичные носители. — Светловолосый заглядывает ему в глаза, выдыхая сквозь зубы. — А значит она уже не может использовать их во всю силу. Для разрушения техники Богини Вечности подойдут даже самые тривиальные методы.       Потянувшись, Дотторе одним движением руки отправил галстук на пол и тихо добавил:       — Отдыхайте сапожники, пока эльфы сделают за вас всю грязную работу.       Сказитель вскидывает брови и резко открывает глаза. Это уже откровенно смешило.       — Ты сколько выпил, эльф? — С насмешливым видом добавил Шестой. — С каких пор Райден стала слабым и бесконтрольным носителем?       — С тех самых пор, как мы разрушили её связь с Сердцем Бога, — он барабанит пальцами по дереву и добавляет абсолютно недвусмысленно, — а её принципы уничтожил Путешественник и её собственный народ.       — Только если мы достанем её душу до того, как окажемся в Царстве Эвтюмии, — уточняет рыжеволосый. — И только если кукла с частью души Эй окажется рядом.       — Если Богиня будет при смерти — непременно окажется, — Дотторе хохочет и переводит любопытный взгляд на Тарталью, — И над этим потрудиться придется вам.       Отчего-то ситуация настолько абсурдная, что впору зайтись истерическим хохотом.       — Звучит как самоубийство. — Притворно возмутился рыжеволосый. — Впрочем, меня все устраивает.       Не устраивает. Чайлд слишком хорошо осознаёт, что как раньше уже не будет. И дело не только в опаске за свою жизнь, а еще и в долгих спорах о том, что приготовить на ужин, утренних прогулках у озера в вязаном шарфе на двоих и совершенно невинных поцелуях у камина. Когда Чжун Ли узнает — все рухнет.       Рассчитывать на прощение — не имеет смысла. Моракс не поймет, не примет, возненавидит. Побрезгует даже дотронуться. Заберет вещи с пустой квартиры, которая покажется ему такой же чужой, как и сам рыжеволосый. Возможно даже будет скучать, но вскоре найдет кого-то более подходящего и по-настоящему полюбит его.       Мысли оседают горечью где-то под рёбрами. Попытки восстановить дыхание не приносят облегчения, только сильнее хочется спрятаться и напиться до беспамятства, чтобы очнуться через несколько дней.       — Мы на месте, — слова светловолосого сопровождает нешуточная тряска борта, а затем гул экипажа наверху. — Поднимаемся.       Тарталья мрачно следует за ним, поджимает губы и чувствует, как внутри него нарастает раздражение.       Из-за горизонта надвигалась темная густая туча, а где-то за скалами небосвод, словно лезвиями крошили молнии, вспыхивая почти непрерывно одна за другой.       — Не самый дружелюбный прием, — Сказитель сильнее сжимает пальцы на клинке и никак не может прекратить улыбаться, сверкая глазами.       Дотторе заинтересованно приподнимает любопытный нос и долго ищет что-то в своем кармане. Нащупав, резким движением руки вынимает два пакетика с красным порошком и кидает прямо в руки рыжеволосого.       — Перед схваткой съесть обязательно. И еще, — оборачивается к нему светловолосый и мягко улыбается. — Береги себя, ладно?       Только и бросает он прежде чем небрежно подхватить рукой доспехи и спрыгнуть с борта на пирс, удаляясь в неизвестном направлении.       Тарталья прижимается виском к оконной раме каюты и без интереса рассматривает полученный препарат. Он точно знает, что после приема его будет выворачивать несколько дней, но думать об этом сейчас — слишком мелочно.       Синьору нашли с запачканными кровью запястьями и выцветшим алым цветком на бледной коже. С разорванными легкими и вырванным позвоночником. С холодом прошедшей битвы запечатленным в стеклянных глазах. Привязанную к лодке словно кусок мяса. Её тело не было чем-то большим, чем предупреждением, способом давления, демонстрацией силы.       Чайлд так не умел. Прослужив не один год в самой ненавистной Тайватом организации, он все еще не научился полностью отбрасывать эмоции. Еще месяц назад не смог бы даже вообразить. Никогда не решался запачкать руки кровью и верил, что все можно решить другим путем.       Но сегодня что-то сломалось, вышло из строя, словно устаревший механизм.       Аякс медленно ступает в ледяную пену, на ходу фиксируя блестящий под лучами солнца доспех. Чувствует, что отражая свет извне, сам превращается в тень. Чувствует, что на грани. Изломан, изувечен и окончательно лишился рассудка. Но где-то глубоко внутри все еще надеется успеть к ужину.       Бушующий ветер с корнями вырывает растущие вдоль береговой линии кусты, с яростью отламывая целые выступы крутых изломов прибрежных скал. В самом сердце Инадзумы гремит гроза, покрывает небо темно-свинцовыми тучами, сотрясая землю, словно та детская погремушка.       Погода говорит о многом. Гнев Райден рвется наружу. Богиня заходится в неконтролируемом желании унизить, запачкать, разорвать глотки и переломать все ребра на костлявой груди. Она готова на все ради защиты своей страны. Сказитель знает, что это неправда, глупая ложь самой себе. Ей давно плевать на людей, она бережет лишь воспоминания.       Это забавляет. Во вспышке ярости Шестой видит только отчаяние. Искаженное чувство справедливости и лицемерие. Он, как никто другой знает, как Эи обходится с тем, что выходит за рамки её личных предпочтений. Выкидывает свои собственные творения вместе с грудой строительного мусора. Отчего же сейчас её нрав пылает в приступе холодного гнева, если Путешественник смог так сильно её изменить?       Глупости. Скарамучча не верит в слова Дотторе и когда втопчет Богиню в грязь, он обязательно покажет ему лично, кто она такая. Наивный, инфантильный, невежественный дикарь нашел способ повлиять на Богиню, а его выкинули словно неполноценное, испорченное существо. Противоестественный и совершенно нелогичный выбор. Ведь Сказитель знает — он лучше.       Шестой нервно глотает ртом воздух, опираясь на неровный выступ скалы и хватается за протянутую Аяксом руку. Чайлд выглядит несколько мрачнее, чем обычно. Это раздражает. Заставляет Сказителя чувствовать то, чего не должен. Так было всегда. Тарталья хранит тайны глубже, чем океанские глубины и темноволосый даже не думает лезть туда, куда не просят. И даже если так, в глазах Шестого слишком много понимания и сочувствия. Злая шутка судьбы — никто здесь не лучше и не хуже, они все здесь эмоциональные калеки.       — Так и должно быть? — Аякс недовольно щурится, поглядывая вниз с обрыва скалы. — Дотторе сказал, что Эи будет одна.       Сказитель делает шаг к навстречу и всматривается в движение у подножья.       — Ага, он все просчитал, — с легким смешком добавил темноволосый, совершенно не чувствуя напряжения, повисшего в воздухе.       — Судя по всему, он не силен в расчетах.       Скарамучча ответил мрачным взглядом, вызывая нервный смех уже и у Тартальи.       Аякс твердо решил продолжать веселиться. Вынул из узкого кармана два пакетика и протянул один напарнику.       — Глотай и поехали.       Шестой непонимающе хмурится, мерно отпивает джин и широко распахивает глаза одновременно с тем, как Чайлд выхватывает из его рук флягу, чтобы запить препарат.       — Что это за дрянь?       — А когда это тебя волновало? — Посмеиваясь, хлопает его по плечу рыжеволосый, перед тем как рвануть со скалы.

«И правда, когда?»

      Стоило приземлиться, как войско Инадзумы встретило их во всей красе. Облаченные в чёрные металлические доспехи под развевавшейся накидкой из изысканного шифона. В широкополой амигаса, под которой можно было почти так же хорошо скрыть своё лицо, как и под платиновым шлемом.       С отвагой, выдержкой, готовностью бросить вызов даже самому ярому противнику.       Сказитель не находит в себе сил сдержаться. Брезгливо морщится, а затем разражается громким хохотом. Их бледные лица, безнадёжность от неизбывного долга погибнуть, которую они заглушали верой в своего правителя, пробуждали в предвестнике желание сжать их головы подле своих ног.       Прелесть какая, подумал он, прежде чем нанести первый глухой удар по рёбрам. Он пожалел, что сдержал силу собственного удара, когда мужчина смог подняться. В смертельном танце сжал его шею так, что лицо приобрело синеватый оттенок и рывком ударил его голову о камень. Раз, второй, пока кровь не окрасила в алый плотный слой травы на земле. Скарамучча не смотрел на рыжеволосого и слышал лишь глухие удары человеческого тела об острые скалы у себя за спиной.       Чайлд не собирался останавливаться, продолжая набирать темп. С силой сжимает локоть самурая и выкручивает сустав по часовой стрелке. Не спеша, игриво, смакуя каждое мгновение его боли. Чередует удары с громким хохотом и звуком хруста костей. Ему почти весело. По-настоящему, до звонкого смеха и кипящего яда в его жилах.       Сказитель поддерживает напарника в желании не использовать Глаз бога. Показать все свое величие и превосходство при минимальных стараниях. Унизить, смешать с грязью и доказать свое первенство. Это даже возбуждает. Вызывает дикий прилив эндорфинов и неконтролируемый голод.       От очередного мощного удара в кадык, мужчина хватается руками за горло и нервно глотает ртом воздух. Шестой не позволит. С поддельной нежностью закрывает рот рукой, вдавливая его в стену. До хруста черепа, мычания и часто пульсирующей артерии на шее. До глухой мольбы, тишины в грудной клетке и обессиленно разжимающихся пальцев на его запястье.       Эи не двигается, лишь безмолвно смотрит на происходящее. Понимает, что это начало войны и не уверена, что желает подобного для своего народа. С перекошенным от гнева лицом наблюдает, как земля наливается кровью её солдат и от этой картины только сильнее хочется спрятаться. Будто это поможет ей смыть ощущение бестолковости всего происходящего.       Её заманили в ловушку. Снова. Она уже видела где-то эту картину. Болезненные воспоминания бьют по рассудку, не давая возможности сдвинуться с места. Райден слишком хорошо знает чувство перманентно сдавленных лёгких и раздирающего тошнотворного кома в горле. А также понимает, что не допустит, чтобы все закончилось как в прошлый раз.       От нанесённого Эи удара, в воздухе чувствуется запах озона. Фатуи, ловко прогибаясь, успевают увернуться в последний момент. А вот остатки войска нет, от них почти ничего не осталось, помимо обугленных тел.       — Ты меня до чёртиков пугаешь, Райден Эи, — с невольным смешком прокомментировал рыжеволосый. — Осеннее обострение?       Шестой знал, стоит правителю дать слабину, как его трон тотчас зашатается. Но в случае с Райден все не так. Сказитель не верил своим глазам, в Богине Вечности что-то сломалось. Это не акт ненависти, воспеваемый Эи в роли необходимых жертв во благо неизменности. Это паника.       Скарамучча неторопливо облизывает губы и на мгновение прикрывает глаза. Зрачки темноволосого почти полностью заполнили радужку, делая взгляд пронзительным и глубоким.       — Я получила письмо, в котором говорится о нежелании с вашей стороны развязывать войну из-за смерти одной из предвестников. — Райден не показывает раздражение, лишь предельно наигранную вежливость. — И предложение встречи, для заключения договора, после которого ваши люди уберутся прочь из моих земель.       С искренней улыбкой и нескрываемым весельем, Тарталья делает шаг навстречу и вскидывая голову, смотрит прямо глаза.       — Обманули дурака, — рыжеволосый уже даже не пытался себя сдерживать, заливаясь громким хохотом.       Это откровенно смешило. По правде говоря, Чайлд писал это письмо на пару с Дотторе, как глупую шутку, и даже представить себе не мог, что это окажется финальным вариантом. Ни один человек в здравом уме не поверил бы в такую несуразицу.       — Что же с тобой стало, Богиня Вечности, — Аякс ребром ладони вытирает уголок рта с каплями крови и снова смотрит на нее с прежним весельем. — Неужели нрав поддельного Архонта за каких-то пару месяцев смог исказить какой-то мальчишка?       Лицо Райден сводит в гримасе гнева и непонимания. Фатуи еще ни разу не устраивали открытого военного конфликта и не было причин полагать, что сейчас они изменят своим методам.       Холод ошибок ощущается на теле, словно капли проливного дождя. Начав войну, они потеряют половину дипломатических связей по всему Тайвату, а вместо этого получат горы трупов и разрушительный гнев самой Селестии.       И все же они здесь.       Искушенные разъедающей горькой местью, которая не принесет ничего кроме разрушения. Только зияющую пустоту и чувство тоскливого одиночества, которое так ей знакомо.       — Я знаю, что такое потерять дорогого сердцу человека и то, что я совершила, не терпит прощения с вашей стороны, — Райден недовольно дёргает уголком рта, не отводя взгляд от противников. — И все же, здесь вы встретите свою погибель.       В глаза ударил яркий свет, ослепляя и давая понять, что Богиня всерьез решила оборвать их жизни.       Тарталья одним движением руки хватает темноволосого, активирует Глаз Порчи, так и зависая с ним в прыжке. Звон от удара разносился ветром по самым дальним уголкам острова. Сердце Сказителя никак не может успокоиться. Наблюдая за дробящими камни молниями, темноволосый сильнее сжимает руку Аякса, в искренней благодарности за его хорошую реакцию.       — И что дальше? — Спрашивает он, скептически приподняв бровь.       Скарамучча мечтательно улыбается, облизывая кончиком языка пересохшие губы.       — На раз, два, три, — Шестой активирует Глаз Порчи, вырывает руку из захвата и рывком направляется к девушке, — Три!       Удар темноволосого пришёлся под коленный сгиб, сбивая Эи с ног. Чайлд тут же оказался позади, сразу после чего Богиня пропустила коварный выпад лезвием в голову. В глазах помутилось, но сознание она не потеряла. С отвратительным брызгающим звуком Тарталья вынул лезвие с раскрошенной черепной коробки и с ужасом подметил, что рана испарилась сама собой, словно ничего и не было.       — Дерьмо, — заключил рыжеволосый, наблюдая как вязкая жидкость испаряется с лица Райден.       — Темная техника? — Шестой непонимающе переглянулся с напарником, искусно скрывая раздражение.       — Нет, солнышко, это не темная техника, — Аякс мотает головой. — Это полная задница.       Её гневный крик катился по долинам, словно грохот ядерного взрыва. В горах и на берегу продолжали греметь грозы, а в небо взметнулись столбы пламени и дыма. Фатуи отдаляются на достаточное расстояние, пока свирепые молнии крошили крутые выступы скал.       — Она и правда того заслуживает? — спрашивает Богиня с едва уловимыми язвительными нотками в голосе. — Безумная дрянь, распоряжавшаяся чужими судьбами как ей вздумается?       Райден вскидывает голову и скалится.       — Её честь вы хотите отстоять? — На мгновение её голос срывается на тон выше. — А на сотни оборванных жизней плевать?       Тарталья двигается совершенно спокойно, не спеша. Обнажает зубы в хищной ухмылке и шумно выдыхает.       — Дело в том, что она была для меня как сестра, — Глаза метнули молнии, но осадив себя, Аякс шумно выдохнул. — И если бы она решила сжечь дотла твою обожаемую Инадзуму, я стоял бы рядом и подливал бензин.       Сказитель закусывает щёки, призывая себя остыть. Эта женщина подарила ему давно забытые тепло и искренность. Собрала его по кусочкам и вселила твердую уверенность в том, что даже когда ты совершишь большую ошибку — никто не избавиться от тебя словно от уродливой игрушки. Научила воспринимать недостатки, как черту определяющую человека. С незамутнённым восторгом хвалила за успехи и не корила за поражения. А теперь Прекрасная Леди мертва и у него не осталось ничего, кроме острой боли в грудной клетке и ночных пробуждений от внезапного приступа удушья.       Он горько сжал губы и стиснул пальцы на своей шее, перекрывая доступ к кислороду. Сегодня кто-то умрет. Скарамучча слишком ясно это понимал, чтобы остановить себя. В детских сказках даже свирепые минотавры, горгульей и гигантские скелеты рассыпались в прах после отсечения головы. Отчего же какая-то Богиня имеет право на бессмертие?       В небе вспыхнула молния, не такая, как ранее. Черная и безжалостная. Воздух наполнился запахом осенней грозы, сырой земли и гниющих листьев.       Сказитель делает рывок вверх, быстро сокращает расстояние и словно поглощает в себя удары свирепой молнии. Тело пронзает разрядами атмосферного электричества, отчего Шестой бьется в приступах крупной дрожи, не в силах выдавить ни одного слова.       Улыбается одними уголками рта, на ходу сплёвывает кровь, вытирая окровавленную руку об одежду.       С легкостью поднимает меч пробивая сначала защитный барьер, а затем и сердце. Ласково проводит ладонью по шее вверх, останавливаясь на подбородке, слегка сжимая его, а затем выдает точный разряд в голову.       Сказитель чувствует как тьма облепляет его изнутри и находит в этом величайшее успокоение. В мире больше нет безумия, оно внутри, так глубоко, что не вытащить самым длинным пинцетом.       Аякс хрипло смеётся и машинально пригибается, уходя от летящей из тела напарника молнии.       Ничего не мешает ему насладиться процессом, пускай даже если вскоре от него останется лишь каменный памятник на могиле и горстка увядших цветов.       Чайлд делает несколько размеренных шагов, останавливаясь в нескольких сантиметрах от девушки и с искренним любопытством подносит металл к теплой коже. Вальяжно скользит пальцами по прядям волос и надавливает чуточку сильнее, позволяя лезвие войти глубже. Тянет его вверх по шее, оставляя влажную алую дорожку следом. Слизывает кровь со своих пальцев, ощущая соленый привкус на кончике языка.       Раны на теле Эи исцеляются слишком быстро, заставляя предвестника действовать эффективнее. Он склоняется, сжимает ладонь на цепочке кулона у себя на груди и упирается своим лбом в чужой. Держит лицо спокойным, только постукивает о Глаз Порчи пальцами и медленно расправляет плечи.       Оставшаяся темная энергия входит в него разом, отражаясь во взгляде чистым безумием. От его дыхания цветы осыпаются на землю засохшими лепестками и само море кипит бурлящими волнами. Совершенная, грязная, уродливая четвертая форма, которую разрешено показывать лишь тем, кому суждено погибнуть.       С силой, что способна расколоть скалы, пальцы Тартальи, словно петля, сжимают шею девушки, заставляя зависнуть её тело над землей.       — Никчемный из тебя получился правитель, — хмыкнул Аякс. — Может быть неизменная вечность и правда была неплохим решением?       Под вспышкой света, Аякс отводит свою руку, а затем в страшном ударе соприкасается с грудной клеткой, разрывая легкие. Ещё живое тело летит в острый край скалы, окрашивая её выступы в красный цвет.       — Ты оказалась слаба даже в полном бездействии, — Чайлд негромко рассмеялся, вдыхая аромат ярости, безысходности и ненависти к самому себе. — Есть хоть что-то, что получается у тебя хорошо?       Тарталья надвигается со страшным рёвом, напоминающим звук бешеной скачки, и с громким ударом меча о камень разрезает Эи на половину, оголяя петли кишечника.       — Брось, у нее прекрасно выходит совершать ошибки, — хрипло рычит Сказитель, молниеносно сокращая расстояние. — Просто блестяще!       В момент удара меч сильно тупится о скалу и грубо вырывает шейные позвонки, прежде чем голова с отвратительным звуком не упадет на землю.       Купол неба окрасился в красный и под темными тучами чернело небесное колесо.       Это не конец, повторял себе Аякс раз за разом, не давая себе возможности расслабиться и выдохнуть. Перед глазами всё расплывается, а внизу живота что-то пульсирует и трещит от напряжения.       Скарамучча опускает клинок аккуратно и неторопливо, вверяя Тарталье на сохранение собственную жизнь. Приподнимается и смотрит сверху вниз на искалеченное тело Богини. Не дожидаясь, пока мертвец вернет себе прежнюю силу, грубо сковывает две её части цепями, содрогаясь от внезапного приступа боли, словно горло пронзает тысячи невидимых игл.       — Мы провалили миссию, — голос Шестого звучит без едкости, но с едва заметной насмешкой.       Чайлд смотрит куда-то сквозь скалы, где начинает светлеть небо.       — Не торопись с выводами, — строго шепчет ему рыжеволосый. — И возьми оружие, мы еще не закончили.       Сказитель не смотрит в его сторону. Запрокинув голову, он начинает медленно перебирать пальцами пряди лиловых волос Эи.       — Этот твой оптимизм... — договорить ему не дал громкий треск электричества и яркий свет молнии вспыхнувшей перед глазами.       Тарталья на мгновение цепенеет. Не дает себе отчет в своих действиях. Сжимает клинок со всей силы и бежит так быстро, словно у него выросли крылья. Хватает Сказителя за плечи, прижимая к своей груди и заграждая спиной, а затем резко отталкивает. Удар выбивает весь воздух из легких и вырывается изо рта громким криком. Тело пронизывает тысячи болезненных импульсов, в то время как отступы скал разлетаются перед глазами.       Аякс падает на колени, заворожённо наблюдая за каплями крови стекающими по его коже. Руки сводит в судороге, а тело медленно превращается в соляной столп.       — Я же говорил, — еле ворочающимся языком произносит он, одаряя Шестого понимающей улыбкой. — Возьми оружие.       Воздух, которого и без того было мало, заканчивается слишком быстро. Не скрываясь, Скарамучча шумно выдыхает, делает несколько шагов и аккуратно прикрывает рот Чайлда своей ладонью.       — Прошу замолчи.       Это неправильно. Все это неправильно. Он не готов отдать Тарталью в руки смерти так рано. Не сейчас, не сегодня, никогда.       Сказитель затыкает рану на груди одним куском ткани, а вторым тут же перетягивает поверх, останавливая кровотечение. С трепетом сжимает его ладонь и понимает, что дрожит еще сильнее чем сам рыжеволосый. Гладит его по макушке и повторяет себе, что все это лишь сон.       Лицо Аякса, освещённое лишь тусклым светом звёздного неба из-под густых туч, кажется ещё более бледным. Слабый, изможденный и беззащитный. Скарамучча не может позволить оставить его здесь. Даже когда кукла Эи в непозволительной близости к своей Госпоже. Даже если она захочет расправиться с ним самым жестоким способом. Чайлд не заслужил умирать в одиночестве.       В луже крови отражается её силуэт. Холодной волной в ноздри ударил горький запах пепла. Скарамучча сильнее сжимает шею рыжеволосого, не позволяя себе убрать ладонь с пульсирующего сосуда. Четко улавливает звук пронзающего воздух клинка и прикрывает глаза.       Одновременно с оглушительным грохотом за спиной послышался нечеловеческий вопль. Он открывает глаза резко, оборачивается, сразу же встречаясь с ярким ослепляющим светом, исходящим из меча Сёгун Райден. Его форма сильно искривилась, а затем и вовсе начала рассыпаться, превращаясь в пыль.       — Что было непонятно в словах «Береги себя»?       Дотторе аккуратно спускается на колени, убирает ладонь темноволосого и только потом улыбается Тарталье чуть мягче, чем обычно.       — Вы приняли порошок, который я вам дал? — Говорит светловолосый с укором, лишь едва слышно посмеиваясь.       — Да, — хрипло шепчет ему Сказитель, все еще находясь в замешательстве и проглатывая очередной сухой ком в горле. — До наших больниц тысячи километров, мы не успеем.       — Не будь таким серьёзным, — между делом добавляет Доктор, поочередно касаясь ран на теле рыжеволосого и выпуская из легких багровый пар. — Бегать марафоны он конечно не сможет, но дойти до корабля и не запачкать мое пальто кровью — запросто.       Аякс медленно открывает глаза, плавно поднимает взгляд и едва ощутимо сжимает ладонь Дотторе.       — Не запачкать твое пальто? — На губах Чайлда широкая улыбка и слишком довольный блеск в глазах. — Я не могу упустить такой возможности. Верни как было.       Шестой негромко усмехается, а Доктор и вовсе разражается громким хохотом.       Сердце Скарамуччи теплеет, а навязчивое и тревожное ощущение без следа испаряется при виде лучезарной улыбки рыжеволосого.       Сказитель заботливо подхватывает его под руки и помогает сесть. Растягивает рот в улыбке и не может удержаться от прикосновения. Обнимает за плечи, взлохмачивает его волосы и прижимается всем телом, слегка подрагивая.       — Больше так не делай, — предупреждающе говорит он. — Никогда.       — Ничего не могу обещать, — Аякс наваливается на его плечи и тихо шепчет на ухо. — Мой напарник беззащитный кретин.       Скарамучча смотрит со здоровой долей скептицизма. Касается тонкой шеи Тартальи пальцами, оглаживает место, где недавно была глубокая рана и не убирает руку даже тогда, когда Чайлд болезненно морщится.       — Когда ты лежал полумертвый, ты однозначно нравился мне больше.       Дотторе молчит, присматривается, и пусть в уголках его рта та же улыбка, взгляд быстро темнеет, а сам светловолосый, разглядев что-то за спиной предвестников, тут же меняется в лице.       — Добрый вечер, — Брюнет окидывает взглядом поле боя, учтиво складывает руки на груди, и недовольно поджимает губы. — Не помешал?       Моракс поднимает на светловолосого взгляд — тёмный, непроницаемый, заставляющий передёрнуть плечами от холодка пробежавшего по коже.       — Я задал вопрос.       Чжун Ли это не нравится. Он почти в ярости. Чайлд серьезно ранен, едва ли держит вертикальное положение, сидя на промерзшей земле, в чужих объятиях и к тому же под слишком пристальным вниманием светловолосого. Кончики пальцев буквально сводит желанием сжать шею Дотторе. Он готов поклясться, что видел, как тот скользит взглядом по плечам ключицам, а следом и груди Аякса.       — Помешал, — уточняет Доктор, но ответ брюнету был не слишком интересен.       Моракс слегка улыбается, делает несколько шагов навстречу и смотрит пронизывающе холодно.       — Через двадцать минут здесь будут люди из комиссии Тэнрё. — Чжун Ли хмыкает, глядя на то, как Сказитель кладет руку на клинок и сильнее прижимает к себе рыжеволосого. — Не знаю, что тут произошло, но Тарталья пойдет со мной.       Моракс едва не скрипит зубами, присаживается рядом с Чайлдом и проводит кончиками пальцев от плеча до подбородка.       — А теперь будь добр, убери руки с того, что тебе не принадлежит.       Скулы сводит от бешенства, впрочем, раздражение брюнет не показывает. Внутри все горит и плавится, опаляя легкие приступом жгучей ревности. Чжун Ли не нужно ничего доказывать, Тарталья и так всецело принадлежит ему. Просто нужно об этом напомнить.       Аякс взглядом указывает напарникам отойти. Шумно и сосредоточенно дышит. Сжимает пальцы в кулак так, что кожа на них белеет. Дрожит плечами и не выражает ни единой эмоцией на лице.       — А что дальше? — Вопрос вырывается раньше, чем брюнет успевает подумать. — Я пойду с тобой, а что дальше?       Мораксу не нравится его таким видеть. Он хочет вернуть назад того наглого, громкого и чересчур болтливого Тарталью. Того, кто готовил вафли на кухне, в его рубашке, с пятнами клубничного джема на уголках рта. Кто обнимал так крепко, что ноги становились подозрительно ватными. Тот, кто вливал в горло целый стакан коньяка, чтобы наконец-то набраться сил признаться.       Не измученного, мрачного и обессиленного. Сжимающегося всем телом от боли и нервно глотающего воздух в районе его шеи. Счастливого.       — Никто не узнает, что ты был здесь, — Брюнет целует его мягко, почти невинно, просто касается его губ и вздыхает где-то над ухом. — Это вина Фатуи, а ты покинешь их ряды, как только мы вернемся в Ли Юэ.       — Это моя вина не меньше, чем кого-либо еще из присутствующих. Может больше. — Аякс ставит его перед фактом и замирает. — Посмотри вокруг, что ты видишь?       Чжун Ли отводит взгляд, сглатывает и слегка съёживается, но берёт себя в руки и скользит взглядом по полю боя.       Целые выступы острых скал запачканы кровью, сажей и кусками мертвой плоти. Изуродованное тело у камней в тяжелых цепях, под которыми не разглядеть лицо. Гигантские камни похоронили под своими развалинами обгоревшие трупы. Жуткий гнилостный запах витающий в воздухе, разъедает ноздри, отравляя собой все внутренности.       Моракс до последнего старался игнорировать эту картину. Кусает губы, проводит ладонью по волосам, приглаживая их, а затем прячет лицо руками и медленно выдыхает.       — А теперь уложи у себя в голове, что половину из этого сделал я, — еле ворочающимся языком произносит он. — Нас разделяют горы трупов, сотни сломанных человеческих жизней и моря крови и слёз. Это так просто не исправить, не забыть. От всего этого не избавиться, переложив вину на кого-то другого.       Боль, злость и непонимание теплится где-то под ребрами. Властелин Камня трет виски, переводит взгляд на рыжеволосого, но тут же слегка морщится от отвращения.       — Зачем?       — И сам знаешь, — Тарталья улыбается мрачно, совсем не весело, а затем неосознанно тянет руку к запястью брюнета, останавливаясь на полпути. — Ты ведь не пойдешь со мной, так?       — Нет.       В одно мгновение мир рухнул. Чайлд не был дураком и прекрасно понимал, что скорее всего так оно и будет. Но внутри все еще цвели букетами яркие огоньки надежд. Огни гаснут, навсегда оставаясь в трепетном облаке света из воспоминаний. Режут глотку, сдавливают легкие, разрывают на клочья внутренности, но не дают умереть окончательно. Этого Аяксу с лихвой достаточно.       — Но я хочу чтобы ты пошел со мной, — добавляет Чжун Ли, завершая слова понимающей улыбкой. — Потом будет поздно.       Брюнет приклоняет колено, с дрожащей рукой сжимает чужое запястье, медленно поднимает взгляд и несколько секунд молчит, глядя прямо в глаза.       Сердце горит острой тоской, от чего ему и вовсе кажется, что крышу сорвет окончательно, если Чайлд откажет.       — Я не уйду из Фатуи, — уверенно добавляет он осипшим голосом.       Моракс просит снова и снова, сжимает его плечи и утыкается в шею, заходясь в иступленном желании биться истерике. Не примет отказ, не отпустит, не позволит просто так исчезнуть из своей жизни.       Аяксу жаль. Он винит себя и не хочет тянуть возлюбленного за собой в могилу. Разжимает пальцы на своих плечах и мягко целует в лоб, едва слышно всхлипывая. Греет дыханием его щёки, прижимает к себе в крепком объятии и прикрывает глаза, позволяя себе несколько секунд все обдумать.       Не чувствует облегчения выпуская из рук брюнета, не чувствует его и когда направляется к выходу из ущелья. Совсем ничего не чувствует. Обещает себе, что не попытается связаться, не вернется в квартиру. Переедет и сможет забыть.       Чжун Ли мечтает ощутить себя живым. Снова. Он сжимает пальцы в кулаки сильнее, зная, что наверняка оставит на ладони отметины от ногтей. Перед глазами вспыхивает образ бледных рук Аякса на своем горле. У него получилось. Он его убил.       — Не волнуйся ты так за него, — Доктор привычно тянет гласные и растягивает рот в очаровательной улыбке, убирая рукой взмокшие волосы с лица. — Я о нем позабочусь.       Моракс смотрит прямо в глаза, и так пронзительно, что Дотторе почти захотелось расхохотаться ему в лицо.       — Не сомневаюсь.