Правила игры.

      Дом, милый дом… Антон уже битый час сидел в своей комнате, угрюмо уставившись в стену, напротив кровати. Поставленный на зарядку и лежащий рядом телефон безостановочно сигналил, оповещая о входящих звонках и смс, но сил посмотреть на экран не было.       До начала тренировки оставалось меньше двадцати минут, и чисто теоретически, Антон мог на неё успеть, но продолжал упорно игнорировать не только требовавший внимания телефон, но и свои собственные мысли, которые предательски подливали масло в огонь.       Бросать всё сейчас было глупо, безответственно, трусливо в конце концов. Получалось так, что Шастун в очередной раз просто сбежал, испугавшись надвигающихся трудностей.       Зло ударив по и без того синей коленке и неприятно скривившись, мальчик стал остервенело натягивать потёртые брюки, которые не выдержали натиска и лопнули по швам. Отбросив уже бесполезную тряпку, Антон достал из шкафа какие-то летние джинсы с модными когда-то потёртостями. Пришлось напяливать их, потому что те, в которых Шастун ездил на соревнования, отстирать не удалось. Красноватое пятно на светлой ткани было очень заметно и ничем не хотело выводиться, въевшись туда насмерть.       Некрасивая рваная рана была видна в одну из дыр на джинсах. Выглядела она ещё хуже, чем вчера. Намазанная зелёнкой, она просто кричала о том, чтобы на неё обратили внимание. Пришлось заклеивать пластырем, которые не перекрыл и половины всей картины. Плюнув на это, Антон наспех натянул на себя куртку, запрыгнул в кроссовки, схватил сумку с формой, которую сложил ещё утром по привычке, и вышел из подъезда.       Непрекращающийся снегопад завалил все дороги, и, чтобы добраться до школы, пришлось изрядно потрудиться. Снег неприятными комками набивался в низкую обувь, отчего его постоянно приходилось выковыривать оттуда пальцем. Знакомое здание школы, показавшееся в далеке, пылало враждебностью. Из-за неблагоприятной погоды на улице было темно и поэтому окна учебного заведения, как огоньки, выстраивались в зловещую улыбку. Антон нахмурился и упрямо зашагал дальше.       В спортзале уже были слышны удары мяча, которые раздавались в звенящей тишине, от этого стало не по себе. Шастун остановился на углу школы, решив посмотреть время. Тренировка шла уже сорок минут и туда лучше было и вовсе не соваться, но развернуться и пойти назад не позволила гордость.       Убрав телефон обратно в карман и ещё раз заглянув в окна, Антон столкнулся взглядом с Арсением Сергеевичем, который, сложив руки на груди, пристально наблюдал за мальчиком. Требовательный стук в стекло, а затем показательно сжатый кулак, заставили Шастуна прибавить шага, и он практически влетел в школу. Чтобы открыть двери спортзала потребовалось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, зажмуриться и затем, не глядя рвануть дверь на себя.       Вся команда замерла от появления Антона, но никто не проронил ни слова. Дима подбадривающие улыбнулся и одной рукой показал телефонную трубку у уха, намекая, что нужно брать телефон. Шастун несмело улыбнулся в ответ и пожал плечами.       — Команды стоп не было. Продолжаем! — Попов хлопнул в ладоши, и все разом вернулись к тренировке, — Шастун за мной!       Арсений, развернувшись на каблуках туфель, быстро направился в свой «кабинет», даже ни разу не обернувшись и точно зная: Антон плетётся за ним.       Шмыгнув носом и упрямо поджав губы, мальчишка действительно полз следом, еле переставляя ноги, даже не утруждая себя отрывать их от пола, шаркая подошвой по покрытию и оставляя безобразные чёрные полосы. Было уже всё равно, ведь казнь не минуема в любом случае.       Зайдя внутрь, мальчик обнаружил Попова около дальней стены, на которую тот и облокотился, зажав переносицу двумя пальцами и закрыв глаза. Недолго думая, Антон опустился на единственное комфортабельное кресло в этом помещении, а именно на место учителя, которое по сравнению с обычными школьными стульями по соседству действительно выглядело по-царски.       — Почему опоздал? — сказано было спокойно и тихо, без упрёка. Кажется, учителя действительно интересовала причина.       — Не хотел приходить, — вспомнившаяся из интернета фраза подходила как нельзя кстати.       — Прекрати язвить! Зачем тогда пришёл? — Арсений встал прямо сзади кресла, вплотную подкатив его к столу, отчего Антон оказался в ловушке, к тому же зрительный контакт был потерян, что тоже не добавляло оптимизма. Понять в каком настроении Попов стало практически невозможно.       — Так я не к вам, я к ребятам. Не хотелось молча уходить из команды не объяснившись, — кресло придвинулось ещё ближе к столешнице, отчего пришлось вытянуться и втянуть живот, который болезненно втыкался в острую столешницу.       — Форму зачем тогда притащил?       — Так это вам на память, мне она больше не нужна, выкинуть жалко, поэтому решил принести вам. Сами думайте, что с ней делать, — пауза после этих слов была затяжная и неприятная.       — Такими вещами не разбрасываются, Антон. Я думал ты это понимаешь, — Шастун хотел было кивнуть, но передумал, вместо этого он оттолкнулся руками от стола и проехался на кресле назад, больно ударяя Попова спинкой по коленке, которой тот это кресло и прижимал. Сдавленное шипение заставило Антона победно улыбнуться и спросить.       — Какими такими? — бедное замученное кресло развернули на сто восемьдесят градусов, чтобы учитель вновь смог впиться своими кровожадными глазами в лицо ученика.       — Бесценными, Шастун.       — У каждой вещи есть цена, Арсений Сергеевич. И за эту я уже заплатил сполна, — Попов, в который раз за день опасно склонился над пацаном и, прищурив глаза, грозно, но на удивление спокойно отчеканил.       — Не преувеличивай, мальчишка! Слишком много пафоса для одного маленького наглого ребёнка.       — Я уже давно не ребёнок!       — То есть с остальным ты согласен? Просто замечательно. Да, Антошка, ты вырос, но не там, где надо. Шпала да без мозгов.       — Да я поумнее вас буду.       — Неужели? — молчаливый кивок был принят невнятным фырканьем, — Сдрыстни с моего места, умник!       — Встали — место потеряли! Слышали такое? — всё происходящее напоминало Антону сон, слишком нереалистично проходила беседа: не было криков и обвинений, сопровождавших дневной разговор. Может Арсений Сергеевич уже остыл? Или окончательно разочаровался?       Поток мыслей прервался вместе с вырванным из-под седалища креслом. Антон упал с грохотом, ударившись копчиком о жесткий пол.       — Вы меня чуть не убили!       — Ну не убил же, — Арсений дернул мальчишку вверх, а затем бесцеремонно толкнул в сторону ближайшего стула, сам же, наконец занимая своё законное место, — Ну а теперь поговорим. Без сцен и скандалов. Мы оба слегка перегнули палку. — Слегка? Да вы меня просто во всём обвинили, хотя я…       — Я — последняя буква алфавита, Антон. Закрыли эту тему. Расскажи-ка мне лучше, что это было за выступление с уходом из команды и последующей истерикой на улице сегодня?       — Следили? — глаза прищурены, а брови взметнулись вверх.       — Контролировал. Так зачем было мотать мне нервы, если ты всё равно пришёл? С опозданием правда, но явился. Что за концерты? А сорванный урок? Тебе не хватает внимания?       — Всего мне хватает, — пробухтел Шастун, насупившись, — И урок я не срывал! Она психичка просто! Её нельзя к детям подпускать!       — Антон! — выкрикнуто было строго и властно, — у нас уже была беседа об уважении к старшим, и если на твоё общение со мной я могу закрыть глаза, то будь добр, с другими учителями держи себя в руках!       — Да за что её уважать? За то что она старая? Так старых много, мне что всех уважать теперь и слушаться? У неё вообще маразм уже! Видели, как книжкой в меня запустила сегодня? А если бы попала? Умышленное причинение вреда здоровью, на статью потянет.       — Ты мне ещё поговори тут! Балабол. Я в тебя сейчас чем-нибудь попаду! Мало не покажется.       — А вот угрожать не надо! Мы с вами не в тех отношениях! Мы вообще теперь ни в каких отношениях!       — Это как понимать, Шастун? А?       — Потому что в команде меня больше нет, и теперь вы не можете меня воспитывать!       — Да я и не начинал ещё. Значит уходишь? Не обидно?       — Обидно, конечно. Но терпеть вашу несправедливость я не буду!       — Это какую же? Только не начинай свою песню про свой талант, должность капитана и Карпова. Это я слушать не намерен!       — Тогда помолчим!       — Тогда пошёл вон, Шастун! Я думал он одумался, извиниться пришёл, подумал не только себе в кой-том веке. А нет! Антон Шастун — звезда! Ему не пристало о других думать! Зазнался ты, малыш.       — Вы в то, что сейчас сказали, своё имя вставьте, тогда будет всё правильно. До свидания!       Сумка с формой осталась брошенной возле стола, а дверь за Антоном уже хлопнула. Арсений Сергеевич стукнул кулаком по столу, а затем, поднявшись, со злости пнул сумку. Теперь путь для Антона обратно был окончательно перекрыт, а мосты сожжены.       Как только Шастун оказался в спортзале, то десять пар глаз одновременно уставились на него. Карпов не смотрел принципиально.       — Ну что, друзья, пришло время прощаться! — на фразу, сказанную Антоном, Лёшка недоверчиво скосил глаза и едва заметно улыбнулся.       — Выгнал? — наивно и расстроенно спросил Димка.       — Я сам ушёл! Вы простите меня, если что не так! Я всегда хотел лучшего для команды, но как оказалось я в этой команде лишний. Удачи вам!       — Стой! Да мы без тебя вообще ничего не представляем! — крикнул кто-то из толпы, а остальные подхватили, согласно кивая. Антон невесело хмыкнул.       Внезапно дверь сзади Антона распахнулась, обдав его холодом, сверху нависла тень. Мальчик сглотнул. Если Арсений Сергеевич слышал последнюю фразу, то ничего хорошего ждать не стоит.       — Если вы ничего не представляете без какого-то мальчишки, то зачем вы здесь вообще находитесь? — Попов был в бешенстве, а Антон замер, уставившись стеклянным взглядом в никуда. Словосочетание «какой-то мальчишка» эхом повторялось в его голове, заставляя того окоченеть и задержать дыхание, — может все тогда пойдём по домам, а я наберу себе новую команду? Ну? Кто хочет уйти вместе с Шастуном? - Дима решительно шагнул вперёд и дернул застывшего Антона за руку, увлекая за собой в раздевалку.       — Отлично. Два сапога пара! Ещё кто-то может? Всё? Перевелись заступнички? Тогда мячи на место и на круговую тренировку стройсь! Шагом марш! — дети послушно выполнили указание тренера.       Позов буквально затащил Шастуна в раздевалку. Тот словно бы выпал из реальности. Расфокусированный взгляд красных глаз, потеря координации и кажется даже дрожь. Со стороны выглядело жутко.       — Антон, — ноль реакции, — Антон! — Диме пришлось тормошить друга за плечи, чтобы тот очухался, — у тебя всё нормально? — в ответ Шастун просто помотал головой, — пойдём домой, хорошо?       — Ты дурак, Димка, — Антон обреченно рухнул на скамейку.       — Я? С чего это? — Позов старался побыстрее переодеться из формы, чтобы не заставлять Шастуна ждать, потому что тот до сих пор был в куртке.       — Зачем за мной пошёл? — взгляд внимательных выпытывающих глаз.       — А что ты замер там, как олень в свете фар? Сергеич тебя бы там смёл на своём пути и не заметил. Пришлось спасать!       — Не нужно про него, — Антон отвернулся, быстро моргая.       — Сильно поругались? — Позов присел рядом и стал смотреть своими небезразличными огромными глазами снизу вверх.       — Мы не ругались, мы разошлись, как в море корабли, — взгляд Шастуна опять стал задумчивым и очень грустным.       — Так вы вроде и не сходились. Или я чего-то не знаю? — Позов заговорщически пихнул друга в бок, но был удостоен ледяного взгляда, от которого шутить сразу перехотелось, — Всё, я понял, тему закрыли! Ну что, раз мы больше не спортсмены, так может чипсы, кола, сериал?       — Не хочется что-то. Прости. Я пойду!       — Опять сбегаешь. От чего? Или от кого? Я не Попов. От меня не нужно убегать. Я всё понимаю. Ты можешь со мной поделиться. Я всегда буду за тебя! Просто расскажи, что случилось.       — Я понимаю, Дим. Но мне это сейчас не нужно. Я хочу побыть один, — Антон толкнул дверь раздевалки и оказался в небольшом коридорчике перед спортзалом, дверь в который была открыта. Захотелось заглянуть туда напоследок, но там было подозрительно тихо, а через секунду послышался шум шагов.       — Почему ты думаешь только о себе? — именно в этот момент из раздевалки выскочил всклокоченный Дима, который переманил всё внимание на себя.       — Что? Я не…       — Да, именно ты. Ты не ценишь ничего, что для тебя делают другие! Для тебя не существует никого кроме самого себя. Ты не волнуешься о чувствах других людей, они просто декорация. Ты эгоист, Антон! Может быть, пришло время задуматься об этом?       — Ты не прав! — но дверь за Позовым уже захлопнулась, оставляя Шастуна один на один с обвинениями. Или нет?       За спиной раздались размеренные хлопки в ладоши, отдающие эхом в тишине здания. Арсений Сергеевич стоял и со злобной ухмылкой наблюдал за развернувшейся драмой друзей.       — Он прав, Антошка! Подписываюсь под каждым словом.       — Про вас можно сказать тоже самое! А подслушивать нехорошо! Хотя это как раз по вам! Хуже вы от этого не становитесь.       — Что ты имеешь в виду?       — Так хуже некуда, Арсений Сергеевич! — и прежде, чем тот успел открыть рот, Шастун выскочил за дверь, пытаясь догнать сбежавшего друга.       — Дима! — тот был уже около ворот школы и совершенно проигнорировал возглас Антона, — Позов, стой! Стой, пожалуйста!       Шастун поскользнулся и полетел лицом вперёд, сильно ударяясь всем телом о лёд и растягиваясь во весь рост, но не останавливаясь на этом, а проезжая ещё несколько метров на пузе. Снег набился за шиворот, под куртку, попал в рот, но Антон, как завороженный, повторял:       — Стой, Димка, стой, подожди! — Позов, конечно, заметил казус друга и, обреченно вздохнув, побежал помогать тому подняться.       Куртка Антона протёрлась от трения о лёд, а джинсы и вовсе выглядели хуже половой тряпки, практически полностью открывая вид на худые ноги мальчика.       — Ну ты и вырядился, Шастун!       — Прости меня.       — Так ты не у меня прощения прости, а у своего организма. Болеть то не мне!       — Да я не за это. Я про то, что ты мне сказал. Прости! Я не хотел тебя обидеть, всё просто так навалилось.       — Расскажешь — прощу.       — Тогда можно к тебе пойдём? — Дима кивнул.       Позов жил в девятиэтажках в пяти минутах от школы, поэтому добравшись до его дома, друзья засели на кухне, где Антон подробно пересказал все его последние диалоги с учителем, аргументируя, что именно его обидело и почему Попов — сволочь.       — Ну а тебе не всё равно, что он о тебе думает? — Дима шумно пил чай, жуя при этом какое-то печенье, от чего слова превращались в кашу.       — Нет, — Антон просто сидел, хмуро уставившись в свою чашку.       — Почему? — когда Позов в очередной раз громко отхлебнул чай, Шастун не выдержал и бросил на друга недовольный взгляд.       — Просто нет и всё!       — Ты обещал всё рассказать! — очередная печенька со свистом отправилась в рот мальчика.       — Да потому что он мне нравится! — от выкрика замерли все, даже кошка, умывающаяся рядом, недоверчиво покосилась на источник шума.       — Нравится, как тренер? — Дима попытался спастись от внезапной возникшей неловкости.       — Нет. По-настоящему нравится, — практически шёпотом произнёс Антон, снова уставившись в чашку.       — Влюбился что ли?       — Я не знаю. Нет конечно. Я просто… Ну мы… И он… — после непродолжительной паузы Антон сдался, — Да, Дим, я влюбился.       — Ну ты нашёл в кого! Он тебе совсем не подходит! — Позов разочарованно стукнул кулачком по столу, — Он злой и грубый, и жестокий. Он тебя уничтожит, раздавит.       — Он уже.       — Не говори ерунды, сейчас то как раз таки всё отлично. Вы разорвали связь, ты немного пострадаешь, погрустишь, а потом найдёшь себе кого-нибудь, кто будет тебя ценить, любить и на руках носить. А с ним, я прошу тебя, не связывайся.       — Да он на меня и не посмотрит никогда.       — Надеюсь, что так и будет.       — Ну и поддержка от тебя, друг!       — Я хочу, как лучше. Не надо тебе с ним иметь никак отношений. Любовь зла и слепа. Я тебе говорю это от лица человека, оценивающего Попова, как личность. Он не тот, в кого нужно влюбляться.       — Я это не выбирал! И где твоё удивление моим каминг-аутом?       — Да я знал, Антош, я знал.       — Откуда? И ничего не сказал?       — А что тут скажешь? Ты мой друг, я тебя люблю. И буду рад, если у тебя будут отношения, с тем, кого ты будешь искренне любить. Неважно, мальчик это или девочка. Главное, чтобы не Попов. Вот здесь я сильно против и абсолютно не поддерживаю тебя!       — Да я сам не в восторге. Но ты можешь не переживать, я ему совершенно не интересен. Он уже и забыл наверно, что в команде был такой игрок по имени Антон Шас…       Резко начавшая играть мелодия звонка на телефоне Антона заставила того замолчать. Ошалевшими глазами мальчики смотрели на мобильник, очень громко оповещающей о входящем звонке. На разбитом экране высвечивалось недружелюбное «Попов». Никто из ребят не мог сдвинуться с места: Дима думал о том, как это всё не вовремя, и проклинал тренера, а Антон никак не мог понять, почему у его телефона, который вечно был обречен на беззвучный режим, вдруг включился звук, и именно от этого звонка.       Мелодия прекратилась так же резко, как и началась, и быстро глянув друг на друга мальчишки одновременно бросились к трубке. Завязалась нешуточная потасовка, парни практически сразу оказались на полу и кубарем катались по всех кухне, снося всё на своём пути. Антон, хоть и был выше и сильнее Димы, всё же в таких схватках был менее мобилен и когда до поражения и последующей капитуляции оставалось пару мгновений, телефон зазвонил снова.       Мрачное «Попов» заставило мальчишек снова замереть, но уже через секунду Позов вновь бросился отбирать телефон. Неловкое движение руки в один момент прошлось по экрану и задело кнопку принятия вызова. Раздалось хриплое «Алло». Отступать было некуда. Под недовольный взгляд Позова Шастун включил громкую связь и из лежачего положения сел, оставаясь всё так же на полу.       — Алло, Антон. Совесть есть? Почему я должен тебе по десять раз звонить?       — Это всего второй.       — Не перебивай! И бери трубки с первого раза.       — Я вообще брать не собирался, — Антон откровенно врал и поэтому нервно сглотнул, споткнувшись об обвинительный взгляд друга.       — Ты сегодня такой противоречивый. Приходить не собирался, но пришёл. Отвечать не собирался, но ответил.       — Ну что ж поделать, я человек-загадка. Зачем звоните? Мы же вроде всё решили.       — Ты всё сам решил. Эгоистично. Прав был сегодня Позов твой, эгоист ты, Антошка… — глаза Димы расширись, и он отобрал телефон из рук друга.       — Нет, Арсений Сергеич, вы послушайте, а какое право вы имеете так говорить об Антоне. Я так сказал, потому что я его друг, и я могу себе позволить сказать ему о его недостатках, а вот вы. Вы нет, потому что…       — Потому что, что? Так и знал, что вы вместе. Дмитрий, будьте так добры, отдайте телефон Антону, и пусть он выключит громкую связь. У меня разговор конфиденциальный.       — А ему от меня нечего скрывать! — уверенно крикнул Позов, но Антон уже аккуратно перехватил телефон обратно, и поднявшись виновато прошептал:       — Прости, — Шастун моментально скрылся за дверью в ванну, хлопком двери перекрывая обвинительное:       — Шастун!       В трубке покашляли, и Антон поспешил вернуть нормальный режим и с силой прижал устройство к уху.       — Я слушаю.       — Мне кажется, нам нужно прояснить некоторые аспекты наших отношений, Антон, — мальчик сглотнул, но не стушевался.       — Можете начинать извиняться.       — Вот про это я и говорю. Ты разговариваешь со мной, как со своими дружками. А я не твой дружок, Шастун. Я даже не друг тебе, я твой тренер. И мне бы хотелось, чтобы…       — Чтобы я уважительно облизывал вас, как Карпов.       — Причём тут Карпов? Мы говорим про тебя и про твоё отвратительное поведение.       — Вы мне позвонили, чтобы снова обвинить и отчитать?       — Я хочу раз и навсегда определить наши границы.       — Они уже определены, Арсений Сергеевич. И вы ошиблись, вы не мой тренер. Вы просто учитель. И отношения у нас с вами соответствующие. Рабочие.       — Не тренер значит, хорошо. Я понял. И я рад, что ты понимаешь про рабочие отношения. Впредь пожалуйста, не забывай об этом, когда в очередной раз начнёшь…       Дальше Антон не слушал, резво нажав на сброс вызова. Поднявшись с края ванны, на которую присел, мальчик заглянул в зеркало, висевшее над раковиной. Оттуда на него смотрел незнакомый человек, уставший, помятый, пустой. Синяки под глазами слились с мешками и выглядели пугающе, щёки впали, обтягивая череп, создавая на лице подобие посмертной маски. Если бы не изредка моргающие глаза, то Антона запросто можно было бы принять на труп.       Медленно выползая из ванны и, под настороженный взгляд Димы, сворачивая в прихожую, Антон без конца извинялся, говоря о том, что ему действительно сейчас лучше побыть одному, и они поговорят обо всём после. Позов молча смотрел за другом. Затем так же молча проводил его до выхода из подъезда, обнял напоследок, и остался стоять, смотря, как Шастун плетётся в совершенно противоположную сторону от своего дома.       На следующий день Антон не пришёл в школу, не отвечал на звонки, не открывал дверь дома. Он словно исчез. Его мама сообщила классному руководителю, что мальчик заболел, и его не будет всю неделю. Дима уже вовсю бил тревогу, каждый день, после уроков, навещая закрытую дверь квартиры друга, пытаясь попасть внутрь. Спустя несколько дней безрезультатных попыток, Позов стал приходить просто, чтобы рассказать новости школы, садился на коврик около двери и громко говорил, точно зная, что по другую сторону точно так же сидит его друг и слушает.       Антон пришёл в школу в понедельник, как ни в чём не бывало опоздал на первый урок, бесцеремонно зашёл под ворчание учительницы, рухнул за их с Димкой парту, шёпотом спрашивая было ли какое-то письменно задание. Позов смотрел на него недоверчиво, даже потыкал в бок, чтобы убедиться, что это действительно Шастун, а тот в ответ бледно улыбнулся, и кивая, посмеялся:       — Да, я это, я.       С того дня всё шло своим чередом, только дни без тренировок были блёклыми, безжизненными, однообразными. Каждый раз, задерживаясь в школе и идя домой, Антон слышал звон мячей в спортзале, и, закрыв уши, старался скорее убежать, чтобы не рвать свою и без того истерзанную душу. Дима неумело поддерживал друга, говоря, что невелика потеря, но Антон то знал, что это не просто потеря, это крах, финал, точка.       Так прошёл месяц, за ним ещё один и ещё. Экзамены, последний звонок, выдача аттестатов. И вот стоит Антон перед школой с аттестатом за девять классов и точно знает, ему здесь больше не место.