Правила игры.

      Вторую ночь подряд Антон не мог заснуть, непрошенные мысли отказывались покидать несчастную голову мальчика. Слёз уже не осталось, лишь нервные всхлипы изредка нарушали тишину и покой комнаты.       Будильник разразился неприятной трелью, когда Шастун смог ненадолго задремать. Утро началось ещё хуже, чем его можно было представить. Холодный душ, чашка горького чёрного кофе, сборы в школу. Всё было, как всегда, за исключением одного НО. Вчера Антон проиграл, и об его неудаче знали уже все. Мальчик считал этот проигрыш своим личным поражением, за которое нёс ответственность он один. Можно бесконечно долго сваливать вину на всех вокруг, говоря о том, что кто-то где-то недоработал, но Шастун знал: виноват он сам. Финальный удар, решающий исход игры, был в его руках, и он не справился.       Телефон с вечера разрывался от звонков и смс, поэтому и так из практически беззвучного режима с вибрацией был переведён в авиа. Делать его снова работоспособным не было ни сил, ни желания, поэтому Антон просто закинул его в рюкзак.       Этим утром, впервые за последние 4 года, Шастун по собственной инициативе оставил спортивную форму дома. Вчера, придя домой, мальчик первым делом закрылся в ванной, где пытался смыть с себя этот непередаваемый позор, который, казалось, уже впитался в кожу и отпечатался на всех внутренних органах. Было ощущение, что уже даже на лбу появилась крупная надпись: трус и предатель. Для Антона она там действительно существовала и неприятно жгла своим безмолвным присутствием.       Следом за собой, мальчик пытался отстирать и свою форму, но любимые и «счастливые» наколенники мальчика отказывались возвращать свой изначальный белый цвет, словно кричали, что больше не хотят быть вместе с тем, кто всех подвёл. Антон был уверен в этом, как и в том, что вся его команда так же не захочет с ним больше иметь ничего общего. Он бы не захотел, но от себя не спрячешься и не убежишь.       Так и не сумев справится с объявившей забастовку защитой, Шастун оставил всё как есть, бросив их в стиралку со встроенной сушилкой, надеясь, что хоть она справится с этим. Чуда не произошло, всё стало только хуже, когда утром мальчик достал их сухими из барабана. Бывшие когда-то белоснежными наколенники приобрели неприятный розоватый оттенок, от которого тошнило. В любой другой день Антон бы посмеялся над этим, и может даже скинул фотку в беседу их команды, потому что такой фейл нужно было видеть, но не сегодня. Сегодня хотелось просто умереть, потому что отмыться от позора было невозможным, он въелся во всё вокруг, как сигаретный запах. Мальчику казалось, что от него за километр разит разочарованием.       Но розовые наколенники не были причиной не брать форму. Ночью Антон решил, что ему не место в команде, и даже репетировал речь, которую будет говорить тренеру и ребятам. В два часа ночи в голове она звучала эффектно и душещипательно, но прокручивая утром всё то, что он хотел сказать, Шастун понял, что это больше напоминает детский лепет, где он почему-то пытался оправдаться или переложить ответственность. Было решено говорить мало и по делу: я виноват, поэтому я ухожу. Краткость сестра таланта.       Это утро было поистине убийственным. Снег, который намело за ночь, неприятно хрустел под ногами и предательски скрывал под собой лёд. В 7 утра на улице было темно и очень холодно, ветер продувал насквозь, порезанная нога неприятно саднила при соприкосновении со школьными брюками. Идти было тяжело, во всех смыслах…       Антон чувствовал будто-то бы все немногочисленные прохожие прожигают его взглядом, словно знают, что он трус, который подвёл всю команду, поэтому как можно глубже спрятался в свою куртку и натянул капюшон так сильно, что единственное, что он мог видеть, были его ноги в кроссовках с голыми щиколотками, которые стремительно краснели на морозе.       На глазах опять навернулись слёзы, хотя Антону казалось, что ни единого грамма эмоций после ночной истерики в нём не осталось, но в носу снова неприятно кололо и глаза наполнялись влагой, которую было нельзя выпускать наружу, поэтому Шастун, уже дошедший до ворот школы, резко запрокинул голову наверх, чтобы маленькие слезинки-предатели не смогли покинуть его глаз. К сожалению, их всё равно не удалось остановить, но падающий большими белыми хлопьями снег быстро таял на тёплом лице, что как раз скрывало непрошенные слёзы.       Так и идя с задранной головой, Антон не заметил коварно спрятавшийся под тонким слоем снега лёд, и ноги, обутые в скользкие кроссовки, поехали, заставив мальчика потерять равновесие и полететь на землю. В последний момент, что-то, вернее кто-то схватил Антона за капюшон куртки и грубо вернул в вертикальное положение, так и не опустив.       - Можно поаккуратнее, Шастун! И что опять за вид, ты в школу идёшь, а не на показ мод. Тем более моды в твоих подворотах нет. Ты ещё и кроссовках, балбес! - учитель неодобрительно помотал головой, а Антону стало неловко.       Для Попова не осталось секретом, что Шастун плакал. Красные глаза и подмёрзшие дорожки слёз с потрохами выдали мальчика, но никак комментировать учитель это не стал. Спустя несколько мгновений, Арсений Сергеевич словно опомнился, отпуская капюшон мальчишки и неторопливым шагом пошёл в школу.       - Арсений Сергеевич, подождите, я хочу поговорить, - мальчик пытался догнать мужчину, но всё время поскальзывался и не мог нормально бежать, в то время как Попов размеренно отдалялся от него.       - Вчера нужно было разговаривать, - фраза было брошена небрежно.       - Мне нужно сейчас! Я... Да стойте же вы! - от бессилия Шастун схватился за рукав куртки тренера, которая оказалась мокрой и сколькой, и дёрнул на себя, отчего предмет гардероба неприятно заскрипел по швам.       - Что за идиотская привычка всё время хватать меня за руки, Антон! Прекращай, - в очередной раз мужчины выдернул свой рукав из хватки ребёнка, но, не рассчитав силу, сбил Шастуна с ног. Не в прямом конечно смысле, он не толкал его, но рванув слишком сильно, заставил пошатнуться, поскользнуться и потерять равновесие, отчего мальчик рухнул на колени перед учителем, - Нечего на снегу рассиживать, шагом марш в школу. Тренировка, как обычно в три, там и поговорим, - мужчина, в очередной раз дёрнув Антона за капюшон, поставил на ноги и снова продолжил двигаться в направлении входа. Мальчику удалось догнать его только на ступеньках.       - Я не приду! – Антон выпалил эти страшные слова на одном дыхании.       Мужчина замер на последней ступени и медленно, словно в фильмах ужасов повернулся назад, окидывая Шастуна презрительным взглядом снизу вверх.       - Ничего не хочу слышать! Тренировка в три, - сощуренные глаза заставляли сердце биться чаще.       - Я не приду! – громко и надрывно, казалось, с повторением этой фразы весь воздух в раз покинул легкие.       - Сделаем вид, что ты ничего не говорил, а я ничего не слышал. В три, Антон, - развернувшись обратно, мужчина уже взялся за ручку двери, уверенный в том, что диалог окончен, но Шастун не хотел замолкать.       - Вы это услышали, Арсений Сергеевич, потому что я это сказал. И что вы, как попугай, заладили: в три да в три. Я понял, мне это не нужно, я не приду, - могло показаться, что в голосе мальчика сквозила злость, но это было отчаяние, которое безобразными ошмётками рвалось откуда-то изнутри, разрывая когтями грудную клетку.       - Поаккуратнее с выражениями, Шастун. В последнее время ты очень много говоришь, когда не нужно, - руки учителя в кожаных перчатках непроизвольно сжались от раздражения.       - Вы тоже, - слово не воробей, Антон это знал, но никогда не мог вовремя остановиться.       Взгляд прищуренных глаз стал враждебным, на лице появился оскал, в утреннем полумраке это выглядело зловеще. Было ощущение, что вместо зубов должны появиться клыки, которыми Попов кровожадно перегрызёт мальчику глотку. Невыспавшийся воспалённый мозг Антона охотно в это верил, но Арсений Сергеевич второй раз за утро покачал головой и отвернулся, уже на ходу, скрываясь за дверью, повторяя изъезженную фразу:       - В три. Ждать не буду, но лучше бы тебе прийти.       - Я форму не взял, - Антон практически смирился с тем, что в этой войне ему не победить, но всё равно не представлял, как смотреть в глаза остальным ребятам, - Арсений Сергеевич… - выкрикнул мальчик, но мужчина уже давно скрылся за дверью.       Вообще-то утром Шастун не знал и как смотреть в глаза тренеру, думал, как лучше подойти к нему, с чего начать. Он был уверен, что Попов его убьёт, но их встреча произошла так быстро, что времени, чтобы чувствовать себя виноватым не было, зато теперь до трёх этого времени вагон и маленькая тележка, страдай не хочу.       Антон так и стоял, замерев около входа в школу, где Арсений оставил его. Реальность перестала существовать, мальчик ушёл в себя, пытаясь проанализировать, что сейчас произошло и что делать дальше. В чувства его привела толпа маленьких детей из начальной школы, которые все разом пытались протиснуться в узкий проход, толкаясь и крича. Антон громко кашлянул, и дети замерли, повернувшись на него.       - По одному, - скомандовал Шастун, копируя тон и манеру разговора тренера.       Толпа быстро рассосалась, и Антон остался на крыльце один. Практически. Маленький пухлый мальчик аккуратно взял Шастун за руку и несильно потянул вниз, прося нагнуться.       - Антон, - Шастуна знала вся школа, не удивительно, что ребёнок назвал его по имени, - не расстраивайся.       - Чего? – не понял старшеклассник.       - Ты не виноват, что команда проиграла. И всё равно ещё мой любимый игрок. Я вырасту и стану таким, как ты! – то вдохновение, с которым говорил малыш заставило Шастуна напряженно сглотнуть вставшую комом в горле слюну и хрипло спросить:       - Каким?       «Жалким», - пронеслось у Антона в голове.              - Высоким и сильным, и умным, и красивым, и… - казалось поток комплиментов не закончиться никогда.       - Ты таким обязательно станешь, если будешь хорошо учиться. Беги скорее, а то скоро звонок, опоздаешь, - слова ребёнка, которые должны были оказать поддержку и поднять настроение, легли тяжким грузом на Шастуна. Этот малыш не знает, кого он выбрал себе в кумиры, он ничего не знает. Ничего!       - Антон чемпион! Антон чемпион! – выкрикивал мальчишка, убегая.              Сердце неприятно кольнуло. Он не чемпион. Больше нет…       Уроки тянулись бесконечно долго. Антон ни с кем не разговаривал, отсел от Димы, который пытался начать с утра диалог, игнорировал учителей на уроках, но то, что произошло на математике вынудило его нарушить негласный обет молчания.       Не выйдя к доске и получив очередную двойку, Шастун, сидя на последней парте, угрюмо смотрел в окно, воткнув в одно ухо наушник и пытаясь абстрагироваться от учебной бредятины. Когда-то Антон был отличником, лучшим в классе, а потом, как говорили все учителя, «связался с ЭТИМ и забросил учёбу». Почему другие преподаватели не любили Попова Шастун знал, но не хотел этого понять.       В последние годы жизнь Антона свелась к бесконечным тренировкам, ожиданию одобрения от тренера, редкие моменты счастья, когда тот одаривал мальчика крупицами внимания и инерционному посещению школы. Последнее душило Шастуна меньше всего, но всё же достаточно портило его существование.       Вот и сегодня Шастун сидел на математике просто потому, что так было нужно и он привык к такому положению дел. Антон не вслушивался в вечно недовольный грубый голос училки, которая обожала обсуждать и осуждать всех вокруг, ровно до тех пор, пока та не вызвала к доске Диму.       Димка Позов был единственным настоящим другом Антона. Перешедший к ним в школу во втором классе мальчик не влился в коллектив и долгие годы был отщепенцем, ну по крайней мере Шастун так думал, пока однажды их не посадили вместе.       До этого момента Позов казался Антону скучным и слишком правильным, заучка, который всегда делал уроки, но почему-то имеющий тройки. Шастун не переваривал его и был расстроен тем, что его посадили с ботаником. В ожидании скучным уроков в молчании Антон сам не понял, как этот тихоня в очках стал его лучшим другом. Незаметный в компании людей мальчик, при личном общении раскрылся и стал единственным человеком, с кем Шастун мог говорить всё, что думает. Они понимали друг друга с полуслова.       Вот и сегодня, когда Антон отсел от Позова, тот прекрасно понял, что Шаст хочет побыть один, ведь он отсел не от друга, он просто пытался сбежать от проблем и разговоров, пусть и таким неэффективным способом. Шастун понимал, что заговорить придётся в любом случае, но пытался оттянуть этот момент. Было предчувствие, что как только Дима спросит у него, как дела, он тут же снова расплачется. А плакать в школе было непозволительной роскошью. Слабаков Попов ненавидит, а этого допустить было нельзя.       Дима мялся около доски и не знал решения. Шастун знал, но не мог помочь другу, отчего чувствовал себя ещё хуже. Из-за общения с Антоном учителя стали значительно хуже относится к Позову, аргументируя тем, что с кем поведёшься, от того и наберёшься, вот и сегодняшний день не стал исключением.       - Что Позов, не знаешь? Мало того, что вчера продули, опозорили школу, так и к урокам ты не подготовился, как и твой дружок. Знаете, что я сегодня заметила, - неприятная грузная женщина сидела на старом офисной кресле, которое скрипело от безысходности под весом её тела. Она была вылитой Урсулой, даже причёска и макияж идеально дополняли образ злобной ведьмы. Антон её ненавидел и этих чувств не скрывал. Впрочем, они были взаимны, - Такая тишина в классе! Просто фантастика! А это оказывается наши неразлучники наконец-то разлучились и теперь не чешут языками весь урок напролёт. Только это всё равно не помогло тебе, Дима, не получить сегодня двойку. Такими темпами у тебя этот прекрасный лебедь будет стоять и в четверти, а вы выпускной класс. Останешься на второй год, неуч!       Дима стоял у доски, опустив взгляд в пол и переминаясь с ноги на ногу. Оценки для него были важны, и каждая тройка очень сильно расстраивала ранимого мальчика, не говоря уже о паре, тем более преподнесённой с такой дозой унижений. Но Позов молчал, потому что боялся. Эту грымзу боялись все, кроме Антона. Просто смотреть, как твоего лучшего друга смешивают с грязью, было выше его сил, поэтому слова вылетели из уст Шастуна раньше, чем он успел подумать, что и кому говорит.       - Нашлась тут учёная!       Что происходило в кабинете дальше не описать словами. Крики и угрозы в адрес Антона, обещание отчислить из школы и обязательно сообщить обо всём матери, в конце концов замечание в дневнике и грозное:       - Пошёл вон из класса!       Антон и пошёл. Медленно собрал рюкзак, так же не торопясь направился к выходу, не забыв поставить финальную точку в конфликте.       - Счастливых вам голодных игр! И пусть удача всегда будет с вами!       Ребята в классе оценили посыл и рассмеялись, подняв шум, который вывел и так психически нестабильную женщину на новый уровень агрессии. Она кинулась вслед за уже успевшим скрыться за дверью учеником, грозно стуча по полу громоздкими каблуками, на которых непонятно как могла ходить. Пнув дверь с ноги, Тамара Викторовна вылетела в коридор и запустила в Антона учебником по Алгебре, который так удачно оказался у неё в руках. Промазала конечно, но со стороны выглядело эффектно.       - Чтобы я тебя больше не видела в своём кабинете! - прокричала она, забирая себе право на последнее слово.       К несчастью Антона, свидетелем этой душераздирающей сцены стал никто иной, как Попов Арсений Сергеевич, который стоял с удивленным видом у соседнего кабинета, куда, по-видимому, собирался зайти.       Объясняться перед ним не хотелось, поэтому Шастун, окинув учителя мрачным взглядом решил побыстрее ретироваться с его поля зрения, но его планы, как всегда, были разрушены.       Видимо Попов решил, что теперь его очередь хватать ученика за руки, оставляя синяки, как обычно это делал Антон. Он был очень тактильным ребёнком и зачастую даже не осознанно наносил другим незначительный вред в порыве эмоций.       - Что натворил? – предплечье в железной хватке. Глубокий вдох должен был помочь собраться с мыслями, но вместо желанного спокойствия принёс с собой так старательно изводимые Антоном слёзы, которые одна за одной скатывались по впалым щекам мальчика, - Почему бедная женщина в такой истерике, Антон? Драть тебя некому, вот что я скажу! С тобой каждый день не слава богу!       - Так выдерите! – зло выплюнул мальчик, наконец повернувшийся к учителю лицом.       Скрывать своё эмоциональное состояние и дальше не имело смысла. Последние дни обрушились на Антона ледяным дождём, будто сговорившись довести того до нервного срыва. Попов тоже подливал масла в огонь. Хотелось плюнуть ему в его вечно свежее и довольное жизнью лицо. Удивительно, даже после сокрушительного поражения он выглядел идеально. Выглаженные костюм и рубашка, натёртые до блеска туфли, галстук, запонки… На его фоне Антон в своих затёртых школьных брюках, которые он подгибал только потому, что так не было заметно, что они короткие на его рост, и в помятой серой толстовке выглядел жалко. А сейчас ещё и заплаканный.       От жалости к себе Шастун расплакался уже в полную силу, со всеми вытекающими. Когда очередной громкий всхлип вырвался из него, мальчик шмыгнул носом, и тут же раздался следующий всхлип, из-за чего сопли Антона решили выйти и посмотреть, кто сегодня такой щедрый на рыдания. Шастун хотел провалиться сквозь землю от очередного позора, ожидая, что Арсений Сергеевич засмеётся с него, но учитель не потерял самообладание.       Чуть грубее, чем было необходимо, Попов потащил Шастуна к ближайшему туалету и запихнул внутрь.       - Умойся и в спортзал. Живо! – дверь уборной захлопнулась, оставив Антона наедине с его горем.       Деваться было некуда, пришлось послушаться. Закончив с приведением себя в порядок, Шастун на негнущихся ногах поплёлся в указанное место. К сожалению Антона, идти было совсем близко, поэтому он зашёл в спортзал меньше, чем через две минуты после того, как покинул туалет.       Заходить в «каморку» было страшно. Не было никаких сомнений, что Попов недоволен, хотелось просто свернуться в клубочек и больше никогда не контактировать с жестоким внешним миром. Глубокий вдох, толчок двери и шаг внутрь с зажмуренными глазами.       Антона встретила зловещая тишина, стало ясно, что Арсений Сергеевич ещё не закончил свои дела с документами в кабинете, около которого и столкнулся с мальчиком. Желание развернуться и уйти было настолько сильным, что сопротивляться ему оказалось невозможным. Повернувшись на 180 градусов, Шастун уже собирался вылететь из помещения и пообещал себе, что больше в это «логово зверя» он никогда не сунется, но в проходе, который секунду назад был пуст, появилась высокая тёмная фигура.       Попов, как всегда, подкрался незаметно, заставив Антона вздрогнуть от неожиданности и непроизвольно отойти на шаг назад, пропуская мужчину внутрь. Тот зашёл неспеша, небрежно отбросил папку с бумагами на стол и сел на кресло, поворачиваясь лицом к мальчику.       - Я тебя слушаю, - сухо и безэмоционально, а ещё и пугающе спокойно. Шастун сглотнул.       - Я не знаю с чего начать, - в такие моменты, как назло, мешает всё вокруг, даже собственные руки подводили. Было непонятно куда их деть, ни в карманы не засунешь, ни сложишь на груди, всё казалось неуместным. Арсений словно почувствовал это напряжение.       - Для начала сядь, - буквально плюхнувшись на свободный стул, Антон внимательно смотрел на тренера широко распахнутыми глазами, наполненными если не любовью, то восхищением точно. Для Попова этот взгляд был полон страха, - Что вчера с тобой случилось? – голос остался спокойным, но прищур глаз был чем-то вроде предупреждения.       - Я ошибся, - еле слышно прошептал мальчик.       - Неправильно, - Арсений Сергеевич сел ещё ровнее, чем до этого, и закинув одну ногу на другую, медленно и властно опустил руки на подлокотники кресла.       - Будем играть в угадайку? – уже громче, с толикой наглости, но всё так же растеряно.       - Попридержи язычок, Антон. Я помогу. Ты … - пауза предполагала, что Шастун начнёт повторять за ним, и тот секундой позже прошептал.       - Я…       - Испортил… - взгляд сощуренных глаз стал жёстче.       - Испортил… - разочарованный вздох сорвался с губ Антона, но он, словно зачарованный повторял за Арсением.       - Всю… - мужчина наклонил голову на бок, на лице появилась ухмылка, которая выражала раздражение и, кажется, презрение.       - Всю… - Шастун сжал руки в кулачки, пытаясь совладать с эмоциями, которые бушевали внутри. Да, он был виноват, и не отрицал вину, даже не собирался перекладывать её на других, но слышать от самого дорого человека в его жизни такие жестокие слова обвинения было больно       - Игру! – Арсений вскочил со своего места и наклонился над Антоном.       - Неправда! – пара сантиметров, разделяющая сейчас их лица, вносила некое разнообразие в беседу, но в настоящий момент только ухудшила атмосферу, потому что от выкрика Шастуна Попов поморщился и так и остался с кислой миной на лице.       - Ты трус, который не может признать, что облажался! – выпрямившись и смотря теперь сверху вниз с гримасой отвращения на лице, Арсений выглядел внушительно, - Бездарность!       - Моей единственной ошибкой была подача, - Антон не собирался оправдываться, но то разочарование, смешанное недовольством, в глазах учителя развязали мальчику рот.       - Финальная подача, Шастун. Она была решающей! Ты понимаешь это своей лопоухой головой?       - Всего одна ошибка, - отчаяние в голосе Антона было через край, слова выходили смазанными, с дрожью. Слёзы опять были не за горами.       - Которая стоила нам многого! – взгляд Антона ожесточился, и он тоже вскочил с места.       Шастун был чуть ниже Попова, но сидя, разница в росте была чуть ли не в 2 раза, поэтому мальчик подсознательно считал себя жертвой, а смотрящий сверху вниз мужчина только укреплял эту мысль. Сравнявшись взглядами, Шастун почувствовал в себе злость, которая наконец вытеснила разочарование в самом себе. Теперь он не винил себя, в один момент вдруг стало понятно, что на него просто спускают всех собак, но момент быстро прошёл, а выкрикнутая фраза осталась.       - Да если ли бы вы..! – закончить ему не дали, грубо толкнув обратно вниз, заставляя сесть.       - Если бы я что? Поставил тебя капитаном? Что бы изменилось? Мы бы так же проиграли, потому что ты слишком много думаешь о себе. Ты слышал себя со стороны? Я то, да я сё, я лучший! В каком месте, Антон, а? Скажи мне, будь добр. Я не вижу! – ладонь с громким хлопком опустилась на гладкую поверхность стола, -Единственное в чём ты хорош, так это в побегах. Прятать голову в песок и позорно поджимать хвост действительно у тебя получается лучше всех!       - Я не… - глаза мальчика метались по разозлённому лицу мужчины, закидывающего его обвинениями, в поисках хотя бы капли поддержки, но безрезультатно.       - Ты не что? Не убегал? Не прятался? Ты не смог взять ответственность за свой косяк, а сейчас рыдаешь и перекладываешь вину на всех кругом. Разве я не прав? – Антон нервно замотал головой, - Чего ты отнекиваешься? Трус!       - Я ухожу! – откуда взялись силы перекричать мужчину было непонятно.       - Скатертью дорожка! - было ощущение, что Арсений сейчас просто сам выкинет мальчика вон, настолько он был разражён и распылён. Сам себя довёл до точки невозврата, как бык, разозлённый тореадором, был готов кидаться на красную тряпку, забыв обо всём, так и Попов не видел ничего вокруг, кроме Антона, испуганно замершего в дверях.       - Я на совсем ухожу, - глаза смотрят в пол, ручки сцеплены в замок и нервно сжимают друг друга, Шастун весь подрагивал от напряжения.       - Очень на это надеюсь! Это действительно единственное правильное решение.       Антон выполз из школы еле дыша, на ходу пытаясь застегнуть не слушающуюся куртку. Слёзы градом катились по бледным щекам и срывались тяжёлыми каплями вниз. Шастун был готов уйти сам, но теперь было ощущение, что его просто выгнали.       В разгар учебного дня во дворе школы не было ни единой живой души, и никто не видел слёз мальчика. Лишь одна тёмная фигура в окне спортзала, сложив руки на груди, мрачно провожала его взглядом.