Дети ядерной зимы

Узи всегда думала, что мир работает по гладкому, как поверхность свежего снега, алгоритму. Ей чудилось из за самоуверенности, что всё ещё впереди, и события выстроятся в ряд словно её сверстники на школьной перекличке. Одна единственная удача повлекла за собой череду смелых поступков, которые метили в одну цель. Всё получалось, всё шло по плану, и даже если не обходилось без потерь – их можно было возместить. Что же изменилось в одну из ночей, когда она не дождалась Эн с очередной вылазки? Начать стоит с того, что работяга сама их придумала, спланировала по часам и была уверена, что все шестерёнки плана туго затянуты и работают с ритмичным треском, шепчут на ухо складный рассказ. Он не вернулся, и пришлось со страхом наперевес пробираться через стальные джунгли, чтобы убедиться, что друг сошёл со своего привычного маршрута. Впрочем, Узи хватило пары отсчётов от двадцати до ста одного – система барахлила от страха, но это время она бы назвала промежутком между посадочной капсулой и раскуроченной, истекающей маслом прерией – будто кто то надругался над холстом. Там он налетел на неё, кажется, как раз спеша обратно, заставляя работягу дать выстрел в небо – страх дёрнул за правый клапан металлического сердца. - Сдурел?! – первое, что приходит на ум неуравновешенному подростку, который и так не может найти в жизни опоры, а её ещё и с ног сбили. Эн потирает пальцами обожжённые косым выстрелом рельсотрона волосы, его движения скованы и забиты. Наверное он даже не понял, что луч мог попасть и в него, и задел бы, наверняка, будь он подальше и левее - тогда парень разделил бы судьбу элементов окружения, которые были прожжены насквозь. - Нам надо бежать! – кидает он, расправляя крылья, но Узи хватается за его ворот пальцами и тянет на себя, явно ожидая объяснений – она всё ещё злится на то, что тот напугал её, но установленное за пару дней крепкое доверие, такое опрометчивое но важное для них обоих не позволяет ей грубить другу. - Что стряслось? На тебя напали? – демонтажник в её цепкой, но слабой в силу своей природы хватке, дёргается, как пойманная птица. Ей страшно видеть кивок на свой вопрос. Страшно до дрожи, но если спросить Узи, почему она дрожит – та, вероятно, ответит, что мёрзнет. - Их безумно много, и они… - в панике хрипит демонтажник. Узи осознаёт, что план дал трещину. - И им нужны мы! – Та ночь стала для Узи судной, хоть и не один закат им ещё пришлось в страхе встречать – но все дни слились в один. Ни остро-точёные когти Эн, ни уверенность подростка под защитой его крыльев, ни адски крутая пушка не способны дать отпор той силе, с которой они невольно связались – будто когда то желая подписать договорённость о мире, подписали вовсе не её, а смертный приговор. На завершение начатой миссии были присланы трое, помноженные на три. Изворачиваться и плясать под их дудку Узи не хотела. В голове рабочей роились новые планы, но шевеление это на задворках системы всё иссякало, будто замерзающий ручей, из тех, что оттаивали на солнце и индевели по вечерам. Где то в глубине вряд ли существующей души, стимулированной пучком красивых кодов, утыкаясь мягкий мех плеч друга, работяга осознавала, что это будет их конец. Как же она могла допустить такое? Скорбная мысль вильнула в голове своим хвостом, застопорив несколько других сразу. Как Узи могла не учесть подобное? Она всё это время кормила Эн обещаниями, и с треском провалилась, когда новоприбывший отряд демонтажников начал сводить её с ума недоступностью своей системы. Совершенная иерархия, совершенные характеры, совершенное выполнение своей работы. Не за что зацепиться, целясь жалом в сердце. Девять на двоих, как вам такое? - Узи, мне так жаль… - за что он извиняется? За то, что проиграл на условиях, которые создала для него сама работяга? Да если бы не она, у него всё было бы сейчас в относительном порядке. Узи совершила ошибку. Она пыталась хватать с неба звёзды, которых там нет – каждое небесное тело на небе это напоминание о том, что где то там, далеко, беспредел продолжается, а масло льётся без краёв, будто плотину страданий прорвало. - Не надо извиняться. – когда её голос успел стать таким твёрдым? Работяга поднимается с замазанного маслом пола – очередное временное убежище, которое разнесут в щепки и польют кислотой, стоит убийцам его обнаружить – а это никогда много времени не занимало. Они бегают по кругу, словно две зверушки в колесе. Узи ещё этим утром заметила, что демонтажник стал отказываться от масла. Он был похож на захворавшего волка – не скулит вслух, но изнывает глазами, принимая участь с гордостью и трепетом. И казалось бы – столько трупов прибавилось с появлением девяти всадников апокалипсиса – бери и пей, но Эн лишь понурил взгляд на подобное предложение. Что это - страх, смущение, упрямство? Или что то иное? Демонтажник вил себе гнездо, чтобы отойти в «другой мир» - увы, кроме как метафора это выражение к роботам никогда не применялось и не применится, как напоминание о суровой реальности. Они пройдут через испепеляющий зной и не встретят там ничего, растворятся. Или же нет? О да, Эн верил в существование загробного мира, так слепо, что в глазах мутнело и у Узи - такая приятная пелена наивности. - И что, ты думаешь, там есть что то? – привкус масла на губах уже надоел и приелся Узи – он не вызывал тревоги и страха, он вызывал лишь отвращение и желание вывернуть внутренности наружу, поскорее отделив их от измученного интеллекта. Узи боится потерять Эн раньше, чем они негласно договорились, прижимаясь к стене из жёстких металлических обрубков, и слушая хрусткие шаги. Тогда опасность, казалось, обошла их стороной, но Узи закашлялась, отхаркивая это самое чёрное и липкое, совсем уже не сладкое масло. В тот день она действительно думала, что Эн умрёт на пару мгновений раньше, ведь он бросился ножам наперерез, защищая родную душу. - Конечно, есть. – он ранен и измучен, измождён лихорадочным жаром но выломал систему из своих последних дней – будто лёд из формочки, выдавил и растоптал. Он перегрелся, но Узи знает, что его тошнит от масла. Узи знает, что Эн боится вновь ожить, чтобы разочароваться. Они оба уже слишком готовы. - И это будет мир, где все, все роботы могут быть счастливы… и не ошибутся в этот раз. – его шёпот до боли глупый, просеивается сквозь едва слышный шорох – Узи гладила своего мечтателя по волосам. - И, ты думаешь, там будет интересно? – - Конечно, ведь риск… - демонтажник делает паузу, чтобы прислушаться. – Риск вернуть всё на круги своя не даст разочароваться в том, чего они добьются своими общими усилиями. – Узи смеётся, чувствуя, как рана на её плече начинает щипать – будто ощущения и болевой фактор на миг снова возвращаются, и она вновь чувствует себя не бездушной грудой металла, а почти живой. Почти. - Да это ведь так похоже на мою утопию! – это горький смех. Горький, как то, что изначально должно быть горьким, и не Узи наделила ситуацию таким подтекстом. - Ты была смелой… - шепчет Эн, прижимаясь к миниатюрному созданию, которого уже ни один взрыв не заставит дрогнуть. Кажется, это забавная ирония, пережить апокалипсис второй раз. Пережить полный крах там, где, казалось бы, уже нечего разрушать – их незавидную жизнь скомкали и пережевали как второсортную жвачку. – А я был трусом, но мы оба умели мечтать… - - Моя смелость, - начинает Узи, понимая, что заснула бы от изнурения, но не может, ведь неделя сцепленная в один день ещё не закончилась. – Ничего не стоит по нынешним меркам. – - Ошибаешься. – шепчет Эн, и девушка поднимает на него глаза, в ней проснулось любопытство. Что? – Она нужна была мне, она бесценна. – его прижимают к себе теснее. Его любят, но даже если любовь существует, скоро она умрёт. Узи построила замок на песке, и его сломали. Эн был той самой морской волной, которая дала понять, что есть нечто большее, чем стремление делать глупости. Она не могла быть опрометчивой, потому что до безумства любила, а он долго не мог полюбить, потому что был крайне опрометчив. Он не попал в мишень три раза подряд, но когда твой мир на двоих грозит рассыпаться – жизнь даёт тебе четвёртый дротик. - Я люблю тебя. – последние признания так отличны от первых, они меняют смысл трёх слов и переворачивают всё с ног на голову. Они не наполнены надеждой, они призваны расставить точки над и. Демонтажник смотрит на неё так, будто ответ ему не требуется, словно этот ответ дал он сам, с запозданием и виноватой улыбкой. Виноватой, чёрт возьми! Это сложнее, чем представлялось, оценить то, что у тебя уже есть, и то, чего ты всё равно никогда не получишь. Времени. - Я знаю. – это более, чем взаимность, это то, что все боятся упустить. Ложное мнение, которое могло сложиться об Эн, рассеялось в сиреневом свечении родных глаз. У них чертовски не хватает времени на то, чтобы построить будущее, но они могут поближе рассмотреть прошлое. Тёплые, даже горячие пальцы зажимают раны на холодных плечах, и разница температур ещё никогда не была так колоссальна. Тонуть в объятиях это всё, что может сделать Узи сейчас. Она просто не может сделать ничего большего – она вообще ничего не может: не может спасти мир, не может подать кому то хороший пример, не может ответить на слова друга ничего более. Она знает. Этого достаточно. - И тогда все будут счастливы! – повторяет демонтажник, игнорируя хрипотцу в голосе от разрывающего механизмы жара. Он стоит на искусственном уступе, похожем на дорогу в небо, прижимая хладную работягу к себе. Узи улыбается, мрачно и подавлено, но забрав в свою манеру улыбаться частичку тепла Эн, которой ей возможно так не хватало. Сейчас она ближе, чем когда либо, потому что на обоих давит небо. – Я так хочу, чтобы ты была счастлива, Узи… - его лихорадит от осознания того, что если у дронов действительно нету шанса шагнуть за границу этого мира, то он возможно больше никогда не произнесёт это имя, не почувствует его на языке - слаще всякого масла. Эн боится, потому что его слишком часто заставляли сомневаться. - Не переживай, не вовек же расстаёмся. – спокойное возражение попадает в мысли демонтажника так, будто она взяла у неба способность их читать, эти смешные всполохи никогда не виданной им радуги в его голове, которые порою покрывались рябью тревоги. Узи удаётся успокоить его, настолько просто, насколько он тогда выпалил три страшных в данном контексте слова. - И в правду. – он смеётся, чувствуя, как воздух выпаривает влагу из и так сухого языка. Будто ему есть сейчас до этого дело. – Ведь, разве не я начал эту песню? – подруга смиренно кивает, зарываясь дрожащими пальцами в волосы Эн. Уже в который раз она это делает, как заведённая? В последний? Она льнёт к нему так, будто ей не грозит обжечься, кладёт его руки себе на плечи, желая вновь ощутить эту злую шутку судьбы. «Пожалуйста, смотри только на меня» – стучит в разуме работяги. И Эн смотрит. Ей не нужно много времени, чтобы понять, что сейчас в действие притворится их последний план. - Мы не достанемся им. – говорит Узи тихо и уверенно, отсчитывая последние минуты, в которые можно было столько всего уместить помимо молчания – но куда им спешить, у них ведь впереди вечность. Узи верит Эн, а потому надеется, что у них будет долгожданное «потом». Узи верит Эн, когда аккуратно берёт в руку его тонкий коготь. Эти идеологии до боли просты – закончи то, что начал, чтобы строчку не дописали за тебя. Когда тёплый металл показывается с другой стороны пробитого корпуса, Узи даже не кричит, лишь оседает, падая куда то и точно зная, что ей не дадут разбиться – уложат бережно на колени, не пытаясь залатать пробоину, лишь влюблённо до ошибок перед глазами наблюдая. Ошибки, много ошибок – вся их история была ошибкой, но Узи хочет всё исправить. До отключения её системы остаётся пара сантиметров пути солнца по небу, и Эн хочет впитать в себя как можно больше тепла, чтобы работяга не осталась по ту сторону одна. Узи умирает у него на руках так тихо и тепло – растекается маслом по его ладоням и старается обнять. Демонтажник не пытается ничего остановить, выдыхая облачко белого пара – солнце сверлит спину, пока рабочая в его руках стремительно теряет силы. У этого плана было логическое завершение, прописанное чёрным по белому в один из вечеров, спрятанное глубоко в их общем мирке. Никто не хотел признавать факта смерти, пока не встретился с ней лично, и эта встреча не вызвала страха – эта встреча была их следующим шагом. Шагом туда, где все могут быть счастливы, только потому, что сами приложили усилие, а не по чьему-то щелчку пальцев. Ничто не стоит больше, чем смелость прыгнуть в неизвестность. Всё тише и тише – шум в голове от перегрева глушит слуховые сенсоры, не позволяя вслушиваться в едва различимое хриплое дыхание подруги. Возможно бесконечно больше, чем подруги. Она больше не дышит? Эн пытается поймать ускользающую мысль и не расслабить последних объятий, когда лампочки на голове стремительно гаснут одна за другой – или перегорают – кто их разберёт. Первая. Да, Узи не дышит. Она расслабилась и разжала пальцы, и ход её процессов остановился незавершённым как положено – оборвался насильственной смертью, которую работяга приняла с улыбкой – если умирать, то только так. Вторая. Это случилось пять секунд назад - ему не удалось расслышать это, но удалось почувствовать. Он ощущает расползающимся сознанием всё происходящее и отчаянно ищет выход. Пустите! Третья. Теперь и небо не имеет цвета, картинка перед глазами мутнеет. Становится чуть легче – образ Узи забывается умирающей системой демонтажника, и ему кажется, что она сейчас вовсе не похожа на остановившиеся часы – напротив, готова запустить новое время. Четвёртая. Сквозь жар Эн может различить фантомное ощущение, будто чьи то приятно холодные пальцы мягко тянут его за ворот одежды, который оторвался ещё вчера. Действительно, зачем он волновался? Пятая.

Белый шум.