Под снегом не видно тепла

Гонец из Мондштадта привёз Кэйе письмо. От Донны. Кэйя, пригласив гонца сесть напротив себя, начал читать. "Мистер Альберих, что-то случилось. Дилюк попросил тот белый порошок, мне показалось, это сахар и ничего такого, но как только Дилюк его съел носом, он будто озверел, стал чудовищнее гипостазиса и свирепее крио-папоротника... Он набросился на меня, ударил, начал кричать, сбежались люди и заперли его на чердаке. Что же произошло с Дилюком? Неужели я виновата? Донна". - Вы будете писать ответ этой девушке? - Нет, не буду. Встретишь её - передай ей, что она дура круглая... квадратная... да что уж там, дура гипостатическая. А я скоро вернусь в Мондштадт. - Как скажете. Гонец вышел из избы. Кэйя прилёг на лавку. Всё же эта лавка, на которой Кэйя провёл уже несколько ночей, не могла сравниться с его родной кроватью. *** Всего недели хватило, чтобы разрушить рассудок Итэра огромными порциями снега. Так казалось Синьоре - и она ошибалась. Итэр мастерски притворялся. Ни один актёр не мог так хорошо сыграть заядлого снежника. Во многом у Итэра получалось это благодаря сборнику рассказов в библиотеке Синьоры, в котором описывалась жизнь нескольких снежников. Женщина, написавшая этот сборник, опиралась на собственный опыт - она была редким человеком, который после многих лет снегозависимости избавился от снега навсегда. Даже портрет её Итэр запомнил. Бледная, седая и костлявая, как покойница - снег оставил отпечаток на её внешности. Согласно биографии в предисловии сборника, у женщины было три дочери - две родных и одна приёмная - и Итэр почему-то искренне хотел, чтобы они не повторили судьбу своей матери. Такой дорогой ценой достался ей этот шедевр из глубин сердца... Когда в комнате любви Итэр провёл около недели - он потерял счёт суткам в этом подвале - Синьора вошла и привела с собой девушку. Тёмно-синие волосы, обычная снежнайская одежда и крио-Глаз Бога на поясе. Итэр уставился на них потухшим взглядом. - Луналика, - обратилась к девушке Синьора. - По-твоему, он похож на того, чью душу и разум подчистую забрал снег? Луналика выдержала еле заметную паузу. - Да, похож. Он такой и есть. - Тебе его жаль? - спросила Синьора. - Если бы мне было хоть кого-то жаль, я бы не работала там, где работаю. - Всё ясно. Ничего Синьоре не было ясно. Даже того, что Луналика ей солгала. Во-первых, Луналике было жаль Итэра. Во-вторых, она прекрасно поняла, что он притворяется, так, как не поняла даже Синьора. Предчувствие говорило ей, что нужно было продолжать этот спектакль. И подыгрывать не Синьоре, а Итэру. Синьора и Луналика вышли из комнаты любви, оставив Итэра одного. *** Кэйя зашёл в спальню, когда Дилюк сидел на кровати спиной ко входу. Дилюк держал что-то в руках и плакал. Детское фото Дилюка. Когда-то Крепус выписал из Фонтейна очень редкий и дорогой прибор только для того, чтобы сфотографировать любимого сына. Крепус не привык к таким вещам и не умел ими пользоваться, поэтому не особо старался над фотографиями. Некоторые фото были размыты и поэтому давно уже сгорели в пламени камина, но это, безупречное, с улыбающимся от уха до уха маленьким Дилюком, сохранилось до сих пор, хоть и заметно пожелтело. Кэйя, подойдя к Дилюку сзади, закрыл ладонями его глаза. - Угадай, кто. Дилюк вздрогнул. - Кэйя! Можно было бы и не так внезапно! - Извини, - Кэйя положил руку на плечо Дилюку. - Какой очаровательный снимок. - Я тут такой красивый, - Дилюк всхлипнул. - Ты и взрослым был просто загляденье, пока не началось вот это всё со снегом. - Не вменяй мне это в вину, Кэйя! - Снежниками не рождаются. Прости. Дилюк вскочил с кровати и схватил Кэйю за воротник. - Под снегом не видно тепла, но там такие рассветы... что нет нужды в тепле... Кэйя крепко прижал к себе Дилюка. Жалкого, несчастного, будто бы рассыпающегося на части от рыданий и судорог. Совсем иного Дилюка. - Я не отдам тебя снегу. Я не отдам тебя падучей. Никому не отдам, ни богам, ни Бездне, никому, понял? - Я им и не нужен! - вскричал Дилюк. - Теперь, когда в моём сердце, в моей грудной дыре, нет ничего, кроме снега... Я не нужен, хотя был! - Попомни моё слово, за тобой ещё поохотятся и фатуйцы, и вестники Бездны, и сама принцесса Тьмы, - ободрил его Кэйя. - А я всё равно никому тебя не отдам.