it's a sin

      Хёнджин вернулась часа через три, когда солнце начало медленно опускаться за острые вершины высоких, как башни, елей. Она остановилась у дверей дома Пак и села на крыльцо, поджав под себя ноги. Чевон неловко устроилась рядом, кутаясь в куртку Хеджу.       – Ещё не вернулся?       – Нет, – покачала головой Чевон.       – Я была в ТЦ, – Хёнджин расстегнула рюкзак, вытаскивая из тёмных глубин пару свёрнутых в трубку плакатов. – Вот, это тебе.       – Это «Oh! My Girl»? Боже, они, наверное, очень дорогие… У меня сейчас нет денег…       – Это подарок, – отрезала Хёнджин.       – Мой день рождения только через месяц.       – Ну, значит через месяц я ничего тебе не подарю, – хмыкнула Ким. Несколько секунд она смотрела на Чевон, словно пытаясь подобрать слова, а затем тихо, будто боясь, что их услышат, выдохнула: – Пожалуйста, уйди к Хеджу.       – Я не могу, папа…       – Нахуй его! Если он подохнет, пока будет пьяным, то это его проблема, а не твоя. Ему просто не стоило пить.       – Он мой отец, Хёнджин.       – А ещё он алкаш, который вместо того, чтобы проводить время с семьёй, напивается в компании таких ублюдков как мой отец. Знаешь, есть люди, от смерти которых мир ничего не потеряет. А может даже и станет чище.       – Вы с Хеджу постоянно так говорите, – нахмурилась Чевон, сжимая кулаки до боли в пальцах. – «Он плохой…», «твоя мама сука…», ещё куча дерьма. Да… Да, может быть это так, но они всё ещё мои родители! И я люблю их! Я люблю их…       – Чевон, – Хёнджин накрыла её руку своей, слабо потирая кожу большим пальцем, и грустно улыбнулась. – Я понимаю, но и ты нас пойми. Хеджу любит тебя, а я ненавижу меньше всех остальных, и мы переживаем, потому что знаем, как могут быть опасны такие пьяницы как твой отец. Что, если однажды он разозлится и ударит тебя? Или случайно толкнёт?       Чевон солгала бы, если сказала, что не думала об этом. Да, она слышала достаточно историй о том, как алкоголики избивали своих детей, жён, выгоняли их на улицу, но её отец был другим. Он любил их, да, по-своему, странно, но всё-таки любил и никогда не причинил бы вреда. Чевон просто знала это.       – Он не сможет.       – Чевон, – покачала головой Хёнджин. – Ладно, чёрт с тобой, жди, но я останусь с тобой. А потом провожу до дома Хеджу.       – Ты не обязана…       – Нихрена! Ты, наверное, лучшее из того, что есть в этом городе, и я буду тебя защищать.       – Я? А Хиджин?       – А что Хиджин? Она милая, и всё.       Хёнджин не успела договорить, потому что мистер Пак медленно, шатаясь, вышел из-за поворота. Его взгляд был абсолютно пустым, руки прижаты к груди, одежда насквозь пропахла алкоголем и дешёвыми сигаретами. Он не отрывал взгляда от своих ног, испачканных грязью, и даже не заметил, когда дочь и Хёнджин взяли его под руки.       Отец был коренастым и очень худым с тонкими, длинными пальцами, дрожащими от запущенного остеохондроза. Он с трудом дышал, часто кашлял, но всё равно продолжал курить по пять-шесть сигарет в день. Одежда как мешок висела на слабых плечах.       Он не спорил, когда Чевон стянула ботинки, уложила в постель, подставила тазик. Пустой взгляд впился в пятно на стене, и Хёнджин заметила, как по щекам вниз, на пол, потекли слёзы, а пальцы задрожали сильнее.       – Стыдно, – хмыкнула она, не глядя на Чевон. – Идём.       – Д-да, – пробормотала блондинка, неловко, стесняясь стирая со лба отца пот и пыль. – Пожалуйста, будь осторожен.       – Моя девочка, – прошептал он, захлёбываясь слезами, но Чевон сделала вид, что не слышала.

***

      Хеджу не удивилась, когда Чевон постучалась в её дверь. Кивнув Хёнджин, она впустила блондинку в дом и обняла так крепко, как только могла. Нос Пак уткнулся в её плечо, пока пальцы Хеджу скользили по её голове, лаская каждый локон. С ней было хорошо, спокойно, и Чевон обожала её за это.       – Хочешь поиграть?       – Д-да.       – Идём.       Чевон думала о ней, пока Хеджу включала приставку, выбирала игру, листала список персонажей. Когда её карт рванул вперёд, Пак сжала губы и тоже вдавила кнопку в джойстик. Как бы сильно ей ни нравилась Хеджу, она была не намерена проигрывать. Марио и Луиджи мчались почти вровень, пока Сон не врезалась во что-то, отставая.       – Да!       Хеджу улыбнулась.       – Я просто поддаюсь, детка.       – Просто признай, что разучилась играть!       – Я?! Нихера подобного!       Чевон восприняла это как вызов и набрала скорость, не переставая следить за картом на экране телевизора. Руки Хеджу дрожали, но она всё ещё очень хорошо контролировала персонажа. Но всё равно пришла второй.       – Да, чёрт возьми! – Крикнула Пак, откидывая джойстик на диван. – Да! Да! Да!       – Я дала тебе фору.       – Ага, конечно. Просто признай, что я играю лучше.       – М… нет!       – Ах ты…       С воинственным воплем Чевон напрыгнула на неё, щекоча пальцами живот и под рёбрами. Хеджу упала на пол, дёргая, задыхаясь от смеха. Терпкий аромат её духов окутал Пак. Не понимая, что делает, блондинка прижалась губами к шее Хеджу и тут же замерла, телом чувствуя, как девушка дрожит.       – Эй, – прошептала она.       – Эй, – ответила Хеджу.       – Ты знаешь, что нравишься мне?       – А ты знаешь, что я люблю тебя?       – Знаю.       – И я знаю.       Чевон прижалась к груди Хеджу, позволяя себя обнять, и замерла. Её сердце билось как безумное, словно желая, разорвав грудную клетку, вырваться из груди. Рука Хеджу скользнула в светлые волосы, поглаживая их.       – Почему ты так не любишь моего отца?       – А за что мне его любить? – Хмыкнула Хеджу.       – Я серьёзно. Ты его совсем не знаешь.       – Может быть, но я знаю человека, который на него очень похож. Он… то есть не только, но всё это напоминает о том, что случилось с Суён.       – Что ты имеешь в виду?       – Ну, когда её отец умер, мама нашла себе нового мужчину, моего отца. Она говорила, что он был хорошим человеком, и мы обе верили в это, потому что, ну, мы были детьми. Он много пил, а мама почти всё время проводила на работе, поэтому за ним следили мы с Суён. Мы кормили его, поили, укладывали спать и убирали дерьмо, когда его выворачивало прямо в гостиной. Короче, это было отвратительно настолько, что меня до сих пор тошнит, когда я вспоминаю об этом. Это длилось почти четырнадцать лет и с каждым годом становилось всё хуже и хуже, – она сжала губы, вдыхая больше воздуха в грудь, чтобы набраться сил, и продолжила: – Однажды я вернулась домой, а он был пьян настолько, что даже на ногах не держался. Я помню, что попыталась забрать у него бутылку, а он толкнул меня так, что я ударилась плечом о шкаф. Суён вышла, чтобы помочь мне, но он резко схватил её за шею и просто спустил с лестницы. Я… в общем, она кричала от боли, пока он хохотал как чокнутый, а я не могла пошевелиться. Всё было в крови, из руки Суён торчал обломок кости. Мама написала заявление в тот же день, подала в суд. Ему запретили приближаться к нам ближе, чем на километр, но мама всё равно решила, что будет лучше уехать. Он не раскаивался, только злился и изо всех сил оправдывался, и тогда я поняла, что как бы хорошо ни заботились о таком человеке, он всё равно останется полнейшей мразью, для которого алкоголь всегда будет важнее семьи и друзей.       – Где он сейчас? – С дрожью в голосе спросила Чевон.       – Надеюсь, что умер, – Хеджу крепче сжала ладонь Чевон в своей. – Я ненавижу его, потому что он сделал больно моей сестре. И я ненавижу свою мать, потому что она ни разу ничего не сделала, чтобы выгнать его. Я… я думаю, что вы с Суён – единственные, кого я люблю, и я сделаю всё, чтобы вас защитить.       Вместо ответа Чевон крепко прижала её к себе.

***

      – Я устроилась на работу, – прошептала Хеджу уже ночью, когда они, обнявшись, лежали на кровати в комнате Сон.       – Серьёзно?       – Угу. В музыкальный магазин. Там не так много платят, но если я буду откладывать, то к выпуску смогу накопить достаточно на побег и аренду квартиры на первое время, пока мы не сможем освоиться.       – Я… я тоже устроюсь, обещаю.       Хеджу прижала её к себе, целуя в лоб, и улыбнулась. Чевон не могла отвести от неё влюблённого взгляда. Она была красивой: с чёрными глазами, такими же глубокими как августовское небо, пухлыми губами, которые хотелось целовать. Пак провела кончиками пальцев по бледной коже, лаская её, и улыбнулась.       – Я думала о твоих словах. Ну, о папе.       – И?       – Я понимаю, что ты беспокоишься, и я тоже постоянно за тебя беспокоюсь, но мой отец не похож на твоего. Он… он хороший человек. В это сложно поверить, но это правда, – Чевон закрыла глаза, прокручивая в памяти смутные картины детства. – Когда я была ребёнком, он много работал. Ты же знаешь, что тут раньше был порт, и папа работал там моряком, иногда уходил в море на целых шесть месяцев, но зато всегда хорошо зарабатывал. Когда он приезжал, то играл со мной часами, гулял, возил в парки аттракционов. Он скучал по нам, любил нас, заботился, но потом… Не знаю, всё рухнуло. Он упал, повредил спину, и пока они плыли к земле, состояние ухудшилось настолько, что уже ничего нельзя было сделать. Ему всё ещё сложно ходить и постоянно больно, и поэтому он больше не смог работать. И папа… папа потрясающий, но просто очень слабый. Ему можно помочь!       – Можно, – кивнула Хеджу. – Но только если он сам захочет. А он ведь не хочет, так?       – Н-не знаю, – пробормотала Чевон.       Она почувствовала, как слёзы подступили к глазам, и уткнулась лицом в плечо Хеджу, неловко всхлипывая. Тело дрожало, но Пак всё ещё пыталась держать себя в руках. Отцу просто нужно было время, чтобы понять, что он сможет справиться с собой, с пьянством. Всего месяц или два, и он скажет им об этом. Обязательно скажет.

***

      Дорога домой была короткой и очень тихой. Чевон подняла с коврика у двери газету, пригладила волосы, вошла в дом. Мамы ещё не было, а папа, наверное, спал, поэтому она, стараясь быть как можно тише, стянула кроссовки и сняла куртку.

Папа сидел на диване в гостиной, склонившись над кофейным столиком, с фотоальбомом в руках. Он бережно листал его, скользя кончиками пальцев по старым снимкам. По впалым щекам текли слёзы. Никто не трогал альбом с того дня, как отец вернулся домой из своего последнего плавания. Он лежал на шкафу, в коробке с другими воспоминаниями: записной книжкой, компасом, набором карт и потёртой от времени тельняшкой.       Чевон замерла, не веря глазам, а отец поднял голову.       Его лицо было бледным и безжизненным, как у восковой куклы. Отросшие седые волосы падали на лоб и ниже, закрывая пустые глаза мертвеца. Чевон почувствовала себя так, будто увидела то, что не должна была, и смущённо опустила взгляд в пол.       – Мне жаль, принцесса, – пробормотал отец, глотая слёзы. – Мне очень жаль.       А потом папа замолчал. Он даже не смотрел на Чевон, когда она, кивнув, скрылась за дверь своей комнаты и упала на кровать, с трудом сдерживая приступ истерики.