Моя дурная привычка.

       — Забудь ты про Мистера Страховку.       Доносятся до ушей горькие слова. И не составляет труда понять, что речь идёт именно о нём. Пиперс тяжело вздыхает, часто моргая, когда тишина ответа тянется столь же глупо и неуверенно, как сейчас себя ощущает сам глазастик.        Этот вечер проходил очень увлекательно. Хейтер и сам Пиперс весело и активно что-то обсуждали, позабыв на время о тленной учёбе и других заботах. Как вдруг появляется он.       Его имя хорошо известно во всех клубах и учебном заведении. Ну, как имя. Всегда представляется как «Круто» или «Отпад». Заядлый тусовщик, от чьего присутствия все взгляды устремляются именно на него. У Круто популярность слишком зашкаливает, по школьным меркам. Чем ему понадобился простой лентяй-бунтарь, как Хейтер — загадка даже для такого умника, как Пиперс.        Круто пообещал Злыдню популярность, взамен на небольшую услугу.        Забыть о Пиперсе, как о страшном сне.        И зачем такому популярному выпендрёжнику понадобилась такая мелочь? Неоднократно этот ботан стучал на Круто, или же публично высмеивал его, доказывая свою правоту и беспечность тусовщика, из-за которой в его жизни однажды наступит конец. И глазастик всегда был достаточно уверен для такого. Он словно подбирал время и место, балансирующее между секундой до звонка на урок, и нахождением рядом учителя или завуча, чтобы поставить хулигана на место, и не получить по заслугам, самому не прибегая к такому дальнему, для него, методу насилию.        И всё же было хорошо.        Пока Круто не выяснил единственное важное событие в жизни своего врага. Появление Злыдня. Соответственно, убрать этого человека из списка важных для Пиперса, было в его власти. Мозг не всегда лучше популярности и мышц, до чего ботан не успел додуматься вовремя. И вот, прямо сейчас, решается судьба его и Хейтера, дружбы, в которой уже начала возникать искра рождения новой звезды.        Злыдню предстоит сделать выбор. Искра или репутация?        — Хорошо. — Крайне неуверенно вздыхает Хейтер. В эту секунду миры содрогнулись. Сердце Пиперса сжалось, боясь разжаться, а легкие, казалось, забыли свой функционал. Нет. Этого не может быть! Глазастик не верит. И чем больше тешит себя надеждами, тем больше понимает, как это все бессмысленно, и как же он был глуп, потакая своему самовлюбленному другу! Страх, боль и ненависть смешиваются в груди.       Пиперс сильнее вжимается спиной в стену и скатывается по ней вниз, запуская пальцы в вечно уложенные волосы. Но, видно, сегодня исключительный день, когда они станут растрёпанными. Стоит ли внести это в календарь?        — Отлично, — ботаник не видел его лица, но судя по тону, Круто злорадно ухмыльнулся, протягивая Хейтеру бумажный конверт, а именно специальное вип-приглашение в клуб. Там, в основном, проводились тусовки мистера Отпада.       — Не скажешь мне, где этот очкарик? Передам ему плохую новость. —        До этого некогда изумлённый Злыдень с восторженными глазами пробегал по буквам на приглашении, а после скривился в недоверии вопроса, смотря в лицо своего нового приятеля с легким осуждением.        — Эй, только не трогай его. Он ни в чем не виноват. —       Благородно, но всё-таки виноват. Перед влиятельным человеком глазастик ой как виноват, и сейчас он готов вставать на колени, чтобы извиняться. Но это не то, чего он поистине хочет. Пиперс разочарован. Разочарован в своём друге.        Он издаёт громкий всхлип, и молит Гропа, что бы никто из собеседников за углом того не услышал.

Воцарилось затишье… Это не к добру!..

       — Окей, — просто говорит Отпад и хлопает Хейтера по плечу. — Извини за это. Увидимся сегодня в клубе. —        Можно услышать традиционно-привычное цоканье губ и щелчки пальцами обоих рук, что в следующую очередь представляли собой «пистолетики», пока хулиган подмигивал оппоненту. Злыдень всё ещё недоверчиво хлопает глазами, но так же самозабвено с радостной лыбой прощается и уходит, снова всматриваясь в свое приглашение.        Осталось дождаться пока уйдёт Круто, и можно впадать в рыдания и мольбы о том, чтобы это всё оказалось глупым, хоть до ужаса страшным, кошмаром.        — Ох, Пипс, — выпаливает игриво почти над ухом, до боли знакомый голос. Он заставляет названного громко вскрикнуть и отползти в сторону, рукавом поспешно вытирая и скрывая слёзы. Зная, что это не поможет, Пиперс тяжело дышит, предугадывая следующее, возможное развитие событий. Перед ним встал его мускулистый враг, нахально лыбясь. — Я к тебе с плохой весточкой, зануда. —        Каждый его не быстрый, но и не медленный шаг вызывал дрожь по телу ботаника, которому и без того было плохо. Не в силах выдавить из себя хоть слово, жертва активно замотала в стороны головой. В его глазах за чёлкой можно было ясно увидеть страх и влажность, лёгкое покраснение на вечно бледной коже и…       Отчаяние.        — Прошу… — Наконец произносит Пиперс, когда его за воротник рубашки подхватывают и с силой бросают в стену, вжимая в неё же. Со лба падают хрупкие очки и бьются, разлетаясь по асфальту. Трещина в вечно уверенном, но жалком выражении лица только сильнее растягивает удовольствие тусовщика.        — Давай. Плачь, сука. Моли меня оставить тебя в живых. — Довольствуется результатом своих трудов Круто, маниакально смеясь.        А какой смысл вообще оставаться в живых? Хейтер и его дружба была для ботаника всем. Он был готов бороться со своими загонами и проблемами ради друга, но… Дал слабину. Его икона, его пример для подражания и объект воздыхания стал его главной слабостью в этом несправедливо жестоком мире. Он облажался. И настолько же слаб, чтобы признать это.        — Как хочешь, — Круто возвращает Пипса из мыслей на землю. А если точнее, на холодный асфальт, когда последний ловит себя на понимании, что так и не успел ответь, погрязший в своих отвратительно мерзких мыслях. И прежде чем ботан успевает среагировать, чувствует давящую боль на шее. — Если ты будешь тихим, то, может быть, я сломаю тебе не все кости. —        Круто строит из себя благородного, пока Пиперс вздрагивает, сужая зрачки. Именно в этот момент он начал звать про себя не Гропа, а Хейти, надеяться, что он всё-таки вернётся, откажется от популярности и… Дружба окажется важнее.        Перед глазами всё темнеет, когда перестаёт хватать воздуха, и именно в тот момент, когда ботаник был готов распрощаться с сознанием, ему позволили глотнуть немного воздуха, смешанного с едким одеколоном Отпада.        — Я сломаю тебя.        Если уже не сломал, то дальше будет только веселее.        Одна рука тусовщика нежно ложится на грудную клетку своей жертвы, словно через рубашку ощущая количество рёбер, пока второй же резким движением выгибает запястье. Пустую улицу помимо тихого зова о помощи, наполняет резкий хрут костей. А так же.        Крик Пиперса. Такой истошный, жалкий и протяжный, смешанный с рыданиями, которые больше не мог скрывать.        — Ты так жалок…       Походу, тусовщик не врал, он правда собирается сломать ботаника. Во всех смыслах этого слова.        — Ты слишком громкий, — внутренне, хулиган не видит в этой дилемме проблемы, Отпад страстно желает ещё насладиться этим умоляющим тоном, просто быстро соображает, что если так пойдет и дальше, то веселье быстро прервется. И судя по слегка вскинутым бровям и угрожающей лыбой, Круто пришла в голову идея.        Пальцы маскулистых рук проводят по поддрагивающему кадыку жертвы, ощущая его тяжёлое, встревожное дыхание, сглатывание слюны и протяжное мычание, заменяющее возможные крики жертвы. Но тот послушно терпел, внутренне понимая, что сопротивлениями сделает только хуже. Круто нравится это. Ему нравятся послушные мальчики.        Фаланги опускаются до рубашки, и он чувствует, как сильнее затрясся Пиперс, когда они касаются пуговиц.        — С-стой. П-прошу… Не надо. — Ботаник наблюдает как улыбка мучителя спадает, и он зло цокает языком, резким движением бьёт кулаком в живот.        Пиперс сгибается, точно кошка, и трепетно скулит, иногда всхлипывая.        — Когда же ты заткнёшься. — Отпад недовольно продолжает, резким движением разрывая рубашку. Холод обвивает беззащитное тело, и ботаник глубже дышит. Казалось, он достиг высшей точки ещё пару минут назад, но сейчас… Было страшнее как никогда. Тусовщик грубо проталкивает ткань в рот своей жертвы, удовлетворительно наблюдая картину, как слабый и хрупкий парнишка перед ним, весь трясется и разливается истерическими слезами. Его тело бледно и холодно, в некоторых местах уже покрыто синяками от падения. Его руки, чтобы не мешались, держат над собственной головой, а сам глазастик сжимает глаза и молит Гропа о желаемом шансе выжить. Он же. Выживет?        Пред глазами всё плывёт, но Пиперс держится! Ради чего только.? Мечтал, чтобы это наконец кончилось. Он чувствует удары, приходящиеся на его просвечивающие худые рёбра, а так же собственный крик, что поглощает рубашка.        — Так-то лучше, — снова лыбится тусовщик, толкая Пиперса на бетон. — Итак. Давай повеселимся?

***

       Одному флёрту известно, сколько времени проходит, прежде чем Отпаду это наскучило. Он уходит, мило прощаясь. И его абсолютно не интересует, как себя сейчас разбито ощущает его жертва.        Пиперс кашляет, разжимая красные глаза с синяками, и выплевывает изо рта обмякшие ткани рубахи, мгновенно замечая за этим действием кровь на одежде, языке и боль в области живота, отчего сгибается и скулит. Всё тело горит адской болью. Путём самоанализа ботаник подмечает острую боль в левом плече — сломанную руку, пару фаланг пальцев, синяки по всему телу, а так же пару глубоких рубцов, сделанных карманным ножом. Они растягиваются по области ребер до тазовых костей, от шеи до ключицы, и по всей длине руки со стороны вен. Кажется, придется зашивать. Пиперс чувствует себя грушей для битья. И по мнению Глазастого, тот ею и был всю ночь. А сломанное ребро и синее, не только от холода, но и от синяков, тело, только это и доказывает.        Парнишка трясётся как осиновый лист, но ему удаётся встать на обе ноги, подкашиваясь, и опираясь почти всем весом о стену. Простояв так не меньше двадцати секунд, ослабленное тело падает на бетон снова, в этот раз раздирая ткань брюк и кожу на коленях. Одни беды, флёрт. Он тяжело вздыхает. Он сдался. Пиперс не может ходить, не может звать на помощь, тем более, раз до этого его крики и мольбы не были услышаны, то сейчас, его дрожащий жалкий шёпот ничем не отличится. Голос сорван. Чего же ожидать сейчас? Смерти, утра? Утром его могут найти хулиганы, ведь находится за школой — обычное местообитания прогульщиков и тех, кто желает покурить. В общем, нехороших людей. Так что, опять же, ничего хорошего. Его жизнь обречена.       По щекам пробегает дорожка слезы, а веки медленно закрываются. Ботанику остаётся лишь насладиться звуком ветра и листвы в деревьях, прежде чем отключиться. Начинает светлеть. Небо приобретает розовато-утренний оттенок. Это примерно четыре утра.       С какой-то стати это даже помогло избавиться от навязчивых мыслей, да. Теперь все мысли о боли, и о том, что ботаник заслужил каждую секунду этой пытки, пока его находили и везли до ближайшей больницы, пока тот был в прострации между сознанием и полной отключкой. Но какое-то «послевкусие» диалога лучшего друга и хулигана таки остались. Невозможно выбросить из головы то, что терзает душу.

***

       Пиперс жмурится, разлипая веки. Яркий белый свет не даёт осмотреться, даже адаптироваться к такому яркому свечению очень трудно, поэтому он напрягается и пытается подняться, что заканчивается плачевно. Боль током пробегает по телу, и Пиперс падает обратно, с удивлением отмечая, что падает уже не на твёрдый и холодный бетон, а на тёплую и удобную подушку. Тогда до пострадавшего медленно начинает доходить.        — Где...Я? — Находя в себе силы для ещё одной попытки открыть веки, у Пиперса получается рассмотреть сначала свет лампы, потом потолок, и вообще всё начинает вырисовываться. Это больничная палата. И выглядит, кстати, довольно хорошо. Вся в естественных, для такого места, белых оттенках, исключая пару таких вещей, как книжка на соседней полке, горшок с зелёным папоротником, картина с неизвестным автором, но больше всего его привлекла дверь из помещения, на коим весел календарь. Дату было не рассмотреть, прежде чем Пиперс понял, что вообще видит всё размыто. Конечно, он сейчас настолько жалкий, неспособный, слабый, уязвимый, что самому вызывает отвращение эта ситуация.        Блеск с правой стороны кое-как привлек внимание лежащего. Он кидает все усилия, чтобы повернуть голову и заметить там, кажется, что-то отдалённо напоминающее очки. Очки? Их, разве, не разбил Круто во время вчерашнего «веселья»? А вчера ли это было? Собственно, болезненные ощущения не стихали с того самого периода. Дрожащая рука с огромным трудом всё-таки дотягивается до оправы, и когда любимый предмет оказывается на переносице всё встаёт на свои места. То есть, это всё та же палата, просто отчётливее. Четырёхглазый замечает капельницу и яркий запах спирта. Собственно, ничего особенного. И как только на сердце стало спокойнее, перед глазами всё так же ярко, как и последствия «игр», мелькали воспоминания. О том, как Хейтер продал его за злосчастный билет. О том, как ухмылялся Отпад. О том, как…

— Ты так жалок.

              Пиперс вздрагивает, и по телу молнией пробегает волна мурашек и новых острых ощущений. Быстро моргая и наскоро убирая набежавшую влагу из-под очков, он поддрагивающим голосом выдыхает. Лучше бы там и умер, за школой. Над телом бы надругались и выбросили под мост.        Возможно, этот план и был у Круто, но сейчас Пиперс не мёртв. Он отчётливо слышит и чувствует биение своего сердца и лежит на больничной постели, рассуждая о том, что же будет дальше. В роде, как теперь смотреть на Хейтера? Как теперь жить с таким наживом врагов? Если завести конфликт с Круто, то будет некруто. У него куда больше влияния и власти, чем у какого-то ботаника-одиночки. Да и самооценка расшаталась за последние часы, проведенные в сознании Гроп зная сколько времени назад.        В любом случае, теперь глазастик официально волк-одиночка, так сказать.        Ручка двери медленно и тихо поворачивается. Это привлекает внимание пострадавшего, что машинально концентрирует взгляд на двери. Какая-то часть даже удивляется этой чрезмерной аккуратности. Невольно начинаешь задумываться о новопришедшем госте. Кто это? Неопытная медсестра? Вечный добряк и лучший друг всего учебного заведения? А может это…        Нет. Все мысли, даже малейшие, связанные с ним, отметаются моментально. Но от себя правды не скроешь. Нельзя смести всю свою голову.        Дверь открывается и Пиперс застывает, на секунду даже забыв, как дышать.        — Пиперс? — В дверях стоит сам… Хейтер.