Нежность

      Силко методично, с преувеличенным спокойствием расстегивает пуговицы на рубашке. Смысла в этом нет совершенно: ткань кровью пропиталась насквозь, и ни одна химчистка не спасет.       Чтобы люди слушались раскрытой ладони, порой нужно использовать кулаки.       Мужчина присаживается на край ванны, невидящим взглядом смотрит на струю воды, спешно льющуюся в ванну.       Ноет бок. Силко неудачно приложился ребром о какой-то косяк, уворачиваясь от ножа у своего носа.       Для таких дел есть Севика, банда, телохранители — достаточное количество, чтобы уберечь босса, только вот босс у них порой любит разминать кости, доставать из-за пояса верное перо.       Сил у него не очень много. Зато он быстрый, ловкий и знает, куда бить, чтобы было очень, очень больно.       Этому же Силко учит и дочь.       От горячей воды поднимается пар. Стоит опуститься, как прозрачная, почти искрящая от белизны самой ванны, она окрашивается красным. Мужчина погружается по плечи, зачерпывает в ладони и проводит ими по лицу. Вместе с гримом смывается и чужая кровь, каплями осевшая на щеках, лбу и переносице.       Мог бы обойтись и без насилия, конечно. Но тогда урок никто не запомнит, и пойдут шепотки: смотрите-ка, мол, босс разомлел, босс раздобрел, босс рядом со своей бешеной совсем особачился сам и все больше лает, чем кусает.       От того, как сильно Силко сжимает зубы, на мгновение болезненно отдается в висках.       Пар подрагивает над мутной водой, туманной пеленой укутывает комнату. Краем глаза он цепляет собственное отражение, из-за чего спешит опуститься глубже. Отросшие волосы в невесомости теряют форму, и выныривает мужчина с едва слышным фырком, убирая налипшие на глаза пряди.       Тянется, чтобы открыть слив, натягивает цепь и едва тянет на себя, когда замечает движение на входе в ванну.       Силко уверен, что дверь за собой закрывал.       Вот она, стоит, тихо привалившись плечом к дверному косяку, руки складывает на груди и взгляд держит опущенным на берцы. Полутень на пороге не сразу позволяет понять, что за пятна на ее светлой коже и почему их так много.       Он смотрит на Джинкс в упор, и она чувствует этот взгляд: от него девушка неловко поводит плечами, потому что ее взрывное безумие прекрасно знает, как реагировать на злость, крики, боль и чистую, неприкрытую вежливостью агрессию.       Как реагировать на сдержанность и принятие, концентрированные в его небесно-голубом глазе, она понятия не имеет.       Силко настолько устал, что злиться даже желания не появляется.       — Прости, пап, — Джинкс поднимает взгляд, и в нем нет ни капли сожаления.       К такому привыкаешь. Вот и Силко привык. Кивает только, голову склонив набок.       — Ты ранена?       — Нет. Это не моя.       Конечно, не ее.       — Иди ко мне.       Джинкс присаживается на край ванны, концы кос погружаются в воду, и мужчина вздыхает только, проводя мокрой ладонью по ее предплечью. Кровь липнет к пальцам.       Девушка улыбается, заметив тень хмурости на лице отца.       — У тебя тоже не задалось, да?       Он не отвечает. Проводит кончиками выше, и багровый след тянется к легкому облаку на ее плече.       Джинкс лениво стягивает с себя сапоги, даже не наклоняясь, после чего плюхается в воду спиной вперед. Вода окрашивается грязным черным и выплескивается через бортик; девушка морщится, — дурацкий цвет, мерзкий цвет, тоскливый цвет — выдергивает пробку и устало откидывается спиной на чужую грудь.       Силко обвивает тонкую талию руками, прижимает к себе и только выдыхает через зубы, когда дочь случайно задевает локтем пострадавший бок.       От того, как быстро расслабляется молодое тело, становится намного жарче, чем от горячей воды до того.       Облако тянется от бедра через грудь к плечу: Силко знает, ведь он сам набивал все эти завитки, выводил твердой рукой линии. И прижимался губами к порозовевшей щеке, когда боли от иглы становилось слишком много.       Он трется носом за ее ухом, пока Джинкс увлеченно расплетает тугие косы; мягко касается кожи под поясом низких штанов, после чего цепляется пальцами за ремень, пустой сейчас от обычно лежащих там пуль.       Мягко. Нельзя торопиться. С ней на деле ни в чем нельзя торопиться: каждый шаг похож на попытку усмирить пламя, и у Силко каким-то чудом это получается.       Раз за разом.       Джинкс забирает из его рук пояс, чтобы отбросить на мокрый пол, и ведет послушно бедрами, позволяя стянуть порванные на икрах брюки, после чего с улыбкой обвивает чужую шею, откинув руки назад.       Силко хочет посмотреть ей в глаза, но не может отвести взгляда от выпирающих ребер, впалого живота, натягивающих тонкую кожу тазовых костей и ниже,       ниже,       ниже,       насколько только позволяет разглядеть сливающаяся мутная вода.       — Даже не спросишь, что произошло? — ее голос преувеличенно мягкий, ее голос вынуждает фокусировать взгляд на алых от помады губах, ее голос смеется над его отвратительно острой реакцией на легкие, игривые движения ее бедер.       Она бессовестно выгибается, потягиваясь, и смотрит так, что становится ясно: никому из них не хочется обсуждать то, что произошло.       Если ее демоны кричат Джинкс сделать больно всем вокруг, разрушить больше, добыть больше, убить больше, то демоны Силко шепчут практически нежно: ты же знаешь, что будет дальше.       Силко знает. Поддается порыву и разводит ладони, скользя ими по чужому телу в разные стороны под едва ли удивленный взгляд дочери.       Та с прищуром кривит губы в усмешке, бодает носом в щеку и неожиданно шумно выдыхает, когда пальцы касаются низа ее живота.       Джинкс знает.       Черт подери, Джинкс прекрасно знает, что нужно сделать, чтобы у мужчины задрожали от желания руки, и бессовестно этим пользуется, с радостью играя роль.       Грязная вода сливается почти спешно, и теперь касания ощущаются остро; девушка откидывает голову на его плечо, ногой нащупывает на дне пробку, подталкивает, чтобы заткнуть слив.       Рука под ее топом сжимает грудь мягко, поглаживает с ласковой небрежностью, задевая затвердевший сосок, после чего Силко через силу заставляет себя убрать от дочери руки:       — Сними его и повернись ко мне.       Джинкс смотрит через плечо так расстроенно и одновременно вызывающе, что ему в пору бы начать каяться и молить о спасении души.       Боги, от того, как послушно она раздевается и усаживается на его колени, как прижимается к груди своей и проводит по плечам ладонями, намеренно задевая ногтями, внутри все вспыхивает искрами.       Возможно, Мерцание вызвало в нем полное помутнение рассудка.       Джинкс сжимает коленями бедра и со стоном подставляется под руку, скользнувшую по поджатому животу к ее паху. Распущенные волосы лежат на груди, спускаются до дна ванной и щекочат его бока, пока девушка покачивается, подаваясь навстречу размеренно поглаживающим ее пальцам.       Вода набирается медленно. Новой волной жара подбирается к их телам, обволакивает, расслабляет уставшие мышцы.       Она смотрит в глаза. Всегда смотрит прямо — это то, чего ты хочешь, папочка? — то в здоровый, то в пораженный глаз, и Силко задерживает дыхание, когда замечает, как быстро расширяются зрачки малиновых глаз.       Его любимая девочка тает от касаний, хватается за плечи, сжимая в себе длинные тонкие пальцы, едва покачиваясь, пытаясь задать ритм, но после сдаваясь.       Силко знает, как сделать хорошо. И знает, когда стоит остановиться, чтобы все не произошло слишком быстро.       — Шампунь, Джинкс, — шепчет он на ухо, после прижимаясь к нему с нежностью губами, проводя обеими ладонями по волосам. Девушка стонет, до крови прикусывая нижнюю губу, после чего поднимает обиженный взгляд.       — Не хочу. Верни руку.       — Сначала займемся волосами, — мужчина заводит влажные синие пряди за ухо, и в голосе явно сквозит улыбка, но уголки губ остаются опущенными.       Джинкс только всхлипывает, покачивается на его коленях и пытается придвинуться ближе, животом прижимаясь к его возбужденной плоти. Тянется руками, скользнув ладонями по бокам с мягким нажимом, и боль под ребрами Силко отрезвляет. Он перехватывает тонкие запястья, щурится — и наконец улыбается.       «Немного терпения. Это моя игра, и сегодня ты следуешь правилам.»       Так, что дочери остается только податься вперед, оставляя легкий поцелуй на изуродованной щеке, после приподнимаясь над мужчиной, чтобы дотянуться до полки с бутыльками.       За секунду в его голове проносится столько идей, что можно сделать с его девочкой в таком положении, что приходится спешно сглатывать набежавшую слюну.       Он снизу вверх смотрит на задумавшуюся девушку, проводит по влажной коже бедер, после чего мягко сжимает ягодицы.       Силко должен считать это неправильным. Джинкс обязана ощущать отторжение.       Но вместо этого та только качает бедрами игриво под внимательными ладонями, скользящими к тазовым костям и обратно к ягодицам, а сам мужчина чувствует невероятную пульсацию желания далеко не только в висках.       Силко подается вперед, чтобы, отведя в сторону лежащие спереди длинные пряди, оставить несколько легких поцелуев на облаках, обвивающих любовно грудь. На что Джинкс неловко переминается с колена на колено, выбирая нужный шампунь.       Вода едва мутнеет, когда она опускается обратно к отцу на колени. Силко забирает пузырек и вздергивает целую бровь, глядя с интересом на второй в чужих руках.       — Я тоже хочу тебя помыть, — и мужчина только с выдохом подставляется, когда ладони с прохладным гелем касаются кожи плеч.       Он хочет было попросить девушку повернуться спиной, но та, заметив чужую задумчивость, только качает головой и выпрямляет спину. Силко выливает густые капли шампуня на ладонь и принимается с осторожностью распределять их, глядя в чужие глаза.       Такая красивая и такая его, только его, что сердце невольно пропускает удар.       Он не может позволить, чтобы к его девочке хоть кто-то оказался так близко, ведь любой может обмануть, любой может сделать больно. Только не он. Силко не сделает любимой Джинкс больно и плохо.       Ему не нужно спокойствие и весь этот чертов бизнес не нужен, если рядом не будет ее.       Джинкс улыбается. Тянется сама вперед, утыкается носом под его ухом и вдыхает глубоко. Мужчина с преувеличенной мягкостью тянет намыленные пряди, сразу же выпуская и пропуская их через пальцы, вынуждая дочь сесть ровно.       — Не елозь, милая. Дай мне закончить.       Джинкс хочет сострить, цепляет языком собственный клык с улыбкой, но вместо этого только мурлычет, головой подаваясь навстречу уже ласкающим кожу головы пальцам:       — Мне нравится твой запах. Он лучше, чем у геля.       — И чем же я пахну?       — Табаком. Кровью. М-м, бумагой… сталью! И немного порохом.       Порохом пахнет не от него, а от Джинкс, и Силко прошивает от мысли, что он в некоторой степени пропитался ей. Девушка смотрит удивленно на не ясную ей перемену во взгляде отца, после чего послушно подается навстречу поцелую, когда Силко надавливает на ее затылок.       Он прикусывает губы с жаром, скользит по ним языком и выдыхает шумно, несдержанно, стоит пальцам, едва прохладным из-за геля, скользнуть по его груди, задевая ногтями свежие шрамы.       В поцелуе, не отпуская, он помогает ей наклониться, чтобы смыть с волос мыло, и Джинкс прогинается в спине, податливо подставляясь. После все же мужчина отстраняется, перебирая осторожно пряди, чтобы не дать им сильно спутаться, и отвечает на преданный взгляд мягкой улыбкой — как только может со своим изуродованным лицом, но и этого ей хватает.       Продолжает скользить ладонями по его телу, удерживая равновесие благодаря сцепленным на его бедрах коленях. Мыла оказывается много, и руки постепенно немеют, но Силко терпит — главное, чтобы любимый синий шелк ее волос был в полном порядке.       — Кажется, купаться вдвоем нам выходит затратно, — Джинкс со смешком поводит плечами, когда отец снова вытаскивает пробку, чтобы дать мыльной воде слиться. Силко возвращает их в первоначальное положение, придерживая дочь под спину, после чего прижимается губами между изящными бровями:       — Сегодня можно.       Сегодня Силко заключил сделку в крови, снова показав, что его авторитет стоит дорого в Зауне.       Сегодня Джинкс вышла победительницей из отвратительнейшей драки в глубине Переулков, упустив товар, но не дав уйти наглецам, решившим оставить ее отца в дураках.       Сегодня можно расслабиться, снова наполнить ванну, подставиться под ее пальцы в седеющих на висках волосах, под его ладони на испачканных в чужой крови участках кожи.       Сегодня можно нарушить и парочку собственных правил.       Силко снова тянет Джинкс к себе, втягивает в долгий, тягучий поцелуй, после чего находит ее ладонь и тянет к напряженной до предела плоти.       — Теперь я хочу, чтобы ты коснулась меня здесь, — шепот горячий, в самые губы; следы от ее помады остаются на его собственных, так что мужчина облизывается, вводя пальцы в ответ на чужие осторожные ладони на своем члене.       Силко кажется, что ванная разом окрашивается малиново-фиолетовым, и искры мерцания заполняют комнату, стоит Джинкс неспешно провести по всей длине ствола, со стоном выдыхая и подаваясь навстречу его руке.       Силко кажется, что прокуренные, облепленные смолой легкие неожиданно снова могут принимать воздух до самой глубины, до почти мертвых верхов, стоит Джинкс обвить его шею свободной рукой и сжать пальцы в себе особенно сильно.       Силко кажется, что безумие его любимой девочки передается воздушно-капельным, — или просто капельным, стоит ненадолго разорвать глубокий поцелуй, — стоит Джинкс в голос застонать его имя.       Мужчина впивается зубами в нежное облако на плече, вводит третий и толкается дочери в руку, чувствуя, как мир окрашивается в цвет глаз его девочки.       Его идеальной Джинкс, подрагивающей от скользящих в ней пальцев и тихо скулящей ему в плечо: да, папочка, глубже.       Силко кажется, что этот день и все будущие никогда не будут плохими, пока они рядом.       И есть друг у друга.