После нас

      Дурсли были самой обычной и ничем непримечательной семьёй, каких было много в городке Литл-Уингинг. Петунья Дурсль, как и её многочисленные подруги, являлась образцовой домохозяйкой, поддерживающей домашний очаг. Она состояла в клубе домохозяек по Тисовой улице, занималась разведением цветов и души не чаяла в своём новорождённом сыне Дадли. Когда-то она мечтала, что станет юристом, будет работать в адвокатской конторе и добьётся значительных успехов на этом поприще, но теперь, когда в её жизни появились Вернон и малыш, Петунья могла лишь с чувством ностальгии просматривать университетские фотографии и мечтать, что однажды, когда Дадли подрастёт, она сможет вернуться к своей мечте. А пока миссис Дурсль ежедневно ухаживала за своим садом, читала сказки Дадли и покоряла своими кулинарными способностями не только супруга, но и значительную часть жителей Тисовой улицы.       Муж Петуньи, Вернон Дурсль, среди своих соседей слыл примерным семьянином, человеком с большим сердцем, который, впрочем, никогда бы не упустил возможность получить выгоду в каком-либо деле для себя и своей семьи. Потому, когда по району, словно ветер, пронёсся слух об открытии мужчиной своего бизнеса, никто не удивился такому повороту событий, а только горячо поздравили уже бизнесмена с этим смелым шагом и пожелали процветания его фирме.       «Жизнь удалась, » — думала Петунья, когда в очередной раз, сидя за камином с Дадли на руках, просматривала старые фотографии, не забывая время от времени смахивать непрошенные слёзы. Глаза женщины сами собой цеплялись за рыжие волосы на старых семейных фотографиях, которые принадлежали её младшей сестре. С Лили у неё сложились добрые отношения лишь спустя несколько лет после ссоры, когда девочка одиннадцати лет, сложив вещи в чемодан, уехала в школу в Шотландии. Конечно, Петунья не хотела с ней ругаться, но она переживала за сестру больше, чем хотела избежать глупой ссоры. Это сейчас, будучи уже взрослой женщиной, она понимала, что не стоило так давить на свою сестру, особенно учитывая, что у неё сбылась мечта любого ребёнка — она оказалась волшебницей. Но тогда старшая из сестёр не могла порадоваться за Лили от всей души. Этому было много причин: переживание за младшую Эванс, страх потерять её и, чего греха таить, зависть. Чёрная, гадкая зависть снедала Петунью, когда в их дом впервые пришло письмо о поступлении Лили в школу Чародейства и Волшебства Хогвартс.       ***       — Тунья, ты представляешь? Я самая настоящая волшебница! — восторгу Лили Эванс не было предела. Она ходила по комнате, не в силах найти себе места. Стоило девочке присесть, она тут же подрывалась и начинала снова лепетать о том, как ей повезло, какая, наверное, красивая школа, как она хотела бы, чтобы Петунья отправилась вместе с ней, как много нового она узнает и познакомится с самым настоящим-пренастоящим миром магии.       Петунья была рада за сестру, и с тех пор они вместе ждали, когда же наконец придёт письмо и для неё. Ведь не могло же быть такого, что Лили оказалась волшебницей, а её старшая сестра нет.       Но шло время, а письмо так и не приходило.              — Может, у них закончилась бумага? — предположила рыжая девочка, смотря на то, как всё расстроеннее и расстроеннее выглядит Петунья.       — Ага, а ещё чернила, люди для написания письма и почтальоны. Не говори ерунды, просто тебе опять повезло, а мне нет, — зло выплюнула старшая из сестёр и убежала в дом.       С этого момента началась негласная холодная война между девочками. Петунья старалась как можно больнее задеть Лили, а она отвечала тем же, подпитываясь смелостью у соседского мальчика, который тоже оказался волшебником.              Со временем злость на сестру и несправедливость жизни сошла на нет, но наладить отношения казалось уже невозможным — слишком много злых слов было сказано с обеих сторон. А потому Петунья не стала искать возможностей заново выстроить их дружбу и просто игнорировала младшую Эванс. Но тем не менее на месте зависти стало просыпаться чувство глубокого переживания за девочку.       Когда же это чувство достигло своего пика, она взяла листок бумаги и написала письмо о просьбе принять её в ту же школу, что и Лили. Отправила она его вместе с совой, которую приобрели на торговой улице с незамысловатым названием «Косой переулок» в качестве подарка к началу учёбы.       Ответное письмо пришло через пару дней. В нём говорилось, что Петунью не могут принять в Хогвартс, так как она является не волшебницей, а обычным магглом, да и возраст уже не тот, и настоятельно советовали смириться с этим фактом.       В этот момент мир тринадцатилетней девочки рухнул во второй раз.       Петунья отчётливо поняла, что, даже связанные кровными узами, они с Лили являлись жителями разных миров. Она — мира обычных людей, а младшая сестра — мира волшебников. И ничего уже не будет, как раньше, и не только из-за ссоры, но и из-за этого маленького, но важного факта.              — Ты не понимаешь! Этот ваш мир волшебников, он не-нор-ма-лен! — бушевала Петунья, со злостью смотря на младшую сестру. — Тебя же там вечно будет преследовать опасность! Останься дома и поступи в обычную среднюю школу!       — Ты так говоришь, потому что сама обычная маггла, — недовольно выпалила Лили и, схватив чемодан с вещами, вышла из комнаты.       Провожать сестру Петунья так и не отправилась.              Лили приезжала домой только на рождественские и летние каникулы и сыпала восторгом обо всём, что видела. Родители с каким-то трепетным благоговением слушали рассказы младшей дочки, а Петунья в такие моменты уходила делать домашнюю работу, которую им задавали на время отдыха.              — Тунья, у меня появился парень, — однажды сказала рыжеволосая, когда в очередной раз приехала на рождественские каникулы. Тогда Лили уже исполнилось шестнадцать, а Петунье — восемнадцать. Брюнетка всеми силами старалась не выдать своего любопытства и просто продолжала писать конспект, который нужно было закончить до конца каникул. На последнем году обучения их не жалели.       Но спустя двадцать минут напряжённого молчания, она не выдержала и откинула тетрадь, разворачиваясь лицом к сестре.       — Кто он? Как его зовут? Какой он? — выпалила Петунья, с каким-то детским восторгом смотря на Лили.       В ту ночь они разговаривали до самого утра. Делились переживаниями, секретами, впечатлениями, говорили о мальчишках, об их отношениях и заново узнавали друг друга.       После этой ночи Лили стала писать два письма — одно родителям, одно сестре, неизменно получая ответ от обеих сторон.       ***       Петунья перевернула очередную страницу семейного альбома, где располагалась фотография двух молодых женщин. Обе счастливо улыбались, находясь в крепких объятиях друг друга.              — А это, Дадлик, твоя тётя Лили. Я вас обязательно познакомлю, когда она всё-таки соизволит нас навестить, — мягко проговорила женщина, показывая пальцем на девушку, чьи рыжие волосы на солнце отливали самым настоящим янтарём.              

31 октября 1981 г.

             Жизнь семьи Дурслей текла своим чередом — Петунья стала председателем клуба домохозяек, Вернон расширил свой бизнес дрелей и теперь весьма успешно занимался продажей различных фирменных инструментов для ремонта, а Дадли исполнился год.              Письма от Лили перестали приходить около года назад. Каждое своё утро Петунья начинала с проверки почтового ящика, надеясь получить хоть маленькую весточку от блудной младшей сестры, которое бы успокоило её и избавило от переживаний, поселившихся глубоко в сердце женщины. Но в почтовом ящике было пусто и даже возле двери, среди вороха газет и квитанций, не было ничего, что могло бы привлечь взгляд беспокойной миссис Дурсль.        Снедаемая тревогой, женщина вновь и вновь возвращалась к последним письмам в надежде найти для себя покой в этих строках, но переживания за Лили лишь усиливались с каждым новым прочтением. Глаза цеплялись за любое слово, любое предложение и словосочетание, что хоть немного казалось подозрительным, заставляя мозг работать и анализировать их, возвращаясь к этим местам.              Поздно вечером, 31 октября, когда Дадли был уложен спать, а Вернон ещё не вернулся с работы, Петунья снова перебирала письма, быстро перебегая глазами по почти заученным строкам.              «Дорогая, Тунья,       К сожалению, нам с Джеймсом и Гарри пришлось уехать очень далеко от места, где мы сейчас живём. Гарри уже подрос и уверено переворачивается. Знаешь, у него мои глаза, хотя внешность ему досталась от Джеймса. Видела бы ты его! Надеюсь, что скоро мы сможем вернуться домой, и я вас познакомлю. Уверена, что Дадли и Гарри обязательно подружатся!       Знаешь, мне многое сейчас непонятно, возможно, что в ближайший год или полгода я не смогу писать письма. Дамблдор говорит, что это может быть небезопасно, но в нашем доме всё равно появляется много людей. Разве это не странно? Джеймс с Сириусом постоянно куда-то уходят, говорят, что по работе. Я могу только предполагать.       Я тебе не говорила, но уже долгое время в нашем мире идёт война. Это… страшно. Некоторые из моих знакомых погибли, поэтому нас и отправили так далеко. Джеймс сказал, что здесь нам ничего не угрожает. Я ему верю. Хотя не могу сказать того же о других.       С любовью, Лили»              «Дорогая, Тунья,       Не волнуйся за нас. Место, где мы находимся, надёжно спрятано ото всех, кроме наших друзей. Я бы хотела с тобой повидаться, но это может быть опасно для вас. Поэтому я могу успокаивать тебя только в письмах.       На прошлой неделе приходил Дамблдор и сказал, что война скоро будет закончена. Несколько месяцев назад появился человек, который может победить Тёмного Лорда. Если это правда, то совсем скоро мы снова увидимся.       С любовью, Лили.»              «Дорогая, Тунья,       Дамблдор всё чаще приходит к нам домой и убеждает, что почти всё закончилось. Он выглядит немного потрёпанно. Возможно, он просто устал, ведь руководить армией сложно. Северус бы сказал, что старику давно пора на отдых, пока от старости разваливаться не начал.       С Северусом мы давно не общаемся, не знаю даже, почему его вспомнила…       Я немного беспокоюсь…. Мне кажется, что от меня что-то скрывают. Хочу в этом ошибаться. Джеймс меня успокаивает и говорит, что это из-за переезда и необходимости скрываться. Скорее всего, так и есть.       Во время своих приходов Дамблдор постоянно говорит, что из Гарри вырастит прекрасный волшебник. В последнее время он часто проводит с ним время. По-моему, Гарри даже нравится.       С любовью, Лили.»              Что-то в этих письмах ей совсем не нравилось. Постоянно казалось, что она упускает какую-то важную деталь, за которую зацепиться для неё не представляется возможным.              «Ещё этот Дамблдор, » — невольно пронеслось в голове женщины, от чего она ощутимо вздрогнула. Конечно, Петунья знала об Альбусе Дамблдоре, ведь он был директором школы, в которой училась сестра. Но знала о нём только из рассказов Лили, которая с восторгом просвещала старшую Эванс о добром дедушке, что часто угощает своих учеников лимонными дольками и другими сладостями.       «Часто проводит с ним время, » — Петунья была не глупой женщиной и сразу про себя отметила слишком активное вмешательство директора в жизнь своих бывших учеников. — «Неужели ему нечем больше заняться, кроме как сидеть с Гарри? Я думала, у них там война…»              От не самых весёлых мыслей Петунью отвлёк звук разбившейся вазы, от чего она тут же подскочила с дивана и бросилась в прихожую, где с самым виноватым видом стоял заспанный Дадли рядом с осколками её любимой вазы.              — Дадли! — в ужасе вскрикнула брюнетка, вставая в позу. — Почему ты не спишь? И сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не трогал эту вазу?! А если бы ты поранился? — смотря на рассерженную маму, ребёнок поджал губы и громко расплакался, чем вызвал тут же ласковое щебетание женщины. — Ну что ты, дорогой? Испугался? Ну ничего, Дадличек, мама сейчас всё уберёт.              Ближе к ночи с работы вернулся Вернон, который мог только устало кивнуть на предложение отужинать, а после трапезы на ватных ногах пойти спать. Всю последнюю неделю мужчина готовился заключить сделку с заграничной компанией-поставщиком, специализирующейся на производстве шуруповёртов. Потому и задерживался допоздна, стараясь составить договор, который устраивал бы обе стороны.       «Что только не сделаешь ради благополучия семьи, » — только вздыхал мужчина на вопросы о его ненормированном графике.              Ближе к двум часам ночи свет в доме наконец погас, а все его жители погрузились в крепкий сон, не подозревая, что в этот самый момент под их домом разворачивается весьма примечательная и трагичная картина.       ***       Петунья проснулась по обыкновению рано — нужно было приготовить завтрак и сложить Вернону обед, чтобы мужчина мог спокойно отобедать прямо у себя в офисе, не теряя времени на поход в кафе. Женщина прекрасно знала, как тяжело работает её муж, чтобы обеспечить семью всем, и была благодарна ему за это. Меньшее, чем она могла ответить, — это поддерживать его всеми силами, провожать и встречать вкусным завтраком и ужином, да поддерживать в доме покой и уют.       Спустившись вниз, миссис Дурсль накинула пальто, чтобы по обыкновению сходить до почтового ящика. Но стоило двери открыться, Петунья в ужасе вскрикнула, обнаружив у порога ребёнка, завёрнутого в не самое тёплое для поздней осени одеяло. На крик супруги вниз прибежал Вернон, который проснулся сразу вслед за Петуньей. За время своей короткой пробежки он успел напридумывать всяких ужасов и сильно удивился, когда вместо грабителей он увидел жену, держащую на руках крохотный свёрток.              Переборов первую панику, которая нахлынула на неё, как цунами, Петунья подхватила на руки малыша и занесла его в дом — всё-таки с утра в Англии холодно, чтобы оставлять совсем маленького ребёнка на улице. Вернон, тут же оказавшийся рядом, был отправлен за разогревающими мазями и тёплым молоком. Сама же миссис Дурсль быстро раскутала малыша, откидывая холодное одеяло куда подальше, и принялась растирать замёрзшие ручки и ножки.              Когда тело ребёнка согрелось, а он сам был накормлен и отнесён наверх, в кроватку к Дадли, Петунья наконец смогла расслабиться и откинуться на спинку дивана. В голове был рой мыслей, а главный вопрос «что теперь делать?» правил этим беспорядочным балом.       «А может в полицию отнести? Наверняка они найдут этих безответственных родителей, которые посмели так поступить со своим ребёнком!» — думала Петунья, пока её глаза не зацепили за маленький, ничем не примечательный кусок бумаги.       Взяв его в руки, миссис Дурсль обнаружила для себя, что это не просто клочок бумаги, а полноценный небольшой конверт, на котором аккуратным почерком был выведен их адрес. Она немедленно его вскрыла и приступила к чтению, впрочем, о чём тут же пожалела.              «Уважаемые, мистер и миссис Дурсль,       Сообщаем вам принеприятнейшие известия. 31 октября погибли Джеймс и Лили Поттер. Настоятельно просим вас присмотреть за их сыном, Гарри Поттером, и воспитывать его, как родного.       С уважением, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов, директор школы Магии и Волшебства Хогвартс.»              Письмо выпало из вмиг ослабевших пальцев Петуньи. А следом за ним на пол осела и сама женщина, которая неверящим взглядом уставилась на письмо, принёсшее трагическую весть. Хаос и без того творившийся в голове, словно взбесился и с удвоенной силой стал наседать на миссис Дурсль. Дрожащей рукой брюнетка вновь схватила письмо только для того, чтобы убедиться в мираже, что подстроили её глаза. В самом деле… не могло же это оказаться правдой.       Но раз за разом, перечитывая строки, Петунья убеждалась только в обратном. В письме говорилось лишь одно — страшный, беспощадный факт, с которым ей придётся жить теперь до конца жизни — Лили, её Лили, умерла.              «В нашем мире идёт война…»              «Многие из моих знакомых погибли…»              «Нам ничего не угрожает…»              «Не волнуйся за нас…»              «Война скоро будет окончена…»              «Я вас познакомлю…»              «Мы скоро вернёмся домой…»              «Я самая настоящая волшебница!»              Мысли проносились одна за другой, заставляя вновь и вновь переживать то, что, казалось бы, давно забыто. Первая их ссора из-за какой-то игрушки, первое примирение, первые общие секреты от родителей, первая драка с мальчиками, которые задевали Петунью, новость о волшебном мире, первая длительная ссора, переживания за сестру, примирение спустя несколько лет, поступление Петуньи в университет, свадьба Петуньи и Вернона, свадьба Лили и Джеймса, рождение Дадли, рождение Гарри и, как насмешка судьбы над переживающей женщиной, осознание потери столь дорогого сердцу человека.              — Этого не может быть, — прошептала женщина, прижимая к груди письмо, принёсшее «принеприятнейшие известие». Глупость какая. Как можно назвать новость о смерти «принеприятнейшим известием?» Казалось, что в этом выражении заключена какая-то отвратительная шутка, издёвка над человеком и самой смертью. — Это какая-то ошибка. Она ведь волшебница, она не могла умереть. Её же обучали колдовать, она наверняка защитилась и просто ранена, но перед отправкой письма никто не проверил этого, — уговаривала себя Петунья, — полиция она ведь такая — лишь бы поскорее закончить с делами. Наверняка, и в волшебном мире всё так же…       — Пе… Дорогая, что с тобой? — Вернон бросился к жене, которая так и стояла на коленях у дивана, что-то тихо шепча себе. Мужчина спустился в гостиную, когда мальчик наконец заснул, чтобы проверить Петунью. Состояние, в котором та находилась, было близким к истерике, что пугало в разы больше, чем факт подкинутого под дверь ребёнка.              Петунья отозвалась не сразу. Но когда она подняла на него свои глаза, Вернон невольно взрогнул — столько в них было боли, паники и глухого отчаяния.       — Н-ничего, просто здесь какая-то ошибка. Ошибка, понимаешь?! — в конце брюнетка перешла на крик, с остервенением показываем пальцем на письмо. — Они говорят, что Лили погибла. Погибла! Но это же смешно. Она не могла погибнуть! Не могла! Она ведь обещала приехать в гости, познакомить нас с Гарри! Да и Джеймс обещал нам, что они обязательно приедут… — Петунья продолжала что-то сбивчиво говорить, скатываясь с обычно звонкого голоса, на отрешённый шёпот. Дурсль опустился рядом с женщиной, стараясь не поддаваться передающейся ему от жены паники. Он одним аккуратным движением забрал у неё письмо, быстро перебегая глазами по строчкам. С каждым новым словом сердце мужчины замирало и, кажется, даже начало биться через раз.       «Невозможно, » — билась в голове одна единственная мысль. — «Невозможно».              Вернон был посвящён в тайну семьи Поттеров со дня свадьбы с Петуньей. Тогда Джеймс устроил им самый настоящий фейерверк, орудуя волшебной палочкой, пускал прекрасных бабочек и весело смеялся, заражая смехом всех остальных, кто стали свидетелями этого поистине волшебного зрелища. Конечно, из обычных людей были только сами виновники торжества, но Вернон не хотел и не собирался делиться с остальными о том, что видел. В конце концов ему доверили такую важную тайну, и он не хотел предавать доверие людей, которых стал считать семьёй.       После свадьбы они встречались ещё не раз, но год назад Джеймс попросил о встрече и сказал, что им с Лили срочно нужно уехать, и неизвестно, когда смогут вернуться. Объяснять причину тот отказался, но Дурсль и так понял, что дело не требует отлагательств — Поттер выглядел нервно и постоянно оглядывался, словно везде и во всём искал опасность. Мужчина не стал настаивать на раскрытии причин. А Поттер пообещал, что по возвращении они в первую очередь навестят Дурслей.              — Дорогая, это… — слова давались сложно. Каждое приходилось буквально выдавливать из себя, но он, как мужчина, должен был взять себя в руки и оказать всю необходимую поддержку разбитой женщине. И начать необходимо было с принятия и озвучивания ужасающего фактора, — не выглядит ложью.              Всего несколько слов, после которых Петунья, старавшаяся держать себя в руках, окончательно отдалась в руки подавляемой истерике.       ***       Миссис Дурсль пришла в себя только спустя час и море успокоительных. Она сидела на диване и невидящим взглядом смотрела в стену напротив. Сил на слёзы не было, хотелось лечь и пережить эту боль, а ещё лучше вообще избавиться от неё. Но ни того, ни другого она не могла себе позволить. Сейчас в их доме находилось то единственное, что осталось от четы Поттеров, — их ребёнок. И с этим нужно было что-то делать.       Женщина уже приняла для себя решение, которое считала единственно верным. Ребёнок останется у неё. Но она не знала, как на это отреагирует Вернон. Он имел полное право оставить её одну, ведь Гарри не был для него близким родственником, а с Поттерами хоть и поддерживал весьма приятельские отношения, но на такую ответственность тот явно не подписывался. Впрочем, как и она сама. Но оставить ребёнка на улице или отдать другой семье она не могла — это было бы предательством памяти Лили.       Снедаемая сомнениями о дальнейшей судьбе ребёнка и реакции Вернона на последующие её слова, Петунья всё-таки решила завести сложный разговор. Откладывать его смысла не было, а дальше тяготиться тяжёлыми мыслями было не в её силах. Слишком неподъёмным грузным легли на её плечи последние события.              — Вернон, насчёт Гарри…       — Не продолжай, дорогая. Я знаю, о чём ты думаешь, — тут же отозвался Вернон, который возвращал себе самообладание и способность трезво мыслить при помощь бутылки коньяка. Весьма и весьма иронично. — «Вернон будет против оставить Гарри у нас», «Если он решит уйти, то я его полностью пойму». Понимаешь, это правда, что я… — мужчина потеребил кончик усов, стараясь подобрать слова, — не был готов к подобным обстоятельствам. Да кто вообще может быть готов к такому? Но Лили и Джеймс не были для меня посторонними людьми. Не знаю, кто такой этот Альбус-как-его-там-Дамблдор, но он знал, что мы единственные родственники Гарри, потому и оставил его у нашей двери. Если мы сейчас от него откажемся, то мальчишке дорога только в детский дом. А там жизнь… сложная.       Петунья слушала мужа, мысленно соглашаясь с каждым его словом. Гарри не место в детском доме…       — Если ты решишь, что мы должны оставить Гарри в нашей семье, то так и поступим. Мальчик не виноват, что… он остался один. Воспитаем его, как родного сына. Понемногу будем рассказывать о его родителях. Посвятим в мир магии, ведь не может быть такого, что он не окажется волшебником… С такими-то родителями.       — Нет! — вскрикнула Петунья, рьяно протестуя против последних слов мужа. — Мы ничего не будем рассказывать ему о магии. Скажем, что Лили, — на этих словах женщина запнулась, но тут же взяв себя в руки, продолжила говорить, — и Джеймс погибли в автокатастрофе. Ему не нужно знать о волшебном мире. Уверена, что моя сестра погибла именно из-за магии. Мы не должны допустить, чтобы с Гарри произошло то же самое.       — Но он всё равно узнает об этом рано или поздно. Ты сама говорила, что Лили пришло письмо из той магической школы, значит и мальчику оно тоже придёт. И тогда только Бог знает, как он отреагирует на то, что мы скрывали от него такую важную деталь его жизни.       — Плевать! Я не хочу, чтобы он был хоть как-то связан с этим миром! Магия забрала у меня сестру, и я не позволю забрать у меня ещё и племянника! Нет уж! Нет-нет-нет.       — Хорошо, — Вернон бросил обеспокоенный взгляд на жену. Он прекрасно понимал, почему Петунья против разговоров с Гарри о магии, но не мог с этим согласиться. Однако спорить с воинственно настроенной женщиной было бы неблагоразумно. Особенно сейчас. — Мы ничего не будем ему рассказывать о существовании волшебного мира, но, когда придёт время, нам придётся это сделать. А я уверен, что рано или поздно это время наступит, и никуда нам от него не деться. А пока будем воспитывать мальчика по мере своих сил. Конечно, забот прибавиться, но мы обязательно с этим справимся. Верь мне.              И Петунья поверила. Как делала это всегда.