If I had 46 billion won

«Если бы у меня было сорок шесть миллиардов вон…» Возможно, я бы перестал сопротивляться самому себе, и показал бы ту часть своей жизни, которую так упорно скрываю. Прошлое – то, что важно для каждого. Оно является истоками жизни и формирует личность. Это глава, содержащая старые травмы, мысленную привязанность и проблемы, даже до настоящего времени остающиеся нерешёнными. Многие из них состоят из больших доз страданий, которые, несмотря ни на что, делают нас сильнее. Это предыдущие страницы книги, из которой состоит вся жизнь, уже написанные. Их можно пересматривать с тоской или волнением. Даже с сожалением. Но не с намерением быть переписанными, поскольку это воспоминания, выгравированные несмываемыми чернилами на сердце и на душе. Если бы я обладал способностью контролировать время, я бы нашел решения, от которых следует отказаться, или разговоры, которых следует избегать. У меня было бы искушение внести изменения в различные эпизоды, я бы дал мудрые советы младшему себе. Однако, я также знаю, что основной сюжет остался бы неизменным. Даже если бы мне удалось раскрыть свои лучшие стороны, это не привело бы к значительным изменениям, потому что я уже использовал все возможные варианты. Будущее, которое должно было появиться вдалеке, все ещё кажется недостижимым, а количество игровых партий ограничено. Больше игроков, меньше возможностей. И здесь мне не хватает тузов. Хотя, это правда, что я достиг того, чего раньше даже не мог представить, ведь шёл рука об руку с бедствиями. Когда вселенная даёт шанс, она забирает что-то взамен. Это неписаные правила, которые мы склонны игнорировать и которые, в конечном итоге, требуют расчета. Два года назад я закончил копить сбережения, чтобы стать независимым. Чонхо, Сонхва и я переехали в квартиру с тремя спальнями, кухней, ванной и гостиной. Она была в пять раз просторнее, чем та, где я провёл все годы до этого. В следующем месяце новое постановление об общественном здравоохранении вынудило переехать целые семьи, проживающие в моем старом районе, и мне пришлось оплатить то, что государственные выплаты не могли покрыть. Мой банковский счёт оказался на грани разорения. И до сих пор он не оправился от неудачи. В середине этого года я окончил школу с безупречной успеваемостью и многообещающим будущим, но без дальнейшей специализации, для которой нет государственных стипендий, я могу начать восхождение только с нижней ступеньки. Как я всегда делал. Я хожу по офисам уже несколько недель, но никто мне не перезванивает, посещаю собеседования у тех, кто не решается сделать ставку на новичка со слишком маленьким опытом работы и слишком большим количеством жизненных осложнений. Они дают ложную надежду и выдавливают льстивые улыбки. Но они меня больше не волнуют. Я хотел бы быть оптимистичным настолько, чтобы дать себе понять, что главное препятствие для получения работы – не я сам. В противном случае, меня сочли бы совершенно неумелым и на подработке. Разочарование из-за отсутствия стажировки в юридической фирме я заглушаю в ресторане жареной курицы, где меня наняли на полный рабочий день. Вдобавок к этому, в некоторые выходные я помогаю с охраной на частном участке. Я мог бы уйти в отставку и получить заслуженную зарплату, которая давала бы мне достаточно, чтобы есть и выживать. Но, борясь практически всю свою молодость, я стремлюсь к чему-то лучшему. Тому, чего заслуживаю. Обеими зарплатами я намеревался немного облегчить жизнь семьи, но мой отец не так давно порвал связку на рабочем месте, и теперь не только меньше денег поступает в дом, но и накапливаются счета за медицинские услуги. Нет. Сейчас я, в первую очередь, должен не больнице, в которой он находится, а моим соседям по комнате. – Я вернулся, – без энтузиазма здороваюсь с порога. Краем глаза я вижу, как Чонхо поднимает голову, отвлекаясь от телевизора, но у меня не хватает смелости смотреть ему в лицо. Ни ему, ни Сонхва. – Как всё прошло? – на моем лучшем друге та жутковатая меховая пижама, которую я подарил ему на прошлое Рождество. – Честно говоря, точно так же, как и в прошлый раз, – признаюсь со вздохом, – бессмысленно было что-то менять в резюме, всё равно не сработало. – Сработает. Рано или поздно у тебя получится, – Сонхва выходит из коридора, ведущего в общую гостинную, со спокойной улыбкой. Забавно, что раньше я думал о нем, как о помешанном на контроле, а теперь я привык жить с ним, – ключ к преодолению трудностей – стать сильнее, чем они, чтобы никакие проблемы не помешали тебе. – Это звучит слишком просто, понимаете? Им тоже нелегко было достичь того, что у них есть сейчас. Компьютерная компания, в которой работает Чонхо, пользовалась его умениями в течение полугода, прежде чем предложить ему постоянный контракт. Сонхва же основал небольшое издательство, потребовавшее рискованных вложений, и только недавно начал зарабатывать на этом деньги. Мы все с головой окунулись в это, но, в конце концов, я все еще единственный, кто не получает прибыли. – Это что? – Чонхо убирает пульт с колен, чтобы встать и погнать меня на кухню, по дороге вырвав пластиковый пакет у меня из рук. Вернуть его, очевидно, будет тяжело, – нам не нужно делать покупки на месяц до следующей недели. – Соседка подарила мне его. – Чушь собачья. Опять та же история? Я думал, мы все прояснили, – странно видеть его таким расстроенным, – Сонхва, тоже скажи что-нибудь. Этот болван пытается сесть на очередную диету из водопроводной воды и дешёвого рамёна. – Уён, мы же договорились, что ты начнешь есть более здоровую пищу, – напоминает он мне, всё ещё оставаясь спокойным. К тому времени, как я начинаю осознавать происходящее, я уже прижат с двух сторон. Факт того, что я пользуюсь их добротой, грызет меня изнутри. – Прости, я не могу, – критикующее выражение лица Чонхо только усиливает мое разочарование, – я и так уже должен тебе достаточно денег, и я не хочу увеличивать этот долг, – они пытаются прервать меня, но я их останавливаю, – нет, дайте мне закончить первым. Я знаю, что вы заботитесь обо мне и обо всем этом дерьме, но я ненавижу, когда на меня смотрят с жалостью, я не хочу этой благотворительности. И я не хочу продолжать чувствовать себя гребаным неудачником. Я знаю, у меня нет причин для беспокойства, что меня не обвинят в том, что во мне проявилась часть того, к чему я привык с детства. Как минимум потому, что я был вынужден сказать им правду. Как ни странно, именно Сонхва первым узнал об этом из-за телефонного разговора, который он не должен был слышать. Он пообещал сохранить это в секрете, но Чонхо быстро подошел ко мне с вопросами, как только узнал. Мне потребовался целый день, чтобы рассказать им все. Вопреки моим опасениям, никто из них не осуждал меня, и они заверили, что сохранят это в тайне до тех пор, пока я буду позволять им помогать мне. – Эй, Ву, никто в этом доме не неудачник, – необычная мягкость в глазах Чонхо дает мне уверенность в том, что в какой-то момент гнев вызвал слезы на моих глазах, – что-то еще случилось? А что насчет твоей месячной зарплаты? – Скоро у отца операция, я попросил чек на аванс в ресторане, чтобы оплатить это. Рука Сонхва находит место на моей спине, мягко поглаживая круговыми движениями в качестве поддержки. Мой лучший друг сердито вздыхает. – Уён, мы тебя знаем, – я хочу возразить, чтобы напомнить ему, что большую часть нашей дружбы я был всего лишь лжецом и не заслуживаю такой заботы, но угрожающее выражение лица Чонхо останавливает меня, – и нет, даже не думай прибегать к этому ... дерьмовому предлогу о сокрытии многих вещей и так далее. Это не имеет значения, мы твои друзья, твоя вторая семья. И мы должны заботиться друг о друге. Да, Хва? – Чонхо хочет сказать, что мы уважаем твою решимость справиться со всем в одиночку и ни от кого не зависеть, но даже самому способному и сильному человеку иногда нужен тот, на кого можно опереться. Проблема в том, что я был погружен в эти осложнения столько времени, сколько мог помнить, и я знаю, что они не временны. – Так что хватит быть таким упрямым и подготовь гостиную, – улыбка моего лучшего друга вызывает у меня фырканье. Я не могу противостоять им, когда им удается зацепиться за меня, – мы вернем его, –размахивает он пакетом с рамёном, – как только ты вернёшь нам все до последней воны и угостишь нас дорогим мясом. Считай это твой процент по долгу. – Я лучше угощу тебя четырьмя обедами, чем Юнхо одной закуской. – Я просто напомню, что на этой неделе я ухаживаю за Кёнмином три дня подряд. Надеюсь, моя награда лучше, чем у Чонхо, – смеётся Хва. Потому что ключ к преодолению трудностей - стать больше их.

ೋ•୨✿୧•ೋ

Взлеты и падения по-прежнему происходят чаще, чем ожидалось, однако моя жизненная философия заключается в том, чтобы выжать как можно больше этих моментов эфемерного счастья. Драгоценные моменты, которые варьируются от возможности насладиться сладким угощением до встреч с друзьями. Как правило, мы ввосьмером собираемся как минимум две субботы в месяц. Иногда мы встречаемся в центре города за ужином или на случайном мероприятии. В других случаях мы остаемся в нашей квартире под предлогом холодной погоды, или из-за того, что мои запасы энергии слишком истощены, чтобы бодрствовать еще хотя бы пару часов. Классические фильмы, фастфуд и пиво – всё то, что напоминает мне былые времена, несмотря на то, что наши приключения просто адаптировались и к взрослой жизни. Хотя, возможно, я не совсем прав, ведь вечеринки с большим количеством алкоголя не исчезли полностью. Сегодня вечером я не могу скрыть своего безграничного энтузиазма, вызванного приходом друзей и перспективы напиться в стельку. По какой-то причине я слишком восприимчив к такому безумию, которое мы устраиваем, оказываясь дезориентированными в каком-то углу дома. Возможно, такая чувствительность была вызвана выходным днем после работы в охране, за которую мне также заплатят в конце месяца. А может ... эти удушающие переживания связаны с долгожданной встречей с кем-то. Время, которое я провожу в общении с теми, кого я ценю больше всего, резко сократилось из-за различных дел, отнимавших почти все мое время. Это повлияло на частоту обмена сообщениями, но, на самом деле, в последнее время Сан тоже отвечал реже обычного. Я даже не удивлен, ведь сейчас он работает в магазине для дайвинга, который также предлагает кучу спортивных принадлежностей. Мое нетерпение пробудит во мне самое худшее, ведь подсознательно я хочу наверстать всё упущенное, вернуться к тёплому общению, прямо как после знакомства. – Ву, принеси мне ещё пива, – просит Чонхо из гостиной. Меня удивляет просьба, но я не озвучиваю это. В конечном итоге они опорожняют банки, будто там вода вместо пива. – Откуда ты знаешь, что ей нравится пиво? – интересуется Сонхва. – А кому, черт возьми, оно не нравится? Их болтовня проходит у меня мимо ушей, превращаясь в неестественный шепот, к которому я почти сразу теряю интерес. Моя голова позволила себе направить их голоса на место, отведенное для бесполезной информации. Суть этих действий в том, чтобы сосредоточиться на контроле частоты сердцебиения, которое, без сомнений, снова взлетит, как только я его увижу. – Они здесь! – кричат соседи одновременно. – Не связывайся со мной ... Все шестеро приехали на машине Ё? – Похоже на то. Тут я замечаю вторую странность. Единственное, что примечательно в этом факте – это пристрастие Кан Ёсана к резким поворотам, из-за которых мне хочется плюнуть желчью. А ещё – без разницы, сколько раз я посчитаю считаю или насколько кто-то может быть плох в математике, но мы, кажется, должны ждать всего пять человек. Любопытство приводит мои ноги в движение, и они останавливаются, когда кончики моих тапочек касаются стены под окном. Из голубоватого автомобиля выходит больше людей, чем разрешено правилами дорожного движения, ведь напрямую угрожает безопасности пассажиров. Я забываю о ненужных сейчас правилах, когда замечаю девушку Юнхо. Только теперь у неё новая стрижка, сильно отличающаяся от её привычных длинных волос на пару оттенков темнее. Рост и ее наряд тоже отличаются, но это не те особенности, на которые я сейчас обращаю внимание. Моё пристальное наблюдение прерывается из-за того, что палец, как я полагаю, Минги, настойчиво и без перерывов жмёт на наш дверной звонок, чтобы мы открыли им дверь. Его плохая привычка, от которой, к сожалению, нам так и не удалось избавиться. У меня такое же чувство, как и в тот день, когда я встретил Сана или Хонджуна. Я привык быть единственным, кто не участвует в самых важных событиях. Но винить некого, кроме моего неумения регулярно проверять групповой чат. Когда они выходят из лифта и проходят через дверь, мы встречаем их одного за другим. Едва ли семь часов вечера, и шум у входа вот-вот превысит допустимые для слуха децибелы. К счастью, у нас очень уступчивые соседи, больше сосредоточенные на собственных делах, чем на борьбе с шумной молодежью. Они даже не стали угрожать нам в тот вечер, когда Хонджун сам выпил целую бутылку джина и начал читать лекцию телеведущей. – Хорошо быть дома после стольких дней, – объявляет Юнхо, вступивший третьим. Я тот, кто держит дверь и закрывает её, когда все гости прошли. Незнакомка вошла последней, и, не раздумывая, поблагодарила меня за жест кивком, который длился всего несколько секунд. Возможно, я не смогу овладеть распознаванием лиц, но, только если девушка Юнхо не перенесла шокирующую пластическую операцию, её, должно быть, полностью заменила другая. Эта девушка стоит между Саном и Минги, тихо ожидая и одаряя всех приветливой улыбкой. У нее такой милый, невинный вид, что он кажется почти ангельским, не говоря уже о длинных ресницах, способных вызвать ураганы одним взмахом. – Сначала нам лучше начать со знакомства, - начинает Юнхо, – Сан, давай. Как только я вижу, как он начинает ёрзать на месте, теории, преследующие меня, становятся ужасающими. Я способен пережить худшее из-за третьей странности, не в силах предотвратить пересыхание во рту, в котором, по-видимому, образовалась пустыня. Я напряжён, и пытаюсь отвлечься, ковыряя заусеницы и дыша слишком тихо, чтобы никто не мог понять, насколько меня подкосила ситуация. – Не буду таить, – начинает он, а я не могу удержать его взгляд, и просто пытаюсь подготовиться к самому резкому удару, который я когда-либо получал за все свое жалкое существование, – это Ким Йерим, мы коллеги и хорошие друзья. Я пригласил ее, чтобы она могла познакомиться с вами. Я вынужден превратить объяснение Сана в повод успокоиться, как будто мое душевное состояние и возможность обморока зависели исключительно от него. Однако, Минги и Юнхо, не обращая внимания на мой внутренний хаос, настаивают на том, чтобы подпитывать страшные догадки. – Видишь, говорил же, что она просто его подруга. – Пойми, Мин, с каких это пор мы будем знакомить просто подруг со всей компанией вне больших вечеринок? Ты упускаешь суть. Она – особенный друг для Сана, – у меня сразу сжимается живот. Вернуться к нормальной жизни становится невыполнимой задачей, но я не сдаюсь, потому что эти двое слишком любят пошутить, а Сан проигнорировал их комментарии, так что вечер проходит без происшествий, и голоса в моей голове постепенно затихают. Я ненавижу быть внимательным к каждому крошечному действию, каждому вздоху или движению, но я стараюсь справляться с паранойей, когда не замечаю между этими двоими чего-то, что могло бы навести на подозрения. Отсутствие у меня привычки видеть, что Сану так комфортно с людьми, не входящими в компанию, идеально подходит для подпитки страхов. Итак, посреди гостиной, освещенной только телевизором и наполненной запахом пиццы, я по-прежнему немного обеспокоен. Юнхо, Чонхо и Ёсан сидят на мягком ковре, максимально близко к еде, Хонджун и Минги заняли маленький диван слева от нас, а на четырехместном диване, расположенном в центре, Сонхва сидит у края. Сан же зажат между мной и его подругой. Опять же, ничего необычного. И в то же время всё равно немного тревожно. Я достаточно расслабляюсь только когда сюжет фильма достигает своей кульминации. К тому времени осталось всего несколько кусочков пиццы-барбекю и пустые контейнеры, которые были заменены несколькими банками. Сдержанное хихиканье Сана сразу же привлекает мое внимание, он сдерживается, чтобы не разразиться громким смехом, и, не колеблясь, легко хлопает меня по плечу несколько раз. Именно в такие моменты я вспоминаю тот необычайный комфорт, который мы разделяем, когда находимся рядом друг с другом. Несравненное ощущение, доставляющее мне удовольствие и вызывающее постоянную дрожь. – Шшш, перестань, пока Хон не заметил, – шепчу я, - это его любимый фильм. – А ещё это самое глупое из того, что я видел. Теперь и я лишен возможности спокойно продолжать смотреть это из-за комментария Сана. Я изо всех сил стараюсь подавить накопление углекислого газа в легких, чтобы он резко не вылетел от смеха. Со всем оставшимся благоразумием я краем глаза смотрю на друга, замечая его покрасневшее от сдерживаемого смеха лицо и надутые щёки. Он смотрит вперед, не одаряя меня взглядами, которые могут послужить причиной внутреннего взрыва. Веселье исчезает, как только мои глаза в полумраке улавливают незначительный факт. Сначала я отбрасываю его почти сразу, потому что у меня из глазах текут слезы от недавнего проблеска счастья, и, может, это была просто иллюзия. Я моргаю с неприличной скоростью, готовый проверить это, и затем ясно замечаю то же самое лиловое пятно очень близко к одной из ярко выраженных ключиц Чхве. Ещё один крошечный синяк виден на коже за ухом и почти полностью прикрыт волосами. Мне не стоит беспокоиться об этом, я знал, что у Сана были регулярные сексуальные контакты, как и у большинства из нас. Но, на самом деле, я не был склонен копаться в излишних подробностях, когда они проскальзывают в разговоре. Именно это помогает мне держать собственные мысли под контролем, и я не позволяю им выставлять меня в плохом свете. Однако, разница в том, что он никогда не позволяет так помечать себя случайным партнёршам. Факт, который он признал во время разговора, и я, определённо, не должен был слышать, как ему не нравятся следы людей, с которыми он не намеревался продолжать общение и с которыми он проводил ночь лишь для развлечения. Явный засос делает его кожу несовершенной, и кровь застывает в моих венах. Видимо, давление упало. Желудок мучает меня, поскольку признаки, которые я предвидел ранее, возвращаются, чтобы подтвердить то, что я был полон решимости отрицать. Наклонившись в пытке тихо успокоить себя, я стал свидетелем того, как рука Сана, лежащая на диване, соединяет мизинец с пальцем поменьше. Это все, что я улавливаю, прежде чем теряю контроль над своими действиями и запираюсь в ванной. Из-за испытываемого психологического блока мне требуется довольно много времени, чтобы вернуться к реальности и осознать происходящее. Я с трудом встаю, колени трясутся, истощение накрывает с головой. Так что я просто смотрю. Смотрю на пространство вокруг себя, словно невольная кукла, опустошенную изнутри. В тот момент действительно хочется стать куклой, чтобы не обременять себя сожалением о том, что моя любовь к Сану достигла точки невозврата. Нет никого более слепого, чем тот, кто становится жертвой собственной лжи. И никто так не жалок, как тот, кто делает вид, что без труда переносит это. Судя по всему, во мне сошлись оба качества.

ೋ•୨✿୧•ೋ

Преодолевая дискомфорт и заставляя себя покинуть единственное безопасное место, где я могу запереться, чтобы подумать, я всё больше заглушаю беспокойство с каждой порцией текилы на кухне. Я убеждён, что по мере увеличения количества алкоголя в моем теле я вообще перестану чувствовать. Но моя чуткость подталкивает меня к мысли, что я сломаюсь в любой момент, когда меньше всего этого ожидаю. Как будто недовольство, которое я испытываю, может усугубиться. Любопытные взгляды преследуют меня вдалеке, когда они замечают мою пропажу. Они задают вопросы, беспокоясь за моё состояние, когда в очередной раз приходят на кухню наполнить бокалы. Моя наигранная беспечность работает, и я заставляю их оставить меня в покое. Я все еще сосредоточен на анализе действий тех, кто разорвал мне сердце, даже не осознавая этого. Последним, кто пытался достучаться до меня, был никто иной, как Чонхо, и хотя я понимаю, что он не заслуживает такого несправедливого поведения с моей стороны, я предпочитаю игнорировать чувства других людей, когда я не могу справиться со своими собственными. Разочарованный, он возвращается к остальным и забирает с собой то, что осталось от моей бутылки, убежденный, что это поможет мне. Ночь продолжается, и мои друзья убеждают друг друга в том, что мое желание изолироваться от них подкреплено усталостью или личными проблемами, которые, как понимают мои соседи по комнате, я не могу раскрыть. Они близи к истине, но я готов оставить все как есть и подождать окончания вечеринки, когда все отправятся по домам. Наивно полагать, что дискомфорт утихнет, скоро пройдет. Нечто подобное невозможно, когда в нескольких метрах Сан продолжает погружаться в свой собственный мир, в котором для меня никогда не было особого места. В тот момент, когда я снова смотрю на него, чтобы вновь потревожить старые раны, он поворачивается в мою сторону и улыбается, прежде чем решиться подойти ко мне. Что заставляет его думать, что я захочу с ним поговорить, если даже моему лучшему другу не удалось вытянуть из меня больше трех слов? Какое право он имеет подходить ко мне после того, как уничтожил меня изнутри? Меня сводит с ума то, что даже в этих обстоятельствах он, кажется, знает, как работает мой разум, что он действует так, как будто он знает, что он - единственный человек во вселенной, которому я не могу противиться, тот, ради которого я бы бросился головой вперед с пятого этажа столько раз, сколько потребуется, не сомневаясь ни секунды. В глубине души я хочу, чтобы он уделил мне внимание, разобрался в моей печали, а затем попытался убедить меня, что это не что иное, как необоснованная ревность, подпитываемая бесчисленными годами тайной любви к нему. Но я знаю, что это не так, и что разговор с ним прямо сейчас, вероятно, приведет к драке. Я не могу быть уверен, что в конечном итоге не вылью на него то огромное количество ярости и разочарования, которое все еще сидело внутри меня. Чхве Сан получит ожог, если подойдет слишком близко к вулкану, который вот-вот извергнется. – Эй, Ву, всё хорошо? – от моего имени, произнесённого его голосом, табун мурашек пробегает у меня по спине, а гнев лишь усиливается. Я не способен контролировать его влияние на меня, – ты ушел до того, как закончился этот дерьмовый фильм. Я тебя не виню, ты понимаешь, о чём я, но я не видел тебя … ну, до сих пор. Сан пытается скрыть то, как он заботится о людях, с помощью пьянства, преследующего его. Он изо всех сил старается показать, что всё нормально, когда идет в направлении стола, за которым я сижу. Однако, хотя он и не может остаться незамеченным таким образом, я не смогу противостоять ему, ведь даже не могу встать со стула, не падая в обморок. Ему повезло, что мне удается осмыслить то, что он говорит. Мое отсутствие реакции побуждает его сесть на деревянную доску прямо передо мной, загораживая мне обзор. - Ребята говорят, что у тебя была тяжелая неделя. Выглядишь уставшим, – усталость – это облегчение по сравнению с тем, что он со мной делает. Реальный удар, который он только что нанес мне, был столь же точным, сколь и мощным, хуже любой пытки. Более того, я считал его эгоистом за то, что осмелился вторгнуться в мое личное пространство, чтобы с невинным выражением лица ранить меня вновь, - Уён? – Два часа, – только и успеваю сказать. Или пытаюсь – першение в горле осложняет задачу. И я не очень хочу проверять, понял ли он. – Что? – я отказываюсь повторять сказанное, потому что в конечном итоге завалю его упреками, основанными на раздражении и косвенном неприятии. Сан настойчив даже больше, чем я. Итак, он в секундах от того, чтобы схватить меня за подбородок и заставить меня взглянуть друг другу в глаза. Я знаю, он пытается меня читать меня, словно открытую книгу. Может быть, какая-то часть меня хочет, чтобы он преуспел в этом, чтобы он мог столкнуться с моим глубоким разочарованием, не нарываясь на его последствия, – Уён, что ты имеешь в виду? – Прошло два часа с тех пор, как меня не было в ванной, у тебя было достаточно времени, чтобы прийти и спросить меня, прежде чем… – горечь быстро поднимается по моему горлу. Я стал вредным, ядовитым существом, – … я не хочу разговаривать ни с тобой, ни с кем-либо еще, Сан. Внутри меня есть Уён, кричащий от боли, не в силах остановить безрассудность, овладевшую мной. Он боится того пугающего исхода, в котором я останусь совсем один: сердце разбито, и никто не может вновь собрать осколки воедино. К сожалению, мой разум слишком затуманен, чтобы беспокоиться о последствиях. Удивленное выражение лица Сана переходит с дружелюбного на суровое. Таким образом, пальцы на моем подбородке сжимаются сильнее, показывая, что он не желал слышать подобное. – Очень жаль, ведь я хочу, чтобы мы поговорили. И нет, ты не уедешь отсюда, пока не скажешь мне, что, черт возьми, с тобой не так. Я продолжал попытки игнорировать его шёпот. Но, если бы я на самом деле не выдерживал бы его присутствия – давно бы оттолкнул. Поэтому вина за то, что он терпеливо ждёт, лежит только на мне. И я просто не думаю, что сейчас готов заставить Сана меня ненавидеть. – Это ... я просто отравился, – не уверен, мои ли актерские способности потеряли свою эффективность, или же он приобрел достаточно опыта в обнаружении лжи, потому что я знаю, что он мне не верит. – Попробуй еще раз. На этот раз без лжи, если можно, - его тяжелый взгляд скрывает за собой целую вселенную, которую невозможно исследовать за одну жизнь, — я знаю тебя… шесть? семь лет? Я даже держал тебя за волосы, когда тебя рвало, и переодевал тебя, когда тебя лихорадило так, что ты не мог шевелиться. Ву, ты не ведёшь себя так, когда всё в порядке. Мое тело содрогается от силы его слов и воспоминаний, с которыми они связаны. С каждым мгновением моя привязанность к нему растет. Зрелость, которую он демонстрирует, не типична для человека с таким количеством пива в организме, но это не мешает ему хорошо выполнять свою работу. Его слова настолько теплы и убедительны, что я даже подумываю броситься в его объятия, чтобы выплеснуть всю боль, которую я испытал, каждое несчастье, которое я проживал. Я хочу, чтобы Сан утешил меня, потому что знаю, что ни Чонхо, ни кто-либо другой никогда не смогут этого сделать. Но это невозможно. Один из нас потеряет терпение друг к другу еще до окончания разговора. – Ты бы сказал мне два часа назад? — возобновляет он разговор, пытаясь добиться от меня признаний. – Кто знает. – Давай, Ву, не усложняй мне задачу. — умоляет он с полуулыбкой, – я хотел бы прийти и поговорить с тобой раньше, но подумал, что лучше подождать... – Кто из нас лжет? – прерываю его, – ты не пришел раньше, потому что был занят заботой о своей новой подружке, – его глаза загораются, как будто в них фейерверк. Они наполнены опасными искрами, которые длятся всего несколько секунд. – Она ни с кем не знакома, и мы оба знаем, насколько активными могут быть остальные. Я должен был убедиться, что ей будет комфортно, – объясняет он, быстро взглянув на Ерим. Он все тот же хороший человек, которого я знаю, тот, кто очаровал меня. Того, кого я в конечном итоге уничтожу своим высокомерным поведением, потому что я не знаю, как справиться с тем фактом, что он так сильно заботится о ком-то, помимо меня, – стой. Подожди минутку, – мое молчание дает ему несколько минут на размышления, и, возможно, он был достаточно умен, чтобы свести концы с концами, ведь я слишком стыжусь себя, чтобы рассказать самостоятельно, – это как-то связано с Йерим? Хватит расспросов. У меня совсем не осталось сил обнажить свою уставшую душу во всей её полноте. Как только он увидит, какой я на самом деле, он отвергнет меня. Поэтому я встаю так решительно, что стул отлетает назад, едва удерживая равновесие. – Нет. И я уже сказал, что не хочу об этом говорить, Сан. Я пытаюсь убежать так быстро, как позволяют мои заплетающиеся ноги, чтобы запереться в своей комнате и утонуть в матрасе, но сильная хватка на предплечье не дает мне это сделать. И когда я выхожу из замешательства, он прижимает меня к стене за плечи. – Ты глухой или просто очень упрямый? Ты не выберешься отсюда, пока не объяснишь мне, черт возьми, что с тобой происходит, Чон Уён, – мои попытки вырваться так же безуспешны, как и моя ложь, потому что, в конце концов, я пьян, а Сан все еще выше и сильнее меня. Я раздраженно вздыхаю. Неужели он так сильно хочет найти ответы? Что ж, тогда ему лучше приготовиться, потому что я не собираюсь брать на себя ответственность за то, что говорю. –Вы встречаетесь? – я не раздумывая спрашиваю. Мне так это надоело, что я бросаю на него свирепый взгляд. – Ч-что? – я мог бы воспользоваться его замешательством, чтобы убежать, но решаю остаться, – какое, блять, это имеет отношение к разговору? – прямое. Что-то столь незначительное для него – настоящий ад для того, чьи чувства не взаимны, – если тебя смущает, что я не рассказал тебе о ней раньше остальных, то знай… – Сан. Я задал тебе очень простой вопрос. Ответь: да или нет, – останавливаю его. Он отводит взгляд, словно обдумывает каждую деталь ответа, что заставляет меня сомневаться, что он собирается быть честным. Каким бы безжалостным я ни был, орган в моей груди бешено бьется. – Нет. Мы не встречаемся, – искренне говорит он, но это не то, что мне нужно. И поскольку он решил развязать мне язык, я не отступлю. – Я перефразирую вопрос. Она тебе нравится? – Я не понимаю, что происходит, Уён. – Сан, она тебе нравится? – Да, – раздраженно выпалил он, – это всё, что ты хотел знать? Так вот, да, она мне нравится. А теперь объясни мне, почему ты так себя ведешь, потому что я ни хрена не понимаю. – Конечно, ты не понимаешь, – признания, которое едва достигает моих ушей, достаточно, чтобы сломить меня. Не осталось ни самоконтроля, ни страха. Я сердито смотрю на Сана, прежде чем толкнуть его, отбрасывая на несколько шагов назад. Я не закончил с ним, – как, черт возьми, ты собираешься понять, а? Ты когда-нибудь действительно заботился обо мне? – Ты не хуже меня знаешь, что ты так не думаешь, и даже если бы это было правдой, по крайней мере, я изо всех сил пытаюсь тебя понять, ты знаешь это? – он на грани срыва, я вижу это по сжатым челюстям. – Ну, тогда ты действительно плох в этом. Мышцы Сана напрягаются, объявляя о том, что одно неправильное движение – и они придут в действие. Может быть, бой – всё, что мне нужно, чтобы перевернуть страницу раз и навсегда, хотя я не планировал, что всё выйдет из-под контроля. – Я не тот, кто ведет себя как чертовски незрелый ребенок, – отвечает он. В нём говорит его разочарование, его желание помочь мне и не переусердствовать, – ты хочешь, чтобы я понял тебя? Тогда говори яснее, потому что во всей этой гребаной вселенной нет никого, кто мог бы читать твои мысли, Уён. Эти резкие слова заставляют меня хмуриться еще больше. Он нажал кнопку самоуничтожения, которую я приберегла для себя. Сейчас я взорвусь, и его затянет в мою тьму. Ему повезет, если он выживет, чтобы исправить беспорядок позже. О побеге не может быть и речи. Я иду к нему с решимостью. «Если бы у меня было...» – О, правда? Потому что я сомневаюсь, что ты хоть что-нибудь бы понял, даже если бы мог читать мои мысли. Как и остальные. Или ты до сих пор так уверен в себе, Чхве Сан? – мой острый язык живет своей жизнью и смертоносен, как змея, - скажи мне, что ты знаешь обо мне? Ты вообще меня знаешь? – его сомнения удовлетворяют меня, потому что мне нужна его реакция, и я настолько сосредоточен на моменте, что мне наплевать, слышит ли нас кто-нибудь. С каждой паузой я пользуюсь случаем, чтобы ткнуть его в грудь указательным пальцем, – ты ничего не собираешься говорить? О да, это потому, что я прав. Ты понятия не имеешь, кто я и через что мне пришлось пройти, – последний толчок заставляет его врезаться в холодильник, – и у тебя все еще хватает смелости называть себя хорошим другом, хотя ты им никогда не был. Чушь собачья. Эти последние слова в конечном итоге ломают его. Черты его лица приобретают вид, полный устрашения вперемешку с сожалением и разочарованием. Ущерб, который я нанёс ему, однако, не составляет даже десятой доли того, с чем мне придется иметь дело с этого дня. Сан толкает меня назад, отчего я спотыкаюсь, но не падаю. – Пошел ты. «Если бы у меня было сорок шесть миллиардов вон, я бы потратил абсолютно всё на создание машины, способной стереть мою память и убрать Сана из моей жизни» Но я снова нападаю на него, потому что я еще не до конца разорвал наши отношения и не выплеснул все, что держал внутри. – Иди нахер, придурок. От одного момента к другому, ничего толком не понимая, мы устремляемся прямо к непоправимому пределу. Хуже всего то, что никому из нас это больше не нужно. В конечном итоге мы оказываемся вовлеченными в битву, толчки становятся всё сильнее, всё больше заставляя противника биться о кухонную мебель. Удары, которые в ближайшие недели напомнят мне о двух больших ошибках, которые я совершил сегодня вечером, позволив неуверенности завладеть собой и выплеснуть гнев на Сана. Но я знаю, что это невозможно. Нет ничего, что могло бы погасить мои чувства к нему. – Какого хрена вы творите?! – я не вижу встревоженного лица Ёсана, потому что занят борьбой с человеком, которого люблю больше всего на свете. Но тон его голоса говорит сам за себя. – МИНГИ, ПОМОГИ МНЕ, БЛЯТЬ, - слышу, как Юнхо кричит позади меня. – ОНИ УБЬЮТ ДРУГ ДРУГА! – Перестань так драматизировать, Хва. Они еще даже не дрались кулаками, добавляет Хонджун. – Эй, вы двое, хватит! Сан не сводит с меня глаз, несмотря на то, что его держит Минги, который в два раза больше его. Наши груди отчаянно поглощают воздух, пытаясь компенсировать энергию, потраченную впустую на попытки подчинить другого. – Вот почему... – Что, черт возьми, случилось, что вы двое так сцепились? Вы что, пятилетние дети, и не умеете говорить? – сетует Ёсан. Мне тяжело быть целью их взглядов, я чувствую, что меня осуждают, и это последнее, что мне сейчас нужно, независимо от того, насколько я этого заслуживаю. – Спроси об этом его, может, он тебе расскажет, потому что, видимо, быть хорошим другом – не мое, – укоризненные замечания Сана заставляют моё сердце сжиматься. У меня всегда было впечатление, что обидеть кого-то вроде него нелегко, но мне удалось превратить его в того обеспокоенного и измученного парня, которого я вижу перед собой. – Уён? Я открываю рот, чтобы что-то прояснить, но мои глаза находят Ким Йерим, пробившуюся в группу. Она держит руку Сана между своими и наблюдает за ним, как будто молча просит его успокоиться. Они настолько идеально подходят друг другу, что мысль о том, чтобы терпеть такие сцены каждый раз, когда мы встречаемся, вызывает у меня отвращение. – Мне нечего сказать, – Юнхо отпускает меня, и мне удается потеряться в коридоре. Нет лучшего варианта, чем погрузиться в собственные страдания, чтобы перестать все портить. В противном случае я застряну со слишком многими вещами, которые нужно исправить, и я даже не буду знать, с чего начать. Гости покидают квартиру в ближайшие пятнадцать минут. Сразу после этого я слышу стук костяшек пальцев по поверхности моей двери. Чонхо входит без разрешения, готовый сесть на край матраса, но я не поворачиваюсь к нему лицом. Я не хочу, чтобы его разочарованное выражение лица было последним, что я увижу перед сном. Мне уже хватило разочарования Сана на несколько месяцев вперёд. – Ву, я не буду заставлять тебя говорить об этом, не сейчас. Но я надеюсь, что в какой-то момент ты это сделаешь. Веришь или нет, но я подозреваю, что это было, понимаешь? То, как ты всегда смотрел на Сана, для меня не секрет, – забавно, что он может прийти к таким романтическим выводам, а не к остальным тайнам, окружающим меня, – итак, я понимаю, что ты обижен… или зол. Может быть, и то, и другое. В любом случае, то, что только что произошло – самая большая ошибка, которую ты когда-либо совершал в своей жизни, и тебе придется это исправить. Рано или поздно. Я не говорю, что ты должен делать это в одиночку, я помогу. Но имей это в виду, потому что так больше не может продолжаться. «Если бы у меня было сорок шесть миллиардов вон, я бы потратил большую часть этих денег, чтобы урегулировать все незавершённые дела в Сеуле. Семья, друзья, долги. Затем я отправился бы на другой конец света, в место, где никто не знает меня и начал бы жизнь с нуля»