Запах надежды

Друзья часто гуляли, смеясь и обсуждая смежные интересы, все больше удивляясь тому, насколько они похожи. Репетиции проходили по расписанию, Князь уже стал неотъемлемой частью группы и полностью изменил их направление, концепцию. Теперь они именовались "Король и Шут", и ребятам предстояло пройти долгий путь под таким названием. Холод ноября был приятен, когда ты любовался этой тоской из окна, находясь в тепле уютного дома. Теперь же мороз залезал не только под одежду - он словно проникал под кожу, циркулируя по телу, доводя до неприятных мурашек, было желание свернуться клубочком. Андрей отчаянно вцепился в руку Миши, отчего тот недовольно фыркнул: он хотел греть ладонь в кармане. Князев нащупал пульсирующую вену, его околевший палец ощущал биение сердца. Он почувствовал горячую кровь Горшка, что носилась по трубкам его тела, питая все клетки его организма, нося кислород. Теплота не остывшей руки контрастировала с укусами ледяного воздуха. Сумрак щеголял во всей красе, выставляя напоказ главное достоинство ночи - жемчужины звезд. Круглосуточный магазин светился фейерверком огней. Парни зашли внутрь и тепло обняло их тела, сгоняя онемение с открытых конечностей. Такое хрупкое стекло двери было надежной защитой от ледяных скрюченных пальцев поздней осени. Продуктовый мерно сопел движением редких посетителей. Миха направился к полке со спиртным, долго выбирая между пивом и чем-то покрепче. Напиваться в хлам им не хотелось - лишь слегка понежится под поцелуями слабого опьянения, но пить холодное пиво холодным ноябрем... Поразмыслив, он все же предпочел водку. Андрей хотел возразить, но передумал. Дверь поползла в сторону, и пробирающий ветер ворвался в спокойную обитель. Перспектива выйти наружу  совсем не радовала его, отчего он боязливо замер. Миша обернулся и лукаво посмотрел на трусливого друга, а после ласково потянул его к себе и одной рукой прижал к груди, в то время как другой держал стеклянную бутылку. — Не п-понимаю, как ты не м-мерзнешь, блин — пробормотал Князев, припадая ближе к черноглазому,сильнее прижимаясь к его телу, словно желая слиться с ним. — Ничего, сейчас согреешься. — ухмыльнулся Горшенев, и они побрели к лавочке, стоящей во дворе незнакомой панельки. Приземлившись на место назначения, брюнет стал открывать алкоголь, а Андрей ерзал на холодных досках. Трясущимися худощавыми бледными пальцами крышка была побеждена, и ее содержимое,  не медля, полилось в Мишу, приятно раздирая огнем горло. Довольно икнув, он передал манящую жидкость нежному парню, который, поморщившись, все же отпил. Горшок откинулся на спинку, запихнул руку в узкий карман кожаных брюк и с трудом выудил оттуда совсем помятую пачку сигарет. Пламя спички на мгновенье осветило бледное лицо, а после густой дым облаком заполонил пространство. Довольно крехтя, Миша приобнял дрожащего друга. — Тебе бы еще глотнуть. — возбуждающим глубоким голосом посоветовал черноглазый. — Нет. Может, домой пойдем? Не слоняться же нам всю ночь на морозе. Я приглашаю тебя к себе. В ответ раздались смешок и согласие. Когда они дошли до тяжелой двери подъезда, бутылка была почти осушена, отчего Андрей снова чувствовал себя паршиво: слишком сильно Миха увлекается спиртным. В глубине души он надеялся, что тот убавит свой аппетит, станет разумнее. Увы, Горшенев и рациональность несовместимы. Ему пришлось страховать брюнета: мало ли еще свалится с лестницы. Ребята устало ввалились дверь. Князь вешал на крючок куртку, а Миша, небрежно кинув обувь, поплелся в гостинную, где упал на диван. Андрей пошел за ним и встал рядом, не найдя куда присесть. — Что, может, телек посмотрим? — Не, на хуй, не надо. — липко и тягуче протянул Горшок. — Что тогда делать будем? Можно музыку послушать, мне знакомый диск подогнал с панкухой зарубежной, просто бомба. Потухший взгляд слипавшихся глаз собеседника не оставлял сомнений в том, что тому совсем не хочется сейчас слушать рок. —Ну что ты растекся тут по дивану? Рано еще храпеть. — в ответ раздалось мычание. — Что же ты хочешь?- слегка раздраженно пробубнил Андрей, не ожидая ответа, ставя этот вопрос как бы риторическим. Но Миша ухмыльнулся и, схватив друга за руку, дернул на себя, отчего тот повалился на него, заставив виновника его падения сдавленно выдохнуть воздух. Князь не понимал, откуда у распластавшегося на диване одурманенного алкоголем юноши хватило энергии на это. Все-таки Горшок сильнее, чем он предполагал. — Я тебя хочу. — просипел брюнет, смотря в находящиеся на расстоянии пары десятков сантиметров топазно-бирюзовые глаза покрасневшего парня, который вскочил и отступил на шаг назад. — Шутник блять недоделанный. Я тебя понял, спи. Миша, крехтя, встал и направился к ошалелому Андрею — Это была не шутка. — Князев зачарованно глядел на два приближающихся уголька глаз, бликовавших и словно усиливавших отраженный свет в несколько раз. Режущие лучи на фоне бескрайнего простора устрашающей, но родной черноты. Он не хотел пятиться от высокой фигуры подходящего друга. —Ты пьян, просто пьян. Отоспись, дурак. — Да, и теперь мне наконец хватило безрассудства признаться тебе в своем желании. — Горшенев стоял вплотную. Потоки пропитанного спиртом воздуха вырывались из приоткрытого рта Мишы, заставляя голубоглазого пьянеть. Брюнет осторожно коснулся лица друга своими красивыми, но шершавыми от игры на гитаре пальцами с выступающими из под аристократически-бледной кожи косяшками, провел ими по по-детски нежному и мягкому лицу Андрея, затем опустил на шею, поглаживая бугорок кадыка, пробежался по ключицам и увел в таиственное пространство под кофтой, шаря по простору спины. Белизна лица Горшка подправилась мазками нежного розового оттенка на щеках. Светловолосый не выдержал и вцепился в друга, нетерпеливо застонал ему в ухо, нагретый им воздух промаршеровал по равнодушной коже Михи. От такой комбинации нетрезвый юноша не удержал контроль над физиологией, и что-то плотное ткнулось в ногу Андрея, отчего тот разрезал смущение, застывшее в его чертах, улыбкой и потянулся к мягким, как зефир, губам Горшенева. Того возбуждение уже взяло в плен, и он впечатал друга в стену, цеплялся поцелуями за губы Князева, освободил от поводка ранее сдержанные руки, и те бешеными псами накинулись на беззащитное тело вжатого в стену парня, пробовали все, как ребенок, увидивший гору различных сладостей. Все еще стоит, побуждая перейти от ласк к процессу. Весь покрасневший Андрей сладко стонет, не дает отстраниться, чтобы содрать с него одежду. Взляд Горшока помутнел от желания завладеть этим хрупким телом, заставить его кричать от удовольствия, царапаться, кусаться. Князев притягивает соблазнителя к себе, ближе, они буквально слились, но ему мало, он хочет его полностью. Гладкая шея дурманит еле заметным запахом чистой кожи, исходящего тепла, все это смешивается с грубой парализующей дурью спирта, сливаясь в мутное ощущение, в сон, в бред. Легкий укус обессиливает, выжав все возбуждение, и Князь льется в руки брюнета, не в силах вынести свалившуюся похоть. Они валятся на пол, так лучше, так легче, нет сил на то, чтобы контролировать мышцы. В голове звенит одна мысль: стать с Мишей единым целым, неразделимым, быть всегда вместе, всегда, повсюду, не разъединяться, оставляя в душе пустое пространство, живо заполняющееся тоской. Горшенев помнит про требование своего органа и останавливает лавину поцелуев, засосов, укусов, отчего блондин недовольно мычит. Миша швыряет  футболку подальше, трясущимися от возбуждения пальцами с трудом справляется с ремнем, ширинкой, штанами и бельем. Легонько тянет за руку обессилевшую тушку Андрея, поднимая его на ноги, чтобы убрать все лишнее. Теперь между ними нет никаких преград - только нагота, полное обнажение  друг перед другом. — Есть хоть крем что ли? — еще сохраняя здравомыслие, каким-то неведомым образом хитро затаившееся в пьяном мозге, заботливо интересуется брюнет. Князь впивается пальцами в его угловатые плечи, припадает к узкой груди, неразборчиво отвечая, что не до крема. Нет так нет. Они снова в контакте с полом. Миша повис над голубоглазым, растрепанные пряди скрывали от Андрея смолу глаз, но он так хорошо знал эти два омута тьмы, что видеть их было не нужно, сейчас важен был контакт. Горшок смочил пальцы слюной и начал вводить их в лежащего под ним парня по одному. Медленно он вдвигал их внутрь, понимая, что нужно его сначала растянуть. Горячее тело по ним трепетало, выбивая последние остатки терпения. Когда два пальца погрузились полностью, Андрей уже не мог контролировать себя и щиплющие глаза слезы заскользили по щекам, испугав неопытного Мишу, который опомнился только после грубого оклика снизу. Яростное возбуждение было подавлено нежностью, потому он, не торопясь, входил в парня, пока тот резко не дернул его на себя. От удовольствия чуть не закружилась голова и, сшибленный желанием, Горшенев ускорился. В момент кульминации физическое удовольствие от оргазма срезонировало с их ментальным сближением так, что наслаждение перешло границы, которые может выдержать человеческой организм, и Миша упал на Андрея, пока предметы безудержно танцевали вокруг. Теплая жидкость мягко гладила их тела. Их сердца с точностью барабанщика совпадали по ритму. Сон приятно уволок парней в  странствия по их общему миру, одному на двоих.