Мстительная "Мисс Динамит"

В один прекрасный миг Бенни осознаёт, что «Топс» перестал хоть что-то для него значить, — и чувствует освобождение. Так отпускают постылых любовниц — без истерик, обещаний, сожалений, — а не любимое детище, которое порой собственными руками ремонтировал, когда толковых людей не хватало. Теперь время упущено: слишком много стало в «Топсе» от Франта и его скудной фантазии. Папочка слишком долго шлялся по пустошам, выполняя мутные поручения дона Хауса, пока собственная семья шиковала и богатела. «И к чертям их», — забавное сравнение само лезет в голову. Для Бенни в «Топсе» всегда было тесновато, а такие, как Франт, никогда не глядели дальше собственного носа. Эту главу он прошёл, все козыри уже на руках. Старому дону пора потесниться и признать, что мир изменился. Так что в «Топс» Бенни захаживает как гость и лениво интересуется болтовнёй Франта о планах на расширение, проблемах с канализацией и даже прибылью. Удивительно, но его совсем не колышет астрономическая цифра, которую обычный трудяга заработает жизней за десять. Платиновая фишка, которую Бенни вертит между пальцами в кармане пиджака, стоит куда больше — и не только в понятном каждому остолопу эквиваленте. С ней и жизнь другая — в предвкушении элегантного и победоносного удара. Пусть Легион и НКР перестреляют друг друга, пока истинный победитель отсидится в баре, как, видимо, в былые довоенные времена. Умный робот всё самое сложное сделает за него. Бенни смакует текилу с пряным соком невадской агавы, наблюдая за залом уже как хозяин всего на свете, каждой души в Нью-Вегасе. Они заслужили хорошего хозяина: милосердного и стильного, приближенного к ним, а не сидящего в бункере бессмертного старикана. Дамам за соседним столом много не надо — крышек сто на вечер в президентском люксе. Уголки губ застывают в привычной усмешке; Бенни салютует бокалом и подзывает бармена: — Эй, Эрни, налей им покрепче, чтобы вечер не прошёл скучно. Тот поднимает взгляд на хихикающих дам, равнодушно кивает и уходит к стойке с бутылками. Намёк он точно понял. Разгорячённые женщины щебечут пуще Франта, Бенни что-то сочиняет на ходу в ответ и машинально посматривает на часы, хотя Йес-мэн будет обрабатывать данные до утра. Придётся терпеть, отмечать, притворяться собой — и ждать, снова ждать: как много лет назад, в прошлой жизни, когда звёзды заискивающе светили ему с небосвода, из еды были одни гекконы, и приманенные запахами койоты призывно выли из густой тьмы. Бенни хочется забыть то время, да только нельзя вырвать себя с корнями. «Всадники-в-Сапогах» сменили имя, а не исчезли. Наверняка Франт до сих пор хранит шмотки из гекконьих шкур, надевает по синьке и играет в ролевые игры, да и остальные словно сохранили варварские манеры, раболепное племенное послушание. Сам Бенни хоть и нашёл оружие по стилю — свою великолепную «Марию», — но до сих пор носит тот самый нож, принёсший ему удачу в бою с Бинго, и никогда не забывал тренироваться, словно ждал чего-то — уж не вызова ли от Франта? Успех делает Бенни непозволительно рассеянным. Дамы, устав от его безразличия, берут бокалы и идут в концертный зал, зазывая за собой. Говорят, в театре «Туз» появилась новая исполнительница, но Бенни музыка чужда — достав из пачки сигарету, он хлопает себя по карманам и запоздало вспоминает, что где-то обронил зажигалку. Рядом, как по волшебству, вспыхивает огонёк, и Бенни с удивлением обнаруживает пропажу в чужой руке. Это точно его собственность — вычурная, позолоченная, с хорошо знакомой гравировкой, — Бенни узнает её и вслепую, по ощущениям. Усмехнувшись, он прикуривает, разглядывая натруженные, мозолистые руки с чистыми, коротко подстриженными ногтями — что для него говорит о многом. Незнакомка захлопывает крышку и так же, как он, прокручивает зажигалку в ладони, ощупывая гравировку. Что-то есть в этом странное, гипнотическое. — Это моё, детка, — говорит Бенни и манит указательным пальцем. — Спасибо, что вернула. У неё дерзкий взгляд — и чертовски знакомый. Впрочем, это неудивительно для Бенни. Однако зажигалку он точно не оставлял на её прикроватном столике, а потерял где-то в пути. Девица похожа на путешественника, хоть и одета в строгое коктейльное платье с открытыми плечами, а в маленькой сумочке, конечно, точно не поместились бы важные для выживания вещи. Бенни видит иные знаки: обветренную кожу, особенно на обратной стороне ладоней, трещинки в уголках губ и застарелые шрамы на тонкой шее. Однако, уловив его взгляд, девица не тушуется, а задирает подбородок, будто носит их с гордостью, как дорогое колье. Руку она ловко отдёргивает. — Кто нашёл, тот и забирает, — говорит незнакомка и уходит в концертный зал вслед за толпой, не удостоив Бенни взглядом. Возможно, она и вовсе не поняла, с кем говорила. Вспыхивает внезапное желание посетить концерт, и несколько человек с готовностью уступают свои места, но Бенни прячется, как вор, во мраке кулис, не найдя свою незнакомку в зале. Музыканты уже на сцене — проверяют инструменты; пианист капризно кривит губы, словно на пару тысяч миль вокруг мог найти что-то поприличнее. Ну, его никто не держит. Бенни не удивляется, увидев свою незнакомку на сцене. Общий свет гаснет, словно останавливая время; только прожектор горит над её головой. Вряд ли это придумал Франт — скорее уж Томми Торини, чёртов гений стиля; и с одним глазом, оказывается, можно подмечать куда больше прочих. Под хрустально-белым светом прожектора люди на сцене отбрасывают длинные тени, металл блестит почти мистически, даже пыль летает как снег или конфетти, но девушка в центре отнимает всё внимание. Движения рук и наклон головы точно выверены, чтобы выжать максимум из игры с мраком зала; она точно знает, что в неподвижности есть своя красота. Может, в Бенни умер, не родившись, какой-нибудь скульптор или художник? Текст песни не находит в его душе отклика, но поёт девица неплохо. — Порви, порви со мной нежно. Дай мне время, дай мне немного времени, чтобы облегчить боль. Люби меня ещё немного дольше, потому что я никогда больше не полюблю… Большую часть песни он пропускает мимо ушей и больше таращится на залегающие между грудей тени в декольте, острые плечи, открытую шею и длинные ноги. Туфли на низком каблуке не выглядят поношенными — такие целое состояние стоят. Незнакомка словно соскочила с фото на пластинке — возможно, поэтому он узнал её? — всего на одну ночь, и Бенни собирался потратить оставшееся время с пользой — для себя, конечно же. С певичкой он точно ещё не спал. После концерта он находит её возле рулетки и провожает взглядом до бара, где берёт в осаду, со спины, мешая улизнуть. В причёске полно заколок, но волосы у неё короткие, не скрыть шрам куда более аккуратный — от пули. Бенни шарахается, а девица откровенно смеётся, как ведьма, хищно прищурившись. — Что случилось? Призрака увидели? — Этого не может быть, — шепчет он себе под нос, но зажигалка уже в её ладони, забирает тепло тела. Бенни тянется с осторожностью, как к огню — и на сей раз девица не противится, отдаёт то, что принадлежит ему. Сглотнув ком, Бенни выпускает на волю защитную наглость. — Хочешь поквитаться, детка? Она медленно качает головой точно так же, как на сцене, словно забыв, что уже не играет, и улыбается уже с грустью. — Нет, я даже рада, что так случилось: жизнь началась с чистого листа, и я тоже — теперь совсем другая. Бенни знакомо это чувство, о да. Только нож он до сих пор носит под полой пиджака. В изящной, нарядно одетой девушке и правда не признать курьера платиновой фишки — только по взгляду, устремлённому в дуло «Марии». После подобного первого свидания не отмахиваются с такой лёгкостью. Нет, они повязаны крепче какого-то брака на небесах — ведь она знает о платиновой фишке. — У тебя точно какие-то извилины выпали, детка, — смеётся Бенни и делает жест бармену. Её нельзя упускать. — Мне как обычно — и даме. — Спасибо, я пас. Не скажу, что мне было приятно встретиться, но вы — мой босс, как оказалось. Бенни не держит — и девица просто уходит. Томми Торини находит лазейку и тут же приседает на уши. — Как её зовут? — резко обрывает Бенни командным тоном, и в Томми тут же просыпается племенное послушание. — «Мисс Динамит». — Он втягивает голову в плечи под грозным взглядом и оправдывается. — Она выступает под псевдонимом — артисты часто так делают! Сказать ей, чтобы была с вами приветливее, босс? — Сгинь, — шипит Бенни, и Томми повинуется. Вечер, который должен был пройти беззаботно, превращается в какой-то кошмар: с живыми обольстительными мертвецами и конкуренцией от собственных недалёких собратьев. Опрокинув энный коктейль залпом, Бенни уже не уверен во Франте, ведь тот — его заместитель, правая рука, без которой не стреляют, а ещё — трусливый мерзавец и преданный последователь мистера Хауса. Может, они с девицей в сговоре? Да когда они успели? А разве Бенни часто бывает дома, со своей «семьёй»? Это всё мистер Хаус — нарочно отсылает подальше с дурацкими поручениями, потому что боится довериться человеку… О том, что недавно сам прошлялся по пустошам несколько недель, Бенни, конечно, не думает. Голова идёт кругом от подозрений, а платиновая фишка жжёт карман. Легче сбежать в номер, спрятаться, спросить совета Йес-мэна — но тогда Бенни загонит сам себя в ловушку. На виду он в большей безопасности и сможет во всём разобраться, как и всегда. Бенни уже не гость в «Топс» — чутьё подсказывает, что скоро придётся снова сразиться за своё будущее: если не на ножах, то вырывая зубами куски плоти из врага. На всякий случай в уме вызревает и план побега: всегда можно начать где-нибудь с начала. Вегас, конечно — нагретое место, но на нём свет клином не сошёлся. Машинально Бенни перекатывает зажигалку между пальцами и чувствует тепло чужих рук — значит, не чудится, и мертвец действительно поднялся из могилы. До глубокой ночи Бенни следит за Франтом и девицей, за которой не так давно бегал по Мохаве, но не чувствует между ними никакой связи. Текила и усталость долбят по голове так, что Бенни просто выбирает самое прекрасное из зол. Если говорить прямо, он заинтересован её загадкой и сильно сомневается, что девица — та самая. Вегас спать и не собирается — здесь веселье и счастье длятся круглосуточно, вечно. Здесь чтят богов прошлого — мумий под глянцевыми масками: довоенных звёзд, чьи портреты потрескались и поблекли, но их голоса сквозь века касаются душ и по сей день вдохновляют, сохраняют власть. Ничего своего властители Нью-Вегаса не придумывают, только паразитируют. Когда-то Бенни думал, что во главе города всё перестроит, напридумывает и стильные заведения, и шоу, и свои правила, а теперь — сомневается, что вообще заинтересуется переменами. Словно безумный преследователь — а впрочем, так и есть, — он курит, наблюдая за удаляющейся девичьей фигурой в свете уличных фонарей. Она уже распрощалась с музыкантами, тепло улыбнулась каждому и надела куртку на плечи, чтобы не замёрзнуть ночью — платье так и не сменила. Они идут не спеша на расстоянии выстрела, рассматривая вечные огни Вегаса: перед рассветом людей всегда меньше, молчит уличная музыка, так что можно остаться наедине с собой. Бенни уже уверен в подставе: после выстрела в голову невозможно так быстро восстановиться. Надо было лично пристрелить всех свидетелей и участников, а не отдавать свою работу на откуп НКР. Он и правда стал рассеянным из-за фишки, рано расслабился. На одной из улиц Стрипа Бенни нагоняет свою таинственную незнакомку, и та шарахается в сторону, почуяв чьё-то приближение, тянется к сумочке, но затем, узнав его, поджимает губы и оглядывает с вызовом. — Чего надо? — О, детка, ты разбиваешь мне сердце: где же твоя былая учтивость — на работе осталась? — Она снова игнорирует его и пытается уйти, но Бенни преграждает дорогу. — Нам нужно поговорить. «Мисс Динамит» хмурится, совсем не грациозно трёт глаза и спрашивает: — А подождать до утра не может? — Детка, утро уже вот-вот наступит. Где ты живёшь? — В отеле у восточной стены, — затем она спохватывается и грубо переспрашивает: — Тебе-то зачем знать? — Поговорим без посторонних ушей. Бенни подхватывает её под руку и просит вести. Его одаривают уничтожающим взглядом, но вскоре девица понимает, что отпираться бесполезно. «Просто ещё одна баба, просто ещё один вечер», — говорит он себе. Легче убить её сейчас, чем мучиться догадками, позволяя крутиться перед носом и возмутительно красть внимание — но сначала она всё ему выложит. Близость посольства НКР и штаба военной полиции Бенни не смущает — наверное, здесь правда и безопаснее, и дешевле жить. Дома в восточной части Стрипа не реставрировали, фонари не горят, в асфальте зияют огромные дыры — сразу видно, чья территория. Только последний дурак отдаст им Нью-Вегас на разорение и скуку. Девица тянет к дому без вывесок, ведёт во внутренний двор, а Бенни снова напрягается, рыщет взглядом. На скамейке дрыхнет какой-то пьяница, укрывшись газетами, и девица обходит его по широкой дуге. На лестнице воняет мочой и затхлостью, до рвотного позыва. — Что за ужас, — бурчит Бенни, — Томми настолько мало тебе платит? На звук его голоса открывается первая же дверь, и Бенни выхватывает «Марию». Девица обхватывает его руку, но он сам вскоре понимает, что на пороге стоит старушка в засаленном халате. — Простите, миссис Грейсланд! Я думала, вы спите! Схватившись за сердце, старушка пялится на Бенни. «Так, никаких больше свидетелей», — напоминает он себе и улыбается. Старушка мямлит что-то о просроченной оплате и быстро скрывается за дверью; с той стороны громко защёлкиваются замки. Значит, ей нужны крышки — отличный повод выманить обратно. Девица не сразу понимает, что почти обняла Бенни, повиснув на руке, и отшатывается, заправляет за ухо прядь волос и шагает по лестнице. Платье слишком облегающее и длинное — никакого интригующего вида. Девица дует губы, пока отпирает дверь; Бенни наперво осматривается в единственной комнатушке, пока её хозяйка снимает туфли — явно неудобные, не по размеру — и громко выдыхает, выгнув спину, почти сладострастно, затем вешает куртку на крючок. Здесь же висит пустой рюкзак, повидавший в пути какое-то дерьмо — кажется, в прямом смысле. — В шкафу не забудь проверить, — едко замечает она, когда Бенни заглядывает за шторы. — Параноик. Если сравнивать с мотелями за пределами Нью-Вегаса, в комнате достаточно чисто. На единственном узком столе лежат журналы и пластинки, хотя проигрывателя нет. Бенни вспоминает недавние фантазии о сошедшей с фотографии певичке и одёргивает себя, чтобы не перевернуть обложку. Его ситуация куда более безумная. — А что ты бы делала на моём месте, а, детка? — возмущается он, расстёгивая пиджак и упирая в бока руки. Так хорошо видно кабуру с «Марией», но пальцы прощупывают углубление, прошитое в подкладке, где ждёт рукоять ножа. Странно это — снова уповать на него. Бенни облизывает пересохшие губы. — Сядь и говори. — О чём? — таким же тоном переспрашивает девица и нарочно не слушается. — Как мне повезло, что ты — мазила? Нет! Я забыла почти всю свою жизнь! Может, как меня попёрли с работы, а старый друг хочет убить за то, что я даже не помню? Или что в голове постоянно шумит, словно я до сих пор слышу грохот выстрела? Пошёл ты к чёрту, Бенни. Почему я вообще тебя ещё терплю? Всплеснув руками, девица проходит мимо и направляется на кухню — смехотворный закуток, где два человека едва ли поместятся, — включает конфорку и ставит чайник. — Потому что я неотразим, — лыбится Бенни, пытаясь спровоцировать, и она не подводит: показывает, не поворачиваясь, средний палец. — Ну всё, ты уволена. Он достаёт сигарету, но запихивает обратно в пачку под недовольным взглядом хозяйки, облокачивается на дверной косяк. Кофе пахнет отвратно, и пить его Бенни не собирается — а девица даже не предлагает и наливает только себе. По её лицу судить — так амброзия. Бенни для неё вообще словно не существует. — И сильно шумит? — он указывает на свою голову, а девица кривится. — Я уже привыкла. Поначалу да, было тяжело, но док сказал, что мозг привыкнет. Порой различать чужие голоса сложновато, но зато свой собственный стала слышать лучше — когда пою, шум словно уходит на дальний план. Она выливает остатки кофе в ржавую раковину — и не боится поворачиваться спиной. Бенни делает два шага к ней, опускает руки на талию и замирает; чудится запах пороха в её волосах, словно «Мария» оставила метку — для узнавания. Он вытаскивает заколки, чтобы взглянуть на рану поближе, и чувствует, как напряглась девица: вцепилась руками за столешницу до побелевших костяшек. Бенни запускает пальцы в затвердевшие из-за лака волосы и ощупывает неровные края пулевого отверстия с шероховатой коркой; аккуратно стучит ногтем по металлу и усмехается. — А ты чего думал? Она сбрасывает его руку, но Бенни резко прижимает девицу бёдрами к столешнице. — Неужели это ты? Невероятно, — смеётся он, уткнувшись носом ей в затылок, вдыхая запахи шампуня, сигарет и лака. Впрочем, за всю свою жизнь Бенни видел много странного дерьма. — Прости, детка, это был лишь бизнес. Я даже рад, что ты выжила. И вот мы снова пересеклись — разве не странное совпадение? Он прощупывает каждый дюйм платья, откровенно лапает её за задницу — и когда девица пытается ударить, перехватывает руку за спиной, заставляет согнуться. Она ударяется щекой о столешницу с грозным рыком, а Бенни смеётся. Платье достаточно узкое, но хорошо держит форму, когда его задираешь. Он ощупывает края чулок, зная, как дамы любят прятать там нож или маленький ствол, голую кожу чуть выше, чувствуя ответную дрожь, но девица безоружна. Мысль эта сносит крышу, когда Бенни отстраняется и хлопает её по заднице. — Только не говори, что ты сама этого не хотела, крошка. Тогда не стоило играть с моей зажигалкой и строить из себя недотрогу. — Девица что-то шепчет, и Бенни прибавляет ей громкости, проведя свободной рукой по спине, нащупывая застёжку на молнии. — Ну, расскажи, что ты задумала. Он милостиво позволяет поднять голову. Девица смеётся. — Ты столько раз проходил мимо и не узнавал меня, что стало обидно. Если это правда — у Бенни большие проблемы с внимательностью. Однако кому придёт в голову искать в толпе лица своих жертв? Так и спятить можно. Пока он думает, девица ловко выворачивается из ослабевшего захвата, стряхивает с лица волосы и, чуть наклонив голову, задумчиво смотрит ему в глаза; поднимает руку и боязливо касается его подбородка, усмехается. — Я так ждала этой встречи, только ею и жила, — шепчет она, глядя, кажется, на его губы. — А теперь понимаю, что ты — обычный человек: трусливый, мелочный и жалкий. Я не боюсь тебя. Звучит настолько нагло и с вызовом, что Бенни усмехается, а не сердится. — А стоило бы, детка. И это не хвастовство — только предупреждение. Он вспоминает тот бой на ножах с Бинго за право стать цивилизованным человеком, когда был на семь лет моложе и фунтов на пятьдесят легче, но боролся как голодный пустынный койот — и девица словно видит ту сцену в отражении его глаз. Иначе как она понимает, куда нужно тянуть свои чёртовы руки? Девица словно хочет обнять, но веры ей, конечно же, нет. Бенни перехватывает её за запястье, когда рукоять ножа уже осквернена чужим касанием. Уже не до смеха: они сражаются по-настоящему, но Бенни просто сильнее, а на кухне тесно. Лишь чудом они не сносят горячий чайник и кубарем вкатываются обратно в комнату. Нож летит на пол, девка не стесняется пускать в ход ногти и уцелевшую в причёске шпильку, но Бенни пока везёт — так что шкуру ему не попортила. Руки саднит, мышцы болят; он порядком запыхался, пока пригвождал девицу к полу в позе распятого Иисуса, и прижал её сверху собственным весом. Не следовало столько пить. Девица пытается вырваться, но она тоже устала и тяжело дышит; грудь вздымается так, что Бенни засматривается — и не сразу замечает, как возбудился, перекатываясь с ней по полу. Даже брезгливость не всколыхнулась. С ней очевидно приятней сражаться, чем с Бинго. Крепко прижав её руки, Бенни поднимается над девицей и любуется. — Так тебе больше идёт, детка. Неподвижность — твоя сценическая фишка. Взглянув на него и усмехнувшись, она обхватывает его ногами так, что платье задирается к бёдрам. Бенни чуть поворачивает голову и таращится на чулки, её голые бёдра и бельё. Здравый смысл велит не вестись на наживку, точно глупой рыбе, но разгорячённая кровь уже привычно гонит к паху. Он и мысль сформировать не успевает — а уже отпускает её руки. Однако девица лежит в той же позе и смотрит в потолок, пока Бенни расстёгивает ширинку. — Неподвижность, значит. Западаешь на трупы, Бенни? Она смеётся как ведьма — он уже понял, как и то, что её чары работают. Если это всё обман, и она — настоящий оживший мертвец, так даже лучше. В погоне за платиновой фишкой Бенни перестал чувствовать жизнь на кончике языка, отупел и одряхлел, словно наполовину отмер. Он же хотел стать сменщиком старого дона, а не им самим. — Не шевелись, — бросает он, вытаскивая «Марию» из кобуры. Всего на миг девица не на шутку пугается — глаза широко распахиваются — и выдыхает, когда Бенни сбрасывает обойму и ставит на предохранитель. Это того стоило. — Веди себя хорошо, ага? Она качает головой и призывно толкает сцепленными ногами в спину, подгоняет. Разум выходит покурить, когда Бенни едва спускает штаны и тут же входит в неё, не в силах терпеть. Прелюдию безумная девица уже получила. Однако она перестаёт смеяться, вздрагивает, шипит сквозь зубы, пытаясь к нему привыкнуть, и, вцепившись в края распахнутого пиджака, помогает сбросить. — Ненавижу его, — говорит она и пытается удержаться на месте, когда Бенни подаётся резче, до сладостной боли. В рубашке жарко, так что и та летит к чёрту, а следом остальные вещи. «Мисс Динамит» полностью оправдывает свой псевдоним. Она горячая и дикая — с повадками самки кугуара. Ближе к финишу Бенни вскрикивает от боли, когда уже знакомые острые ногти впиваются в бока, становится невыносимо тесно; разрядка наступает мгновенно — он едва успевает вынуть. Голова проясняется, и Бенни замечает свой нож. Они бросаются одновременно, путаясь в одежде, но он куда ловчее, хоть и дышит как марафонец. — Не сегодня, крошка, — лыбится Бенни, ведёт лезвием по её груди, где так соблазнительно залегала тень, и качает головой. — Классные буфера, кстати. Передадим им привет от дяди Бена. Приве-ет! — тянет он, когда наконец нащупывает застёжку платья, и верхняя его часть сползает к животу, обнажая грудь. Девица смотрит на него исподлобья. — Ну ты имбецил, Бенни. Не в обиду имбецилам. Она откидывается на локоть и пытается выпутаться из платья, но толком не успевает — Бенни уже готов к продолжению томного вечера и разворачивает её к себе задницей. Правда, из-за штор уже давно пробивается солнце, но никто ведь не запрещает есть ужин на завтрак. До полного истощения они успевают проверить на прочность всю мебель в комнате и снова подраться. Он наконец пускает девице кровь, а та исполосовывает его грудь; бока болят от легчайших касаний, но уже терпимо. Хоть Бенни обычно брезгует спать на чужих простынях, сейчас он не может побороть соблазн и заваливается на кровать. Девица падает с другого края, чуть свесившись. На нежности нет ни сил, ни желания. Нож давно потерялся где-то по дороге — кажется, между столом с пластинками и углом между стеной и шкафом, — но Бенни не испытывает сожалений. Хуже — держать его в руке и решать. Судьба уже подарила бедной девушке второй шанс — кто он такой, чтобы оспаривать это решение? Она неплоха: давно Бенни так не развлекался, чтоб болела каждая мышца и клеточка мозга. Пусть живёт дальше, поёт и радует гостей в «Топс». Вот такой он милосердный правитель… а ещё — трусливый. Она, чёрт возьми, права. — Ты девочка хоть куда, очень милая, хоть и диковата, — говорит Бенни, глядя ей в затылок. — Надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Ты заслужила. Ему кажется, что она вздрагивает; чуть оборачивается и долго на него смотрит, словно до сих пор ждёт подвоха. Сон уже вовсю морит, и разбираться в девичьих чувствах не хочется. Бенни не замечает укол до последнего — пока не начинает действовать то, что в него ввели. Тело мгновенно немеет до панической атаки, мышцы так расслабляются, что руку не поднять; сердце пытается выбить грудную клетку. Бенни с ужасом смотрит на свою таинственную незнакомку, застывшую над ним с инъектором в руке. Она садится рядом на кровать — всё ещё обнажённая, манерно закинув ногу на ногу — и берёт его руку, чтобы проверить пульс. Какая заботливая стерва. Рот тоже не слушается, поэтому Бенни только слушает. — О тебе рассказывали так много — и всё оказалось правдой. Ты слишком любопытен и непредсказуем для агента, а мистер Хаус не доверяет выскочкам. Не следовало предавать его, — говорит она со вздохом — неужели с сожалением? — и вдруг широко улыбается. — Но можешь лично передать ему привет от дяди Бена, сегодня же. Девица поднимает руку, и между пальцами Бенни видит зажатую платиновую фишку. Кто нашёл, тот и забирает — всё честно.