Начало

Олежа знает, зачем он здесь. Видит в громоподобном блеске ровных росчерков глаз, строгости острых бровей и челюстной геометрии. Когда Антон говорит: — Ты свободен в четыре? — Олежа знает, какой ответ «правильный». Олежа знает: Антону не нужна его компания — Антону нужна его помощь Антон хороший парень. Если честно, Антон — чудесный парень... Есть что-то в нём: в его мягком тембре, в его сдержанном, нерасторопном смехе, в стремительной линии роста волос, скрадывающей пространство в два больших треугольника. Антон смотрит на него из-под колючих ресниц, обрамляющих веки, а за спиною молнии визгливо пляшут фокстрот. — Я свободен, — говорит Олежа и сидит в пустоте из белого шума до конца пары, вычёркивая невнятные отрывки из своей тетради. Олеже хотелось бы так же просто вычеркнуть из этого уравнения свои чувства. Схватить себя за руку, грубо встряхнуть за плечи, прокричать в лицо: «Что ты делаешь? Хочешь вылететь из универа? Нашёл кому помогать. Ты даже не представляешь, во что ввязываешься» (наверное, так бы сказал отец, если бы узнал). Олежа, конечно же, прекрасно всё представляет. Как будто он не видел плакаты по всему коридору и игриво выведенное на зеркале в мужском туалете красной помадой «Нам нужно поговорить!». Олежа не восхищается революцией, не доверяет популярным кандидатам от оппозиции и живёт аполитичной жизнью честного гражданина. Гражданина, который беззаветно, безответно и безотчётно влюблён в главного оппозиционера страны. В их первую (с Дипломатором) встречу Олежа запоминает только одно слово (не сказанное вслух и не брошенное в спину): самонадеянный. Не дотягивает до «наглого», не хватает бахвальства для «самоуверенного». Дипломатор врезается в него, хватает за руку и тащит за угол. Делает из него живой щит, придумывает отличное алиби. Заставляет кровь застучать в ушах и затрястись ладони. Даже кошки, ластящиеся к рукам около рассыпанного по тротуару корма, не помогают избавиться от мысли, что там, за баками, прячется человек, которого ищет полиция. И полиция ищет, даром что спешит пройти мимо, ничего не спросив и дёргая овчарок подальше от драных кошек. Олежа напряжённо сидит, уткнувшись острыми коленями в щербатый асфальт, и не двигается с места: ему кажется, они вот-вот вернутся. Он поднимает голову, только когда тень Дипломатора мелькает где-то рядом и над ухом проносится и застывает «спасибо» — надорванное от бега и холодного осеннего воздуха, застрявшего в отяжелевших лёгких. Олеже хочется что-то соврать. Не прийти. Прикинуться идиотом. Сделать вид, что Антон его с кем-то спутал. Притвориться, что глаза напротив ничуть не похожи на глаза с плаката, висящего за его спиной. Дипломатору нужен подельник, а Олеже нужен Антон. У которого на дне глаз — не пламя всех революций мира, а тёплое золото. И голос мягко обнимает за плечи, а не кричит с надрывом. Но Антону нужен Дипломатор. Нужна маска, нужен кричащий красный и нужны громкие слова. Антон не врёт. Не обещает несбыточного. Он не хочет власти (этого у Антона и так уже в избытке). — Чего ты хочешь добиться? — спрашивает Олежа. И Антон улыбается ему, как будто ждал этого вопроса целую вечность.