Душегуб

      Оставшуюся часть пути шли с удвоенной прытью, вихляя по паутине узких троп, видимых только посвященным: через поле, сминая подсолнух и пытаясь не получить шершавыми листьями по лицу, потом – сходя с основной дороги, через перелесок, снова на пыльную и вытоптанную, а затем - уже по тропе, через молодую рощицу, к церкви. Из деревянного здания уже доносился нестройных хор, растягивающий молитвы литургии, массивные деревянные врата выли распахнуты приглашающей внутрь пастью, а коврик у входа был точь-в-точь - язык, за ними виднелась уже проглоченная паства, с распахнутым ртами внимающая песнопениям дьякона. Анна достала из-за пазухи платок и покрыла им свои темные волосы, отряхнула подол юбки, вздымая налипшую пыль и мусор, и подошла ко входу; трижды осенила себя крестом, и только после заметила, что Салазар так и остался поодаль церквушки. Прочитав немой вопрос в голубых глазах девушки, Мужчина подошел к ней ближе. Взяв ее запястье, и, оставив на нем легкий поцелуй, чем вогнал Анну в краску, произнес:       - Прости, Анна, на этом я тебя вынужден покинуть, внутрь я не ступлю. Я буду ожидать тебя где-то неподалеку, не волнуйся, - он снова посмотрел ей в глаза своим чарующим взглядом, усиливая уже наложенное колдовство поцелуя так, что на миг Анна снова выпала из реальности и, приоткрыв рот, смотрела на него, не мигая.       Стоило только этому человеку прикоснуться к ней, как она в тот же миг позабыла где она, что делает и что из себя представляет: в голове остался только Он, его руки, губы, оставляющие призрачные прикосновения на костяшках, и его зеленые глаза, глубокие, как само небо в безоблачную ночь.       «Но почему? Почему ты оставляешь меня сейчас?» - так и хотелось сказать Анне, сделать что угодно, только бы не потерять этого мужчину, только бы избавиться от этого гнетущего чувства, что если она отвернется или моргнет – тот тут же исчезнет, растаяв, как образ тревожного сна.       - Краса моя, я расскажу тебе все немного позже, если ты об этом попросишь, конечно, - тягуче произнес он, губы растянулись в едва заметной полуулыбке. Неужели она сказала это вслух? Или он так ловко прочел ее мысли только по выражению лица?       Анна резко дернула головой, с треском обрывая визуальный контакт, поправила не съехавший платок на голове, и спешно посеменила в храм, только бы ее пылающее лицо никто не увидел. Как она вовсе посмела допустить такие мысли, дак еще и на святой земле? Она загривком ощущала, как взгляды людей падают на нее, оставляя липкие следы укора, но Салазара как будто и не замечал вовсе никто. Девушка могла чувствовать, как его тепло рассеивается, стирается с кожи ее едва ощутимое прикосновение, разрывается и идет рябью его образ, мытаримый в ее мыслях. Она настолько глубоко нырнула внутрь собственного «Я», что едва не споткнулась о половик.       На момент она пошатнулась, и все мысли будто вытряхнулись из ее головы. Анна подняла взгляд на осуждающий лик неизвестного ей святого. По ушам ударил церковный хор, тянувший конечную ноту тремя женскими голосами:        - … и во веки веков.

***

      Салазар же решил немного осмотреться, пройтись вдоль тропинки дальше и вокруг побеленного деревянного здания. Не впечатлился, но, хотя бы, не разочаровался: ничего интересного, но клумба с обратной стороны от входа была красивая, даже отличная. Он не особенно разбирался в ботанике, но ромашки от васильков все же отличил. Бело-синяя куртина тонко пахла лимоном, гвоздикой, и, едва ощутимо, мятой. Такой аромат ему нравился намного больше чем то, как пахло сегодня сутра. Волки. Это зверье вчера исходило всю деревню, и везде оставило свой запах, неощутимый, но столь навязчивый, что хотелось убраться от него подальше. А Анна говорила, что твари здесь пуганные. Ха.       Неподалеку от входа все еще был слышен неровный хор старушечьих голосов. Салазар все же не сдержался и выругался, когда особенно кривая нота резанула его по уху. Да, обычный человек такого не заметит, а даже если и заметит – не обратит внимание, но где «обычный», и где Салазар. Не в силах терпеть эту «кривую ересь», он собрал свою волю в кулак и направился прочь от этих экзекуторов музыкального слуха.       Он прошел немного дальше, где уже начиналась дорога к другой деревне… или селу? Время начинало затирать некоторые фрагменты памяти, и он снова ощутил, как легкое раздражение поселилось где-то среди покрытых пылью трактатов сознания. Снова пробежался взглядом по годами вытоптанной полосе, уходящей к белеющим в отдалении домам, отметил, что тени на ней нет, скрываться негде, а смотреть больше нечего - и решил, что овчинка выделки не стоит. Прошло от силы минут десять, когда бесцельно шататься вперед-назад по округе надоело, и Салазар тяжело съехал спиной по стволу дерева на траву подальше от входа. И не важно, что рубашка и брюки могут замазаться, не важно, что ему нельзя прислоняться спиной к прохладному стволу, потому что потом придется лечить простуженные легкие, не важно. Он так этого хотел, что все было не важно. Он устал. Устал, что хотелось выть и выпить, но нельзя ни того, ни другого. Несколько дней «до» он провел в пути, изнывая от жары, петляя и то и дело забредая кругами все дальше и дальше. И здесь он вряд ли задержится больше чем на три дня, не считая сегодня. «После» - его ожидает снова дорога. А прошлую ночь спокойной назвал бы только глухой и слепой. Да и тот, казалось, что-то, да заподозрил бы. Мужчина запрокинул голову, и, сквозь кружево листвы, уставился в небо. Голубое и до скрипа чистое. Ни одного облачка, которое можно было бы порассматривать, дабы хоть как-то развеять скуку, только ласточки, низко рассекающие воздух. Глаза быстро устали от яркого света, а шея начала поднывать. Ветер донес до него запах цветов, вместе с облаком пыли, так что потом пришлось отплевываться. Салазар посмотрел на горизонт: солнце уже спустилось дальше от зенита, а вдали виднелось серое пятно туч. Еще пару часов – и оно будет здесь. Салазар совершил над собой усилие, разрешая расслабиться мышцам. Веки мягко и незаметно прикрылись, а разум – абстрагировался ото всех звуков, кроме шелеста листвы и трелей невидимых птиц, низко рассекающих лазурный купол над ними.