Хроники Фильнии. Пробуждение тьмы.

Трэйтора вели по длинному сырому коридору вдоль тюремных камер. Впереди шел тюремщик с факелом, чей свет разгонял царивший здесь полумрак. Тошнотворный запах плесени и сырости, казалось, пропитал все пространство, и заставил Трэйтора далеко не один раз пожалеть о решении пойти в это место. Почти в самом конце коридора тюремщик остановился и, сняв с пояса связку ключей на огромном кольце, вставил большой ключ в замок, повернул несколько раз, и железная дверь со скрипом отворилась. Перед Трэйтором была самая обыкновенная тюремная камера: каменный пол, на котором в дальнем правом углу валялась куча соломы, служившей заключенным постелью; небольшой стол и подсвечник. Невысокий потолок с давно потрескавшейся штукатуркой и небольшое окно, заделанное стальной решеткой, которое служило единственным источником света вплоть до наступления темноты. Как только дверь отворилась, в дальнем углу, словно призрак, мелькнула какая-то тень и, судя по шаркающим звукам, направилась прямо к посетителю. Тюремщик хотел что-то сказать, но Трэйтор не дал ему этого сделать. Он взял под руку этого пожилого, скрюченного и обросшего седой щетиной мужчину, и что-то ему шепнул на ухо. — Только не долго, — сказал он голосом, напоминавшем воронье карканье. — Вообще-то это не положено. — Вы знаете, от чьего имени я сюда пришел? — спросил Трэйтор почти шепотом, чтобы заключенный не мог расслышать его слов. — Да знаю я, знаю, — отвечал тюремщик. — Потому и иду вам на уступки. Я буду тут стоять, неподалеку. Если вдруг что-то случится, то кричите. Вообще этот у нас самый неспокойный заключенный, второй день только молчит, а то все кричал и кричал. Пришлось ему карцером пригрозить, чтоб успокоился. — Не беспокойтесь, думаю, все пройдет тихо и мирно. Тюремщик, звеня ключами, отошел на такое расстояние, на котором было бы невозможно расслышать, о чем говорится в камере, но любой крик он услышит обязательно. Фигура приближалась к Трэйтору, и, наконец, слабый свет из окна камеры озарил Малкина Грея. Вернее то, что от него осталось — за эти несколько дней, проведенных в тюрьме, этот человек изменился до неузнаваемости. Он сильно исхудал. Казалось, заключённый только чудом и может стоять на ногах. Малкин Грей был настолько бледен, что напоминал покойника, поднявшегося из могилы. Большие глаза впали глубоко в глазницы, вокруг них проступило два больших темных круга. От прежнего члена совета Фильнии — пышущего здоровьем Малкина Грея — не осталось и следа. Когда Трэйтору удалось его разглядеть, то он невольно отшатнулся — настолько сильное впечатление оказал на него этот ходячий труп. — Ох, слава высшим силам, — с этими словами измученное, покрытое щетиной лицо Малкина Грея попыталось изобразить подобие улыбки. — Трэйтор, вы пришли навестить старого друга. Вы даже не представляете, как я вам рад. Голос был настолько охрипшим, что если бы Трэйтор не видел того, с кем говорит, он бы ни за что не узнал голос Малкина Грея. — Как вы, дорогой друг, держитесь? — с притворным сочувствием спросил Трэйтор. — Из последних сил, — ответил Малкин Грей таким тоном, точно он вот-вот расплачется. — Эти постоянные допросы меня совершенно вымотали. Я измучен. Но они не верят ни единому моему слову. О, это так ужасно. Но, скажите, дорогой мой друг, как вы узнали, что меня арестовали? — Вчера днем я заехал к вам с визитом, но вместо вашего крепкого рукопожатия меня встретили горькие слезы вашей супруги. Как только она мне все рассказала, я тут же направился сюда, чтобы поддержать друга. — Ох, Трэйтор, вы такой замечательный человек! Такой великодушный! Я так рад вас видеть. Теперь, когда меня поведут на казнь, а в том, что меня собираются казнить нет никаких сомнений, я встречу смерть, осознавая, что у меня была прекрасная жена и преданный друг, — он всхлипнул, и слезы огромными каплями потекли по мертвенно-бледному лицу. — Ну, будет, будет вам, — принялся успокаивать Трэйтор. — Я надеюсь, что до казни дело не дойдет. — Нет, Трэйтор, все к этому идет. Меня обвиняют в государственной измене, а вы не хуже меня знаете, чем это обычно заканчивается. — Какие страшные слова! — с притворным ужасом сказал Трэйтор. — Да как такое возможно? Я в это не могу поверить. Как только мог Милат заподозрить вас, самого честного и преданного слугу, в таком ужасном и страшном грехе? — У меня нашли королевское послание, мой дорогой друг, — сказал Малкин Грей, взяв, наконец, себя в руки и утерев с лица слезы. — Но вы, наверное, и так все знаете. Джудит вам ведь все рассказала. — Ваша супруга так убита этим горем, что я толком ничего не понял с ее слов, кроме того что у вас в доме что-то нашли. Расскажите же, пожалуйста, подробнее, что такое у вас обнаружили, и почему вас обвиняют в измене? — Бедная Джудит, что с ней будет, когда меня не станет? — выдохнул заключённый с такой грустью, что почти любой, услышавший его, невольно пустил бы слезу. Трэйтора эти слова нисколько не тронули, хотя он продолжал стоять с притворно-печальной маской на лице. — Прекратите так говорить. Я сделаю все, чтобы вас отсюда выпустили, но для этого вам надо рассказать мне, что с вами произошло. И Малкин Грей рассказал, какое несчастье обрушилось на него на следующий день, после дня Великого Акнаола. — Ситуация ужасная и очень страшная, — сказал Трэйтор, притворявшийся до этого, что обдумывает рассказ Малкина Грея. — Не удивительно, что вас обвиняют в измене. Найти такое послание, от которого зависит исход войны, да еще и вместе с королевской печатью, которая, к несчастью, имелась у вас, равносильно смерти. Но, послушайте, дорогой друг, я нисколько в вас не сомневаюсь и все же, я должен спросить: вы хоть каким-нибудь образом причастны ко всей этой истории? — Никоим образом! — воскликнул Малкин Грей. — Я и в жизни не видел этого послания. Для чего мне делать такие вещи? — Простите меня, как я уже сказал вам, я нисколько в вас не сомневаюсь и абсолютно уверен, что вашей вины тут нет. Но каким же образом могло попасть к вам это послание? Вот вопрос, ответ на который спас бы вас от ваших страданий и позволил бы вам покинуть это ужасное место и избежать казни. — Я уверен, что мне его подбросили, – при этих словах глаза Трэйтора округлились, будто он не ожидал услышать подобные слова — этому человеку можно было преподавать уроки по лицемерию. — Да-да, именно подбросили, — повторил Малкин Грей, заметив изменение выражения лица Трэйтора. — Кто-то, по всей видимости, перехватил королевское послание, а затем незаметно подкинул ко мне в дом. — Какие ужасные слова! Но кто может на такое пойти? Неужели у вас есть враги? — Раньше я считал, что их нет, но я ошибался. Видимо, можно нажить врагов, даже не делая никому ничего плохого. Ах, Трэйтор, дайте мне обещание, — с мольбой проговорил несчастный. — Просите все, что хотите дорогой друг, я выполню любую вашу просьбу. — Обещайте мне, после моей казни найти истинного предателя. Обещайте, что смоете с меня этот позор и докажете королю, что я не виноват. И прошу вас, позаботьтесь о моей несчастной супруге. Я боюсь, что такое горе убьет ее. Обещайте же мне это, и я смогу умереть спокойно. — Я обещаю вам, мой дорогой друг, что выполню все, о чем вы меня сейчас просили. Я найду того проходимца, который с вами так обошелся и будьте уверены — он понесет заслуженное наказание, и этот позор будет смыт с вашего доброго имени. Я так же обещаю, что позабочусь о Джудит, как о родной сестре, и она никогда ни в чем не будет испытывать нужды. Будьте уверены мой друг — я все это выполню. Но, прежде всего, я вам обещаю сделать все, чтобы вас выпустили отсюда, и никакая казнь не состоялась. Я пойду к самому королю, встану на колени, и буду молить его о снисхождении к вам. Я докажу ему, что такой замечательный человек, как вы не способен на подобные злодеяния. Обещаю вам - я сделаю все, что только смогу. Я приложу все усилия, чтобы вызволить вас отсюда. — Спасибо, Трэйтор. Вы замечательный друг. Не думаю, что король смилуется надо мной, или поверит в то, что мне подкинули это послание. И все же вы подарили мне, хоть и крохотную, но, все-таки надежду. — Тюремщик идет, — сказал Трэйтор, когда послышались приближающиеся шаги. — Мне пора идти. Прощайте, и не падайте духом. — Прощайте, дорогой друг. Подошел тюремщик, и Трэйтор вышел из камеры. Дверь захлопнулась, и ключ дважды скрежетнул в замочной скважине; через мгновение Трэйтор вновь шел за тюремщиком, который вел его к выходу. Как только Трэйтор покинул тюрьму, он тут же направился во дворец к королю Милату, который дожидался его у себя в кабинете. Когда у Малкина Грея обнаружили королевское письмо, Милат решил узнать, кто и как помог этому человеку перехватить это послание. Так можно проследить всю цепочку заговора, а король намеревался наказать всех виновных в этом ужасном злодеянии. Поэтому Милат приказал допрашивать арестованного до тех пор, пока тот во всем не признается. Малкин Грей не мог дать каких-либо признаний, и короля подобный поворот событий нисколько не удивил, так как он вполне ожидал, что заключенный не станет в чём-либо сознаваться, по крайней мере, не сразу. Поскольку пытки к столь знатным людям как Малкин Грей не могли быть применены, король приказал изнурить заключенного допросами. Король полагал, что, в конце концов, арестованный не выдержит и во всем признается. Но заключенному не в чем было сознаваться, поэтому каждый день королю докладывали одно и то же: «своей вины не признает; усердно пытается доказать, что послание ему кто-то подкинул». Так продолжалось уже чуть больше недели. Наконец, после очередного доклада, король разозлился и приказал убавить заключенному рацион, в надежде, что голод развяжет предателю язык. Но королю тут же объявили, что убавить рацион заключенному вряд ли удастся, поскольку он сам уже давным-давно не притрагивается к еде. Эта новость еще сильнее распалила Милата, и в порыве гнева он сказал, что в таком случае, он больше не видит смысла в допросах: « …раз заключенный не желает покаяться и во всем признаться, остается только публично казнить предателя…». В тот самый момент Трэйтор находился вместе с королем в его кабинете и почуял удачный момент вновь доказать королю свою преданность, попросил монарха не торопиться и дать ему, Трэйтору, возможность разговорить отчаянного преступника, который никак не хотел раскрывать подробности заговора. — Но, ведь он тогда сразу же поймет, что это вы выдали его! — отвечал удивленный Милат. — Неужели вы не опасаетесь, что его сообщники узнают об этом и наверняка захотят отомстить? — Ваше величество зря беспокоится, — заверял Трэйтор. — В тот вечер Малкин Грей был так пьян, что вряд ли помнит, что он мне поведал эту страшную тайну. Поэтому я могу ничего не опасаться. — Но все же, — настаивал Милат. — Вдруг в его памяти приоткроется та серая завеса, спрятавшая тот разговор глубоко в его голове, и он все-таки что-нибудь вспомнит? — Даже если это и произойдет, чего мне бояться? — Но как же, ведь тогда он скажет своим сообщникам, что это вы его выдали. В таком случае вам придется опасаться за свою жизнь. — Ваше величество, преступник находится в тюрьме, как же он тогда сможет выдать мое имя своим сообщникам? — Трэйтор изображал недоумение. Ему очень льстило то, как король пытался огородить его от несуществующей опасности. — Трэйтор, вы не хуже меня знаете, что не существует неподкупных тюремщиков ни в одной тюрьме. За золотую монету ваше имя, написанное на бумажке, будет передано на волю быстрее, чем вы покинете тюрьму. — Что ж, ваши опасения и впрямь справедливы, и все-таки я хотел бы с вашего позволения попробовать разговорить преступника. Я хочу это сделать еще и потому, что мне хочется чувствовать, что я сделал все что мог, дабы помочь раскрыть заговор. Иначе долгими ночами я буду ворочаться в постели, измученный угрызениями совести, что не сделал все от меня зависящее. Слова оказали то впечатление на короля, на которое и были рассчитаны. Глубоко тронутый такой преданностью Милат дал разрешение Трэйтору посетить Малкина Грея. И вот на следующий день Трэйтор отправился в тюрьму. Побеседовав с Малкином Греем, Трэйтор тут же направился во дворец короля. С тех пор, как Трэйтор явился обличать предателя, отношение Милата к Трэйтору сильно изменилось в лучшую сторону. С тех самых пор король стал считать этого человека, если не другом (разве бывают у королей друзья?) то, во всяком случае, подданым, готовым служить монарху верой и правдой. Поэтому Трэйтору разрешили наведываться во дворец в любое время — привилегия, которой когда-то пользовались все члены совета. Король давно поджидал Трэйтора, поэтому, когда слуга доложил о его прибытии, Милат велел тут же впустить гостя. — Дорогой мой, вы вернулись, — король оторвался от чтения каких-то бумаг и откинулся на спинку кресла, поправив длинные вьющиеся волосы. — Какие новости вы мне принесли? Присаживайтесь, нечего вам стоять в дверях. Трэйтор поклонился в знак приветствия и сел в кресло, на которое кивком указал король. — Ну, рассказывайте, как все прошло? Скажите для начала, он вспомнил о том разговоре между вами, когда он во хмелю сам все вам рассказал? — Как я и полагал, ваше величество, Малкин Грей абсолютно не помнит, о чем мы с ним тогда говорили. — Что ж, это занятно. Ну, а что на счет его сообщников? Вам удалось что-нибудь выведать? Трэйтор тяжко вздохнул, делая вид, будто ему тяжело говорить, о чем его просили. — Ваше величество, я сделал все что мог, клянусь памятью своих предков, но этот человек не захотел мне выдать ни имен сообщников, ни то, каким образом им удалось выкрасть ваше послание. Пропащая душа, что и говорить. — Вы, правы, что и говорить. Однако, случилось все так, как я и полагал. Последняя попытка не увенчалась успехом. — Прошу прощения, ваше величество, но позвольте мне заметить, что еще не все рычаги давления были задействованы. — Вы намекаете на применение пыток? Трэйтор, вы же сами знаете, что этого сделать никак нельзя. Пытки к людям, занимающим такое положение как Малкин Грей, не применяются по закону. — Однако ваше величество может этот закон отменить. — Я не стану этого делать, — немного подумав, сказал Милат. — К благородным людям пытки не применимы. Последние слова были произнесены так твердо и решительно, что Трэйтор решил прекратить разговор о пытках. — Значит, остается только казнить предателя, — заметил Трэйтор. — Да, вы правы. Казнить, и обязательно публично, чтобы эту казнь видели все жители города, — Милат вскочил с кресла в нервном возбуждении. — Я хочу, чтобы все видели, что в этой стране предателей ждет самое суровое наказание. Пусть эта казнь донесет до всех моих подданных, что моя решительность нисколько непреклонна в борьбе с внутренними врагами. Ибо они еще хуже и гораздо страшнее врагов внешних, поскольку последних мы видим перед собой, тогда как предателей и изменников мы не видим, а потому их коварные поступки подобны удару ножом в спину. Так пусть каждый увидит, пусть до каждого сознания дойдет, что кара — неотвратимая и беспощадная, — поразит, как молния, каждого, кто будет уличен в подобном злодеянии. Король замолчал. Нервное возбуждение прошло. Он сел в кресло, поправил растрепавшуюся черную челку и принялся трепать за ухо Гуно, который положил голову на левое колено хозяина. — Что касается сообщников, которых он отказался выдать, — продолжал Милат. — Я все равно их разыщу. Рано или поздно, заслуженная кара настигнет и их. И, клянусь памятью своего отца, они будут сильно сожалеть о содеянном. — Ваше величество, я полагаю, все сообщники наверняка покинули славный Ландрсмит и, мне кажется, сейчас их будет очень трудно найти. Наверняка они знают об аресте, и, опасаясь, что Малкин Грей может их выдать, они, скорее всего, давно в страхе покинули город. — Вы правы, Трэйтор, — сказал, немного подумав, Милат. — Эти трусы наверняка разбежались, как тараканы. Что ж, значит, Малкин Грей единственный, кто понесет наказание за это предательство. Больше в этот день ни о казни, ни про Малкина Грея не говорили. Милату, который в последние дни только об этом и думал, надоела эта тема, и он решил отвлечься от нее, хотя бы ненадолго. Поэтому он предложил Трэйтору разыграть с ним партию в шахматы. Трэйтор с удовольствием согласился, тем более что именно эту игру он очень любил и часто в нее играл. Однако, несмотря на это, он все-таки проиграл королю целых две партии, но не из-за того что, король играл лучше него. Трэйтор сделал это нарочно, поддаваясь Милату таким искусным способом, что король ничего не заподозрил. После шахмат Трэйтор покинул дворец — Милат решил ужинать в одиночестве. Снова мысли, неприятные и тревожные, стали мучить венценосную голову. Весть о падении Керсабора король воспринял очень болезненно, и теперь, когда он остался в одиночестве, какая-то огромная волна ужаса накрыла Милата. Никогда еще этот большой и стратегически важный город не оказывался в руках у врагов. Его войско попросту даже не успевало дойти до него. А сейчас армия короля Бренера шла победным маршем по Фильнии, с каждым днем приближаясь к Ландрсмиту. «А что подумает народ?» — с ужасом спрашивал сам себя король. «Никчемный бездарный король, который не может одолеть братнийцев!» — отвечал он сам себе. И тогда неведомый страх сжимал сердце ледяными щипцами, и нервная дрожь охватывала Милата. Вдобавок ко всему, уверенность, что Вестермская книга находится у братнийцев, подливала масло в огонь. Трэйтору король об этой пропаже не рассказывал. Единственная надежда на Лестера, который должен найти камни раньше братнийцев. «А что, если они уже нашли эти камни?» — думал Милат. Но он тут же отгонял страшные мысли, думая, что если бы камни и вправду были бы у братнийцев, об этом уже давным-давно стало бы известно; скрыть ту силу, которую дает книга — невозможно. И все-таки эти домыслы и страхи выползали, словно призраки из могил, и мучали короля. К ним добавлялось какое-то странное, неведомое до сей поры ощущение приближающейся грозы, которая должна обрушиться со страшной силой и повергнуть его. Ощущение накатывало на него ледяной волной и, казалось, пыталось утянуть его в страшную пучину безумия. Но Милату удавалось удержаться. Он верил, что все страхи и переживания, одолевающие его в последнее время, пройдут, как только братнийцы будут разбиты. А в том, что это обязательно случится, король нисколько не сомневался. Между тем, новость о падении города Керсабор разлетелась по Ландрсмиту с небывалой скоростью. Уже на следующий день, после того как король получил эту печальную весть, ее обсуждали чуть ли не на каждом углу. Первые высказывались весьма категорично, обвиняя во всем короля; вторые были мягче и считали, что на любой войне бывают неудачи, потому король ни в чем не виноват. « …Если Керсабор не удержали, то чего уж говорить о Ландрсмите. Надо поскорее уезжать отсюда…» — рассуждали третьи. Правда, таких было совсем немного. Иные полагали, что опасаться нечего — армия вот-вот разобьет врага, ведь не бывало такого, чтобы Ландрсмит оказывался в руках неприятеля. Однако другие оспаривали такие выводы, ссылаясь на то, что Керсабор — крупный город, который враги тоже никогда раньше не захватывали, теперь же по слухам, половина города выжжена. «Ландрсмит все-таки столица. Ее будут лучше защищать», — именно такие умозаключения звучали в подобных ситуациях. Многих пугало то, что армия Фильнии, под предводительством Вагрела не то что не защищала город, но даже и не дошла до него, затерявшись в неизвестно каких местах. В скором времени появилась другая новость, вновь взбудоражившая весь город. Оказалось, что армия не дошла до Керсабора из-за того, что кто-то, то ли подменил, то ли выкрал королевское письмо, в котором Милат приказывал армии защищать Керсабор. Эта новость позволила вернуть в ряды сторонников короля тех, кто обвинял Милата в военных неудачах. Особенно после того, как стало известно, что этого преступника поймали и собираются казнить. В день казни на центральной площади Ландрсмита было не протолкнуться. Огромный бурлящий океан людей заполнил все свободное пространство возле эшафота, который стоял среди этого шума в страшном молчаливом одиночестве. Король Милат решил лично присутствовать на казни. Он сидел на большом деревянном кресле, установленном на пятиступенчатом помосте, с которого можно следить за казнью. Позади короля стоял Трэйтор. Сам он не хотел присутствовать на казни, по крайней мере, рядом с королем, разумно полагая, что это может бросить на него тень в глазах остальных членов совета, которые вполне могли присутствовать среди шумной толпы. Но король дважды попросил Трэйтора присутствовать вместе с ним. Отказать Милату второй раз Трэйтор не посмел. — Забавно, сколько людей собралось, чтобы увидеть, как уйдет из жизни очередной мерзавец, — Милат сидел, развалившись в кресле, и оглядывал собравшуюся толпу. — Подобные события всегда собирают множество людей, — отвечал Трэйтор, склонившись к королю с правой стороны. — Да. Что верно, то верно. Если бы Малкина Грея не казнили, а чествовали за какие-нибудь заслуги, вряд ли бы на площади собралось столько зрителей. Жестокость притягивает людей сильнее, нежели добродетель. — Такова человеческая природа, — заключил Трэйтор. — Однако вы сами хотели, чтобы эту казнь увидело как можно больше людей. А сейчас ваше величество как-будто недовольны, что собралось столько горожан. — О, нет, Трэйтор, я недоволен только тем, что сегодня казнят лишь одного человека, — в голубых глазах Милата моментально вспыхнул недобрый огонек, которого Трэйтор не видел, однако он все прекрасно понял по интонации. — Надеюсь, недалек тот день, когда поймают сообщников этого предателя. В самом деле, два человека, облаченные в серые плащи, вели некое привидение, исхудавшее и обросшее щетиной, в изорванной одежде. Толпа подалась вперед, точно по ней пробежала искра. И, хотя, изначально люди были настроены враждебно к человеку, которого все считали преступником, вид этого жалкого бледного мертвеца, который испуганными глазами пытался кого-то отыскать в толпе, разжалобил людей. В самом деле, Малкин Грей, вернее все, что от него осталось, поднялся на тринадцать ступеней, и каждый шаг был для него невыносимо тяжелым. С каждой ступенькой сердце вырывалось у него из груди. Нервная дрожь, охватившая его с тех пор, как его вывели из тюремной камеры, ни на секунду не оставляла его. Он жадно вдыхал воздух, будто никак не мог надышаться, отчего каждый вздох слышали люди, стоявшие совсем рядом с эшафотом. Сам Малкин Грей вряд ли это замечал. Пока тощий мужчина с хмурым лицом и огромным носом зачитывал приговор, он пытался разыскать среди толпы супругу. И с каждой секундой, приближавшей его к смерти, он все больше приходил в отчаяние оттого, что не мог ее найти. Но вот его взор мельком скользнул по помосту, на котором сидел король. Этого беглого взгляда хватило, чтобы заметить стоявшего там Трэйтора, о чем-то говорившего с Милатом. И тут случилось совершенно невозможное: жалкое подобие улыбки скользнуло по исхудавшему лицу. Малкин Грей, такой простодушный и невинно осужденный, подумал, что даже сейчас Трэйтор просит о его помиловании. Чтение приговора было окончено, и палач: рослый мужчина, сжимающий в мощных ручищах длинный меч, подвел осужденного к плахе и приказал ему встать на колени. Затем он занес меч над Малкином Греем и с силой его опустил. — Дело сделано, — заключил Милат, поднимаясь с кресла. — Предателю воздалось по заслугам. Едем Трэйтор, прогуляемся. Хотелось бы развеется после такого зрелища. Когда король покидал площадь, где еще совсем недавно произошла казнь, женщина, одетая во все черное, лишилась чувств, после того, как палач показал толпе отрубленную голову ее мужа.