Хроники Фильнии. Пробуждение тьмы.

Целый день Трэйтор не мог усидеть на месте. Он все с нетерпением ожидал возращения Сервуса. Прошла всего лишь ночь с тех пор, как они расстались с этим рыжим мужчиной у Бэкской башни, но Трэйтору казалось, что минула целая вечность. Они приехали в дом Генри поздней ночью, так как тот жил на самой окраине города — в роскошном двухэтажном особняке из белого камня, с лепниной, большими колонами и мраморной лестницей. По возвращении домой их встретил гном-дворецкий и через некоторое время, после небольшой беседы, братья отправились в свои спальни. К слову сказать, Трэйтор и Генри очень часто навещали друг друга. Иногда по несколько раз на неделю, а потому, у каждого в доме была отдельная спальня для брата. Сняв плащ и всучив дворецкому, Генри направился в гостиную — прямиком к камину и протянул руки поближе к огню. Огромная гостиная была обставлена богато и со вкусом. На стенах висели большие картины в резных рамах. Под потолком на цепях свисала позолоченная, похожая на большую грушу, люстра, в которую, словно солдатики, помещались два десятка свечей. По правую руку от входа располагался огромный диван, обитый парчой, напоминавший очень важного гостя, которому любой из вошедших в гостиную, обязан отвесить глубокий поклон. По бокам от него, словно его дети, с не менее важным видом, стояли два роскошных кресла. Напротив дивана, на красном коврике с золотыми вставками, располагался дубовый столик с парой канделябров с зажжёнными свечами. На полу вдоль стен стояли большие антикварные вазы. Огромные окна занавешены черными шторами. На них серебряными нитками красовался большой полумесяц с десятками звезд. Прямо напротив входа находился камин, а над ним, на полке, расположились антикварные часы, которые сейчас показывали без четверти три. — Принеси мне что-нибудь выпить, гном, — проворчал Генри. — На улице ужасная холодина. Мне кажется, я отморозил себе все внутренности, пока мы сюда ехали. Трэйтор передал плащ гному и тоже прошел в гостиную и сел в одно из кресел. — Как же хорошо. Мои руки наконец-то стали оттаивать. Какое это блаженство оказаться возле огня после такого холодного вечера. А ты, разве не замерз, брат? — спросил Генри, поворачивая некрасивое рябое лицо в сторону Трэйтора. — Подойди, погрейся возле огня. Ты не представляешь себе насколько это приятно. Не лишай себя такого удовольствия. — Спасибо, Генри, но мне и тут неплохо. К тому же от твоего камина исходит такой сильный жар, что я чувствую его прямо здесь, сидя в кресле. — Твоя правда. Жар и в самом деле сильный. А гном молодец, натопил как надо, гаденыш. Видимо, догадывался, что я вернусь весь промерзший до костей. Тут в комнату вошел гном с кубком в руках. Подойдя к Генри, он протянул его господину. — Что ты мне сюда налил? — спросил Генри, делая глоток, не дожидаясь ответа. — Вино, — послышался скрипучий голос дворецкого. — Я и без тебя это понял, — ответил Генри слегка повеселевшим голосом. — А теперь уходи отсюда, мне с братом нужно поговорить. Гном развернулся и направился к выходу, при этом он прихрамывал так, что напоминал жирную гусыню. — Что мы будем делать, когда вернется Сервус? — спросил Генри, когда гном вышел. — А когда он вернется? — спросил Трэйтор, почесывая черную бороду, выбритую в виде треугольника. — Этого я сказать не могу. Возможно, завтра, а может быть, и через неделю вернется. Тут трудно что-то предполагать. Сервус всегда выполняет свое дело грамотно, а главное — без лишнего шума, а потому никогда не торопится. — Это хорошо, но нам сейчас очень важно, чтобы он сделал все как можно скорее. Время не на нашей стороне, дорогой брат. Нельзя терять ни минуты. — Не переживай. Все будет сделано как надо, и в точный срок, — заверил брата Генри, отпив вина. — Я на это очень рассчитываю. Потому что, если он не успеет, не видать нам власти в этой стране, как своих собственных ушей. Трэйтор встал, подошел к одной из картин, на которой была изображена лесная опушка, поросшая ромашками. Он смотрел на нее где-то с минуту, а затем повернулся к брату. — Отвечу на вопрос, который ты мне задал, как только мы сюда с тобой вошли. Когда Сервус вернется, мы соберем всех членов совета. Тут Генри заметил в темных глазах брата недобрый огонек, словно перед ним стоял какой-то безумец, готовый пойти на все ради достижения цели. — Для начала, мы заручимся их поддержкой. Думаю, это будет не сложно, после того как Сервус подменит письмо. Когда войско повернет на Батсонию, а Керсабор падет под натиском врага, я смогу легко их убедить в том, что король бездарный, и ведет своими действиями страну к гибели. Поскольку, все до единого в совете жаждут власти, и ни за что на свете не захотят, чтобы совет распустили, они охотно мне поверят. И тогда мы возьмем власть в свои руки, а короля свергнем. Мы станем править этой страной, Генри. Все, от мала до велика, будут подчиняться нам и выполнять нашу волю. — Идея насчет остальных членов совета мне нравится, — сказал Генри, допивая свое вино. — Но как ты собираешься свергнуть Милата? Ты хочешь поднять против него мятеж? А что будет, если верная королю армия подавит его? Тогда всех казнят. — Ты прав, Генри. Но я не собираюсь поднимать против короля мятеж, я не настолько глуп. К тому же, думается мне, многие из совета не поддержат его. Нет, мой дорогой брат. Мы поступим иначе. Для начала я верну себе право беспрепятственного входа во дворец, как это было раньше, пока его не отнял Милат. — Трэйтор, неужели ты сошел с ума? — удивился Генри, округлив темные глазенки. — Тебе же прекрасно известно, что ни один член совета, больше не допускается к королю без его разрешения. — Есть у меня одна идея. Трэйтор заговорщически улыбнулся. При этом его лицо так исказилось, словно он замышлял самый подлый поступок в своей жизни. — Мне кажется, ты задумал что-то нехорошее. — Это как посмотреть. Для нас эта идея — шанс получить доступ во дворец. А каким способом, лично мне безразлично. Я готов пойти на что угодно, чтобы достичь своей цели. И ты этот прекрасно знаешь. — Да, Трэйтор, есть в тебе такая черта. Ну, раз ты считаешь, что твой замысел поможет стать тебе вхожим в королевский дворец, это замечательно. Надеюсь, все пройдет так, как ты задумал. — Другой вариант я даже не рассматриваю, Генри. Но хватит болтать, уже глубокая ночь. Пора ложиться спать. — Да, ты прав, Трэйтор. Я так устал, что, наверное, как только дойду до подушки, тут же усну. Трэйтор взял со стола канделябр, и братья покинули гостиную. Поднимаясь по винтовой мраморной лестнице на второй этаж, направляясь в свои спальни, они отбрасывали две жуткие тени, напоминавшие темных призраков, вырвавшихся наружу из бездны ада. Миновав лестницу, призраки прошли по длинному коридору и остановились возле двух дверей, находящиеся одна напротив другой. — Надеюсь, Сервус вернется завтра, — сказал Трэйтор, слегка озабочено. — Не переживай. Он нас не подведет. С этими словами оба скрылись за дверьми. Генри быстро переоделся и уснул, едва голова коснулась подушки. Трэйтор тоже уснул быстро, несмотря на то, что мозг буквально бурлил мыслями о предстоящих делах, которые нужно будет сделать, если все сложится удачно с подменой письма. Трэйтор возлагал очень большие надежды на Сервуса. Он уже представлял себе, как станет правителем Фильнии, и мысли о том, что у него что-то может не получиться, он даже не хотел допускать. Трэйтор не привык отступаться от задуманного. Если он хотел что-то заполучить, он готов был пойти на любые жертвы, лишь бы достичь цели. Только бы Сервус сделал все вовремя. На следующее утро оба сидели в столовой. Генри уплетал завтрак с явным наслаждением. Он был в хорошем настроении. Изрядно устав за прошлый вечер, и надышавшись свежим воздухом, он всю ночь проспал как младенец, а потому, чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Трэйтор же, напротив, хоть и уснул прошлой ночью довольно быстро, тем не менее, часто просыпался. Нервное возбуждение, в котором он пребывал весь вчерашний день, давало о себе знать. К завтраку он почти не притронулся. Он наблюдал за братом, как тот сначала с удовольствием поглотил омлет, затем хлебцы с икрой, а после стал уплетать заварные пирожные с кремом, запивая их редким, дорогим, молочным кофе, который продавали исключительно южные феи. Посмотрев на всю эту картину, Трэйтор почувствовал, как ком стал подкатывать к его горлу. Еще немного и его стошнит прямо здесь, за столом. И как только брат может все это поглощать, довольно причмокивая, когда от Сервуса до сих пор нет никаких вестей?! Откуда взялся у него такой зверский аппетит? Неужели его нисколько не волнует, подменил ли этот рыжий проходимец письмо или нет? Нет, так больше продолжаться не может. Еще немного и он просто выйдет из себя. Как вообще можно думать о еде в такое время?! В какой-то момент у него даже появилось желание запустить в Генри ложкой. Лишь сделав над собой огромное усилие, он сдержал себя. Сейчас, впервые за все время родной брат вызывал у него омерзение. Он встал из-за стола с недовольной гримасой и вышел из столовой. Трэйтор направился в гостиную. Сел в то же самое кресло, но просидел недолго. Он не мог находиться на одном месте. В нем все бурлило и кричало. Что-то ему подсказывало, что необходимо действовать. Нельзя сидеть сложа руки. Но, что же он мог сделать сейчас, не зная, справился ли Сервус? Все замыкалось на этом рыжем человеке, и Трэйтора это раздражало. Он понимал, что до тех пор, пока настоящее королевское послание не окажется у него в руках, он ничего не сделает. Весь его коварный и страшный план, все, что он задумал, ожидало возвращения Сервуса. И он стал нервно, даже лихорадочно ходить из угла в угол. Но время шло, а Сервуса по-прежнему не было, и Трэйтор продолжал метаться, словно тигр, запертый в клетке. Нервы его были на пределе. В висках стучало, а к лицу прилила кровь, да так сильно, что он стал похож на спелый помидор. Он и сам чувствовал, как внутри него пылает жар. Таким его и застал Генри, когда вошел в гостиную, покончив с завтраком. Он очень хорошо знал брата, и потому догадывался, как сильно Трэйтор переживает. Но даже он, его родной брат, впервые видел Трэйтора в таком состоянии. Брови съехали к переносице и стали напоминать двух мерзких больших черных гусениц; глаза горели недобрым огнем; на лбу появились две огромные, глубокие морщины; рот неестественно искривился, словно у безумца. Генри даже немного опешил от увиденного. Он вошел в гостиную и опустился в кресло, не решаясь что-либо говорить. — Когда он уже явится?! — вспылил Трэйтор. — Явится, как выполнит поручение, — сухо ответил Генри. Он решил, что если станет разговаривать сейчас именно таким тоном, это поможет, хоть немного, привести брата в нормальное состояние. — Ну, зачем же так изводить себя? Думаешь, ты сейчас сможешь хоть как-то помочь делу, если будешь метаться из угла в угол? Мы сделали все, что от нас зависело, а потому нет причины нервничать сейчас. Это все равно ничего не изменит. Трэйтор остановился и посмотрел горящим взглядом на Генри. Что он несет? Как можно не нервничать, когда дело стоит на месте, а время уходит? Нужно же что-то делать! Но тут смысл сказанного стал доходить до разума Трэйтора. Генри прав. Нечего изводить себя сейчас. Это и вправду никак не поможет делу. Надо беречь силы, ведь впереди еще многое предстоит сделать. Чего же ради ходить тут из угла в угол? Сервус непременно сделает все, как надо, иначе, Генри не стал бы его рекомендовать для такого ответственного дела. У них с братом все непременно получится. Сервус всего лишь задерживается. В конце концов, он же не на танцы поехал. Обдумав все таким образом, Трэйтор почувствовал некоторое облегчение, и его взгляд, устремленный на Генри, смягчился. — Так-то лучше, — рябое лицо Генри, исказило подобие улыбки. — Теперь ты стал напоминать моего прежнего брата. И в самом деле, брови разошлись по местам, морщины разгладились, а взгляд перестал быть таким обжигающим. Хотя, по-прежнему чувствовалось, что Трэйтор все еще нервничает, но это было уже не так явно выражено, как полминуты назад. Брат немного успокоился, и Генри это чувствовал. — Давай поиграем в шахматы, — предложил Генри. — Нет, не хочу. Тем более, мы с тобой и так уже начали игру, только больших масштабов, главная цель которых — трон Фильнии. — Эта игра мне нравится больше. Только не дай ей свести тебя с ума. Ты слишком нервный в последнее время. — Иначе и быть не может. Нет ничего удивительного в том, что я стал таким нервным с тех пор, как фигура в зеркале дала мне подсказку. Но это не просто подсказка, это наш с тобой шанс. Единственный. Быть может, такие шансы никому и не выпадают. И я не хочу его упустить. Поэтому-то я и нервничаю. Хочу, чтобы все прошло так, как я задумал. Хочу, чтобы власть была в наших руках. Я стал одержим этой идеей. Я всегда об этом мечтал. Всегда хотел править. Я признаю, что эта жажда власти съедает меня изнутри и отравляет мою жизнь. И так будет до тех пор, пока я эту жажду не утолю. — Так и будет, Трэйтор. Мы возьмем с тобой власть в свои руки. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Но у меня есть к тебе вопрос: скажи, ты не задумывался над тем, кто бы это мог быть? Я имею в виду ту самую фигуру в зеркале? Вопрос был интересным и весьма справедливым, ведь братья не знали, кто общался той ночью с Трэйтором. Кто был тем неведомым помощником? Как бы это ни было странно, но Трэйтор за все время ни разу не задумался над этим вопросом. Еще бы! Весь его разум, все его мысли с тех самых пор были сосредоточены лишь на том, как свергнуть короля. Прочее его мало волновало. И теперь этот вопрос так внезапно прозвучал, что Трэйтор даже немного опешил. В самом деле, кто бы это мог быть? Что это за таинственный помощник, и какие цели преследует? — Должен признаться, не думал об этом. Мои мысли теперь заняты совсем другими делами, как ты уже мог заметить. — Да, я вижу. Но все же, тебя нисколько не смущает, что он даже не представился? Он, хотя бы, мог сказать, какие выгоды преследует. Согласись, вся эта ситуация выглядит… по меньшей мере… странно. — Да, ты прав, — ответил Трэйтор, немного подумав. — Ситуация и в самом деле необычная, но если посмотреть на нее под другим углом, то все выглядит совсем иначе. — Что ты имеешь в виду? — Тебе не приходило в голову, что у Милата могут быть и другие враги помимо нас с тобой? Наверняка у него хватает недругов, ведь он же король. А у королей, как известно, друзей в лучшем случае раз, два и обчёлся. Зато врагов, хоть отбавляй. Так что я уверен в том, что это был недоброжелатель Милата. Не удивлюсь, если он придет к нам и во всем признается, когда мы совершим задуманное. Вполне возможно, даже попросит награду за свою помощь. — И ты наградишь его? — Безусловно. Может, даже сделаю своим приближенным. — Он же обладает магией и, судя по всему, эта магия черная. Что ему мешает расправиться с Милатом с помощью нее? Это было бы куда быстрее и надежнее. — Не все в этой стране решается с помощью магии, Генри. Возможно, он не такой уж сильный колдун, вот и обратился ко мне, — Трэйтор снова задумался ненадолго, почесывая треугольную бороду. — Если подумать, он как раз воспользовался магией, чтобы навредить Милату. А как же иначе? Благодаря этой магии он рассказал мне о гонце и о послании. Возможно, с помощью нее он сам узнал об этом гонце и о том, что он везет. Так что, дорогой брат, куда ни посмотри, магия повсюду. А черная она или белая, мне все равно. Последние доводы убедили Генри. И, если поначалу он сомневался насчет этой странной фигуры в зеркале, то теперь все эти сомнения развеялись, словно их ветром сдуло. А может быть, Генри поверил во все, что сказал брат, потому что ему хотелось в это верить, ведь он не меньше Трэйтора желал заполучить власть, а потому, ему не хотелось, чтобы хоть какие-то сомнения жили в его голове. До обеда время тянулось невыносимо долго. Каждая минута казалась часом, а каждый час — вечностью. Трэйтор недолго просидел на одном месте. Буквально через полчаса томительного ожидания он снова принялся ходить по гостиной из угла в угол. В голове опять закопошились тревожные мысли. Снова он начал проклинать этого рыжего мерзавца с бездушными глазами, который никак не хотел возвращаться. Стрелки на часах будто остановились. Когда Трэйтор смотрел на них в последний раз, они показывали пятнадцать минут двенадцатого. Он был уверен, что с тех пор прошло не меньше часа, а не пять минут! Это просто ад какой-то! Трэйтору казалось, что время течет так медленно, что даже улитка по сравнению с ним гончая собака. Генри заметил перемену в брате и, желая его хоть как-то отвлечь, пригласил прогуляться в оранжерею. Однако в ответ он услышал отказ. Тогда Генри решил пойти туда сам. Он накинул на себя синий плащ и, выйдя из дома, направился прямиком по гравиевой дорожке в большее стеклянное строение. Снаружи оранжерея напоминала всего лишь большой короб. Но внутри этот короб превращался в разноцветную сказку. Повсюду, и тут, и там, словно бабочки, росли орхидеи. Такие нежные и девственно-чистые, будто сама мать-природа ухаживала за ними, вкладывая в них всю свою душу. Алые, фиолетовые, фиолетовые с белой каймой, нежно-лиловые, белые с темными крапинками, коричневато-зеленые, желтые, желтые с бордовой каймой — и это далеко не все цвета, которые тут можно было встретить. И все эти прекрасные разноцветные цветы-бабочки источали опьяняюще сладковатый аромат, наполняя пространство невидимым волшебством. Генри вдохнул поглубже, и на миг ему показалось, что он попал в другой мир. Разум растворился среди этой красоты, и он на какое-то время забыл о брате, о Сервусе, о послании, которое тот должен был подменить. Все для него исчезло в этом мире, остались лишь цветы. Он медленно пошел вглубь оранжереи. Его уродливое рябое лицо среди этого царства красоты и чуда выглядело, как полная противоположность всего прекрасного, что есть в мире. Не было никакой гармонии в этой некрасивой физиономии посреди дивного цветника. Он — сорняк среди орхидей. Генри гулял по оранжерее добрых полчаса. По дороге ему попались два гнома, которые, по всей видимости, пересаживали цветы. Об этом свидетельствовали их измазанные по локоть землей руки. Генри прошел мимо них с таким видом, словно их тут и не было. Те, в свою очередь, лишь недовольно покосились на него. Гномы, как и прочие слуги в доме Генри, не любили хозяина. Причиной тому было его отношение к ним. Генри обращался с ними, как со своей собственностью. Никакого уважения. Он мог запросто накричать, а порой, когда напивался в стельку, дать пня под зад. И никаких возражений он не терпел. Если хоть кто-то из слуг пытался ему сказать что-то против, Генри начинал извергать из себя такие гадости и оскорбления, которые мало кто слышал. Поэтому многим из них было невдомек, как мог такой человек минимум раз в неделю прогуливаться в прекрасной оранжерее. Невозможно было связать этого грубияна и пьяницу — а пил он очень часто — с чем-то прекрасным. Покинув оранжерею, Генри направился в дом. В гостиной, куда он тут же вошел, Трэйтор сидел в кресле, и нервно постукивал пальцем по подлокотнику. — Трэйтор, тебе пора жениться, — сходу заявил Генри, войдя в гостиную. — Жениться? Ты серьезно? — Скажи, ты ухаживал за кем-нибудь после той Мари, на которой тебя хотел женить наш отец? — Была одна девушка, — ответил Трэйтор, немного подумав. — Но с ней у меня ничего не вышло. А после нее серьезных отношений у меня ни с кем не было. — Отец умер два года назад, Трэйтор. Тебе уже тридцать один, пора бы найти себе супругу. —Да, ты прав, но я займусь этим после того, как разберусь с Милатом. А почему ты завел разговор о женитьбе? Тебе, кстати, самому пора об этом задуматься. — Эх, Трэйтор, — мечтательно заговорил Генри. — Я, видишь ли, пока не тороплюсь с этим. Меня и так все устраивает. — Ты имеешь в виду те публичные дома, в которых ты постоянно обитаешь? — брезгливо спросил Трэйтор. — И когда ты перестанешь ходить к этим проституткам? Уж кому-кому, а тебе точно пора жениться. — Ты и сам прекрасно знаешь, что я не очень-то пользуюсь популярностью у благородных девиц, — заметил Генри. Это была сущая правда. Рябое лицо и скверный характер не способствовали налаживанию личной жизни младшего брата, и Трэйтор это прекрасно знал. —Я думаю, во всей стране найдется хоть одна сумасшедшая женщина, готовая выйти за тебя замуж. Только ты сам не хочешь этого. Тебя привлекают распутные девицы, к которым ты ездишь, чуть ли не каждый день. — Каждому свое, — улыбнулся Генри, разводя в сторону руки. — Уже первый час, а его по-прежнему нет, — сухо заметил Трэйтор, посмотрев на часы. — Ну и что? Может быть, он сегодня вообще не приедет. Подмена послания дело небыстрое. Тут нужна осторожность, а Сервус, как я тебе уже говорил, делает все без лишнего шума. Возможно, в этот самый момент он как раз меняет послание гонцу, а ты сидишь тут весь на нервах. Если он и завтра не явится, тогда можно начинать беспокоиться. Последние слова брата обожгли разум Трэйтора, словно раскаленными щипцами. Как это Сервус не явится завтра? Не может этого быть! Ведь тогда весь план полетит ко всем чертям. Не видать ему тогда трона Фильнии, как своих собственных ушей. И как это Генри может спокойно об этом говорить? Неужели он сошел с ума? — Ты думаешь, что он может вообще не приехать? — с тревогой спросил Трэйтор. — Нет, дорогой брат. Я так ни в коем случае не думаю. Я уверен, что Сервус, как всегда, прекрасно справится со своей задачей. Я только пытаюсь донести до тебя, что не надо его так ждать. Приедет, как приедет. И нечего снова изводить себя. На то пока нет никаких причин. Давай лучше выпьем. — Я не хочу пить. Тем более, что сейчас только первый час, — пробурчал Трэйтор. — Как хочешь. А я, пожалуй, выпью. Эй, гном, — крикнул Генри, — принеси-ка мне вина. Через минуту послышалось шарканье за дверью, и в гостиную вошел гном, который прошлой ночью открывал братьям дверь. В руках у него был серебряный поднос с графином и кубком. Он поставил его на стол и молча удалился. Генри, недолго думая, открыл графин и наполнил кубок до краев. — Чудесное вино из виноградников Алманской долины, — проговорил Генри, с довольной миной делая первый глоток. — Может, все-таки выпьешь? Нервы немного успокоишь. Трейтор отрицательно качнул головой. Прошел еще почти час, за который Генри успел полностью осушить первый графин и немного отпить из второго. Все это время он пытался отвлечь брата пустыми разговорами, но не сильно преуспел. Наконец, утомленный ожиданием Трэйтор собирался подняться к себе в спальню, чтобы немного отдохнуть, когда на улице послышалось конное ржание. Услышав его, Трэйтор тут же помчался к окну. В нем он увидел того, кого ожидал на протяжении всей половины дня. К крыльцу подъехал Сервус — в той же черной одежде, в которую он был одет вчера, когда они прощались, из чего Трэйтор сделал вывод, что тот не заезжая к себе домой сразу же направился к Генри. Спешившись и привязав коня, Сервус направился в дом. — Это он! — облегчённо выдохнул Трэйтор, отходя от окна. Слегка захмелевший Генри улыбнулся какой-то глупой улыбкой в ответ и развел руки в стороны. Буквально через минуту Сервус находился в гостиной, а Трэйтор стоял прямо перед ним. — Ну как, все получилось? — спросил Трейтор; в его интонации чувствовалось, как пружина ожидания, долгое время сжимавшаяся внутри, наконец, распрямилась. — Все прошло безупречно, — ответил рыжий, посмотрев на Трэйтора серыми бездушными глазами. — Ты подменил послание? — Я сделал все, как было велено. Письмо, которое вы мне дали, сейчас едет вместе с гонцом. Он, разумеется, ничего не подозревает. — А королевское послание у тебя? — продолжал допрос Трэйтор. Сервус достал из-за пазухи конверт с королевской печатью. Трэйтор бережно, словно боясь повредить, взял его в свои руки. Для любого другого, это было обычное письмо с большой сургучной печатью с изображением коронованного льва. Но для Трэйтора это была самая большая драгоценность. Даже если бы ему сейчас предложили все богатства мира, он бы ни за что с ним не расстался. — Дай мне посмотреть, - попросил Генри. Трэйтор аккуратно протянул ему письмо. — Интересно, что там написано. Давай взломаем печать, — предложил Генри. — Ни в коем случае! — выкрикнул Трэйтор, отнимая письмо у брата. — Не надо ломать печать и разворачивать письмо. Пусть все остается как есть. — Почему? — удивился Генри. — Потому что это мой пропуск во дворец! — с безумной улыбкой и горящими глазами ответил Трэйтор. — У тебя же есть королевская печать, запечатаешь заново. — Нет, пусть для пущей уверенности останется печать Милата. Ты можешь пока сохранить его у себя? — обратился он к Сервусу. — Конечно, могу. В этом нет никаких трудностей, — хрипло ответил тот. «Он, наверное, устал. Наверняка всю ночь не спал», — пронеслось в голове Трэйтора. Он внимательно посмотрел в лицо Сервуса, на тонкие поджатые губы, в серые, бездушные глаза, но ничего не смог в них прочесть. Устал этот человек или нет — непонятно. Никаких изменений с прошлого вечера в этом взгляде, в этом лице не произошло. Складывалось впечатление, что он просто-напросто сделан из железа. — В таком случае, оставь его у себя, а завтра утром, приезжай вместе с этим письмом ко мне. Я скажу, что нужно будет сделать дальше. Заодно отдам тебе заслуженную награду. А сейчас поезжай и отдохни, как следует. — Как вам будет угодно, — Сервус почтительно поклонился и вышел вон. — Ты все-таки был прав, Генри. Он и вправду хорош, — сказал довольный Трэйтор, когда рыжий вышел из гостиной. — Что я тебе говорил? Видишь, все сделал как нельзя лучше. Где ты еще найдешь такого человека? — хвастливо спросил Генри. — Боюсь, что нигде. А жаль. Я таких людей люблю. — Но хватит говорить о нем. Лучше расскажи мне, что ты задумал сделать с этим посланием? — Терпение, Генри. Скоро ты все узнаешь. Не торопись. Я не хочу пока все раскрывать даже тебе. — Что ж, как знаешь, Трэйтор. Главное чтобы все твои задумки получились. — И я в этом ни на секунду не сомневаюсь, — с жаром проговорил Трэйтор. — А сейчас мне пора домой. Нужно кое-что подготовить. — Ты даже и сейчас не выпьешь со мной? — обижено спросил Генри. — Мы выпьем с тобой, брат, обязательно. Но после того как все сделаем. В скором времени Трэйтор покинул особняк брата.