Под осколками

      Перед Баки стоял по-настоящему трудный выбор. Сунутые руки в карманы, сгорбленная поза и постукивающий о пол носок ботинка выдавали его замешательство. Он хмурился, плотно сжав губы, его взгляд метался из стороны в сторону. Выбрать консервы с индейкой или со старой доброй тушеной говядиной? Да, последний вариант его устроит больше. Он взял пару банок в руку и побрел в сторону кассы.       В ларьке, в котором Баки обычно закупался после продолжительных и достаточно изнурительных сеансов у доктора Рейнер, сегодня было привычно малолюдно. Из разряда «непривычно» был только громко работающий телевизор над прилавком. Продавец с интересом пялился в него, только прибавляя громкости. Барнс, сгрузив немногочисленные продукты на поверхность прилавка, с легким раздражением перевел взгляд на экран. Транслировали новостную сводку: какой-то террорист недавно сбежал из тюрьмы и все еще находится в массовом розыске. Картинка сменилась на крупное фото сбежавшего, ведущий призывал запомнить его лицо и сообщить в ближайший полицейский участок, если этот человек будет замечен.       Слишком уж смазливое и доброе у него лицо для террориста - подумал Баки и передернул плечом. Он ожидал скорее увидеть араба средних лет, может, со шрамами на лице, агрессивным и темным взглядом, густой растительностью на лице и куфией на голове. Про себя удивился, насколько стереотипно он мыслит о злодеях современности.       – Ты посмотри! – обратился продавец среднеазиатской внешности к подошедшему, уже мало заинтересованному в новостном сюжете. – И как после таких новостей спокойно ходить на работу? Кругом же одни убийцы и психопаты! Как можно быть уверенным, что сегодня останешься жив? Страх, да и только!       – Угу, – мрачно согласился Барнс, неотрывно наблюдая за табло, на котором сумма его покупок увеличивалась с каждым пиком. В нетерпении почесал здоровой ладонью, одетой в кожаную перчатку, отросшую щетину, поправил длинные волосы. Ему хотелось поскорее уйти отсюда в его маленькую квартирку, отдохнуть от людского общества и, может, принять ванну. Он действительно устал. Психотерапия высасывала из него все моральные и физические силы. Хотя все, чем они с терапевтом занимались в ее стерильном и светлом кабинете – разговаривали. Вернее, разговаривала доктор Рейнер, сам Баки по большей части отмалчивался. Честно говоря, он уже давно начал сомневаться в профессионализме Рейнер. Сколько бы она ни упоминала, что и сама была солдатом, и что многим уже успела помочь, Баки ее сеансы не помогали. Каждый раз он уходил с чувством впустую потраченного времени, полностью выжатый, опустошенный. В этом Баки винил и себя. Ему тяжело было вспоминать, что произошло на войне. Вернее, он не хотел вспоминать, говорить об этом уж тем более. Он уже смирился с тем, что ему не помочь, он не в силах перебороть свои страхи, боли и переживания.       Оплатив покупки и пропустив мимо ушей еще несколько гневных восклицаний сотрудника магазина, Баки взял пакет в руку и побрел прочь из магазина. Его дом находился неподалеку, он торопился туда, но не настолько, чтобы ускорять шаг. На улице уже успело стемнеть, из прохожих встретились только пара пьяниц, свернувших ему навстречу из ближайшего переулка, да несколько одиноких людей, спешащих, судя по всему, так же укрыться в своих квартирах от наступающей ночи. Барнс невольно задумался над словами ларечника – и правда, сколько вокруг людей, от которых не знаешь, чего ожидать. В такое время суток он может стать жертвой ограбления, или напороться на неприятности в виде буйных пьянчуг. Никогда не знаешь, что может ждать тебя за углом. Мужчина с шумом втянул воздух через нос, расправляя плечи, в попытке справиться с накатившим беспокойством. Ему нужно просто добраться до его конуры, забиться в укромный угол и, наконец, почувствовать себя в безопасности. Тогда всякие бредовые, но от этого не менее тревожные мысли, уйдут на задний план и, быть может, сегодня он поспит больше четырех часов.       Щелкнула замочная скважина, отворяя хлипкую входную дверь. Сразу за этим последовал жалостливый скрип несмазанных петель. Дом, милый дом. Баки шагнул за порог квартиры, спешно закрыл дверь на внутренний замок и пару дверных засовов. Шумно, облегченно выдохнул, все еще держась за дверную ручку. На автомате проверил, точно ли закрыта дверь.       Баки бы не назвал свою квартиру уютной. Она была маленькой, мало освещенной из-за плотных штор, частично закрывавших грязные окна. Однако здесь было все самое необходимое, и самому Баки было комфортно здесь находиться. В небольшой гостиной, совмещенной с кухней, стоял потертый диван, кофейный столик, куда было удобно закинуть ноги, прямо напротив – пыльный телевизор, который он не включал по соображениям собственного душевного равновесия. Кресло, на котором лежало его постельное белье и подушки, предназначенные для дивана. Баки так и не смог привыкнуть спать на кровати, которая была расположена в спальне – она была слишком мягкой для него и просторной. Но он хотя бы перебрался на это треклятый диван, и пусть после ночи на нем спина и конечности были затекшими и дубовыми, это всяко лучше, чем спать на полу. Барнс хвалил себя за этот подвиг каждый раз. Для него это действительно было большой победой.       Хотя, кое-что все-таки можно было отнести к категории «уютное» в квартире Барнса – его домашнюю кошку по имени Альпина. Они вместе завтракали и ужинали, вместе лежали на диване. Она помогала ему засыпать, позволяя обнимать себя настолько крепко, насколько возможно обнять маленькое хрупкое существо. Он подобрал ее недавно, пару месяцев назад, послушав совет его товарища-наставника Сэма Уилсона, который принимал активное участие в его реабилитации. Может, тебе стоит завести домашнее животное? Хомяка, там, собаку или кошку. Они помогают расслабиться и… почувствовать себя нужным, знаешь. Баки отнесся к этому скептично, сомневаясь, что у него хватит ответственности и терпения на уход за неразумным беспомощным существом. Однако, однажды он шел привычным маршрутом от магазина до дома, и у мусорки в коробке была она. Миниатюрная, грязная и мокрая она пищала и мяукала, будто просила о помощи. У Барнса, заметившего это, чуть сердце не разорвалось от жалости. Слова Сэма отдались в ушах эхом, и он осторожно подобрал котенка, сунул за пазуху и пошел домой, совершенно не понимая, что делать с животным дальше.       Спустя несколько часов и пару звонков Сэму для консультации, Баки уже кормил Альпину с руки печеночным паштетом, купленным ранее. С тех пор они постепенно привыкли и привязались друг к другу, и каждый раз, когда Барнс возвращался домой – ему становилось легче и даже радостнее на душе. Даже сейчас кошка любовно терлась о ноги хозяина, будто бы знала, что вторая банка тушенки среди прочих его покупок предназначалась именно для нее.       Мужчина нежно погладил кошку по спине и переместился на кухню, сгрузил пакет на обшарпанный стол, который болезненно скрипнул при таком небрежном обращении с собой. Что-то замельтешило на краю сознания, кричало о беспорядке. Такого быть не должно, он же дома, в безопасности. На подкорке с удвоенной силой заскреблось беспокойство, на затылке будто волосы зашевелились. Что-то было не так. Баки осмотрелся, прислушался, даже принюхался. Все чувства обострились, все его тело напряглось и покрылось мурашками. Взгляд зацепился за приоткрытое окно, откуда веяло знойным ночным воздухом, шторы еле колыхались. Баки точно закрывал окно перед выходом. А он точно его закрывал? Он плотно сжал кулак, мышцы челюсти сократились, плотно прижимая зубы друг к другу в нервозном приступе. Здесь кто-то есть – плясала на задворках сознания тревожная мысль, которую Барнс отгонял от себя так же старательно, как и прислушивался к ней. Он увидел загнутый угол ковра, будто кто-то споткнулся о него в спешке и не соизволил поправить. Правая рука машинально потянулась к подставке для ножей, взяла наиболее сподручный для защиты и крепко сжала рукоять. Нож удобно лежал в руке, однако чувство жгучей неуверенности и беззащитности с удвоенной силой нарастало.       – Будь здесь, – прошептал Барнс, обращаясь к кошке и надеясь, что она его послушает. В ответ она только тихонько мяукнула и запрыгнула на стол.       Выставив вооруженную руку вперед, полусогнутую в локте, и чуть сгорбившись в спине, тем самым образовывая защиту корпуса от возможной вражеской атаки, Барнс бесшумно двинулся в сторону коридора. Он расходился на два помещения: спальня и ванная. Адреналин разгонял кровь по венам, в ушах шумело, однако тело не сотрясало в страхе и сознание оставалось чистым. Подкравшись к развилке, Баки вытащил из кармана левую руку. Механический протез мягко отозвался на команду, принял позицию защиты, закрывая собой уязвимый живот. Это придавало моральных сил, хоть солдат и осознавал, что пользы от этого будет не много.       Дверь в ванную привычно открыта, в спальню – прикрыта. Туда. Баки снова прислушался. Тишина нервировала его куда больше, чем если бы он слышал какие-то шорохи, шаги, хоть что-то. Но он не слышал ничего. Два варианта: либо посторонний, проникнувший в его квартиру, уже ушел, поживившись примерно ничем, либо он еще там. Услышал, как Баки пришел, стоит за углом и ждет. Ждет пока он придет, выжидает момент, чтобы напасть.       Барнс нервно перебирал пальцами на рукояти ножа, крепче обхватывая ее. Жесткая кожа перчатки скрипела от натяжения. Мысли метались в мозгу, проигрывая все возможные варианты за доли секунд. Он может прятаться за дверью, за стеной, в шкафу, под кроватью, за шторами. Может быть как вооружен, так и безоружен. У Баки есть небольшой шанс застать его врасплох, напасть первым и выбить из равновесия, обезоружить при возможности. Мышцы уже сводило от перенапряжения, странного предвкушения. Он уже давно не испытывал такого стресса.       Набрав воздуха в грудь, Баки ногой толкнул дверь со всей силы, с целью оглушить противника, если он скрылся за ней. Глухой стук о стену. Пусто. В комнате было темно, если придется драться – то наугад. Он шагнул вперед, повернулся в сторону, противоположной распахнутой двери, и он оказался прав – противник был там, и он напал первым. Баки рефлекторно увернулся от прямой атаки в лицо, одновременно с тем выставил вооруженную руку вперед, в попытке ранить врага, но тот оказался такой же быстрый, и нож прошел мимо. Солдат почувствовал удар в предплечье, хватка на рукояти ослабла – нож выпал из его руки. Притянув здоровую руку к голове, чтобы было проще защититься, он сделал шаг назад, оставляя себе место для маневров. Как только последовал замах со стороны, открылось место для удара, Баки точно двинул в плечо, после попал в лицо, кажется, в челюсть. Видимо, это разозлило его оппонента, потому что сам Баки почувствовал, что скорость и сила ударов соперника возросла. Ему не давали и полсекунды на короткую передышку, теперь он был грушей для битья.       Баки предпринял попытку сбить врага с ног – мощным толчком здорового плеча оттеснил его обратно к стене, но за такой риск получил по скуле со всей силы. Его шатнуло, в глазах заплясали звезды. Он прервался на секунду и проиграл: подняв голову, для поиска слабых зон в защите противника, его взгляд наткнулся на дуло пистолета. Это нечестно – отчаянно подумал Барнс и остался стоять на месте, молча принимая поражение. Он мог бы попытаться выбить пушку из чужих рук, но это не решило бы его проблемы – у его врага преимущество в виде двух крепких рук и кухонный нож лежал прямо у чужих ног.       – Прошу, остановись, – прошептал голос с европейским акцентом, с еле заметной одышкой. – Я предлагаю переговоры.       Незнакомец вышел из тени ближе к освещенному уличными фонарями участку комнаты, поднимая руки вверх ладонями в примирительном жесте, одной из них все еще держа пистолет. Баки, наконец, сфокусировал взгляд на его лице и на секунду замер в удивлении. Как это вообще возможно? Только сегодня Баки видел этот чертов выпуск новостей, и, вот, пожалуйста, самый разыскиваемый террорист на территории Америки в его квартире. И пару секунд назад чуть не пристрелил его. Баки только сильнее разозлился от абсурдности и дикости ситуации, сжал кулак – кожа перчатки снова жалостно заскрипела.       – Чего ты хочешь и что ты делаешь в моей квартире? – процедил сквозь зубы Барнс, глядя уже в отчетливо видные глаза европейца, как он окрестил его про себя.       – В свое оправдание сразу скажу – я полагал, что квартира нежилая. – Чужак быстро окинул взглядом комнату, с явно читаемым пренебрежением. Он опустил руки вдоль тела, все еще крепко держа пистолет. – Так что сложившуюся ситуацию можно считать не более, чем неудачным стечением обстоятельств.       – И часто ты шляешься по чужим квартирам по ночам? – Баки внимательно присматривался к его незваному гостю. Он был примерно его же роста, телосложением чуть худее, чем сам Баки, однако он, очевидно, хорошо умел пользоваться своим телом в бою. Лицо, как и отметил Баки для себя около часа назад, выглядело доброжелательным, с уставшими глазами и впалыми щеками, поросшими недельной щетиной. Надето на него было невесть что – какие-то лохмотья, потертые джинсы, джинсовая куртка поверх свитера, не отличающаяся целостностью. Почему-то они смотрелись на мужчине неуместно. Для таких тонких черт лица больше подошло бы длинное пальто и лакированные туфли.       – К своему счастью – нечасто. Подобный опыт у меня вообще впервые, однако, повторюсь, это все неудачное стечение обстоятельств. И, раз вышло, что здесь живешь ты, то у меня к тебе деловое предложение.       – Я так понимаю, одно из твоих условий – я должен укрывать тебя, самого популярного террориста в Америке, от федералов и служителей порядка? – Хмуро отозвался Баки, потирая правой рукой металлическое плечо. Стресс, накативший на него в связи с нарушением его домашнего порядка и последующей дракой, трансформировался в тупую, ноющую боль в травмированном плече, распространялся по фантомной руке. Если солдат ощущал хотя бы металлический протез под живой ладонью, то это немного притупляло болезненные ощущения.       – Да, вижу, ты в курсе событий и все правильно понимаешь, – европеец кивнул, спокойно смотря прямо в глаза Барнсу. – Укрытие, еда, одежда. Срок – около двух недель. И более не посмею тебя тревожить.       Баки хмыкнул. Если он проколется – в тюрьму поедет уже два человека. Либо, если он не согласится с условиями, то его, Баки, скорее всего убьют. В обоих случаях заботиться об Альпине будет некому. Может, стоит выждать подходящий момент и сдать террориста, когда тот расслабится? Барнс не хотел рисковать. Баки провел живой рукой по саднящей скуле, вздохнул. Несмотря на то, что в этой городской жизни у него не было не то, что радостей, особого смысла жить в целом – своей свободой и жизнью в данном случае он жертвовать не хотел бы.       – И что мешает мне пойти за продуктами и по пути сдать тебя местным копам?       – Ничего, – мужчина пожал плечами, как бы невзначай обращая при этом внимание на пистолет в его руке, угрожающе блеснувшему в свете фонарных столбов за окном. – Но тогда я пристрелю твою, очевидно, любимую кошку, а потом и всех, кто тебе дорог у тебя на глазах. Но я не хочу идти по пути крови и убийств, уверен, и ты тоже. Я просто прошу сделать вид, будто меня здесь нет, и всем, кто заинтересуется, отвечать так же.       Условия были очевидны, угрозы – тоже. Стоила ли игра свеч? Как только европеец уедет, кто знает, сколько еще невинных жизней он унесет после? Он террорист и неважно, какие у него мотивы и причины, терроризм – это страшное преступление. Баки необходимо было предотвратить это, он не должен допустить еще одну ошибку в своей жизни, настолько же масштабную. Но сейчас он не сможет принять решение, сейчас – все козыри у его противника. Ему нужно выиграть время и продумать стратегию.       – Хорошо, – подал голос Барнс, поднимая руку в том же жесте, как и его собеседник несколькими минутами ранее. – Я согласен. Двухнедельное сожительство, да?       – Верно, – мужчина кивнул, убрал пистолет за спину, сунув за пояс джинсов, – но помни, что каждый раз, когда ты будешь выходить из дома, твоя кошка будет тут. И в случае чего, она будет первой. А ты – последним.       Сердце болезненно кольнуло, Баки поджал губы и с силой стиснул металл протеза, чтобы успокоиться. Он не допустит такого. Единственное существо, которое он любит, не заслужило страдать из-за его ошибок. Он должен все продумать.       Они стояли так друг напротив друга еще некоторое время, европеец не сводил глаз с Барнса, чего-то ожидая, сам Баки не знал, с чего начать. Его мысли были заняты другим. Он, наверное, должен втереться в доверие, или как это делается во всех этих шпионских фильмах? Он плох в доверии во всех смыслах.       – Знаешь, я был бы не против что-нибудь перекусить, – обратился гость к хозяину квартиры и протянул руку в сторону выхода из комнаты. – Могу заняться ужином. Я не собираюсь сидеть в нахлебниках и буду помогать по дому и в готовке. Напомню, мне просто нужна твоя помощь.       У Барнса пробежал холодок по коже от этих слов. Теперь он помощник террориста. Он хотел верить, что сможет выкрутиться и найти способ сдать его властям и сохранить всех оставшихся дорогих ему людей в живых. Что-то подсказывало ему, что этот парень не будет долго мешкать и точно приведет все свои угрозы в исполнение в кротчайшие сроки, если что-то пойдет не по плану. Он сбежал из тюрьмы, конечно, у него есть связи. Не в самых светлых кругах, что тоже очевидно.       Они прошли на кухню, Баки шел впереди, стараясь выглядеть уверенно со спины, чтобы не показывать врагу своих слабостей. Конечно, он нервничал, но противник не должен об этом знать. Первым делом солдат подошел к кошке, которая так и сидела на кухонном столе и терпеливо ждала своего хозяина. Он погладил ее по морде, это немного успокоило его. После включил в комнате свет, щелкнув выключателем.       – Если ты решил приготовить ужин, то все ингредиенты найдешь сам, или тебе помочь?       – Справлюсь один, спасибо, – спешно ответил новоявленный сосед. Он снял куртку, повесил на спинку ближайшего стула, а оружие выложил ближе к себе, на деревянную столешницу рядом. Баки сел за обеденный стол, подальше от преступника. Проводил взглядом пистолет, после отвел глаза в сторону. Он уже отмел мысли о перехвате пушки – он проиграет и погибнет, если реакция противника будет быстрее. Он нервничал, боль в левой руке усиливалась. Это его раздражало и злило.       Воцарилась тишина, прерываемая звоном посуды и тихими шагами. Европеец готовил, периодически ища продукты в ящиках и небольшом холодильнике, без страха поворачиваясь спиной к хозяину квартиры. Сам Баки старался не сводить со своего гостя глаз. В какой-то момент объект наблюдения не выдержал витающего напряжения и, развернувшись к своему наблюдателю, осторожно сказал:       – Послушай, я тут подумал… Меня зовут Земо. Гельмут Земо. Как ты, наверное, знаешь. – На последней фразе он замялся, но все же достаточно уверенно протянул крепкую ладонь для рукопожатия. На молчание в ответ он еле заметно нахмурил брови и продолжил. – Если уж нам предстоит жить вместе, то не думаешь ли ты, что полезным будет хотя бы знать имена друг друга?       Баки передернул плечами, поправил волосы в нервном жесте, не сводя своих глаз с глаз Земо. Пытался понять, шутит ли этот придурок или он и правда настолько добродушный убийца. На самом деле ему от знания имени "соседа" – ни горячо, ни холодно. В розыске и на слуху сейчас только один преступник, имя ему не нужно, чтобы донести в полицейский участок, но если взаимодействовать с ним в квартире – эта информация может оказаться полезной.       – Джеймс, – недолго подумав, бросил Барнс, но протянутую ладонь не пожал. Так и остался сидеть неподвижно, откинувшись на спинку стула.       – Это уже что-то, – ободряюще произнес Земо, возвращая руку к телу, принимая как должное неподвижность «хмурого парня», как он мысленно звал его. – Приятно познакомиться, Джеймс. – Он вернулся к готовке.       Они снова замолчали, каждый занятый своим делом. Альпина залезла к Баки на колени и потребовала ласки – Баки ей ее дал в виде мягких поглаживаний по белой мягкой шерсти. Это действовало на него умиротворяюще, но боль в отсутствующей руке это, к сожалению, не унимало. Тянущая ломота сменилась пульсирующей, отдавалась в позвоночник и мозг, и единственный ужин, о котором стал мечтать солдат - порция обезболивающего с доброй порцией виски.       – Как ты оказался в моей квартире? - тихо спросил Баки, переводя взгляд в сторону, – я все никак не могу понять.       – Окно, выходящее на пожарную лестницу. Оно было открыто – вот я и вошел, – не оборачиваясь, спокойно ответил Гельмут, потирая ушибленную челюсть.       – Ясно.       Спустя несколько минут Гельмут приготовил ужин – макароны с недавно купленной тушенкой. Положил порцию себе, предложил и Баки, но тот отказался, однако молча принял стакан воды, который Земо поставил перед ним. Чувство голода у Барнса пропало еще в тот момент, когда он заметил неладное в гостиной.       Европеец сел напротив и, едва приступив к ужину, устало сказал:       – Я понимаю твою осторожность и напряжение, но буду искренне благодарен, если ты не будешь сверлить меня взглядом во время еды.       Баки хотел послать его к черту или еще куда подальше, но не стал. Отпил из стакана и отвернулся. Нужно покормить кошку. Он встал и, найдя в холодильнике вторую банку с мясом, открыл ее и положил половину в миску. Пистолет со столешницы пропал, видимо, Земо снова запихнул его себе за пояс. Барнс чувствовал удушающий дискомфорт, ему нужно было чем-то заняться, но он не мог – присутствие в квартире чужого, абсолютно незнакомого человека, выбивало его из колеи. Его нервоз усиливался, всю его левую часть спины грызла острая боль. Он прислонился к подоконнику, стоя боком к гостю, и смотрел в пол, сожалея об испорченном вечере, несостоявшемся ужине и о будущем в целом.       Видимо, Земо понимал, что чувствует хозяин квартиры и поспешил расправиться с едой в кротчайшие сроки. Услужливо вымыл грязную посуду после и убрал остатки ужина в холодильник.       – Где я могу спать? И есть ли одежда, которую ты мог бы мне одолжить? – Земо повернулся к Баки лицом и последний мог поклясться, что слышал вину и сожаление в чужом голосе.       – Конечно, – со скрипом в зубах ответил солдат и вышел из кухни, призывая тем самым следовать за ним.       Он без споров уступил спальню – все равно он ей пользуется только для хранения одежды и хлама, который давно не трогал. Основная его жизнь протекала в гостиной, так что тут он и останется. Быстро выделил европейцу пару комплектов одежды из шкафа и поспешил ретироваться из комнаты. Краем уха поймал спешно брошенную благодарность, но ничего отвечать не стал, оставил дверь открытой и просил не закрывать ее ни в коем случае. Как ни странно, его послушались.       Когда Барнс остался в гостиной комнате в одиночестве, он бросился к тумбочке с обезболивающим, сыпанул сразу три таблетки, отточенным движением закинул в рот. Глазами нашел затаившуюся в глубине книжного стеллажа бутылку с заветным алкоголем, взял ее и запил лекарства. Скоро должно помочь.       Пока таблетки не подействовали, Баки принял решение подготовиться ко сну. Выключил свет в оставшихся комнатах, застелил наскоро диван, положил одеяло и с тяжелым вздохом сел поверх него. Баки стянул с себя футболку, нащупал крепления протеза, обнимавшие его по периметру грудной клетки, отстегнул металлическую руку. Бережно снял ее и положил на пол, около дивана. Бегло, боязно кинул взгляд на короткий обрубок плеча, и его сердце, горло и внутренние органы будто стянуло колючей проволокой. Не от сожаления, что потерял руку, а от последствия его ошибки, которую, он боится, никогда не сможет себе простить. За которую он винил себя каждый день и каждую ночь. И эта культя служила ему постоянным напоминанием.       Может, это знак? И сейчас он совершает еще одну ошибку? Может, пока этот зазнавшийся европеец спал, придушить его подушкой, перерезать глотку, а после прострелить его башку и сбросить тело в мусорный контейнер, всем копам напоказ? Это жестоко. И неправильно. Земо просил о помощи, и, может, Баки и не хотел этого делать, но устраивать самосуд он был не в праве. Стив бы этого не одобрил. Но Стива нет рядом. Его вообще больше нет. По твоей вине. Он бы точно знал, что делать. Он бы точно сделал все правильно.       Баки прерывисто выдохнул, потянулся к бутылке и сделал еще пару глотков. Скоро он успокоится. И перестанет думать. И боль пройдет тоже.       Он лег, завернулся тонким одеялом и прикрыл глаза. На грудь мужчине запрыгнула Альпина, тихо мурча, она медленно приблизилась к его лицу, осторожно легла ему под подбородок. Баки положил тяжелую руку ей на бок, начал гладить и почесывать иногда за ухом или позвоночнику. Тихое, ритмичное мурлыканье отгоняло злые, мрачные мысли и он понемногу успокаивался. Но заснуть так и не получилось. Он впадал в дрему, но каждый шорох со стороны занятой спальни, улицы или из квартир соседей будил его. Что-то внутри подсказывало Баки, что Земо не может уснуть тоже.       Засыпать он начал только под самое утро, когда усталость и пережитое в течение всего дня накрыло его с головой.