Неужели это будет продолжаться вечно?

Работа. Кафе. Стрелки часов неумолимо приближались к половине второго. За окном бушевал город – нескончаемый поток машин, оглушающий гул людских голосов, – но внутри царила умиротворенная усталость. Аромат свежесваренного кофе, смешанный с приторно-сладким запахом только что вынутой из печи выпечки, создавал атмосферу, одновременно комфортную и тягостную. Ты, опустившись на жесткий стул за маленьким столиком, почувствовала, как тяжесть ушедшего дня давит на плечи, словно груз камней. Твои мышцы, напряженные от рабочего дня, просили лишь одного – покоя. Даже яркие краски кафе, обычно радующие глаз, сегодня казались блеклыми, сливаясь с общим серым фоном усталости. Протяжный выдох сорвался с твоих губ. Кафе было закрыто, и только теперь, наконец-то, можно было расслабиться. — Фух... — выдохнула ты, сползая на стул. — Я так устала уже… Наконец-то обед… —твой голос был хриплым от усталости, слова звучали сонно, словно шепот. — Ага… — пробормотала она, едва слышно. — Всю ночь, практически не спала… — вздохнула Дженни, присоединяясь к тебе. Она выглядела так же уставшей, как и ты. Тёмные круги под глазами говорили сами за себя. Видно было, что вчерашняя тусовка далась ей нелегко. Чонин, присоединившись к вам, улыбнулся, стараясь скрыть следы утомительного дня. Обычно яркое, жизнерадостное лицо казалось блёклым, но в глазах по-прежнему играли озорные огоньки – немые свидетели приятных воспоминаний о прошедшей ночи. Он выглядел чуть более бодрым, чем вы с Дженни, но усталость все равно была заметна. — Ой, и не говори!.. Эта тусовка… Даже не знаю… работа потом казалась просто пыткой… — добавил Чонин, присаживаясь за столик. Ты посмотрела на Дженни и Чонина, их утомленные лица отражали общую усталость. Слегка улыбнувшись, ты предложила. — Так что, девчонки, по латте? Может, и два будет не лишним, учитывая вчерашний вечер? Дженни, прищурившись, протянула. — Даже не сомневайся. А то я щас тут начну складываться прямо за столом. Вы в тишине пили свой латте, наслаждаясь моментом отдыха. Атмосфера была спокойной, разговоры неспешными и лёгкими. Но идиллия быстро рухнула. — Т/и, кстати, а что произошло, у вас с Минхо? — спросил Чонин, его тон был заинтригованным. Это был вопрос, который ты хотела избегать всеми силами. Его взгляд скользнул на Дженни, которая с любопытством следила за развитием событий. — Да, интересно… Вы сегодня как-то… не так друг к другу относились… — добавила Дженни, её голос был полон мягкого любопытства, без тени осуждения. Ты замялась, не зная, как ответить. Вопрос был болезненным, и ты хотела избежать его любой ценой. Но их настойчивые взгляды не позволяли тебе уйти от ответа. С тяжелым вздохом, ты наконец рассказала им все. — Ох, — начала ты, медленно вращая чашку в руках, словно пытаясь найти в ее кружении ответ на мучающие вопросы. В глазах стояли слезы, которые ты с трудом сдерживала. Память вновь и вновь воспроизводила вчерашнюю сцену: Минхо, прижатый к стене под лестничным пролетом, целует Сухён. Изображение было четким, ярким, словно выжженное на твоей сетчатке. Прекрасная картинка, иронично красивая, но пронизанная острой, резкой болью. Ты вспомнила свою беспомощность, то чувство бесконечного падения, когда сбежала в комнату, задыхаясь от слез. — И теперь… я даже не знаю, что чувствую. Какая-то пустота. Или не пустота… а тошнота. Мне кажется, он стал мне противен… просто физически противен. Или нет… я запуталась. Все смешалось: боль, злость, обида… и эта глупая, нелепая надежда, что все это — кошмарный сон. Даже разговаривать с ним не хочу. Один взгляд на него — и меня снова рвет на куски. Да и он, кажется, тоже не горит желанием. Пусть все будет, как раньше. Холод, расстояние… снова будем врагами. Это проще. Это не так больно. — Оу… — протянул Чонин, его голос звучал приглушенно, словно он сам испытывал неловкость. Он почесал затылок, его взгляд стал сосредоточенным, ищущим правильные слова. — Ну это, конечно, ужасно с его стороны. Действительно ужасно. Но… понимаешь… даже в этой ситуации… можно попытаться понять его мотивы. Хотя… нет, может, это и не правда… Может, он сам все затеял, этот поцелуй. Но если предположить, что его как-то… принудили… заставили… то… ну… он же и вправду не мог по своей воле целоваться с этой… шлюхой… Он остановился, понимая, что сформулировал свои мысли слишком резко. Дженни легко, но уверенно толкнула его под столом, ее жест был и упреком, и предостережением одновременно. Она не осуждала его за выбор слов, но напоминала о чувствительности ситуации. — Извини, — пробормотал Чонин. — Не хотел так грубо… Просто… ну ты понимаешь… — Да, он прав, что касается Минхо. Но если ты не хочешь с ним общаться, то мы тебя не заставляем, мы с тобой, — Дженни положила руку тебе на плечо. — Чтобы я без вас делала! — прошептала ты. — Вы самые лучшие! Вы обнялись, и продолжили пить кофе, перейдя к более легким темам. Время обеда быстро пролетело. Рабочая смена прошла спокойно и незаметно. После работы вы отправились гулять, проведя вечер в веселых беседах и смехе. Часы показывали почти одиннадцать часов вечера. Тяжёлый, но в целом продуктивный день подходил к концу. Работа пролетела незаметно, зато прогулка с Джи и Чонином, затянувшаяся до десяти вечера, оставила приятную усталость в ногах и лёгкий голод в животе. Вечерний воздух был прохладным, и ты, едва переступив порог дома, почувствовала, как приятное тепло окутывает тебя. Сняв обувь и куртку и сбросив сумку на пол прихожей, ты направилась на кухню, предвкушая быстрый и лёгкий ужин – может быть, йогурт или бутерброд, чтобы быстро восстановить силы. Кухня была окутана полумраком, только свет из окна и еле заметная подсветка холодильника освещали пространство. Ты включила настольную лампу, ожидая увидеть привычный уютный беспорядок на столе. Вместо этого тебя встретила буря. Феликс стоял посреди кухни, фигура напряженная, как туго натянутая струна. Его лицо, обычно светлое и озорное, сейчас было искажено яростью. Губы были сжаты в тонкую белую линию, брови сведены к переносице, глаза горели темным, опасным огнем. Даже его обычно раскидистые волосы казались взъерошенными, как от ветра бури. Плечи были вздернуты, кулаки сжаты так сильно, что костяшки побелели. Воздух вокруг него гудел от невидимой энергии, от ярости, которая висела в воздухе тяжелым, удушливым туманом. Ты застыла на пороге, словно окаменев. Этот Феликс был чужим, пугающим, совершенно не похожим на того веселого и доброго парня, которого ты знала. Его гнев был не просто громким, он был осязаемым, физически ощутимым, и ты инстинктивно отступила на шаг, чувствуя, как по спине пробегает холодок. — Ты где была?! — прорычал он, резко развернувшись, и этот рык сотряс не только воздух, но и тебя до глубины души. — Блять, ты знаешь, как я волновался?! Его голос был низким, грубым, в нем слышалась не только злость, но и глубокая, неконтролируемая тревога. — Ты чего? Ты же знаешь, что у меня работа была, а потом я погуляла с Джи и Чонином, — ответила ты, стараясь сохранить спокойствие, хотя голос немного дрожал. — Ну, ты же могла предупредить! Что пойдешь гулять! — его голос не стал тише, но в нем прорезалась нотка упрека, а не чистого гнева. Раздражение накатывало волной. Усталость после рабочего дня, ощущение собственной правоты, и этот взрыв эмоций… всё это смешалось в тебе, вызывая горькую обиду. — Ой, всё, блять, иди на хуй, — выпалила ты, слёзы уже щипали глаза. — Всё настроение испортил! Ты развернулась и направилась в свою комнату, оставляя за собой не только шлейф негодования, но и ощущение глубокого разочарования. — Ну и иди на хуй сама, блять! — прокричал он вслед, и его слова ударили тебя, как пощёчина. Дверь твоей комнаты с грохотом захлопнулась. Слезы сами собой хлынули из глаз. Ты рухнула на кровать, рыдая навзрыд. Ненавистная несправедливость душила тебя. Ты ничего не сделала плохого, просто немного задержалась после работы. Почему он так реагирует? Почему на тебя орут? Почему ты чувствуешь себя виноватой, когда ты всего лишь гуляла с друзьями? Рыдания стихли лишь через какое-то время, когда истощенный организм наконец-то немного успокоился. Ты поднялась, пошла в ванную, приняла душ, переоделась в пижаму и легла в постель. Но сон не приходил. Тебя преследовали кошмары, пугающие образы сменяли друг друга, и ты просыпалась в холодном поту несколько раз за ночь. Утро встретило тебя разбитой, опухшей от слёз. Глаза горели, тело ломило. Ты чувствовала себя ужасно. Спустившись вниз, ты увидела Феликса, но вы оба молчали. Ты прошла к чайнику, налила себе воды, достала из шкафчика градусник и, померив температуру, замерла в ужасе: 38,9. Вот почему ты проснулась вся мокрая от пота, вот почему так сильно горело тело. Ты выпила чай с лекарством, и, ничего не говоря Феликсу, поднялась в свою комнату. Он что-то заподозрил, но ничего не сказал. День прошёл в лихорадке, попытки уснуть не увенчались успехом. Тело ломило, голова кружилась, а мысли о Феликсе и вчерашней ссоре не давали покоя, словно назойливые мухи. Ты ворочалась с боку на бок, безуспешно пытаясь найти удобное положение, каждый вздох отдавался болью в горле. Внезапный стук в дверь вырвал тебя из этого мучительного полусна. — Т/и, ну как ты, солнце?! — обеспокоенный голос Феликса прозвучал из-за двери, и ты почувствовала, как в груди что-то дрогнуло. — Бывало и лучше, а ты чего пришёл? — спросила ты, стараясь скрыть дрожь в голосе, которая выдавала твоё состояние. Феликс вошел в комнату, его лицо было серьезным, лишенным обычной весёлой искры. Он выглядел настолько заботливым, что ты на минуту забыла о вчерашней ссоре. — Я… это… хотел извиниться, прости, пожалуйста… Я не хотел… правда… Просто ты меня не предупредила, что вернёшься поздно, и вот… Прости, пожалуйста, — он говорил тихо, спокойно, его слова были просты, но в них слышалась искренняя раскаяние. Он словно пытался добраться до тебя через слои негодования и боли, которые окутывали тебя. Ты посмотрела на него, и слёзы наполнили твои глаза. Его извинение было так нужно, так важно в этот момент. — Ты меня тоже прости! Я тоже виновата, надо было сказать тебе, что я пойду гулять… — прошептала ты, голос срывался, от слабости и от того, что наконец-то можно было выпустить накопленные эмоции. Вина давила на тебя не меньше, чем его гнев вчера. Объятия были тёплыми и успокаивающими, как будто Феликс пытался передать тебе часть своего спокойствия и уверенности. Но внезапно его руки застыли. Он отстранился на мгновение, его взгляд скользнул по твоему лицу, затем опустился на твою шею и руки. Его пальцы коснулись твоего лба, и он резко вздрогнул. — Ты что?! Заболела?! — вопрос вырвался из него с таким испугом, что ты на мгновение забыла о ссоре. Его голос, только что мягкий и раскаявшийся, теперь звучал напряжённо. В его глазах мелькнула паника. — Ну… температура есть… — прошептала ты, стараясь не шевелиться, чтобы не нарушить его тревоги. Тепло, которое ты чувствовала ещё секунду назад, как приятное объятие, теперь воспринималось как тревожный симптом. Ощущение жара, разливавшегося по телу, усилилось. — Сколько?! — спросил Феликс, и хотя его голос был строг, в нём сквозила явная забота. Строгость была лишь защитной реакцией на его собственный страх. — Уже тридцать семь и восемь, — прошептала ты, и слова показались тебе еле слышными, словно ты боялась своим признанием ещё больше напугать его. — А ну его, принимай чай и лекарства. Завтра в школу не пойдёшь. Поняла? — его голос звучал строго, но в глазах светилось беспокойство. Он заботился, но хотел, чтобы ты прислушалась к нему, чтобы ты поняла серьезность ситуации. Его строгость была не гневом, а отчаянием, скрытым за заботой. — Ну блин… я устала дома сидеть… — протестовала ты, но твой голос уже не звучал так резко, как раньше. Усталость и недомогание сделали своё дело. — Ты сдурела? Ты в таком состоянии не можешь идти в школу, вдруг плохо станет. — Феликс опустился рядом, его движения были аккуратными и мягкими. Он поглаживал твои волосы, стараясь успокоить не только тебя, но и самого себя. — Ну ведь, за ночь-то… я думаю, поправлюсь… — ответила ты, надеясь хоть немного смягчить его настойчивость. Твои слова звучали больше как оправдание, чем уверенность. — Ладно, смотри мне, если мне кто-то из учителей или друзей скажет, что тебе плохо – тебе не жить, — он улыбнулся, пытаясь скрыть свою тревогу за шуткой. Улыбка была немного натянутой, но искренность его заботы была очевидной. — Ладно-о-о… — улыбнулась ты в ответ, чувствуя, как напряжение и обида, накопившиеся за вечер, постепенно уходят. Тепло его рук, его забота, его беспокойство – всё это было настолько естественным и родным, что слёзы, которые ещё несколько минут назад были готовы хлынуть вновь, остались где-то далеко. Ты обняла брата, чувствуя, как его тело согревает тебя, как будто он пытался передать тебе свою силу и здоровье. Он дал тебе лекарства, уложил в постель, аккуратно накрыл одеялом, как когда-то в детстве. В этот раз его забота была не просто действием, а нежным порывом души. Ты заснула, чувствуя себя защищённой и любимой. Спокойный, глубокий сон окутал тебя, и во сне ты улыбалась.