Спирт по вене

Сегодня Венти не собирается вставать с кровати. Тут тепло, мягко, пахнет вкусно, а ещё размеренное ворчание над ухом очень усыпляло. Наугад тянет руку, обнимает что-то большое, закидывает на него же ногу и трётся макушкой о ткань, пытаясь прижаться ближе. ― Венти, очень жарко, ― где тут жарко? Барбатос закутан в одеяло и всё равно старается греться обо что-то горячее и немного вертящееся. Да и странные голоса откуда-то сверху он предпочитал игнорировать. ― Венти, ты давишь мне локтем на горло. ― Сочувствую, ― он вовсе не хочет быть язвительным, но это ворчание уже становится слишком громким и неприятно действует на мозг. Перекатывается ещё ближе к источнику тепла, чуть напрягает мышцы, затёкшие от сна, и залезает на ворчливую батарею, подтягивая колено к животу. ― Венти, давишь прямо на солнечное сплетение, ― кряхтит голос под ним, и Барбатос раздражённо стучит ладонью где-то чуть выше своей головы, в немой просьбе перестать мешать ему наслаждаться отдыхом. ― Тут кровать почти четыре квадратных метра, почему ты лёг на меня? ― Ты меня разбудил, ― дремать в такой шумной обстановке просто невозможно, так что Венти чуть приподнимается, упираясь ладонями в матрас, и бросает на Чжун Ли злой взгляд. ― С тобой просто ужасно спать. ― Венти, ты дерёшься во сне, у меня даже синяк остался, ― совершенно несправедливые обвинения, потому что Моракс просто лежит, даже не переворачивается зачастую, что про Барбатоса сказать никак нельзя: крутится, раскидывает ноги и руки, подушку постоянно пихает, пытается отобрать одеяло. ― Тебя привязывать надо, иначе выбьешь мне глаз когда-нибудь. ― Солнце, давай оставим штуки со связыванием на потом, ― хихикает, скатываясь с Чжун Ли на простыню и вылезая из своего кокона. Ноги немного болят, но это даже как-то приятно. Пальцами потирает напряжённые мышцы, надавливая и ощущая лёгкую боль. Ничего, это пройдёт быстро, в отличии от чудных воспоминаний. ― Чур я готовлю завтрак, потому что ты не умеешь поддерживать романтику утра! Чжун Ли даже не пытается спорить, взглядом полуоткрытых глаз следя за исчезнувшим в дверном проеме парнем. Всё так хорошо, так правильно и легко. Венти не исчезает, не сбегает, не отталкивает. И в глазах больше не видно той гнетущей пустоты, когда-то очаровавшей Моракса. У него счастливая улыбка на губах и растрёпанные пряди, пахнущие яблочным шампунем для окрашенных волнистых волос (он сам не знал, зачем разглядывал все привезённые Барбатосом на третий день баночки). Венти ругается себе под нос какими-то странными мондштадскими фразами, Венти смеётся, отклоняясь назад, из-за чего слишком часто почти падает со стула, Венти заполняет собой всё вокруг своими изумрудными глазами и голубыми косичками, что он тонкими пальцами заплетает каждое утро перед зеркалом в ванной. Как можно так легко и так быстро привыкнуть к человеку? Кажется, что и нет уже смысла идти домой, если с порога в тебя не полетит сразу гора слов и слабо связанных между собой предложений, выражающих разом весь день парня. Без Венти как-то слишком тоскливо в своём маленьком мире. ― То есть меня разбудил, отправил, практически насильно играть в кухарку, а сам спишь? ― и снова эта его манера перевирать все факты на свой лад, наигранно обижаясь и по-детски дуя губы. ― Ты уже пятнадцать минут просто в потолок смотришь, на работе что ли что-то случилось? ― Да нет, всё прекрасно, ― улыбается, присаживаясь на кровати, и под разочарованный вздох Венти надевает домашнюю кофту. ― Просто слишком много всего происходит, да ещё и так быстро. ― Ну, у тебя будет отдых от меня сегодня, ― смеётся, вдруг резко исчезая на кухне под ругань насчёт своей забывчивости и оставленной плиты. ― Я, получается, переночую у Люмин, съезжу утром на консультацию в универ и вернусь где-то часа в два. Прикинь, этот дед немного поехавший, ну, который ведёт методы всяких социсследований, в воскресенье поставил консультацию! Я на него сглаз наведу, клянусь. ― Не ворчи, профессора ― очень занятые люди. Вот я в своё время… ― натыкается взглядом на весьма прозаичное лицо Венти, подозрительно агрессивно сжимающего силиконовую лопатку. ― Понял, молчу. ― Ты со своим «А вот в моё время» меня скоро до ручки доведёшь, ― посмеивается Венти, раскладывая что-то по тарелкам вне зоны видимости Чжун Ли ― Тебе двадцать шесть или шестьдесят? ― Венти, какого чёрта? ― сурово хмурит брови, ладонью указывая на поставленную перед ним тарелку. ― Это оладья из картофеля? То есть это куча крахмала с мукой, пожаренная на масле. С твоим гастритом это вообще не вариант завтрака. ― С твоим гастритом это не вариант завтрака, ― передразнивает Венти, слишком радостно чайной ложкой кладя в небольшое блюдце сметану. ― От одного раза ничего не будет. Я всю неделю питался сплошными кабачками, никаких сил больше нет. ― Ты слишком несерьёзно относишься к своему здоровью, ― качает головой, но ничего не может поделать с улыбкой, появляющейся на лице от одного восторженного взгляда парня, откусывающего кусок ещё горячего оладушка, тем самым пачкая губы и кончик носа в сметане. ― Первый и последний раз, ладно? И ты обязательно съездишь на нормальное обследование: думаю, нужно сделать эндоскопию и УЗИ, как минимум. Ну и диету соблюдать. ― Я чувствую себя безответственным мужем под надзором строгой жены, ― посмеивается Венти, поднимая правую руку. ― Кольцо моё где? ― Только люди в браке могут заботиться друг о друге? ― вскидывает брови, под восторженный взгляд Венти палочками отламывая кусочек оладушка. ― Стой, подожди, ― Венти выглядит как миниум потеряно, резко замирая и даже роняя вилку в тарелку. Кажется, что он вспомнил что-то действительно ужасное, и Чжун Ли уже начинает немного волноваться, внимательнее смотря на застывшего парня. ― Какая у тебя фамилия? Секундная тишина прерывается громким смехом Моракса. Тот прикрывает рот рукой, но всё никак не может успокоиться, глядя на смущённо-растерянного парня, чуть пристыжено отводящего глаза. Он, между прочим, спал с этим человеком, жил с ним под одной крышей, и так не спросил такой простой вещи. ― Чжун Ли Моракс Аждаха, ― всё ещё посмеивается, протягивая ладонь. ― А Вы, молодой человек? ― Венти Декарабиан Барбатос, ― жмёт руку, улыбаясь разности размеров ладоней. ― Второе имя по отцу. ― Второе имя по мировой валюте, ― улыбается чуть шире обычного, совершенно не торопясь отпускать мягкую ладонь, нежно оглаживаемую большим пальцем. ― Рад нашему сотрудничеству. ― Как вовремя у тебя чувство юмора проснулось, ― ворчит Венти, встречаясь взглядом с поблёскивающими иронией янтарными глазами. ― Ну прости! Как-то к слову не приходилось! Давай, может ещё какие-то интересные факты? ― Как думаешь, ― всё же отпускает руку, пальцами подцепляя надетую до завтрака серьгу в ухе, ― откуда это? ― Ну, ― задумчиво тянет Венти, разглядывая белую кисточку и золотистый камень, качающийся от каждого движения мужчины, ― подростковый бунт? ― Традиция, ― хмыкает в ответ, убирая пальцы от собственного уха, возвращаясь к еде. ― Такие серьги появились очень давно…

***

― Ну, как-то так, ― пожимает плечами Венти, зло смотря на толкнувшего его мужчину. И почему только такая давка сегодня в автобусе? Выходной день вроде. ― Итак, у тебя есть парень с квартирой, работой, машиной, деньгами, огромным членом и адекватностью, ― загибает пальцы Кэйа прямо перед лицом Барбатоса, совершенно не стесняясь удивлённой женщины рядом, что бросает осуждающие взгляды на болтающих парней. ― Мы сейчас же едем за лотерейным билетом, везучая скотина. ― А у тебя разве не так же? ― приподнимает одну бровь, чуть покачиваясь, повиснув на поручне, и всё высматривает нужную остановку. ― Нет, ты не понимаешь, ― Альберих мотает головой с видом всезнающего страдальца, готового поделиться своим многолетним опытом и мудростью. ― У меня тоже с квартирой, работой, машиной, деньгами, огромным членом и адекватностью, но он, к сожалению, Дилюк. ― Так и знал, что ты с ним чисто из-за бабок, ― Венти чуть смеётся, облегчённо выдыхая, когда автобус останавливается. Опять нужно толкаться, и парень ворчит, но всё же выбирается из толпы, пальцами вцепившись в рукав рубашки Кэйи. ― Да, сосу за бутылку красного, ― Альберих хмыкает, спрыгивая на асфальт, и глубоко вдыхает свежий воздух. Да, тысячу лет они сюда не ездили. Просто как-то и повода не было. К тому же, не сказать, что родители Люмин были рады гостям в своём доме, тем более целой толпе пьяных студентов. Но тут всё же день рождения, да и дела у них какие-то возникли в Снежной ― Ты что даришь-то? ― Вот, ― Венти выглядит максимально гордым, когда открывает небольшую коробочку, демонстрируя поблёскивающее в отсвете фонаря колечко. ― Чжун мне вчера прочитал целую лекцию про все эти камни. ― Бля, а у меня там всякая херня для лица, ― Кэйа выглядит немного разочаровано, слишком внимательно разглядывая свой подарочный пакет. ― Давай-ка ты в самом конце свою прелесть презентуешь, потому что, иначе, я буду жалко выглядеть. ― А разве ты можешь выглядеть по-другому, мистер циклоп? ― эта интонация, холодная, но вместе с тем заигрывающая, эта манера немного шептать и тянуть, приопуская голос, и, наконец, это длинные вечно ледяные пальцы, резко сжавшие чужие плечи. Нет, перепутать просто невозможно, и Венти восторженно подскакивает, в секунду оборачиваясь. ― Розария! ― девушка всё такая же сногсшибательная: высокая, почти на голову выше самого Барбатоса, фигуристая и совсем уж без закрытой одежды. Пробегается взглядом по сильным ногам в облегающих брюках, оголённому животу с чёткой линией каменного пресса (Венти пытался как-то стукнуть по нему, в итоге рука болела ужасно), глубокому декольте, словно подчёркивающему мелкие бледные стрии на округлой груди. ― День «уже не помню какой» прошу тебя дать помацать сиськи. ― День «уже не помню какой» объясняю, что ещё пара таких дней, и мацать ты будешь разве что мой каблук у себя в горле, ― да, она невероятная, и Венти усмехается, делая пару шагов назад, чтобы дать Кэйе, рассыпавшегося комплиментами в адрес старой подруги, по-человечески поздороваться. ― Так и не вырос, Баратос? Удивительно, я молилась на это каждый день. ― Бар-ба-тос, ― по слогам отчеканивает парень, прекрасно понимая, что Розария знает его фамилию. Возможно, она даже его биографию лучше него самого знает. ― Так и представляю тебя в церкви. ― Любуйся, ― протягивает парню телефон, чуть улыбаясь краешком идеально накрашенных губ. Венти приближает нос к экрану, прищуривая глаза, и в изумлении открывает рот, вопросительно-шокировано глядя на девушку. Прямо перед ним фотография, на которой сногсшибательная Розария облачена в монашескую одежду, её недлинные волосы покрыты, а сама она стоит рядом с низенькой блондинкой с двумя хвостами, что сдержанно улыбается, пальцами сжимая книгу у груди. ― Но мне очень прозрачно намекнули, что моё поведение не соответствует местным нормам, так что я снова здесь. ― Как тебя в церковь-то занесло? ― удивлённо тянет Кэйа, разглядывая фотографию чуть внимательнее и всё пытаясь сопоставить образ Розарии, как-то подцепившей за вечер двух парней и трёх девушек, с, относительно, скромной монашкой. ― Демонов изгоняли? ― История не для трезвой головы, ― и она посмеивается, вытаскивая из своей сумки бутылку сладкого ликёра. Прозрачная жидкость внутри красиво поблёскивает, отбрасывая на бледную кожу девушки чудной узор, и Венти тяжело сглатывает, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища. ― Как-то нам троим позорно появляться на тусовке трезвыми, верно? Кэйа смотрит на Венти чуть дольше обычного, взгляд у него странный сейчас: немного задумчивый, немного потерянный. Венти только закусывает губы, чувствуя жидкую слюну, что наполняет рот, приятным теплом касаясь языка. Это ведь всего пара глотков, верно? Да и за ним присматривают. Тем более Розарию он не видел слишком давно, чтобы отказать её небольшой прихоти. Переводит слегка подрагивающий взгляд на Альбериха и вяло кивает, улыбаясь одними уголками. Это же просто какой-то ликёр, хоть и крепкий. Ничего страшного не случится, верно? Послушает увлекательную историю подруги, а пока они дойдут, то и вообще всё выветрится. Сейчас речь не о желании опьянеть, только лишь получить удовольствие от вкуса и любимой компании. Да, вспомнить прошлый год, когда они так же втроём под грозным надзором Люмин хлестали водку прямо из горла на спор. Не умер же тогда? И две недели назад тоже. Так что всё будет нормально, он сам себе клянётся. Запах у ликёра травянистый и очень резкий ― глаза начинают слезиться, и появляется желание отдёрнуть нос. Венти вдыхает глубоко, протирает указательным пальцем намокнувшие ресницы и жмурит глаза, резко опрокидывая бутылку. Глоток, два. Нестерпимо хочется сделать ещё парочку, но чья-то ладонь стучит по его костяшкам и выдёргивает алкоголь резко и даже немного грубо. Взгляд у Кэйи слегка обеспокоенный, он смотрит пристально, буравит Барбатоса синевой единственного глаза, и всё крутит в пальцах злосчастную бутылку. Но Венти и не важно. В груди вдруг так тепло, почти как сегодня утром, словно кипяток разлили прямо по сосудам. Бежит мелкими ручейками от обожженного крепостью горла, обвивает чуть ускорившееся сердце и пленяющим спокойствием оседает в мозгу. Да, всё как всегда. Венти знает это дивное чувство, и практически блаженно выдыхает, прикрыв трепещущие ресницы. Вот, мир же не рухнул, да и живот не болит. Барбатос может себя контролировать, зря только переживал. На языке терпкостью пылает шоколад с мятой. Проводит по губам, собирает послевкусие и шумно сглатывает, счастливо улыбаясь. ― Так, а теперь рассказывай, ― Кэйа выпивает глотка четыре залпом, тут же отдавая бутылку Розарии, и почему-то всё ещё смотрит на Венти с волнением на грани чувства собственной вины. Да, некомфортно. Но он не мамка Барбатосу и не воспитательница в детском саду. Вся их история связана разве что совместными пьянками да смешными историями, не особо пахнущими глубокой привязанностью. Но состояние Люмин напрямую зависит от состояния Венти. И это бесит. Кэйа не питает особо тёплых чувств к каждому своему собутыльнику, но с этой девушкой невозможно не быть близким. Да, она сама к Альбериху после той истории с рефератом относилась с лёгким подозрением, это слабо сказано, но что он может с собой поделать, если заглядывая в медовые глаза, видит глубокую тоску о беззаботном и счастливом детстве. И это тоска очень болезненно резонирует с его собственной. ― Я уехала, потому что мои родители умерли, теракт в торговом центре, ― говорит спокойно, как и всегда. Венти вообще не помнил эмоций на лице Розарии, настоящих эмоций: чего-то кроме пьяной усмешки, раздражённого прищура или пошлой полуулыбки. А раньше даже внимания не обращал. Розария такая… пустая. ― Короче, пока хоронили, моя кузина и какие-то там мужики в пиджачках отсудили у меня квартиру. А я познакомилась на похоронах с девчонкой, она как раз в церкви работала, ну и мне предложили проживание и питание, а я им там помогать буду. ― И чего попёрли тогда? ― Венти вскидывает брови, где-то внутри себя ощущая, что не чувствует вовсе сострадания. Вся его личность, вся натура сосредоточена лишь на тепле в груди и мыслях о покачивающейся бутылке в цепких пальцах Розарии. ― Курила в церкви, пила в церкви, ― меланхолично загибает пальцы девушка. И Венти хочет засмеяться. И это как-то пугает. Он ведь понимает, что ей больно. Что Розария зарылась в свой пошлый отказ от всех норм и сидит в нём, лишь бы не показать эмоций. Показать, что всё это больно. Так открыто рассказала о личном, так низко обошлась с протянувшими руку помощи людьми. А как… как бы поступил Венти? И он смеётся. Смеётся над этой иронией, воняющей сгнившей раной, словно ничего не понял, словно не услышал, как его бессознательно попросили о помощи. Розария улыбается ― Розария разбита. Венти знает, но не может перестать хохотать. Потому что она хочет этого. На сознательном уровне мечтает, чтобы хоть кто-то подтвердил, что всё это глупости, что ей не нужно беспокоиться и переживать. Что смерть ― это лишь повод выпить с друзьями, стать центром чёрного юмора. Смешать непролитые слезы со злой насмешкой и подать в закуску к крепкому спирту. Венти знает, Венти понимает. Венти поступает так же. А ещё отпивает три глотка, вытирая запястьем губы. Уже не потому что хочет, потому что нужно. Потому что Розария ищет в нём поддержку. Не ту, где гладят по голове и говорят, что всё будет хорошо, нет. Попробуй только, оторвёт ладонь вместе с костью. Розарии нужно забыть всё это, забыть и потонуть. Венти чувствует, как и всегда. Два года назад он был таким же. И Розария проглатывала жгучую водку с ним вместе, лишь бы Венти поверил, что счастлив. Поверил? Вряд ли, но было неплохо. Так ведь не поможешь. Только оттянешь смерть, Венти знает. Венти стоял на самом краю и кидал бутылку вниз. Венти за руки вытягивали наверх, кутая в объятия. Венти целовали ласково и нежно, хрипло выдыхая в тонкую шею. Но Венти так не умеет. Не знает и не может понять, чем помочь девушке, рассказывающей слегка отстранённому Кэйе, как пыталась соблазнить ту самую милую монашку. Барбатос словно студент первого курса меда, которого вдруг поставили делать сложнейшую операцию на сердце (почему-то он и мысли не допускает, что не обязан хвататься за скальпель). Вот и использует старые методы, что выучил до знакомой тошноты. Венти и правда чувствует слишком многое. ― А где Ванесса? ― отвлечь бессмысленным разговором, уболтать и заставить забыть, хоть на вечер. Он улыбается так сладко-сладко. Венти вновь ощущает, что он фальшиво-приторный. Но это ведь лишь ненадолго, просто совсем чуть-чуть вдохнуть прошлого и вернуться к исцелению уже завтра. ― Должна быть уже у Люмин, я думаю, ― жмёт плечами Розария, покачивая своей сумкой в такт округлым бёдрам. ― Волнуешься, что с бывшей встретишься? ― Мы же хорошо разошлись, ― даже не разошлись. Просто она всё поняла, Венти уверен. Долго смотрела и, в конце концов, разглядела напуганного мальчика с ржавым пятном крови на щеке. Тогда он не готов был к такой глубине. А Ванесса сказала только, что не желает быть заменой самоубийце, и ушла. Было ли грустно? Нет. Или да. Венти тогда слишком напился, чтобы запомнить. Но ему не страшно ведь, верно? У него сейчас всё замечательно, всё прекрасно. Есть Чжун Ли, есть счастливое утро, есть сон в чужой футболке и разговоры с психологом. Ковыряние загноившихся ран. Да, их нужно вылечить, Венти понимает, нужно промыть, зашить и перевязать. Но это больно, правда, очень больно. Почему-то, только отпивая крепкий ликёр, он вспоминает, как горит в груди на приёмах у господина Альбедо. ― Розария! ― Люмин выглядит счастливой. Красивая. Венти улыбается аккуратно подведённым глазам и лёгкому платью по колено. Ей так идёт быть радостной. Девушка повисает на шее подруги, сжимает её плечи и утыкается носом в длинную шею. ― Слышала, что случилось. Сочувствую тебе. ― Да, спасибо, ― Розария потеряно хлопает пару раз по спине Люмин, рассеяно водя пальцами по тонкой ткани её платья. Кэйа выхватывает у Венти из пальцев бутылку, поспешно и немного нервно. И всё так же неотрывно смотрит на Люмин, отпивая глоток. Прикрывает. Чтобы не расстроилась, увидев зажатый в пальцах Барбатоса алкоголь. ― С днём рождения! Ей протягивают подарок, Люмин просто светится. Открывает пакет, заглядывает и ойкает от восхищения, тут же рассыпаясь сотней благодарностей. А тут многовато людей, но Венти этому рад. Заглядывает девушке за спину, всматриваясь в болтающую толпу, иногда замирающей, лишь чтобы начать танцевать или петь. Такое поразительное спокойствие накрывает в этом месте. Словно и не было этих двух лет. ― Вен, ― Люмин сжимает его в тёплых объятиях ― всё так же пахнет ветряной астрой. Так приятно. Но мята с шоколадом влекут куда больше. ― А ты что даришь? ― Моя дорогая, идём, ― и он тянет её за руку прямо в гостиную, где куча людей слишком радостно здороваются с вновь прибывшими. И Венти почему-то тоже рад. Нет больше в голове мыслей о благополучии Розарии, нет желания помочь. Есть желания окунуться в своё прошлое, когда он тонул в странной эйфории, захлёбываясь общением и одиночеством. ― Минуточку внимания! И все замирают. Потому что Венти Барбатос так сказал. Снова эта роль грузом ложится на плечи ― роль шута. Будь забавным, будь весёлым, будь счастливым. Бесконечно повторяется в голове. Венти знает, что несчастен здесь, он пытался два года и не смог. Но так хочется вновь попробовать. Ещё разок, сейчас точно последний. И как-то не вспоминается, что утром он был счастлив. ― Моя обожаемая, волшебная, невероятная Люмин! ― он тянет так сладко и нежно, но совершенно впустую. Зачем лишняя громкость? Он ведь многое хотел сказать лично. И это стоило бы сказать лично. Спирт в венах говорит обратное. ― Сегодня ты стала старше, а значит ещё мудрее, умнее, морщинки, может, новые появились, ― все смеются. Так и должно быть. Он забыл эту эйфорию, это удовольствие от внимания, от одобрения. ― Поэтому я не могу не сделать этого! ― падает на одно колено под гомон смеха и криков, теряя себя в блаженном шуме. ― Согласна ли ты быть моей лучшей подругой навсегда?! Это смешно. Все хохочут, и Венти вместе с ними. Сделал что-то личное таким потешным. Может, поэтому Люмин так вздрагивает. Но улыбается. И протягивает ладонь, позволяя надеть кольцо себе на палец. Подыграла, как и всегда. И Венти благодарен ей. Хихикает, поднимаясь на ноги, и целует чужие костяшки в элегантно-развязном жесте. Да, Венти нравится быть таким. Это так просто. ― Извини, можно тебя? ― это Сяо. Барбатосу хочется восторженно захлопать от вида этого смущённого парня, вяло и немного натянуто зовущего Люмин. Хочет что-то подарить? Поздравить? Удивительно, что такой человек вообще пришёл сюда. Но Венти не против. Растворяется в толпе, бросив какую-то шутку, и всё ищет глазами кого-то знакомого, чтобы было хоть чуть-чуть веселее. ― А я кольца так и не дождалась, Барбатос, ― громко и чётко произносят прямо ему в ухо, и Венти подскакивает на месте, отчего-то расплываясь в улыбке. Видимо, сегодня день ностальгии. ― Ванесса! ― медово тянет её звучное имя, пока поворачивается, склоняя голову набок. Девушка выше него почти на голову, широкие плечи и спортивная фигура, а ещё сухие ладони с мозолями на подушечках пальцев. Как же они царапали кожу, когда вели от груди к бёдрам, в попытке сорвать с его губ стон. Да, такое сложно забыть, и Венти почему-то улыбается от тех воспоминаний, подёрнутых опьянением. ― Ты всё так же пугающе-очаровательна! Просто эталон хорошенькой женщины, которая может убить. ― И зачем мне тебя убивать? ― она жмёт плечами, раскатисто посмеиваясь. Венти всегда нравился этот смех: в нём было полно силы и какой-то пугающей мощи, незнакомой Барбатосу. Может, это всё от спортивного прошлого? ― Ты же такой хорошенький на вид. ― Я сочту это за комплимент, ― шагает за девушкой по коридору в сторону просторной кухни, краем глаза замечая, как смотрит ему в спину Люмин, видимо, желая подойти. Нет, пусть уж болтает с Сяо! Машет подруге, показывая класс и кивая, мол, не переживай, всё нормально, я в полном порядке. Но ведь это правда, он в полном порядке. Люмин и Сяо остаются за углом и последнее, что замечает Барбатос, как парень немного напуганно берёт девушку за руку. ― Выпьем? Звучит как вызов. Венти смотрит на неаккуратно налитую стопку, на бутылку чего-то очень крепкого, вроде, кофейного ликёра, в руке Ванессы. И всего на секунду перед глазами встаёт размеренно капающий прямо в вену раствор. Нет, так не будет. Тогда всё было плохо, тогда было одиночество и страх. Всё же поменялось за эти две недели, верно? Достаточный срок. Вон, оглянись, другие пьют и пока что никто не уехал в больницу. Просто накручиваешь себя, вот и всё. Одна стопка ― это практически ничто. Венти просто слишком беспокоится из-за пустяков. ― Сначала нужно закусить, ― чисто символически пихает себе в рот лежащий на столе бутерброд с икрой, чуть ли не вырвав его из пальцев школьной подруги Люмин. Всё, он заел, это самое главное. Значит, никаких проблем быть не должно. ― А я один пить буду? ― А ты хочешь на брудершафт? ― как грязно. Венти почти чувствует укол вины за улыбку, которую вызвали эти заигрывания. Но куда больше он чувствует лёгкий запах от стопки в чужой руке. ― Я только за, но я занят, ― посмеивается, улавливая интерес в коньячных глазах. Именно коньячных, даже если те отливали яшмой. ― Неужели нельзя выпить со старым другом без всяких поцелуев, Ванесса? ― Меньше треплись, Барбатос, ― она как-то слишком любила звать его по фамилии, даже иногда стонала ему на ухо, пьяно посмеиваясь. Венти не любит свою фамилию, но ей почему-то всегда позволял. ― За встречу! Он не отвечает. Только чокается, вслушиваясь в гаснущий в общем шуме звон, и залпом осушает переданную ему стопку. Жжёт. Практически огнём ликёр проходится по глотке, пламенем растекаясь в груди. И это блаженство. Даже ноги немного косит, и Венти опирается на стол, глубже вдыхая спиртовой аромат собственных губ. Теплее. Намного теплее становится, и улыбка лезет на лицо. Ещё. Просто ещё немного. Сознание как-то плывёт, даже трудно сказать: вроде и слышит нормально и видит, но что-то не так. Словно тормоз сорвало у машины, летящей на полной скорости. Прямо в пропасть. Потряхивает, и пальцы дрожат от восторга. ― Берём ликёр и идём в наше место, ― слишком странная конструкция для фразы «налей мне ещё». Да, у Венти есть повод выпить, это не блажь. Вот он, этот самый повод, с красными волосами и большими ладонями. Ванесса дорога ему, это правда, так как он может избавить себя от повода поболтать? А ещё там Люмин не найдёт. Зачем он думает об этом? Какой смысл прятаться от подруги? Потому что у тебя в руке чёртов бейлис. И его не хочется отдавать. Прижимает к груди прохладную бутылку и тянет Ванессу за ладонь под лестницу, слишком тёмную, чтобы её можно было разглядеть из зала. А ещё там стоит старый диван, Венти он всегда нравился. Протёртый, выцветший, но такой мягкий, что даже проваливаешься в подушки. Они часто сидели здесь: каждую тусовку, которую Венти помнит, если быть точнее. Ну, он склонен к странным ритуалам и традициям. ― Итак, что у тебя нового, Ванесса? ― пьёт из горла, и это чистый кайф. Нет никакого смысла в этом пустом диалоге. In vino veritas! Как-то так это произносится, он уже и позабыл античные фразочки, зато как умно звучит. Сколько раз одной подобной реплики, брошенной среди прочей болтовни, хватало, чтобы какая-нибудь миленькая девочка, невинно хлопая глазками, восторгалась умом Барбатоса, утягивая его в пустой поцелуй. ― Ну, работа, как и всегда, ― она не звучит заинтересовано в этом обмене ненужной информацией. Венти тоже. Ликёр слишком сладкий, но вместе с тем и жгучий. Потому что не предназначен для питья прямо из горла. Всё равно как-то. Голову кружит достаточно сильно, чтобы позабыть о глупых нормах этикета. Его немного мутит, самую малость, и он удивлённо глядит на четверть выпитой бутылки. Раньше этого не хватало, чтобы даже каплю запьянеть. Да и прошло совсем чуть-чуть, хотя, может у него сбилось чувство времени. Потому что Ванесса уже рассказывает не про работу. Ему, так-то, плевать, но зачем-то кивает, внимательно всматриваясь в грубоватое лицо. Бутылка в крепких пальцах, и гортань заметно двигается, проталкивая алкоголь куда-то вниз. Завораживает. Смотрит неотрывно, почти фанатично, наконец ощущая, как душно вокруг. И ещё немного тихо. Не до вакуума, но как-то отдалённо, словно они и не в реальности вовсе. Словно есть только эта тёмная лестница и протёртый диван. Ванесса пьёт залпом, вроде, они поспорили, что она сможет допить всё. Венти почему-то сомневается в событиях минутной давности. Не сомневается только в том, что жалеет исчезающий во рту девушки ликёр. Какая-то детская жадность поднимается вместе с тошнотой по горлу, но он проглатывает этот странный коктейль, ладонью прикрывая губы. Горячий. Лицо у него просто пылает от жара, и хочется скинуть с себя лишнюю одежду. Но не может оторвать взгляд от пустой бутылки, подрагивающей в чужих пальцах. Он… расстроен? Да, кажется, что да. ― Эй, Барбатос, ― голос у Ванессы пьяный, но уверенный, и Венти чувствует в груди знакомое желание наклониться ближе. ― Думаю, я немного скучала по тебе. Венти думает, что капля на её губе слишком привлекательна. И тянется вперёд, игнорируя острую боль в животе. Проводит языком плавно, на вкус всё тот же бейлис, и хочется больше. Хочется выпить. Без причины и цели. Есть просто желание ощутить спирт, разливающийся по венам. Тонуть, тонуть, тонуть. Куда-то на самое дно. Нет, он не хочет пустоты и тишины, он хочет только опустошать стопку за стопкой. И, может, провести сейчас языком по чужой десне, наклоняя голову так, что сами губы практически не касаются. Много слюны, очень много, и она смешивается с сладким ликёрам, заставляя подрагивающее горло спешно сглатывать приглушённый вкус. Глубже. Запускает пальцы в рыжие волосы и грубо тянет на себя, утопая в долгожданном опьянении. Давай, Венти, на самое дно.