Проклятые

Первое, что чувствуешь там, ужасный голод. Даже не так. Ты не осознаёшь, что такое голод, и что тебе необходимо. Просто ты ощущаешь какую-то страшную тягу, зудящую где-то под кожей, не понимаешь её природы, и не осознаёшь, как можно её прекратить, и что может облегчить эти страдания. Дальше приходят звуки. Мерзкие, противные звуки, стоны страданий и боли. Они были везде - сбоку, сверху и снизу, кажется, они были даже в сознании, крутились там, словно опарыши в мёртвом теле. Чуть позже приходит чувство осязания, и ты обнаруживаешь себя в чём-то мерзком и липком, в чём-то постоянно шевелящимся отовсюду, в чём-то, что постоянно тебя задевает, вырывая из шаткого даже не минутного, но секундного покоя. Этим ощущениям вторит мерзкий запах зловоний, гниющей плоти, фекалий и мочи. От этого запаха выворачивает изнанку, появляется желание вырвать из себя внутренности и прополоскать их где-то, где чище. С чувством холода приходит осознание беспомощности, бессилия и какой-то немощности во всём теле. Это вызывает вопрос о том, что это такое - твоё тело. Ты пытаешься понять, где грань между тобой и твоими невольными соседями, которые барахтаются одной массой, но сил, чтобы провести инвентаризацию частей своего тела нет. Именно в таком состоянии он себя застал. Откуда-то изнутри его примитивного сознания приходило понимание того, что он есть именно "он", существо мужского пола. Но больше он о себе не знал ничего. Что он? Кто Он? Как это узнать, и нужно ли ему вообще это знать? С течением времени, его примитивный мозг продуцировал всё больше вопросов. Ему было интересно, есть ли тут время, и что это вообще такое, столь далёкое и столь близкое, что понятие этого вертится где-то в воспалённом сознании. Какова цель его пребывания здесь, и что такое цель? Что такое эта тяга, которая не даёт ему покоя? Почему, помимо усиливающегося голода, он ощущает что-то. что отдаёт глухим разрядом по его телу? И почему это что-то усиливается с каждым разом, когда его сосед по страданиями задевает его своей острой конечностью. По прошествии ещё некоторого времени в нём просыпается острое желание прекратить эту невыносимую пытку, заглушить этот стон, зудящий над самим ухом навсегда. Так же он осознаёт, что сил на то, чтобы отодвинуться подальше от надоедливого собрата, нет. Проходит ещё много времени. Или и немного вовсе? Может, ему это просто кажется? Просто в какой-то момент чаша весов его терпения переполняется, и его маленькое, никчёмное тельце переполняется каким-то столь привычным ему порывом. В какой-то момент он полностью собирает волю в кулак, как и все свои мелкие силы, и одним мощным рывком вырывает верхнюю часть своего тела из желе, что его сдерживает для того, чтобы упиться зубами в надоедливого страдальца. На миг тот замирает, и он ощущает на зубах тёплую постную на вкус жидкость. Обезображенное существо, больше напоминающее кляксу, выпучивает глаза и истошно вопит, его вопль сливается со стонами его собратьев. Сжав челюсти сильнее, он вдруг осознаёт, что его голод начинает понемногу отступать, по крайней мере, он не так навязчиво зудит под тонкой серой кожей. Осознание того, что надо сделать, приходит на уровне каких-то инстинктов, и он резким движением вырывает кусок постной плоти из визжащей жертвы, которая настолько плотно увязла в желе, что не может выбраться. Визг отзывается эхом в голове, но он лишь начинает усиленно жевать, надеясь, что не подавится этим мясом, когда будет глотать. Пережевав жёсткий кусок, он немного поднял свою голову и, откинув её, отправил противную недо жижу в свой желудок. Устав от стольких манипуляций, он снова откинулся назад, аккуратно, чтоб дать себе отдохнуть, но в то же время, чтоб не погрязнуть в мутной на цвет субстанции. Время снова начало медленно протекать в этом забытом богами месте, визг соседа перерос в стоны, но теперь он хотя бы не доставлял ему неудобств, тыкая острой конечностью, так как последняя сейчас была наполовину обглодана. Зато теперь в его теле не было такой исступляющей усталости, а в мозгу билось решение всего, только вот не было конкретного вопроса, цели, ради которой стояло бы что-то предпринимать. Наверное, он так бы и лежал в той жиже, безжизненно уткнувшись взглядом в тёмную материю, если бы не то самое чувство, которое снова разгоралось в нём пожаром, отзываясь на стенания соседа. Когда к этому ощущению присоединился растущий голод, он осознал, как избавиться от всего этого, и без зазрения совести снова оторвался от жижи и впился зубами в надоедливую кляксу. На этот раз он не останавливался, пока крики не стихли, а хлипкое тельце не было разорвано и поглощено им полностью. Откинувшись назад, он блаженно прикрыл глаза, хотя в этой темноте, которая лишь изредка разрушалась огненно-красным светом, в этом не было необходимости. Теперь он уже понимал, что то был именно красный цвет. Он осознавал, что такое тьма, а так же и то, что ему стало хорошо. Пока он лежал, его тело притерпевало метаморфоз, немного увеличиваясь в размерах и обретая ещё большую силу, а тем временем мозг его обретал ещё больше мыслей, которые ещё не формировались в отдельные слова, но зато прорастали в нём отдельными образами, какими-то смутными картинками. Он не знал, сколько он лежал, сколько был вот так вот заключён вместе со всеми. Когда голод снова начал наступать, он начал выискивать новую еду. Найдя её чуть поодаль, он натужился и, оторвав верхнюю часть своего тела, выгнулся и попытался достать зубами до своей жертвы. Чисто интуитивно он чувствовал биение этой примитивной и отстающей от него жизни, но дотянуться до неё он не мог. Он изворачивался, он пытался, но его нижняя часть была намертво зажата в желе, а сил вытянуть её оттуда у него пока не хватало. Он пытался. Тратил силы, а в нём с чувством возрастающего голода увеличивалось то огненное, горящее, что подмывало его действовать и искать путь решения возникшей проблемы. И тут он интуитивно закинул часть себя, что отделялась от тела и была длиннее, вперёд. Оказывается, у этой части его тела были когти - острые отростки, которые впились в жертву, вызывая её визг. Он потянул брыкающийся кусок мяса на себя, и, дотянувшись, впился в него зубами. На этот раз он решил поэкспериментировать - съев свою вторую жертву, он почувствовал прилив сил, и попытался вырвать нижнюю часть своего тела из-под удерживающей его жижи. Когда у него это получилось, он, опираясь на свою когтистую конечность, пополз вперёд в поисках нового пропитания, которое не заставило себя ждать. Чем больше он ел, тем лучше ему становилось. Он и не заметил, как его тело обзавелось ещё одной конечностью с острыми отростками. А в голове уже чётче пульсировало яростная тяга к чему-то. В кромешной тьме, двигаясь наугад, периодически натыкаясь на визжащие кляксы, он и не заметил, как тело его обзавелось новыми частями. Остановившись на некоторое время, он прислушался к своим ощущениям, чуть позже он пошевелил нижними конечностями, и впервые почувствовал какое-то удовлетворение, на миг заглушившее его другие ощущения. Не чувствуя серьезного голода, он решил осознать своё тело, проверить его способности. На уровне инстинктов, он подтянул свои нижние конечности под себя, помогая верхними перенести вес тела, и, согнув их в суставах, немного привстал, перенося вес на нижние свои части тела. В его мозгу зародился примитивный аналог удивления, но останавливаться на достигнутом он не хотел, внутри бушевало то самое чувство, что доселе вело его вперёд, и он понимал, что ключ к разгадке его природы становится ближе ещё на ступень. Сделав над собой усилие, он интуитивно поднялся и встал сначала на одну когтистую ногу, а потом и на вторую. Распрямив свои нижние конечности, он поднялся во весь рост, отмечая, что здесь было не так душно - видимо, какой-то неуверенный небольшой поток воздуха привнёс немного свежести в общую картину смрада и духоты. Опять показалась вспышка красного света, и теперь он видел перед собой безграничные поля стенающих страдальцев, чья судьба навек застыть в этом желе, или послужить кормом для таких, каким он был сам. Вспышка погасла, и он почувствовал голод. Он так же осознал то, что если не продолжит, то станет, как они. И он продолжил, ведомый неведомым ему желанием. Сделав неуверенный шаг вперёд, он сначала пошатнулся, но потом шаги его обретали уверенность и силу. С каждым съеденным он обретал мощь, и теперь его худая, длинная фигура с длинными конечностями обрела ещё одну способность - он начал различать предметы в темноте. Сначала неуверенно, видя только барахтающиеся пятна, потом более уверенно, различая тепло, различая жизнь, а вскоре - и её цвета. Время шло, а он всё бродил и бродил по бескрайней пустыне из тел, ошмёток и нечистот. Он утолял свой голод, но чувство в груди не утихомиривалось, оно росло и съедало его изнутри. В какой-то момент он им захлебнулся и попросту зарычал, и рык этот ворвался в общий звук стонов и стенаний. После он упал на колени и яростно стукнул когтистой конечностью по жиже, которая теперь его не брала. Теперь он понял природу этого зова, это была клокочущая внутри ярость. Он не знал ни её начала, ни того, что сможет её остановить, но природу этого он осознал. В тот момент, когда в нём проснулось желание разрушать, разрывать и убивать, жижа под ним вдруг стала плотной, а после рассыпалась внутрь, образуя воронку, что затянула его в себя.