Ветер

       Первые лучи солнца касаются моего лица, и я открываю глаза. Бывшая майко все еще спит. Я на несколько мгновений задерживаю на ней взгляд, невольно залюбовавшись, но тут же одергиваю себя.        Нужно её разбудить. Осторожно дотрагиваюсь рукой до плеча неведьмы. Она слабо шевелится, и открывает глаза, сонно смотрит на меня.        — Пора.        Мэй кивает и с заметным трудом поднимается. Если я сегодня чувствую себя уже лучше, чем вчера, то гейша наоборот хуже — кажется, она едва на ногах стоит. Бледная, лишь на щеках её играет нездоровый румянец, и кашлять она стала чаще. Паршиво. В таком состоянии пешком до моего дома нам не добраться. Значит, нужно достать лодку. Благо, здесь неподалеку была деревня— помню, мы с Хонгом бывали там.        — Куда дальше? — спрашивает Мэй.        — Не передумала? — уточняю.        — Нет, — отвечает она решительно.        Ну что ж, вот и настал момент истины.        — В горы, — произношу я, и сталкиваюсь с непониманием в её красивых глазах, — Ко мне домой, — невольно делаю короткую паузу, — В деревню клана синоби.        Янтарные глаза гейши испуганно расширяются, она инстинктивно делает шаг назад:        — Ниндзя? — почти шепотом спрашивает она.        — Да, — киваю.        Дыхание её учащается. От взгляда на неё, внутри что-то неприятно ëкает и ворочается.        (Но ты уже доверила мне свою жизнь, Мэй. Неужели после того, как правду узнала, откажешься идти дальше? В страхе убежишь? Все так переменилось?)        — Про ниндзя ходит много слухов… — да, неведьма. И некоторые из них правдивы. Хмм… Справедливо, ты имеешь полное право меня боятся.        Мэй быстро берёт свои эмоции под контроль, и теперь выглядит совершенно невозмутимо, даже улыбку из себя выдавливает. Гейша…        Я в ответ лишь киваю ей. Не передумала. Наверняка решила, что если бы я хотел навредить ей, то давно сделал это, еще при побеге из города — бросил бы в тюрьме или убил.        — Отсюда вниз по реке. Затем поднимемся в горы, — произношу я, — Идти далеко… Я ранен, ты больна… Лодка нужна, выше по течению есть рыбацкая деревня. Жди здесь. Я вернусь до полудня.        — Поняла, — отвечает Мэй.        — Плохо выглядишь, — она недовольно хмурит брови:        — Не лучшие слова от мужчины, — не то имел ввиду, не так поняла меня. Гейша… В качестве извинения легко провожу рукой вдоль рукава кимоно неведьмы, не сводя взгляда с её лица, — Не обижайся, строгая. Я спрашивал, как чувствуешь себя?        От моих глаз не укрывается её смущение — как она переводит взгляд в сторону, смотрит на реку. Я усмехаюсь её реакции. По-доброму.        — Терпимо.        Бросаю последний взгляд на бывшую майко, и иду вдоль берега реки. Хорошо с ней будет все — мысленно говорю сам себе. Это место никто не найдет.        Вскоре добираюсь до деревни — в ней царит полная тишина. Рано еще, её жители спят. Хорошо. Лишний шум поднимать никак нельзя.        Это место, такое спокойное, залитое золотистыми солнечными лучами, вновь пробуждает воспоминания о доме. Коротко трясу головой, отгоняя эти мысли. Зачастили они — уже второй раз за последние сутки. Вероятно, сказалась близость возможной смерти…        Не вспоминать. Не думать.        У рыбацкого дома, находящегося у самого берега реки, обнаруживаю лодку. Бесшумно подхожу к ней и замечаю на дне небольшие припасы — её хозяин собирался с утра рыбачить отправиться. Одеяло, маленький крючок, тыквенная фляга и немного еды. Нам это будет очень кстати.        Бросаю беглый взгляд на дом. На дне моего мешка есть монеты, заплатить нужно — отчасти это решение навеяно воспоминаниями о родном доме. Да и в конце концов, негоже синоби обворовывать рыбака, подобно мелкому воришке.        Также бесшумно подхожу к двери и оставляю под ней несколько монет.        Собираюсь залезть в лодку, но тут краем глаза замечаю с правой стороны дома грушевое дерево. Плодоносит, несмотря на холодную осеннюю пору. Ловлю себя на мысли, что хочу порадовать неведьму. Надеюсь, кицунэ любят груши.        Еле слышно хмыкаю. Ну что ж, скоро узнаю.        Подхожу к дереву, тянусь к ветке, на которой висит сочная, спелая груша. От моих движений ранения вновь отдают болью, но в конце концов я срываю её, и довольно ухмыляюсь. Вот теперь точно можно к Мэй плыть.        Неведьма терпеливо ожидает моего возвращения, сидя на большом камне. Завидев на воде лодку, она подходит ближе. Помочь нужно, камни мокрые, легко упасть. Я выхожу из лодки, приближаюсь к гейше:        — Иди помогу сесть. Скользко, — говорю Мэй, протягивая ей руку. Она опирается на мою ладонь. На миг её лицо оказывается совсем близко с моим, и я завороженно смотрю на неё. Но магия момента длится недолго (к сожалению) — она рассыпается, растворяется в воздухе, когда бывшая майко забирается в лодку.        — Удобно?        — Да, — она улыбается, — Спасибо.        Протягиваю ей рисовый шарик, решив сберечь самый главный подарок на потом. Мэй вновь очаровательно улыбается мне в знак благодарности, занимая место на носу лодки.        Она с восторгом всматривается в проплывающий мимо пейзаж — в пёстрый осенний лес, в зеркальную речную гладь, в которой отражаются деревья-великаны и виднеющиеся вдалеке пики гор.        — Так красиво, — тихо произносит Мэй, — Признаться, я никогда раньше не покидала пределы города, в котором выросла. Не считая детства, но из него я мало что помню, — она выглядит немного бодрее, чем до этого. Коротко смотрю на неё — пришло время и для груши.        Протягиваю ей плод, спрашивая:        — Любишь? — Мэй кивает, и губы её растягиваются в лёгкой улыбке. Спустя некоторое время ощущаю на себе её взгляд — бывшая майко задумывается о чем-то. Вопросительно приподнимаю бровь:        — Ты только из тюрьмы… В тайнике были деньги? Откуда это все? — ах, вот оно что. Ухмыляюсь мгновенно пришедшей в голову идее и произношу:        — Уверена, что я заплатил?        Она хмыкает:        — Кража лодки для синоби — это как-то мелко. Не думаю, что ты обокрал рыбака, — она произносит это с уверенностью.        — Верно. В мешке было несколько монет, — Мэй довольно смотрит на меня, а после вновь переводит взгляд на окрестности.        Нужно набраться сил. Я ложусь на дно лодки, подкладывая руки под голову, скорость течения реки позволяет мне сделать это.        — Устанешь, или увидишь кого-то, разбуди, — говорю я гейше.        — Угу, — следует ответ.        В голове всплывает наш недавний разговор, а следом и её предыдущие слова и поступки. Вновь отмечаю про себя острый ум бывшей майко — она быстро и точно анализирует информацию. Свои мысли решаю высказать вслух:        — Умная. Сложно тебе жить будет, — чувствую на себе её взгляд. Ничего не говорит, хотя наверняка хочет.        На ночь приходится пристать к длинному, узкому острову, делящему реку на два рукава.        — До утра останемся здесь, — Мэй кивает. В янтарных глазах её — нездоровый блеск, на щеках — румянец жара. От взгляда на неё в моей груди рождается странное чувство — кажется… Это беспокойство…        — Холодно. Ты простужена, нужен огонь, — а ещё нам нужна еда.        Когда с костром было покончено, я говорю гейше:        — Грейся, — а после ухожу в поисках ужина. Мэй поднимает на меня мутные глаза, мелко дрожит, кивая.        И вновь это чувство.        Беспокойство.        Нахожу горстку мидий. Отлично. Значит, сегодня голодными не останемся. Вылавливаю их, складываю на большой лист лопуха. После этого возвращаюсь к Мэй.        При виде мидий она слегка оживляется:        — Будем жарить? — спрашивает.        — Да. Умеешь?        Неведьма качает головой из стороны в сторону:        — Гейш не учат готовке.        — Ясно. Значит, еда будет сытная, но невкусная, — произношу я в ответ.        — Тофу хотела научиться делать. Нравится очень. Но в окия всегда была чем-то занята, — признаётся неведьма, мягко улыбаясь. Неудивительно. Однако, есть в сказках хоть капля правды.        — Все кицунэ любят тофу. Каждый ребёнок знает, — Мэй слегка смущается, — К слову, превратись ты в лису, меньше замёрзла бы.        — Я не знаю, как это сделать, — она передергивает плечами, плотнее запахивая воротник.        Я достаю нож из мешка и начинаю открывать раковины моллюсков. Мэй подвигается ближе ко мне:        — Знаешь, почему на свадьбах подают суп из мидий? — даже сейчас она умудряется оставаться гейшей — хочет развлечь меня беседой.        — Там подают такой суп?        — Ты не бывал на свадьбах и даже не слышал об этом? — свадьбы, пышные торжества… Это все не для меня, Мэй. Это была твоя жизнь. Моя — противоположная.        В клане же все свадьбы были обговорены ещё с детства, и никто роскошных праздников не устраивал. Не принято.        — Нет, — гейша задумчиво хмыкает.        — Створки раковин очень трудно открыть, — да, сейчас я в этом ещё раз убеждаюсь, — Поэтому мидии символизируют двух любящих людей, неразрывно связанных друг с другом. На островах ни одна свадьба не обходится без этого супа. Постепенно это традиция прижилась и в других провинциях, — она делает короткую паузу, склоняя голову набок.        — Тебе интересно? — да. Слушать твой нежный голос — одно удовольствие.        — Да.        Мэй увлечённо продолжает, словно она сейчас не здесь — не сидит у костра на холодном, чужом берегу реки, а развлекает гостей в чайном доме. И лишь приступы кашля, периодически прерывающие её, напоминают, где она на самом деле находится. И что её, казалось бы предопределённое заранее будущее, скрыто в туманах.        — На островах не пользуются красными чернилами. Считается, если написать ими имя человека, то его постигнет несчастье или даже смерть.        — И имена врагов не пишут? — задаю я вопрос.        — Этого я не знаю, — отвечает Мэй, задумываясь над этим. А жаль. Есть у меня парочка имён на примете.        Все время, пока готовится наш ужин, она рассказывает мне истории. Признаюсь сам себе, что мне нравится её голос — и кажется, совсем неважно, о чем она говорит.        Я протягиваю ей уже готовые мидии, и Мэй без аппетита съедает несколько штук, подвигая оставшиеся мне:        — Я больше не хочу, — она слабо, даже слегка виновато, улыбается, на что я строго смотрю на неё. Так дело не пойдет, неведьма.        — Все съесть надо. Иначе сил не будет, — я возвращаю ей оставшиеся мидии, и Мэй с неохотой доедает свой ужин.        Эта ночь холоднее предыдущей. Отдаю дрожащей бывшей майко одеяло, и она посильнее укутывается в него, стараясь спрятаться от холода, укрыться от ледяного осеннего ветра. Чувствую её прикосновение к моей спине — она подвигается ближе. Я на миг оборачиваюсь, смотрю на её измученное лицо. Внутри вновь болезненно ëкает.        (Да что со мной?)        На следующий день Мэй становится значительно хуже. Просыпается с трудом, едва поднимается на ноги. Помогаю ей взобраться в лодку — потерпи ещё немного, красивая, скоро будем на месте.        Спустя какое-то время Мэй и вовсе впадает в беспамятство, бормоча под нос что-то неразборчивое: про убитую госпожу Сумико, про окия.        Как жаль, что из этого кошмара я не силах вытащить тебя, Мэй. По крайней мере, не сейчас.        В какой-то момент она тянет ко мне руку, и хватается за рукав кимоно, как за спасительную верёвку.        — Пожалуйста, не бросай меня, — едва слышно произносит. Я бережно убираю тёмные пряди волос с бледного лица неведьмы. Пальцами ощущаю жар её тела.        — Не бойся, — также тихо шепчу в ответ.        Я не брошу тебя, Мэй. Но и ты тоже не бросай меня.