Ветер

       Ощущаю осторожное, почти невесомое прикосновение к щеке и открываю глаза. Все еще жив. Вижу перед собой бледное обеспокоенное лицо неведьмы. Больше не лиса — смогла обратиться обратно.        — Колдуешь? — спрашиваю я, и голос мой звучит тихо и хрипло. Она облегченно улыбается мне:        — Нет. Я не… — знаю, что сказать хочешь.        — Помню, — прерываю её, и слабо улыбаюсь в ответ. Последнее мое воспоминание, перед тем, как погрузиться во тьму это то, как мы с Мэй пытались убежать от погони. У меня это не вышло… Тут же приходит осознание: это она. Спасла меня, не испугалась, ведь сама сильно рисковала, собаки могли легко настигнуть её и разорвать в клочья. Знаю по сказкам: кицунэ они особо ненавидят, — Мы еще не свободе. Почему не бросила?        — Как я могла? — она смотрит на меня так, словно я сказал что-то обидное для неё. Ну же, строгая, не сердись. Не все такие хорошие, как ты. Большинство стремится спасти лишь свою шкуру.        Я внимательно смотрю ей прямо в глаза. Внутри расплывается благодарность и… Восхищение. Смелая, сильная духом — вся жизнь перевернулась с ног на голову за один день, но держится стойко.        — Спасибо, — произношу я, на что Мэй кивает.        — Давай лучше рану осмотрю. Только я в этом не разбираюсь, — я осторожно приподнимаю одежду, перепачканную пылью и собственной кровью. Кое-как повязанная повязка сдвинулась вниз и тоже пропиталась грязью, — Это на скорую руку, когда из подземного хода выбирались, — бывшая майко внимательно и серьезно смотрит на меня.        — Тут прежняя рана разошлась, и что-то торчит, — она сдвигает брови к переносице.        — Стрела, я обломил её, — Мэй удивленно всплескивает руками:        — Как же ты шёл?        — Плохо и недолго, — наверняка, она никогда в своей жизни не видела таких ранений, не видела так много крови, — Не противно? — спрашиваю у неё, на что неведьма отрицательно качает головой:        — Я сочувствую. Как тебе такое в голову пришло? — произносит она тихо, а после добавляет уже громче и увереннее, — Что нужно делать?        — Мэй, — кажется, это был первый раз, когда я произнёс её имя. Красивое. Она окидывает беглым взглядом мое лицо. Задумывается, — Ты слушаешь? — с недовольством произношу я.        Она едва заметно вздрагивает и отвечает:        — Да, слушаю… — вот теперь да.        — Нужно вытащить стрелу. Возьмешь мой мешок, там игла, нитки, бинты. Зашьешь раны, — в глазах её мелькает сомнение:        — Ты всерьез?        — Да. Ничего сложного. В окия шить учили? — она утвердительно кивает на мой вопрос, — Я могу потерять сознание, но это ерунда. Сможешь? — она ещё несколько мгновений молчит, делает глубокий вдох и с решимостью смотрит на меня:        — Да.        — Отлично, — отвечаю.        Для удобства опираюсь спиной на ствол дерева. Она достает из мешка все необходимое, а я осторожно разматываю грязную ткань. Гейша бросает на меня взгляд, и её рука с зажатой в ней иголкой вздрагивает. Вижу, что боится. Но снова пересиливает себя. Рука её ложится на стрелу, она колеблется ещё несколько мгновений, и, приложив оставшиеся у неё силы, выдергивает стрелу. Сознание мое пронизывает острая вспышка боли, мир вокруг снова начинает погружаться во тьму. Качаю головой в сторону, стараюсь прийти в себя. Глаза против воли начинают закрываться. Нет, нельзя.        Вижу перед собой испуганное лицо Мэй и стараюсь сконцентрироваться на ней.        — Кадзу! — чувствую, как она касается моей руки, потом тыльной стороной ладони дотрагивается до щеки, — Кадзу, ты меня слышишь?        Смотрю на неё.        — Да, — она кивает, вздыхает с облегчением, — Осталось еще немного, — говорю я твердо.        Она промывает рану водой из бутыля, и я невольно шиплю от боли. Поплотнее стискиваю зубы, заставляя себя терпеть. Когда с этим покончено, Мэй тянется за иголкой с вставленной в неё ниткой. Лицо её сосредоточено, в глазах светится решимость.        Я выдерживаю недолго — от очередной порции сильной боли я вновь теряю сознание, погружаясь во тьму. Прихожу в себя только тогда, когда она заканчивает с раной. Я открываю глаза и смотрю на неё. Она белее снега, под глазами залегли темные круги.        Мэй выдавливает из себя улыбку, когда я прихожу в сознание. Рада тому, что жив и не оставил её одну. Тому, что справилась.        — Спасибо, Мэй, — благодарю я её, легко дотрагиваясь рукой до хрупкого плеча. Подбираю палку с земли и поднимаюсь. Как бы мне не хотелось остаться и отдохнуть — нам нужно идти.        Теперь я замечаю и в ее глазах восхищение. Да, красивая, часто в таких ситуациях оказывался, не так прост, как могу показаться.        — Сможешь идти? Уверен? — спрашивает она.        Я киваю ей, и иду вперёд. Дается мне это с трудом. Пошатываюсь и рукой опираюсь на дерево, сохраняя равновесие. Глубоко вдыхаю, прикрываю глаза. Вспоминаю слова учителя.        Когда прихожу в себя, делаю несколько шагов вперёд. Мэй молча следует за мной.        — Почему говоришь, что не ведьма? — спрашиваю у неё.        — Послушай, я… Не знаю, почему это произошло, — бросаю на неё беглый взгляд, Мэй выглядит совершенно растерянной, — Я не кицунэ. Обычная девушка из деревни. Почти всю жизнь провела в окия.        — Но ведь это не в первый раз? — она поджимает губы и признаётся:        — Второй. Оно само. Как и обратно.        — Ладно, а что было в конюшне? — она смотрит на меня удивленно, искреннее не понимает, — Дым, напугавший лошадей.        — Это разве не ты? — я беззлобно усмехаюсь, и рана в боку отдает болью.        — Нет. Солома начала тлеть сама по себе. Можешь отрицать, но это точно колдовство. Больше там никого не было, а из нас двоих только ты превращаешься в лису. Вывод?        — Я не вру! — возмущенно произносит она, хмурясь и поджимая губы.        — Я этого не сказал, — просто хочу разобраться. Понять сам и помочь тебе, красивая.        — Тебя магия вообще не пугает? — совершенно. Колдовство — не самое удивительное и далеко не самое ужасное из того, что мне довелось повидать.        — А должна?        — Другие боятся.        — Я многое видел, — произношу я, и после этих слов останавливаюсь и признаюсь, — Ты красивая, смелая, пусть даже загадочная, но уж точно не страшная, — от моих слов щеки её покрываются едва заметным румянцем.        — Где ты видел магию? — Мэй смотрит на меня внимательно, испытывающе. Сказать?        Сказать.        — Есть один колдун… Знакомый, — знаю, что в клане чужаков не любят. Знаю, что Такао будет недоволен. Но… Хочу помочь, если она сама этого пожелает.        Хочу помочь потому что помогла, спасла от смерти. Вернуть долг. Но помимо этого была и еще одна, неочевидная причина: я хорошо знаю каково это, когда привычная, спокойная жизнь в один миг рушится до основания. Когда ты остаешься один в этом мире, совершенно потерянный и напуганный и не знаешь, что дальше делать.        Мэй задумывается на миг, и произносит:        — Ты обещал проводить меня в безопасное место. Только пока, не пойму, кто я, такого места не найду, — короткая пауза, — Отведи меня к этому колдуну.        — Не факт, что он примет тебя приветливо.        — Все равно, — произносит она уверенно.        Обдумываю, что скажу Такао. Как объясню все. После этого говорю Мэй:        — Тогда нам нужно сворачивать к реке, — она кивает и следует за мной. Идти становится все сложнее и сложнее, слабость начинает накатывать на меня волной. Да и Мэй начинает все чаще кашлять. Тухло. Идем все медленнее и медленнее, и только к вечеру выходим к берегу реку.        От холодного осеннего ветра прячемся среди деревьев. Здесь безопасно, никто нас не обнаружит. Мэй начинает собрать хворост, и поначалу я помогаю ей с этим. Столько, сколько могу.        Бросаю взгляд на реку, вслушиваюсь в её плеск. Она напоминает о доме — не о том, что в горах. О другом — навсегда потерянном и почти забытом. В маленькой, уютной и спокойной рыбацкой деревушке. Там все было иначе — порой даже кажется, что это происходило и не со мной вовсе… Теперь от дома этого остался лишь пепел.        Я проваливаюсь в беспокойный сон, где мне снится родная деревня. Обрывки воспоминаний. Лицо отца. Лицо матери. Её ласковое прикосновение к моей макушке. Теплая улыбка. Запах чая из горных трав по утрам… Сказки перед сном… Кажется, в них даже было что-то о лисах…        Безмятежная и счастливая картина… Но в скором времени она сменяется на другую — ужасную, от которой кровь стынет в жилах. Где вся деревня охвачена пламенем, где самураи беспощадно убивают беззащитных крестьян. Одного за другим. Отчаянный крик боли звенит в ушах, в нос ударяет запах крови, въедается в кожу.        Я стою и смотрю на это со стороны, не в силах пошевелиться. Не могу помочь, не могу сделать хоть что-то. Вижу, как один из самураев замахивается клинком над моей матерью, хочу броситься к нему, остановить. Но не могу. Я совершенно слаб и беспомощен.        Я вижу её смерть — воин без малейшего сожаления и промедления убивает мою мать. Её кровь брызгает мне на одежду, на лицо.        И вот уже не самурай смотрит на меня, а Хозяин Белой Арены.        — Убью, убью, — срываются с моих губ слова обещания.        Осторожное прикосновение к плечу вырывает меня из цепких лап кошмара прошлого, и я открываю глаза. Это Мэй.        — Все в порядке? — тихо спрашивает она, и я вижу беспокойство в её янтарных глазах.        — Да, — теперь. До этого вытаскивала меня из беспамятства, теперь — из кошмаров прошлого.        Веки мои тяжелеют, и спустя какое-то время я вновь погружаюсь в сон, уже без сновидений и кошмаров.        Но и в этот раз просыпаюсь от её прикосновений — она проводит мокрой тряпкой по ключице, по руке. Это приятно. Даже очень. Жаль, если бы обстоятельства были иные…        Она отдаляется, слышу её тихие шаги, и за ними следует плеск воды. Уходит для того, чтобы прополоскать тряпицы. Все же это так странно, когда кто-то о тебе так заботится. Непривычно.        Вновь ощущаю её приятные, нежные прикосновения. Тонкие пальцы гейши скользят по моей груди и опускаются ниже, к бинтам. Приоткрываю глаза, и не самая удачная шутка вырывается из моих уст:        — Даже если ты очень постараешься… Боюсь, у нас сейчас ничего не выйдет, — даже в полумраке вижу, как вспыхивают её щеки. Смущается.        — Кажется, кто-то рискует получить мокрой тряпкой, — язвительно произносит она, — Ты и перед смертью ëрничать будешь, — я тепло улыбаюсь ей, чтобы не сердилась.        — Я закончу?        — Спасибо, — произношу я. Наблюдаю за гейшей из полуприкрытых век. Отблески пламени отражаются в её янтарных глазах, делая их ещё прекраснее.        — Спиной повернись, — произносит Мэй тихо, и я переворачиваюсь на здоровый бок. Нельзя отрицать то, что такая близость бывшей майко волнует, будоражит сознание.        Неведьма заботливо помогает мне одеться, а после вновь уходит к реке. Слежу за ней взглядом — даже сейчас, в таких условиях, движения её полны изящества. Она полощет тряпицы в воде. Замирает на миг, рассматривая своё отражение, словно зеркальная водная гладь может дать ответы на все её вопросы.        Замечаю, как Мэй тихо вздыхает. За столько времени — и ни единого слова жалобы вслух, ни единой слезинки. Другая бы на её месте давно бы сдалась, впала в панику и беспросветное отчаяние.        Возвращается ко мне, ощущаю, как она осторожно, робко обвивает мою спину руками, прижимаясь ближе. Становится значительно теплее. Что это, неведьма? Просто необходимость?.. Или же что-то ещё?        А как бы мне хотелось?.. В глубине души я знаю ответ на этот вопрос, и от него сердце мое ускоряет бег.        Но Мэй не трогаю и ничего не говорю — не хочу лишний раз смущать её. Все же она — гейша. Для неё такая близость мужчины — впервые, если не брать в рассчет тот случай в окия.        Прикрываю глаза, слушая мерное дыхание Мэй. Становится в разы спокойнее, и я сам в скором времени погружаюсь в сон. И в этот раз уже без кошмаров.