Да восстанет Империя.

[Определения в конце части.]       Копна ярко-алых волос заправляется растопыренными бледными пальцами назад, покуда высокий молодой человек взирает на меня темно-карими очами, с неуверенной улыбкой на устах ожидая реакции с моей стороны.       - На Игниависа похож, - бросаю я, отступая в сторону, чтобы молодой человек мог войти. – И где ж тебя так угораздило? – да, пожалуй, я видела что-то подобное на головах некоторых представителей местного населения, да в самых разных цветах. Никогда не понимала, чем их собственный цвет волос не устраивал? Они же не эльфы, чтобы по признаку этому разделять на «достойных» и «не особо». Да и в эльфов на Земле не верят. Они вообще ни во что, кажется, не верят.       - Мы не виделись почти пять лет и это первое, что ты мне решила сказать? – усмехается. В очередной раз убеждаюсь в том, что чем старше этот парниша становится, тем сильнее похож на своего покойного отца.       - А чего ты от меня ждал? – пять лет не такой большой срок, по сравнению с теми шестнадцатью годами, в течение которых мне пришлось составлять компанию девчушке, к коей совершенно никакого отношения я, впрочем-то, и не имею.       - Пламенного приветствия и распростертых объятий, - смеется со своих же слов, после чего проходит дальше, будто к себе домой, падает на диван, расставив ноги, да восстанавливает со мной зрительный контакт.       - В последний раз ты смотрел мне в глаза, когда признался, что собираешься заниматься блаженными делами лишь с представителями мужского пола, о чем я, впрочем, и не особо горела желанием знать, - отчего-то каждому из них всегда хотелось что-то мне рассказать, описать, поделиться, будто я добровольно записалась в чужие няньки.       Нет, меня это не беспокоило, мне было абсолютно все равно, хоть периодически я и могла позволить себе вступить в беседу с целью выразить личное мнение, аль предупредить о том, что повествующий повторяется в своих словах. Только вот, порой бывают и особые случаи, в которых, как я поняла, без того, чтобы кого-то утешить, дела не поправить. Причем проявление жалости порой оказывает влияние не только на саму ситуацию, но и на эмоциональное состояние собеседника. Забавное наблюдение.       Несколько дней назад Эйнар в слезах рассказывала мне о том, как ее отношения с каким-то молодым человеком сошли на нет. Я не особо интересовалась тем, кто он такой и с кем она пытается строить отношения здесь, на Земле. Я знала, что это бесполезно. Знала заранее, но не было смысла говорить ей об этом, тем более, сейчас, когда в ее памяти воспоминания о Границе и прежней жизни намертво заколочены в железный короб и навряд ли сумеют в ближайшие года вырваться наружу, беря во внимание факт того, что плачу за ее спокойную жизнь я, а опаздывать с оплатой я очень не люблю. По этой причине девчушка может быть спокойна, что проживет она в радости и в горе, но неизвестно, в компании ли кого-то кроме меня. У Границы были на нее другие планы и я не могла бы с уверенностью сказать, что она позволила бы Эйнар такую роскошь, как любовь, за своими пределами. Что касается меня... Я продолжу платить цену, а в любви не вижу никакого смысла. Ее придумали те, кто не был способен выносить одиночества, да кому в жизни разнообразия не хватало. Я не способна чувствовать любовь. Или разочарование. Или что-либо другое, что имеет привычку отзываться в груди непонятным ощущением.       «Почему так больно в груди, когда в жизни происходят неприятные перемены?» Она задала мне этот вопрос вчера и без понятия была, как на него ответить. До сих пор все мои ответы на ее вопросы строились на основе моего скудного понимания Земной жизни, ассоциаций с существованием народа на Границе, а также на основе всех тех старых потрепанных книжек и бумажек, которые я отыскала в своей хижине во время переезда и которые позже благополучно сожгла в печи. Я сказала ей, что это оттого, что часть ее души разрывается на части. Она, вроде как, отчасти успокоилась, но я не уверена, что поверила в сказанное мною. Если Граница мне представляется, как материальное существо, то отчего душа не может представляться такой же? Да и чем еще объяснить все те ощущения, о которых все говорят, когда испытывают сильные эмоции? Пожалуй, отличный ответ. Надо бы запомнить на будущее, если вновь кто-то решит поинтересоваться на этот счет.       - Что-то не так, - красноволосый молодой человек опирается локтями о свои согнутые колени, скрещивает пальцы кистей перед собой, слегка наклонившись корпусом вперед. Он часто так сидит, посему в его позе мне не привиделось ничего особенного. – Ты же тоже это чувствуешь?       - Похолодало. Да, это ощущается. Здесь холода приходят позже, чем в Империи, - заставляю голос стать тише ближе к концу предложения, негоже говорить о Границе в присутствии Эйнар, кто знает, какие последствия могут вызвать знакомые наименования у того, кого заставили о них позабыть. – Думаю, она не ощущает, но ближе к февралю каждый год у нас странное предчувствие, Сервай. Этому нет смысла поражаться.       - Я не об этом. Это «что-то» ощущается иначе, будто совсем не то, что бывает каждый год, - только теперь замечаю легкую обеспокоенность молодого человека, нервно перебирающего кольца на длинных бледных пальцах. Одно из них ему подарила я – то, что с выгравированной надписью на даблорском. «Тот, что ступает по землям иных». У меня было много колец, только я совершенно позабыла, откуда они взялись. – Ничего странного не происходило в последние дни? Как давно цветет кадупул?       - Какой кадупул? – за пару мгновений вспоминаю, что в углу в компании еще нескольких цветов стоит кадупул, который Сервый умудрился достать на каком-то острове за баснословные деньги, да притащить сюда со словами о том, что он непременно должен быть неподалеку от тех, кто хранит память о Границе в своей душе. Как по мне, как он слишком драматизирует порой. – А... - не удивлена. Я редко замечаю какие-то перемены в совей квартире, тем более в цветах. Похоже, расцвел. Еще и днем. – Не знаю. Я не слежу за его цветением круглые сутки.       - Ей уже двадцать лет. А тут цветущий кадупул. Не боишься, что ведьмы надумают заявиться в гости в поисках спасителя, убедившись окончательно в том, что бездействие Первого перемен в Империю не привнесет? – да, пожалуй, он слишком драматизирует. Слишком остерегается восстановления связей с Империей и, тем более, возвращения. Правда, в последнем я сомневаюсь. Даже гадать не стоит. Имея возможность открыть портал в любой момент, уверена, он бы мог уже давно воспользоваться ею, дабы поглядеть на нынешнею жизнь на Границе.       - Ведьмы? Даже если они и вздумают объявиться, им придутся уйти ни с чем. Они «пуста», я освободила ее от воспоминаний. И даже если им удастся их ей вернуть, Сила не появилась ни разу на протяжении шестнадцати лет пребывания на Земле. Возможно, она даже утратила способность использовать ее. К чему было ждать шестнадцать лет, чтобы сейчас прийти за ней? Они либо глупы, либо, как и всегда, преследуют собственные цели.       - А как же предсказания о спасителе, что сумеет освободить Империю от проклятого дитя? – гребанные предсказания гребанных ведьм. Эти сумасшедшие иногда появлялись у нас в селении. В подобные дни у меня ужасно чесался лоб и болело левое колено. На месте Сервая я бы и читать их не стала.       - Бредни старухи, которая решила развлечь себя и всех обделенных сказочкой о том, что однажды всем воздастся по заслугам, - о чем-то подобном я слыхала и на Земле. Кажется, люди все-таки во что-то верят. Только вот, не в то, во что нужно. Ждут чуда, даже представления не имея о том, какова может быть за него цена и будут ли они способны ее в нужный срок оплатить.       - Право твое – верить, аль нет. Но я тебя предупредил...       - Ты был там, не так ли? – перебиваю, решив, что предупреждениями могут разбрасываться лишь те, кто уверен в чем-то наверняка. – Видел выжженные земли, голод в деревнях и растущее войско Императора, не так ли? Молчит. Видел. Наверняка, видел. И похуже того доводилось и мне узреть в снах. Только вот, на то они и сны, что оставляют за собою полосу веры в неправдоподобность зримого. Реальность такой возможности давать не привыкла. Все всегда взаправду. И никакое самовнушение не гарантирует силы позабыть увиденное.       - Не в таких красках, но видел, - произносит спустя пару минут повисшей между нами тишины, поднимается на ноги. Теперь он выше меня на пол головы. А я убеждаюсь в том, что все-таки Граница диктует мне по ночам картинки не столько с реального положения народа в Империи, сколько со своей собственной больной головы. Если она у нее, конечно, есть. – Народ бедствует, но положение не критично, еще есть надежда...       - Ты лелеешь веру в то, что она сумеет что-то изменить, - констатирую факт и уверена, что он и сам не станет возражать сказанному. – Да, так и есть. Я не знаю, хотелось бы мне вернуться обратно. Но если возникнет необходимость – мы вернемся, Сервай. Ты и она – чтобы творить правосудие и порождать перемены. Я – чтобы наблюдать. [Определения:] Игниа́вис– птица с ярко-красным оперением на крыльях и серым в области живота, короткимклювом, схожим с тем, что у попугаев, да длинным хвостом, словно у павлина, ноне распускающимся. Может быть сравнима с образом жар-птицы в земной мифологии.