Да восстанет Империя.

[Определения в конце части.]       Меня редко заботило то, что сталось с Империей, что сейчас творится на Границе, скольких людей и нелюдей пришлось тамошнему народу потерять. Не будучи частью ее истории, мне не следовало вмешиваться в перипетию событий, отчего и реже других, к примеру, Сервая, сама задавалась вопросами о судьбе пограничных земель. Однако, иногда во мне возникала мимолетная искра интереса, а разум подталкивал на размышления о том, кто мог бы оказаться ответственным за то, что трагедию не предотвратили, не остановили переворот и не сохранили относительный баланс на континенте. Я бы назвала Первого. Судя по первостепенным известным мне деталям. Беря во внимание все его могущество и силу, которые, по рассказам мудрецов моего прежнего селения, превосходили силы любого смертного, ибо сам Первый являлся бессмертным, полагаю, этот белобрысый бездельник мог бы предотвратить случившееся и с легкостью свернуть шею захватчику по одному лишь щелчку пальцев. Только вот, я понятия не имею, с кем пришлось столкнуться Империи, кто стал переломным моментом в ее истории, ведь, своими глазами не узрела пока предателя, даже во сне. Пожалуй, и не хотела бы знать и узреть. Это не мои проблемы. Даже ели и доведется вернуться обратно, Хермитс не имеет никакого отношения к Империи, меня это не волнует. Да и постоять я за себя сумею, раз уж на то пошло. Что касается Первый... Он бессмертен, но не всемогущ. И если к происходящему имеют отношение Хранители, аль всевышние силы – полагаю, даже его силы не в состоянии будет выдержать бойню супротив захватчиков.       Я узнаю его. Даже на подобном расстоянии. Белоснежные волосы, приглаженные назад, столь же белоснежная короткая борода, старый дублет с воротником из шкуры вулпи́и, широкие плечи, сильные руки... И такие пустые глаза, будто декады веков не оставили в нем ничего, кроме бездонной пропасти, постепенно заполняющейся разочарованием в собственных силах. Наверное, если бы я была бессмертной, сумела бы понять причины принятого им ряда решений. Наверное... Мне никогда не понять его, а тем более того, отчего из всего числа выдающихся шаманов и отшельников Империи, в гости на Восточную Стену наведывалась именно я. Смешно. Смеюсь ему прямо в лицо, а он корчит улыбку в ответ, будто и не подозревает, что я вижу и чувствую его неприкрытую тоску, разрывающую порой на части легкие. Первый определенно знает, что я все вижу. За тысячи лет жизни на континенте он, пожалуй, любого как открытую книгу прочтет с первого же взгляда. Но не в моем случае. Во мне нечего «читать». Я – пустышка, лишь очередной способ этой клыкастой и вредной зверюги-Границы зафиксировать в чьей-то памяти значимые события собственной же истории. Будто писателей на то мало. Но он смотрит, корчит улыбку, наблюдает.       - Бесполезно, - нарушаю молчание, ощущая, как эта молчаливая игра в гляделки начинает надоедать мне. – Чего тебе надобно? Просто так Первый никогда не является ко мне. Точнее, я к нему. Размечтайтесь, чтобы этот старый хрыч поднял свою задницу с удобного кресла и заглянул к кому-то.       - Как дела у Наследницы? – выглядит абсолютно равнодушно, и я бы не сказала, что его это как-либо беспокоит, учитывая его собственную безопасность в личном «логове» на Восточной Стене.       - Приходи и сам погляди, ничего, ведь, сложного, учитывая все то, что о тебе рассказывали мудрецы, с пеной у рта доказывая мне, что я избранная, раз уж довелось завести с тобой знакомство, - выдаю все в лицо, совершенно не чураясь фамилиарностей, ведь, не вижу той величественности и наводящей ужас моги, коей весь народ чуть ли не поклоняется. – Сидишь тут, на Стене, в Империи появляешься мимолетно по великим праздникам, раз в тройку тысячелетий, - передо мной лишь уставший от всего и обреченный на вечное существование с самого начала времен молодой кареглазый мужчина, коему на вид не дашь более тридцати годов.       - Значит в порядке, - отводит взор в сторону, в профиле выглядит еще более обреченно. Что же, не мне судить о чужих духовных муках. – Ты хоть и делаешь вид безразличной ворчливой старухи, но за девчушкой приглядываешь. Кошмары теперь на тебе, а?       - Благодарю вас, превеликий, сегодня вы меня от них избавили своим присутствием, - знаю, что звучу, возможно, надменно, знаю, что он может убить меня даже на подобном расстоянии, но мне плевать. Это не моя забота. Сколько суждено – столько и проживу. - Наперекор судьбе не пойдешь, Итами́. И если ты хотел узнать мое мнение – делай, что посчитаешь правильным. За твоими плечами шесть тысяч лет – гораздо больше моих нескольких годов осознанной памяти. Вновь поворачивается ко мне. Он мудр и одновременно так глуп, будто мальчишка, все еще не сумевший повзрослеть за все то время, что довелось прожить, и за все те трудности, чрез которые довелось пройти. Я не могу помочь ему. Не в моих силах заполнять пустоту внутри других людей. Наследница – вынужденная мера. Меня никто не спрашивал, да и усилий я никаких не прилагала, просто приглядываю за ней из чувства простейшей привычки. Не более.       - Ты все отрицаешь собственную причастность к происходящему, но, вместе с тем, продолжаешь принимать участие в ходе истории, - усмехается, будто только что раскрыл все мои карты, которых я, собственно, и не прятала. Будь у меня желание, определенно попросила бы его заткнуться к чертовой матери и не тратить мое время на свои глупые реплики о том, что я делаю, а что нет. Но желания у меня нет. Во снах всегда так – даже рта зачастую открывать не хочется.       - А ты все говоришь загадками, думая, что я ответов на них не знаю, - на самом деле я не так умна и всезнающа, какой могу показаться, просто мне нравится так думать, так отчего же не заставлять и других считать меня именно таковой?       - Порой я бываю удивлен тому, что ты все не можешь вспомнить меня, - приближается. Медленно, но не рассчитывает шаги, просто ступает, ведь, прекрасно осознает, что угрозы с моей стороны ждать нет смысла. Останавливается лишь тогда, когда оказывается на расстоянии в сего в один шаг, а меня посещает желание отступить на шаг назад, ведь, не люблю, когда посторонние слишком сокращают дистанцию. Однако остаюсь на месте. Не хотелось бы, чтобы Первый решил, что я боюсь его, вот и пытаюсь избежать контакта.       Поднимает руку, ладонью ко мне, протягивает еще ближе, будто чего-то ожидая. Не нарушаю зрительного контакта, но краем глаза замечаю, как мелькнул блик света на широком кольце на безымянном пальце его правой руки. Он всегда его там носит, не раз замечала. Наверняка, осталось от прежней жены, коя покоится с миром уже, кажется, добрые пять с половиной тысяч лет. Никогда не интересовалась, по какой причине ему вообще вздумалось заводить отношения, зная, что его бессмертие сыграет с ним из-за этого плохую шутку. Если не сразу, то намного позже. Сыграло. Поднимаю руку в ответ, только левую, чтобы оказалась на одном уровне с его рукой, касаюсь ладонью его ладони, заставляю кисть замереть в этом положении. Его рука значительно больше моей, пальцы длиннее, что кажется мне необычным, ибо моя рука не мала отнюдь, в отличие от миниатюрных ручонок молоденьких худощавых девчушек, коих повстречаешь на каждом шагу на континенте, стоит за порог хижины лишь выйти.       - Прекрати, - произношу спокойно, размеренно, не желая выдавать того, что довольно сильно ощущаю, как ударяет что-то тяжелое в виски, отдает головной болью, а потом заставляет в очах потемнеть. – Я не помню тебя, Итами. Я ничего не помню помимо последних семнадцати лет. Ничего. И ты об этом знаешь.       Ничего не отвечает. Лишь одергивает руку. Просыпаюсь. Темнота комнаты обволакивает меня, пытаюсь хоть что-то разглядеть, но это оказывается бесполезной попыткой. Падаю обратно головой на подушку, прекрасно понимая, что уже не усну до утра. Поворачиваю голову на бок, циферблат на тумбочке показывает 02:15. Прекрасно. Самое время для начала нового дня. И чего ему вздумалось со мной беседы вести временами? Бесполезный старый хрыч, который не в состоянии взять в руки себя, а потом и всю Империю, оставленную на произвол судьбы. Или и вправду не может? [Определения:] Вулпи́я. Млекопитающее сравнительно небольших размеров, рыжего, либо серого окраса. Идентична земной лисе, однако, хвост вулпии на четверть длиннее будет.