Цвет камелии

— Чёрт возьми, — тихонько ругнулся Нагито, скривившись. По рукам его стекал бордовый, маркий сок. Тёмная жидкость пропитала манжеты; пришлось закатать рукава, чтобы спрятать пурпурные, неаккуратные пятна; впиталась она и в белый бинт через левую ладонь, смешавшись с кровью. Порез, по неосторожности оставленный самому себе ножом, всё саднил от контакта с соком. Гадость какая. Зерна граната, похожие на рубины, постепенно наполняли фарфоровую чашку. Неопытные руки Нагито превратили часть из них в кашу; в каждой багряной капле на поверхности матовых зерен и белоснежного фарфора блестели отражения ламп. Будто чаша драгоценных камней. Комаеда нашёл бы в этом своеобразную красоту, но он ненавидел этот фрукт, и ненавидел себя. — Вам стоило бы найти более подкованного слугу, знаете, Камукура-сама, — фыркнул он, ссыпая десяток зернышек к остальным. — Меня все устраивает, — с непоколебимым спокойствием ответил Изуру из другого конца комнаты. Взгляд его не отрывался от книги. С самого появления в академии этот человек не поучаствовал больше ни в одной игре. Новость о том, как легко Нагито проиграл, расползлась по школе с катастрофической скорость. Никто не решался приблизиться к неизвестному им чудовищу; сам же Камукура будто и не хотел больше играть. С каждым днём Нагито убеждался, что корень всех его проблем — он сам. Если бы не паршивое желание доказать непонятно кому, что он здесь — главный, кто-нибудь другой сейчас бы чистил гранаты и нарезал грейпфруты для этого человека. — Посредственно, — прокомментировал Изуру, получив из багровых от сока рук своего слуги тарелку с цитрусовыми дольками и сомнительными разводами на краях. — Это кровь?.. — Я в своей жизни никогда не держал в руках ножа, господин, — Нагито состроил недовольную мину. — Ты сам вызвался сделать для меня что-нибудь, — Камукура выбрал самую ровную дольку и невозмутимо вонзил в нее зубы. А что Комаеде оставалось делать? Он никогда не видел такого отношения к питомцу. Камукуре будто плевать, ходи за ним хвостом или избегай совершенно. Он не просил больше ни о чём со дня их знакомства; Нагито это даже как-то задевало. Конечно, слуга из него никчёмный. Но он, как минимум, ценный союзник — бывший авторитет. Он принял новую роль ручного щенка с предвкушением, с томлением голодной, неприкаянной души; надеялся, что Камукура найдет ему применение. А в итоге Нагито чистит ему гранаты. Но какую-то часть его испорченного нутра сложившаяся ситуация всё-таки тешила. В конце концов, пока он единственный, кому позволено знать, каково это — проиграть Камукуре. Этот катарсис он эгоистично мечтал сохранить для себя. — Вам стоит завести еще одного слугу, если я недостаточно хорош, — осторожно начал он, когда Изуру зачерпнул горсть зерён из предложенной ему чашки и всмотрелся в них оценивающе. Пятна сока расцвели и на его ладони. — Ты не справляешься сам? — бесстрастно поинтересовался Камукура. — Я без труда приведу тебе помощника. Комаеда отвёл взгляд. — Вам решать, Камукура-сама. — Меня все устраивает. — Изуру закинул горсть зерен в рот. Что за бесплодные разговоры. Не дождавшись больше ни слова, Нагито отвернулся, сложил руки на груди. — Ты можешь быть свободен, — раздался голос Изуру позади. — Не хочу, — ответил Нагито. — Слуга должен быть со своим господином. Ужасно, что вы этого не понимаете, Камукура-сама. Академия вас невзлюбит. Вы будете в большой опасности. Ответом послужила тишина. Когда он уже подумал, что действительно не интересен своему хозяину — до такой степени, что тот не хочет даже отвечать ему, его шею опалило чужое дыхание. От того, как быстро и беззвучно Камукура переместился, у Нагито сердце рухнуло. Действительно, чудовище. — Тогда останься со мной навсегда и защити меня, — его голос разлился в воздухе ядом. — Как и полагается цепному псу. Комаеда обернулся — и все произошло слишком быстро. Твердые, липкие от сока руки сцепились на его талии, губы прижались к губам. У него моментально подкосились ноги, он затрепетал в хищной хватке, как пойманное насекомое. Нагито почти болезненно замычал, когда в его рот толкнулся чужой язык. Только когда Камукура отстранился — слишком быстро, на вкус Комаеды — тот заметил, что во рту у него после поцелуя оказалось несколько зерен граната. Прокушенные, они оставили на языке кислый, сводящий зубы характерный привкус. — И как мне это понимать? — безбожно краснея, Нагито медленно сполз на бархатистый ковер. К горячей щеке он прижал слабую ладонь. — Как хочешь, — о невозмутимости Камукуры можно было слагать стихи. Он снова опустился в кресло и подобрал брошенную книгу. Парадоксально, но Нагито чувствовал себя только хуже — теперь он не просто бесполезный щенок, но щенок, которого нужно баловать. Который напрашивается на внимание хозяина и получает подачки в ответ. Что за цирк. Он уткнулся лбом в бархатный подлокотник и закрыл глаза. *** Улыбка у Селестии, как у карикатурной марионетки — тонкий красный полумесяц, острый, наигранный, отталкивающий. Спина у нее прямая, весь её силуэт как струна, такой же жесткий, напряженный. Её ладони устроились на ажурной юбке, стальной коготок припрятан под белоснежной ладонью. Селестии страшно, Нагито знал точно. Она периодически бросала на него свои пронзительные взгляды. Ему было неловко смотреть в ответ. Он знал, что она тут — из-за него; её, как агнца на заклание, отправили отыграться у Камукуры и приволочь обратно из сумрака его душонку. Нагито было неловко и потому, что он знал — она обречена. Студсовет не понимал, с кем имеет дело. Студсовет уповал на ошибку выжившего. Камукура напротив Селес, комично на неё похожий. Те же чёрные, как нефть, волосы струятся по плечам; тот же интенсивный красный в глазах. По его правую руку, будто на привязи, Нагито, которому приходится наблюдать очередной неизбежный крах. Неизбежный, потому что: — Боюсь, я не заинтересован в том, чтобы сыграть на своего слугу, мадмуазель, — французское произношение Изуру так хорошо, что у Селестии подёрнулось нижнее веко. — Между нами, как бы так сказать… pacte avec le diable. — Тогда не удивляйтесь, если ставка будет абсурдной, Камукура-сенпай, — Селес раскрыла веер, чтобы спрятать за вышитыми розами напряжение. — Репутация, которую вы зарабатываете, дорогого стоит. Как насчёт пятисот тысяч – для начала? Изуру ей улыбнулся; Нагито не видел, но знал, по тому, как округлились в непритворном ужасе глаза Люденберг. Сам он с кислым видом прикусил щёку. Студсовет готов отдать ужасно много денег на то, чтоб вернуть себе блудного пса, но у Изуру, вот так повезло, все деньги Нагито. А у Нагито их нечеловечески много. Дилер — высокая, светловолосая, на глазу чёлка, вид угрюмый — принялась разворачивать свежие колоды. Каждую разложила по бархату веером, чтобы убедиться в целостности набора, и смахнула в стопку обратно. Старательно перетасовала. Камукура опустил ладони на подлокотники, расслабленно откинулся назад. Их мизинцы с Нагито соприкоснулись, его будто обдало горячей водой. Моментально вспомнился тот поцелуй, стало душно. Только Комаеда хотел спрятать руки за спину, чтобы больше не чувствовать такого, странного, как хозяин поймал его безвольную ладонь и переплёл их пальцы. Кожа у него была красивого бронзового оттенка, бархатистая, рука Нагито в его руке трупно белела. — Ты на моей стороне? — спросил Изуру. — …Конечно, — севшим голосом ответил он ему. И Нагито даже не нужно было смотреть на стол, когда карты оказались перед игроками; он знал, что перед Камукурой лёг кровавый туз червей и пиковый король. — Блэкджек, — прокомментировал Изуру свой выигрыш. — Ещё одну партию, мадемуазель? Под своими конфетными румянами Люденберг побледнела еще сильнее. *** Они покинули классную комнату, где разворачивалась игра, богаче в два раза, при лавровой ветви безупречной победы. Ноги у Комаеды были ватные; он не понимал, что с ним, не понимал, как способен чувствовать так ярко. Ему не хотелось, чтобы Изуру играл против кого-то ещё, но даже сегодня, даже игра против Люденберг будто случилась для него. Чтобы он снова понял, к кому попал, чтобы не сомневался в том, как его хозяин хорош. — Ты весь горишь, — заметил Камукура. — Потрясён? Пальцы Нагито потянулись к багровым пятнам на щеках. Колени у него дрожали. В пустом коридоре — только они вдвоём, приятно пружинящий под подошвами алый ковёр и пряный, невесомый запах красного дерева. Слабыми руками он коснулся чужих плеч — токнул Камукуру к стенке, безрассудно, в наивной надежде, что тот поддастся его глупому порыву, и он действительно повиновался. Узловатые пальцы Нагито сцепились на чёрных лацканах алого жакета, больной взгляд впился в бесстрастное лицо. — Потрясён? — переспросил он. — Я в ужасе. Они все в ужасе. Ты сам дьявол. Что-то в выражении лица Камукуры, неуловимое, плавающее, выдало его удовольствие. — Этого я и добивался, — глаза у него тёмные, бесовские, без единого отблеска жизни. Потупив взгляд, издав слабый стон, Нагито рухнул перед ним на колени. — Тогда не переставай, — Атлас его брюк приятно холодил его горящую щеку. Ладони Комаеды сползли по сильным бедрам. Голос его подвёл, тело его подвело, он уткнулся лицом ниже живота Изуру, выдохнул горячо и прерывисто. — Сделай это со мной ещё раз, и ещё, и ещё. Заставь меня чувствовать, Изуру, господин, пожалуйста. Его рука зарылась в волосы Нагито и настойчиво потянула, заставила запрокинуть голову. Комаеда тяжело сглотнул под взглядом сверху, и от того, насколько жалким оказалось его положение, расплавленный металл растёкся по его венам. — Найдём другое место, — предложил Камукура, и Нагито жарко кивнул, насколько хватило ему свободы. *** На глазах выступили горячие, колкие слёзы, когда твёрдая плоть упёрлась ему в горло. Нагито зажмурился, проглотил подступившую тошноту, вязкую горечь на языке и своё унижение, дрожа всем телом. Ему было больно, жутко, его тело не оставляли в покое разряды незнакомого электричества. Ну и пытка. Камукура разжал кулак, и Комаеда отстранился со влажным, грязным звуком, выпустив его член изо рта. Он хрипло и шумно дышал; горло саднило, всё его лицо было в мокрых подтёках, должно быть, безобразное. Он стёр с губ слюну и с глаз слёзы манжетой, сделал глубокий вдох и взял в рот снова. — Не торопись, навредишь себе, — Изуру зарылся в его сырую чёлку пальцами, открыв его лицо своему взору, пока Нагито пытался насадиться на него до основания; он отрицательно промычал что-то. Он хочет, чтобы это ему навредило. Он хочет, чтобы Камукура его разрушил. Пока глаза были затянуты поволокой слёз, нельзя было разглядеть его безразличного лица; были только его сильные, направляющие руки, жар его тела глубоко у Нагито в глотке, его приглушенный голос. Вот бы раствориться в его присутствии совершенно, стать продолжением него. — На лицо, пожалуйста, — хрипло взмолился Комаеда, потираясь лицом о влажный ствол, жмуря один глаз, по-шлюшьи высовывая язык и собирая капли предэякулянта с розоватой головки. Он влюбленно провёл носом по всей длине, осыпал её раболепными, невесомыми поцелуями. Его губы снова сомкнулись на чужом члене, твёрдая хватка на волосах вернулась, и уже не он двигался, а его — использовали, насаживали, как вещь, разрывая на части, вбиваясь безжалостно. Колени его ныли, слёзы текли по щекам безостановочно. Каждое движение вырывало из его груди болезненные стоны. Всё было как во сне, и было правильно. Пусть бы только это никогда не прекращалось, думалось ему. Это то, чего он хотел все это время; то, в чем нуждался. Резко, Камукура отдёрнул его от себя, заявляя Нагито вскрикнуть. Нечто тёплое, скользкое, густое покрыло ему лицо. Нагито облизнул перепачканные губы, тяжело, тяжело дыша. С последним толчком белёсой жидкости он рухнул, утыкаясь лицом Изуру в бедро, пачкая ему штанину. — Прости, я мерзкий. — Доволен? — поинтересовался у него хозяин. — Да, да, — голос у Комаеды совсем сел. — Спасибо, боже, спасибо… Наконец-то его томительная жажда, что накапливалась все это время, утолена. Прежде он не жил, существовал — теперь, будто прежде неприкаянный дух, он нашёл упокоение. Здесь его место и последнее пристанище, в руках Изуру. — Оставь меня при себе навсегда, — вторит Комаеда его недавним словам, по-собачьи льнёт к ласкающей его руке. — Защити меня. Не дай… вернуться обратно. Во тьму, к тоске, туда, где мне никогда не было места. Изуру не отвечает, но нужды в этом нет. Клятва между ними уже заключена – и Нагито остается только ей довериться.