Театр Золотых Кукол

Сезон дождей прерывает мысли о зеленой, цветущей весне. Каждый раз он начинается неожиданно, когда люди ожидают солнца и долгожданного покоя от ветреной зимы. Дни, прикрытые туманом и снегом, сменяются днями с ледяными стенами холодного дождя. В этом году вода уже затопила сады, и некоторые деревья пострадали. Жители города, как и в любое другое время, прячутся за дверями кофеен, ресторанов и магазинов на главной улице. Посиделки дома встают поперек горла, а давние знакомые хотят увидеться. К тому же, кому показывать новые платья и костюмы? Неизменны только вечера у Не Хуайсана, наполненные сплетнями и скандальными историями. Конечно, они до сих пор не могут превзойти осеннюю дуэль между Не Минцзюэ и Мэн Яо. Иногда об этом тоже говорят — почти никто так и не узнал, что там все-таки произошло. Время, кажется, тянется бесконечно, хотя прошла всего неделя. Лань Сичэнь неизменно каждый день приезжает в центр, чтобы встретиться с Мэн Яо. И неизменно получает ответ, что его нет дома. Иногда об этом говорит пожилая женщина с острой улыбкой, иногда — юноша, каждый раз отрывающийся от книги, стоит Лань Сичэню появиться. У дверей Театра Золотых Кукол под завесой дождя толпятся люди, но он не знает, что происходит. Ему хочется узнать это от Мэн Яо. Но Мэн Яо всегда отсутствует. Дни похожи друг на друга: серость, репетиции, неясная тревога. Лань Сичэнь старается наблюдать за происходящим вокруг него, и он видит только заметно повеселевшего дядю и младшего брата, делающего все, чтобы говорить еще меньше, чем обычно. Это выглядит так, будто что-то все равно проходит мимо. Но Мэн Яо не отвечает на приглашения приехать и короткие письма, которые Лань Сичэнь на третий день стал передавать лично. Он что-то упускает. Он знает об этом, потому что даже водитель автомобиля смотрит на него с подозрением и сожалением одновременно. Перед дверью к пассажирскому сидению растеклась лужа. Лань Сичэнь садится с другой стороны, но грязь с земли все равно остается на носках ботинок. Дождь барабанит по крыше. Статичная картина, будто кто-то из богов забыл, что бывает другая погода. — Туда же? — спрашивает водитель, стуча пальцами по кругу руля. — Да, — Лань Сичэнь кивает и отворачивается к окну. Автомобиль выезжает на скользкую дорогу. Людей нет, конечно, их нет. Никому не нравится мокнуть под дождем, но Лань Сичэнь вспоминает, как Мэн Яо постоянно жаловался на него и говорил, что единственная погода, заслуживающая существования, это яркое солнце и безветрие. И чтобы все равно не было жарко. Это довольно забавно, учитывая, что на побережье такого почти не дождешься. Разве он никогда не думал уехать? Почему, даже прославившись, оставался здесь? Должно быть, Мэн Яо никогда не признается, в чем настоящие причины. Лань Сичэнь никогда не спрашивал, полагая, что он может рассказать, если захочет. Машина незаметно въезжает в исторический центр, наполненный гулом механизмов. Он едва уловимый, но его всегда можно услышать, если не привыкнуть. У Театра Золотых Кукол снова стоят люди. Они что-то кричат, и Лань Сичэнь гадает, связано ли это с самим театром или с тем, что Мэн Яо решил сделать из прилегающей территории площадку для протестов. Вряд ли ответ понравится Лань Сичэню, поэтому он не открывает окно и смотрит сквозь мутное стекло на слишком простые одежды людей. Такие не ходят на спектакли. Они вообще редко становятся достаточно видимыми, чтобы хоть немного их разглядеть. Отсюда до квартиры Мэн Яо всего ничего, можно было бы пройтись пешком, если бы не непогода. Обычно они так и делали, даже если шел дождь. Это похоже на маленький ритуал, вроде сотни других, которые Лань Сичэнь точно так же замечал и удивлялся, как хоть кто-то допускает мысль, что Мэн Яо не думает ни о чем, кроме славы и денег. В этом человеке существует целый мир, и Лань Сичэнь не знает, кого благодарить за его доверие. Вероятно, самого Мэн Яо. Машина останавливается у знакомого дома. Лань Сичэнь много раз думал, правдива ли история про архитектора, или это еще один ритуал Мэн Яо. Должно быть, над таким он бы не шутил. За эту неделю скопилось слишком много простых вопросов, которые раньше никогда не хотелось задать. Ощущение, словно он ускользает. Но это ведь не может быть правдой. Лань Сичэнь выходит из автомобиля, и водитель складывает ноги на приборную панель. При дяде он бы не позволил себе такого, но Лань Сичэню все равно. Слишком много шума ради мелочей. В любом случае, сейчас это не имеет никакого значения. Не ему же потом садиться за руль. Главное, чтобы машина была в порядке. Это глупо. Зачем вообще о таком задумываться? Мысли цепляются друг за друга, и выходят какие-то мелочи. Странное чувство — словно что-то не дает посмотреть на полную картину. На первом этаже снова сидит тот юноша. Он сосредоточенно читает книгу, и Лань Сичэнь с удивлением видит на обложке название Ветхого завета. Он усмехается, и юноша торопливо откладывает книгу, поджимая губы. Он не улыбается, как обычно, только смотрит. Лань Сичэнь подходит ближе. — Я могу навестить господина Мэн? — спрашивает он, почти не надеясь на вразумительный ответ. — Я не понимаю, почему вы приходите, — честно говорит юноша. — Его нет дома. Даже если бы и был, я бы вас не пустил. — Почему? — Лань Сичэнь замечает стопку газет, лежащую на широкой стойке. — А, ну… — юноша задумчиво кусает палец, — все об этом говорят. Мне его немного жаль, ну, что так вышло. — О чем ты? — Так… — он отводит взгляд и неуверенно продолжает, — а вы разве не?.. Я думал, вы пытаетесь утешить его и все такое. Вот, — юноша протягивает одну из газет, — почитайте. Газета недельной давности. Она открыта на статье, и Лань Сичэнь почти сразу понимает, что ничего хорошего там не увидит. Фото Цзинь Гуаншаня заняло почти полразворота. Они с Мэн Яо совсем непохожи, и от этого становится даже неприятнее. Лань Сичэнь старается вчитаться в слова, но с каждым столбцом белый шум в голове становится все громче. Всего лишь правда о Цзинь Гуаншане, задержанном у дверей его собственного банка. Имена внебрачных детей и их незавидная судьба. Манипуляции, позволившие ему стать одним из самых богатых людей Китая. Фабрика Вэнь Жоханя, обанкротившаяся за несколько дней, дом моды мадам Цинь, исчезнувший за неделю, соглашения между Цзинь Гуаншанем и Цзян Фэнмянем после помолвки Цзинь Цзысюаня и Цзян Яньли. Правда, которой никто и никогда не давал шанса быть услышанной. Лань Сичэнь знал о том открытом письме, но он не представлял, как много Мэн Яо смог выяснить, всего лишь пару лет поработав на Цзинь Гуаншаня. Конечно, это сделал он. Пояснения, графики и копии документов, по которым фабрика Вэней прошла по всем подставным сделкам. Сотни обманутых горожан, никогда не читавших договоры. Десятки разрушенных жизней, потому что Цзинь Гуаншань тянулся к богатству, как дракон, оправдывающий фамилию. Будто это все имеет значение, когда денег слишком много. Жадность, алчность, безнаказанность. Взятки. Бесконечная вереница, в которую втянуло слишком много людей. И никто из них не посмел сказать ни слова. Всего лишь слова и цифры, которые приговорили Цзинь Гуаншаня. И Лань Сичэнь не понимает, в чем дело, пока не доходит до последней части статьи. Вэнь Цин говорила, что это навредит Мэн Яо. Увидев правду, люди захотят только больше. И он предложил занятную историю о том, как открылся Театр Золотых Кукол. Очередной внебрачный ребенок Цзинь Гуаншаня, сирота, умудрившийся быстро завоевать шаткую репутацию в банке. Шантаж этим самым письмом, чтобы исполнить свою мечту и открыть театр, которому суждено стать великим достоянием эпохи. Деньги, отчего-то врученные лично испуганным Цзинь Гуаншанем. Всего лишь. Такие вещи мог знать только Мэн Яо. Конечно, если бы он опубликовал это без упоминания Театра Золотых Кукол, это было бы обнаружено. Необходимый риск, как стрелять в себя или идти к отцу, которому ничего не стоит избавиться от нежелательных свидетелей. Лань Сичэнь не понимает, зачем. Что такого произошло, что Мэн Яо решился это опубликовать? — Благодарю, — говорит Лань Сичэнь, протягивая газету обратно. Юноша смотрит на него с сочувствием и интересом. — Понятия не имею, кто это написал, но я бы его боялся, — с нервным смешком произносит тот. — Кто знает, может, мы все в чем-то провинились? — Неделю назад, — почти шепчет Лань Сичэнь. — Что? А, ладно, — юноша мотает головой. — В общем, как-то так. Я думаю, все образуется, но все-таки разъяренная толпа перед Театром Золотых Кукол немного напрягает. — Толпа? — переспрашивает Лань Сичэнь. — А вы не видели? — юноша перегибается через стол. — Удивительно, как можно столько не замечать. Не в обиду, конечно, это я так. Они требуют закрытия театра и грозятся сорвать завтрашнюю постановку. Лань Сичэнь смотрит на него — почти мальчишку — и сам не понимает, как можно было не заметить. Если бы он больше слушал людей или хотя бы пытался понять, а не каждый день ездил по городу, думая, что в чем-то виноват. Почему Мэн Яо ничего не сказал? Слишком много вопросов. Разве они не бесполезны, когда все случилось? Но он говорил. Тогда, почти месяц назад. Лань Сичэнь вспоминает его слова об отце и о приходе Цзинь Цзысюаня. Нужно было настоять на том, что они могут разобраться со всем вместе. Нужно было спросить у него, как он решил поступить. Но Лань Сичэнь не сделал ничего. Думал ли об этом Мэн Яо, когда нес письмо в издательство? Вряд ли. Проблем у него точно было больше, чем возможности остановиться и попросить о помощи. Лань Сичэнь невольно делает шаг назад, покачнувшись, и чувствует, как внутри все стягивает от напряжения и тревоги. Прошла неделя, и он не может ничего исправить. Это… честно говоря, это очень больно. Лань Сичэнь прислоняется спиной к стене, и юноша за стойкой, пожав плечами, снова принимается читать книгу. Кажется, что-то на христианскую тему. В голове туман. Странно осознавать, что Мэн Яо ничего не говорил. Он исчез, и Лань Сичэнь даже не смог поговорить с ним. Ему хочется остаться здесь и подождать, но это будет еще хуже. Нужно успокоиться и понять, что делать дальше. Сейчас у него не получится подобрать слов. Их вообще нет, и сильной стороной Лань Сичэня всегда была музыка. Он не знает, сколько так стоит. Вряд ли очень долго, потому что его никто не пытается выгнать. Этот ребенок, должно быть, либо слишком отчаянный, либо слишком честный. С Лань Сичэнем редко говорят так, будто он ничего не понимает в этой жизни. А может быть, юноша просто не знает, кто он. В любом случае — ему следовало бы быть осторожнее. Кто-то заходит в дом быстрым шагом, и Лань Сичэнь видит только вспышку золотого. Ему почти кажется, что вернулся Мэн Яо, но у человека другой голос. Знакомый. Он тоже интересуется, здесь ли Мэн Яо, вздыхает и наконец поворачивается к Лань Сичэню. Цзинь Цзысюань выглядит обеспокоенным, но все таким же безупречным. Кажется, банком теперь управляет он. — Господин Лань, — он едва кланяется, — мы можем поговорить на улице? — Конечно, господин Цзинь, — Лань Сичэнь отходит от стены. Они выходят на улицу, где только перестал идти дождь. Если бы не ряды домов, можно было бы увидеть радугу. Цзинь Цзысюань смотрит, как люди начинают выходить на улицу, продолжая свои разговоры. Лань Сичэню кажется, что все это не совсем реально. В последний раз он видел Цзинь Цзысюаня на дне рождения его сына, и это было… давно. Прошло почти полгода. — Вы ищете моего брата? — спрашивает Цзинь Цзысюань, повернувшись к Лань Сичэню. — Не вы один, к сожалению. — Он ведь не уехал? — Лань Сичэнь только сейчас осознает это. Мэн Яо мог просто уехать. — Нет, — Цзинь Цзысюань хмурится, — он не отменил премьеру. Я слышал, это что-то важное. — Да, — Лань Сичэнь опускает голову, — что-то важное. — Я не должен это говорить, но вам явно не очень хорошо, — замечает Цзинь Цзысюань. — Должно быть, я невероятно плохой брат. Вы знаете, почему А-Яо решил опубликовать эти исследования? — Он говорил с вами об отце, — говорит Лань Сичэнь. — Не совсем, — Цзинь Цзысюань вздыхает, снова переводя взгляд на прохожих. — Я просил его опубликовать это письмо, надеясь на его… скажем так, природную доброту. Его это не убедило, потому что, как он справедливо заметил, это бы принесло ему необъятное количество проблем. Лань Сичэнь не отвечает, даже если пауза Цзинь Цзысюаня значит, что он должен что-то сказать. Тот вздыхает, задумчиво провожая взглядом белый автомобиль. Его собственный, конечно же золотой, стоит рядом. Водитель читает утреннюю газету и курит трубку. Не неприятно ли потом сидеть в прокуренном салоне? — В общем, А-Яо согласился из-за того, что отец захотел сделать с театром Гусу то же самое, что и с фабрикой Вэнь Жоханя, если вы понимаете, о чем я, — наконец произносит Цзинь Цзысюань. — Я знаю, А-Яо вряд ли хотел, чтобы вы об этом узнали. Особенно от меня. Мне бы хотелось, чтобы вы поняли, почему он так поступил. А раз здесь его все равно нет… думаю, нам пора прощаться. — Конечно, господин Цзинь. Лань Сичэнь смотрит, как Цзинь Цзысюань быстро садится в машину и уезжает. Тяжесть внутри становится невыносимой, и Лань Сичэнь едва доходит до автомобиля. Он чуть ли не вваливается на заднее сидение, и водитель странно хмыкает, посмотрев на него. Словно все это было очевидно, и только Лань Сичэнь ничего не видел и не слышал. Он думал, что делает все правильно. Дома начинает казаться, что с этим ощущением невозможно справиться. Лань Сичэнь оставляет пальто на вешалке, поднимается к себе и ложится на кровать. Он молча смотрит в потолок, не зная, о чем думать. Мыслей нет. Ничего нет. Внутри только безнадежность и медленно растущее раздражение, потому что Мэн Яо правда мог рассказать ему. Он не должен был поступать так и исчезать. В дверь стучится Лань Ванцзи. Лань Сичэнь наконец садится и предлагает ему зайти, но тот стоит на пороге, глядя на него с нечитаемым выражением во взгляде. Обычно так смотрел Лань Сичэнь, когда у брата появлялась очередная безумная идея, связанная с Вэй Усянем, и им приходилось долго разговаривать, чтобы Лань Ванцзи хоть немного пришел в себя. — Ты в порядке? — спрашивает тот, искренне пытаясь заботиться. Лань Сичэнь улыбается, но выходит изломанно. — Нет, но это пройдет, — обещает он. — Все наладится. И все становится не совсем безнадежным, потому что Лань Сичэню нужно всего лишь поговорить с Мэн Яо и помочь ему. Это не недостижимая цель, всего лишь разговор. Лань Сичэнь встает и обнимает Лань Ванцзи, чувствуя себя не настолько бессильным. От младшего брата всегда исходит холодное спокойствие, и Лань Сичэнь даже не думал о том, как сильно тот вырос за несколько лет. Они вместе спускаются вниз, и Лань Сычжуй довольно рассказывает об изучении рыб и том, что он хочет работать исследователем. Лань Сичэнь не смеется, потому что мальчик все воспринимает серьезно, но это кажется забавным. Вряд ли А-Юань сможет стать исследователем. Или кем-то, кроме музыканта. Если, конечно, не сбежит из дома. Позже ему придется понять цену таланта и влияния близких. Ужинают, как и всегда, в тишине. Дядя иногда бросает на Лань Сичэня быстрые взгляды, но ничего не говорит. Вставая из-за стола, он просит зайти в его кабинет, и уходит, хромая. Погода влияет на колени. Лань Сичэнь напоминает себе вызвать доктора в ближайшее время, благодарит брата и племянника за совместный ужин и идет вслед за Лань Цижэнем. Кабинет не меняется уже много лет, и ощущения в нем такие же, как в юности. Лань Сичэню невольно кажется, что он слишком маленький для дядиного стола и книжных полок до самого потолка, но он садится в кресло и ждет, что скажет Лань Цижэнь. Это должно быть важно. — Это тебе, — дядя протягивает ему небольшой конверт. — Мэн Яо попросил передать, когда заходил. — Он был здесь? — Лань Сичэнь слишком быстро забирает конверт с билетом. — Да, — Лань Цижэнь вздыхает, — он попросил оставить этот разговор между нами. Учитывая, что он сделал, я не могу нарушить свое слово. — Хорошо, — Лань Сичэнь встает. — Спасибо, дядя. Я ценю это. Ночью ему снится что-то темное и жуткое. Мэн Яо говорит с ним, но он не слышит слов, и это похоже на пытку. Словно Лань Сичэнь просто не может его понять, но это неправильно, и ему казалось, что Мэн Яо доверяет ему, что он действительно знает, о чем тот думает. А потом Мэн Яо ускользает от него, и Лань Сичэнь чувствует, что его больше нигде нет. Совсем. Во сне все эмоции обостряются и раскаляются до предела, и вот это действительно невыносимо. Пробуждение похоже на глоток свежего воздуха. Лань Сичэнь быстро собирается, даже не спустившись на завтрак, и снова уезжает. Впервые за долгое время он не просит везти его к дому Мэн Яо. Вместо этого он едет в Театр Золотых Кукол. Возможно, там будет больше ответов, чем в безжизненном коридоре с ребенком, читающим Ветхий завет. Сегодня светит солнце. Двери магазинов открываются и закрываются, дамы и кавалеры, пытающиеся поспеть за ними, ходят по улицам и разговаривают о чем-то своем. Лань Сичэнь думает, что ему хочется, как в первые встречи, точно так же гулять с Мэн Яо, не задумываясь ни о чем, кроме тепла влюбленности в груди. Ему хочется увидеться. Толпа простых горожан, кажется, за день стала только больше. Автомобиль останавливается рядом, и сначала Лань Сичэнь думает, что действительно сможет пройти к дверям. Но вблизи толпа оказывается гораздо плотнее, а люди в ней — злее и отчаяннее. Чего они пытаются добиться? Лань Сичэнь слышит их слова, и он не может поверить, что они говорят о Мэн Яо. Он быстрым шагом обходит театр, пока не находит неприметную дверь. Рядом с ней сидит Сюэ Ян, рассматривающий стену соседнего здания. Лань Сичэнь окликает его, и тот, вздрогнув, поднимает голову. Они впервые видятся наедине, и в чертах Сюэ Яна проскальзывает болезненная молодость и слишком большая ответственность для человека его возраста. — Я бы написал вам сам, если бы мне кто-нибудь хоть что-то сказал, — Сюэ Ян встает на ноги и открывает дверь, пропуская Лань Сичэня. — Я думал, Мэн Яо просто где-то развлекается. — Мне казалось, что вам он расскажет в первую очередь, — говорит Лань Сичэнь, пока они идут по коридору к мастерской. — Он никогда не говорит со мной о своей херне, — Сюэ Ян пожимает плечами. — Терпеть не могу читать газеты. Там слишком много слов. Лань Сичэнь кивает, и они заходят в мастерскую. Сюэ Ян подходит к одной из кукол, смотрит на нее несколько секунд и кривится. Лань Сичэнь садится в одно из кресел. Он вспоминает осенний разговор с той девочкой. Сяо Цин. Запоминающееся имя, если есть нужные ассоциации. Сюэ Ян садится напротив и скрещивает руки на груди. — Спасибо, что написали мне, — говорит он, глядя в пол. — Всегда пожалуйста, — Лань Сичэнь едва улыбается. — Боюсь, А-Яо никому не хотел говорить об этом. — Похоже на него, — Сюэ Ян усмехается, — он не любит говорить о себе. — Разве? — удивляется Лань Сичэнь, — мне казалось… — Должно быть, с вами это не так, — добавляет Сюэ Ян. — Я думаю, вам он доверяет. — Надеюсь, вы правы, — говорит Лань Сичэнь. — К сожалению, сейчас мы вряд ли найдем этому подтверждение. Сюэ Ян кивает и ничего не отвечает. Он задумчиво смотрит на Лань Сичэня, переводит взгляд на сломанную куклу и снова опускает взгляд. Гул, слышимый во всем Театре Золотых Кукол, будто смешивается с мыслями Сюэ Яна. Получается странный глухой звук. Это просто воображение, но все равно… — Вы очень ему близки, господин Лань, — быстро произносит Сюэ Ян. — Я хочу, чтобы он был счастлив, он этого заслуживает, так что если вы… — Не сомневайтесь. Я понимаю, что вы имеете в виду, — Лань Сичэнь позволяет себе прикрыть глаза всего на мгновение. С искренним Сюэ Яном сложно справиться. — И что? — Я действительно люблю А-Яо. И сейчас я хочу лишь помочь ему. — Ладно, — Сюэ Ян немного успокаивается, — вы правильно ответили. — Это была проверка? — Не знаю, — Сюэ Ян пожимает плечами. — В любом случае, вы ее прошли. Он все равно выглядит немного потерянным. Словно чего-то не достает. И Лань Сичэнь решается сказать ему то, что Мэн Яо, видимо, сам не до конца понимает. — Вы тоже очень близки А-Яо, — говорит он. — И он тоже хотел бы для вас счастья. — Вы так думаете? — Сюэ Ян вскидывает голову. — Я уверен, — мягко произносит Лань Сичэнь. — Кажется, мы с вами и госпожа Цзян его единственные друзья. Сюэ Ян недоверчиво смотрит на него, но что-то в его взгляде меняется. Он резко встает и начинает ходить по мастерской, периодически натыкаясь на полусобранную куклу. Лань Сичэнь не слышит, что он шепчет себе под нос. Но Сюэ Ян возвращается к нему с довольной улыбкой. — Вы правы, господин Лань, — он садится на подлокотник. — Я давно об этом не думал. — Вы что-то решили? — Я поговорю с ним перед премьерой, — обещает Сюэ Ян. — Он послушает меня. Я никогда не думал, что ему нужна моя помощь, но если так… — он на мгновение замолкает. — Только приходите на спектакль, без вас ничего не получится. — Хорошо. Обещаю, я приду. Сюэ Ян кивает и возвращается к кукле, которую никак не может починить. Он недолго возится с ее грудной клеткой, и Лань Сичэнь с интересом наблюдает за ним. Сюэ Ян открывает дверцу и с удивлением достает перепачканный маслом осколок стекла.