Театр Золотых Кукол

В полумраке почти ничего не видно, но свет лучше не включать. Вероятно, вещи и воспоминания тогда проступят чем-то болезненным. Вероятно, тогда будет еще сложнее принять уже тысячу раз принятое решение. Ничего, так бывает. Мэн Яо уже привык, что все идет так, как он решил. Только почему-то на глобальные планы это не распространяется. Он разбирает старые бумаги и вещи в кабинете в Театре Золотых Кукол. О том, что он здесь, лучше не знать никому. Так будет проще. Осталась последняя пьеса, и ему придется в последний раз выйти на сцену и попрощаться. В последний момент пришлось менять концовку «Баллады о мечте», и теперь несказанных слов не останется. А если и останутся, то им лучше никогда не звучать. Сложно делать вид, что эмоций не осталось, когда получилось быть честным с собой. Мэн Яо смотрит на печатную машинку на своем столе. Это единственный сохранившийся подарок матери. Слишком бесполезно, чтобы везти с собой. Здесь в принципе нет ничего стоящего, и в основном Мэн Яо занимается тем, что разглядывает безделушки и вспоминает, как они оказались здесь. Он становится слишком сентиментальным. Корабль в Европу отплывает через неделю, но Мэн Яо так и не определился, куда ехать из Лиссабона. Можно было бы задержаться там, но ненадолго. Лучше снять небольшой дом где-нибудь в Италии, чтобы оставить большую часть вещей. Их слишком много, даже если взять только половину. А брать еще меньше — сущая глупость. Нельзя отказывать себе в комфорте. Мэн Яо опускается в кресло и закрывает глаза. Он так давно не заходил сюда. В последний раз он был здесь с Лань Сичэнем, но это почти не вызывает чувств. Ему, кажется, уже не может быть хуже от таких мыслей. В конце концов, его жизнью был театр, и сейчас это прощание с ним. Всего лишь Театр Золотых Кукол, правду о котором узнали люди. Всего лишь мир, в котором Мэн Яо заставил себя быть счастливым. Он помнит, как сидел в этом кабинете и постоянно переписывал самый первый сценарий. Каждое слово должно было быть совершенным, быть на своем месте. Премьера постановки почти стерлась из памяти, но долгая дорога к идеалу только началась. Мэн Яо тогда не мог поверить, что люди слышат и видят его мысли, что его мечта исполнилась. Он никогда не задумывался, чего эта мечта стоит. Теперь все будет по-другому. Пройденный путь во второй раз будет самым обычным, а растущая известность перестанет иметь значение. Мэн Яо не собирается писать ничего нового в следующие несколько лет. Пусть за границей сначала увидят все то, что он сказал в Театре Золотых Кукол. Это чуть ли не мелочно, но разве можно ставить спектакли и знать, что здесь их никто не увидит? Больше не придется работать со своими людьми. Куда они пойдут, когда театр закроется? Слишком поздно об этом думать, но Мэн Яо правда жаль. Он надеется, что Сюэ Ян найдет свое место. Может быть, вернется в мастерскую Вэй Усяня, и сломанных кукол заменят машины и двигатели. Может быть, он сможет начать свое дело. Для всех, кто здесь работал, Театр Золотых Кукол — хорошая рекомендация. Мэн Яо заставляет себя не беспокоиться. Он может позволить себе думать только о своей маленькой трагедии. «Баллада о мечте» начнется через два часа. Мэн Яо встает и оглядывает беспорядок, устроенный в поисках хоть чего-то стоящего. Ему нечего отсюда забирать. Это и к лучшему. Перевезти нужно много. Мэн Яо чувствует себя слишком уставшим, чтобы тосковать из-за вещей. Вещей, которые когда-то привели его к вершине. Тяжело думать, что в итоге он оставляет после себя. Всего лишь воспоминания, старую печатную машинку и здание театра, которому суждено было блеском и красотой затмить солнце. Мэн Яо выходит, чувствуя себя измотанным. Он надеется, что его команда до сих пор следует правилу и не остается в театре во время постановок. Как и прежде, это время остается только для него и его мыслей. — Хоть с кем-то я могу попрощаться правильно, — тихо говорит Мэн Яо. Он ведет пальцами по стене, едва улыбаясь. Темные коридоры, слышавшие все его тайны. Они никому не расскажут, конечно, они не расскажут, но Мэн Яо боится оставлять этот мир без самого себя. Кто напишет новую историю? Кто будет читать куклам их реплики, забывая собственный текст? Кто пройдет здесь и скажет, что все правильно? Мэн Яо создал Театр Золотых Кукол, но будут ли они существовать друг без друга? Будет ли продолжением Театра Золотых Кукол то, что он создаст в Европе? У Мэн Яо нет шанса завести семью, и он думает, что Театр Золотых Кукол — его единственное наследие. Никаких детей и покладистой жены, никакой любви и обязательств. Только одно место и разбитое сердце, потому что это необходимо. Таким, как он, нельзя привязывать и привязываться. Можно только создавать искусство и наблюдать за людьми. Можно быть идеалом и быть знаменитым. Совсем скоро Мэн Яо станет великим драматургом, и не этого ли он хотел больше всего на свете? Он не слышит шагов, погруженный в собственные мысли. Ему не хочется слышать ничего, кроме самого себя. Чужие слова могут переубедить или ранить. Чужие эмоции могут пошатнуть веру в свою правду. А это неправильно. — Я тебя искал, — слышит Мэн Яо. Он поднимает голову, и это становится слишком. Нужно развернуться и уйти, но Сюэ Ян стоит перед ним, искренний и честный, и так тоскливо видеть его и знать, что все оказалось зря. Мэн Яо больше ничем не может помочь ему, и хочется только спросить, хватило ли того, что он делал столько лет подряд. Он не спросит, конечно, ему нельзя об этом спрашивать. Придется скучать по Сюэ Яну и его резким словам. — Я же просил не приходить перед постановками, — говорит Мэн Яо, поджимая губы. — Экстренный случай, шеф, — Сюэ Ян криво усмехается. — Давай поговорим. В полумраке коридора в его глазах отражается свет от боковых ламп. Мэн Яо не знает, чего ждать от Сюэ Яна сейчас. Он вообще не знает, чего ждать от мира теперь, когда все случилось, а двери театра до сих пор штурмуют бедняки и требуют справедливости. Где Мэн Яо может ее найти? Может быть, она и правда где-то здесь, а он в упор не видит? — Нам не о чем разговаривать, — Мэн Яо разворачивается, чтобы уйти, но Сюэ Ян хватает его за руку. Неоправданные прикосновения. — Хватит убегать от проблем, — Сюэ Ян заставляет его смотреть на себя, — хватит бегать ото всех. — А ты лучше знаешь, что мне делать? — тихо спрашивает Мэн Яо и скидывает его руку со своей. — Точно не уезжать и не кидать всех, — замечает Сюэ Ян. — Я тебя знаю, и ты бы ни за что не уехал. — А ты все узнал, конечно. И что я должен делать, и как бы я поступил. Мне плевать, кто тебе сказал, что я уезжаю, но это переходит все границы. — Какие границы? — Сюэ Ян подходит почти вплотную. — Ты себя слышишь? — Слышу, — Мэн Яо заставляет себя стоять на месте. — И я не понимаю, что тебе от меня нужно. — Я не хочу, чтобы ты издевался над собой, я понимаю, тебе тяжело сейчас, но… — Понимаешь? — перебивает Мэн Яо. — Это моя жизнь, черт возьми. Почему ты так говоришь? — Ты был счастлив в последнее время, — тихо говорит Сюэ Ян, — я никогда не видел тебя таким. Ты правда хочешь от всего этого отказаться? — Счастлив? — повторяет Мэн Яо, — какое отношение это имеет к моему отъезду? Сюэ Ян недоверчиво смотрит на него, и этот взгляд похож на ледяную реку. Мэн Яо не должен так говорить с ним, и потом он будет жалеть об этом разговоре, но сейчас ему хочется не давать Сюэ Яну ни единого шанса. Это выбор Мэн Яо, так пусть он уважает его, если не может принять. Если ему и этого мало, то о каком понимании может идти речь? — Ты ведь любишь Лань Сичэня, и ты любишь свой театр. Ты не можешь отсюда уехать и сделать вид, что это ничего не стоит! — Любовь, — Мэн Яо почти смеется, — чувства — это всего лишь расходный материал. Они не должны определять ничего. Я уезжаю, потому что так будет лучше для всех. Когда-нибудь ты это поймешь. Мне все равно, что ты думаешь, я просто хочу получить то, что я заслужил. И мой отъезд — это закономерный этап на моем пути. Если ты этого не понимаешь, как ты смеешь говорить, что знаешь меня? — Замолчи, — Сюэ Ян хватает его за плечи и начинает трясти. — Ты вообще осознаешь, что ты говоришь? — Ты был такого хорошего мнения обо мне, и сейчас я разрушаю этот образ, да? — спрашивает Мэн Яо. — Наверное, неприятно разочаровываться, но такова жизнь. Я всего лишь хочу прославиться. И больше ничего. — Заткнись! — Тебя так это злит, — задумчиво говорит Мэн Яо. — Ты правда был так уверен во мне? — Я твой друг, а не херня какая-то, прекрати, блять, пороть чушь! — кричит Сюэ Ян ему в лицо. — Ты считаешь меня другом? — Мэн Яо где-то находит презрение для этого вопроса. — Жаль. Я даже не задумывался об этом. Сюэ Ян смотрит на него с такой искренней злостью, что он даже не сразу чувствует. Щеку обжигает болью от пощечины, и Сюэ Ян сам отшатывается в ужасе. Его рука опускается с заметным опозданием. Мэн Яо прикасается пальцами к горящей коже, и что-то холодное, мерзкое и яростное в нем просыпается окончательно. — Ты… — Шеф… — Ты уже наговорился, — Мэн Яо поднимает руку, заставляя его замолчать. — Мне все равно, что ты думал. Мы не друзья, и никогда ими не были. Разговор окончен. Прощай, Чэнмэй. Уже все равно на постановку. Мэн Яо туда не пойдет. Не после этого разговора. Он уходит от Сюэ Яна, заставляя себя не оборачиваться. Ему не о чем жалеть — больше он ничего не сможет сделать. Может быть, когда-нибудь, вспоминая об этом, Сюэ Ян найдет в себе силы простить его. Так будет лучше для него, он умеет ненавидеть, и так ему будет проще справиться с потерей. О себе Мэн Яо устал думать. — Не бросай меня. Пожалуйста. Сюэ Ян не видит, как Мэн Яо вздрагивает. Он медленно оседает на пол, не понимая, почему так произошло. Ему просто хотелось помочь, хоть раз сделать что-то, что не испортит никому жизнь. Сюэ Ян почему-то вспоминает, как Сяо Синчэнь улыбнулся ему, прощаясь, и попросил быть осторожнее. Больше он ничего не сказал. Потом Сюэ Ян долго искал скрытый смысл в его последних словах, думал, что это был намек, думал, что Сяо Синчэнь хотел бы, чтобы он его остановил. Должно быть, он действительно этого хотел. Но не от Сюэ Яна. И, как ушел Сяо Синчэнь, сейчас исчезает Мэн Яо. Всего лишь два человека, сделавшие для Сюэ Яна все и отказавшиеся принимать от него хоть что-то. — Слышали? — спрашивает он у стен, — ублюдок. Теперь я тут главный. Это не играет никакой роли, но Сюэ Ян все равно чувствует ответственность. Он не может позволить Мэн Яо исчезнуть так, чтобы об этом узнали лишь через месяц и удивились для вида. Что бы тот ни сказал, Сюэ Ян все еще его должник. Он не смог спасти жизнь Сяо Синчэню, и это всегда будет его виной, но сейчас у него есть хоть что-то. Он уходит готовиться, чувствуя себя разбитым. Вряд ли можно что-то исправить, и Мэн Яо скорее сожрет свой самый толстый сценарий, чем возьмет свои слова назад, но Сюэ Ян все равно надеется. «Баллада о мечте» начнется совсем скоро, и ему самому нужно заводить кукол и произносить речь после спектакля. Час до премьеры тянется бесконечно. Сюэ Ян снимает одежду, пропахшую маслом и гарью, и переодевается в обычную. Она ненамного лучше, но хотя бы чистая. Конечно, ему далеко до изящного блеска Мэн Яо, как до звезд. Теперь во всех смыслах. Но раз этот кретин ушел, то зрители потерпят. Сюэ Ян идет за кулисы и нажимает на кнопку звонка. Раньше Мэн Яо не позволял прикасаться к ней никому. Вцепившись в деревянную перекладину, Сюэ Ян наблюдает за постановкой. Он не знает реплик, но видит, как идеально двигаются куклы, слышит, как перепады температур и натянутые и расслабленные жгуты меняют интонацию их голосов. Здесь должен стоять и волноваться не он, но эти куклы — его единственная отдушина. — Значит, это конец, — слышит Сюэ Ян. Кукла, исполняющая роль главного героя, опускает бокал с вином. На сцену выходит Смерть, наблюдая, как человек, которому она дала шанс исполнить мечту, умирает в одиночестве в неверном свете свечи. Сюэ Ян видел концовку этой пьесы. Она должна была закончиться не так. Она, черт возьми, кончалась не так. Зал погружен в тишину. Как и за кулисами, там теперь тоже тьма и лишь журчание механизмов. Овации оглушают Сюэ Яна, и ему почти кажется, что это для него. Он выходит из темноты закулисья, и весь свет включается разом, оставляя его наедине с сотнями людей, пришедших посмотреть на великолепие Мэн Яо. — Я не умею говорить красиво, как это делал господин Мэн, — громко произносит Сюэ Ян. — Он не смог попрощаться с вами сегодня, но попросил меня передать: он уезжает в Европу, чтобы покорить публику и там. Это была последняя постановка в Театре Золотых Кукол. Шум и разговоры разом заполняют огромный зал. Сюэ Ян видит, как поднимаются люди, чтобы подойти к нему и узнать подробности, но он ни за что не будет говорить с ними. Он ждет совсем другого, хоть кто-то же должен оправдать его ожидания. Сюэ Ян садится, свесив ноги со сцены. Ему некуда спешить. Лань Сичэнь похож на сломанную куклу: Сюэ Ян слишком часто чинил их и знает, как они выглядят. Только гораздо бледнее, чем их золотые лица. — У меня не получилось, — Сюэ Ян грустно улыбается. — Он должен был пойти домой. Я ставлю все на вас. Лань Сичэнь ничего не отвечает и уходит, не понимая, что произошло. Все, чего ему хочется сейчас, это наконец поговорить с Мэн Яо и убедить его в том, что еще ничего не решено. Они справятся с этим вместе. Что бы ни случилось, Лань Сичэнь хочет помочь ему. Но сердце так быстро бьется, и страх просачивается из теней. Он распахивает дверь машины и кричит водителю, чтобы он быстро ехал к дому Мэн Яо. Лань Сичэнь не может опоздать сейчас. Он не может сделать вид, что ничего не происходит и ему нужно просто подождать, пока Мэн Яо захочет разговаривать. Лань Сичэнь сжимает ключ от его квартиры в кармане. Водитель не смотрит на него, когда он выходит из автомобиля. Поскользнувшись на ступеньке, Лань Сичэнь чуть не падает в лужу. Он дает себе пару секунд, чтобы собраться с мыслями и осознать, что нужно сказать. В голове пусто, и Лань Сичэнь просто распахивает двери и идет вперед, не обращая внимания на слова юноши за столом. — У меня есть ключ, — говорит он. Юноша пораженно замолкает. В лифте разбито зеркало, и это пугает. Никто не пользуется этим лифтом, кроме Мэн Яо. Лань Сичэнь смотрит на осколки под своими ногами, думая, как долго они здесь лежат. Несколько дней? Несколько часов? Сейчас это не имеет никакого значения. Кабина лифта останавливается, и двери разъезжаются в стороны. Лань Сичэнь выходит в пустой коридор, понимая, что у него нет никаких аргументов. Он просто не хочет расставаться с Мэн Яо. Этого достаточно? Этого может быть достаточно? — О, черт, — вырывается у Мэн Яо, когда он выходит. Ему приходится заставить себя стоять на месте и не подходить ближе. Лань Сичэнь смотрит на него, и этот взгляд невыносимо чувствовать на себе. Все, от чего Мэн Яо бежал, валится на него, и нужно всего лишь пережить эти несколько минут. Он уже предал доверие Сюэ Яна и сбежал, разве будет так сложно разбить сердце Лань Сичэня? — Я не думал, что ты придешь, — говорит Мэн Яо, отворачиваясь. — А-Яо… — Я думаю, ты уже знаешь, что я уезжаю, — Мэн Яо смотрит в стену, чувствуя, как тяжело становится дышать. — Мне жаль, что тебе пришлось сюда приехать, чтобы это услышать. — Ты в порядке? — вырывается у Лань Сичэня. — Да, — Мэн Яо опускает голову и зажмуривается, — все хорошо. Я просто… мне тяжело об этом говорить. Всего лишь несколько слов. У него получится, и это закончится. Чувства — всего лишь расходный материал. — Мне было очень приятно проводить время с тобой, — начинает Мэн Яо, — но, боюсь, ты неправильно меня понял. Я никогда не… я не… у меня нет к тебе никаких чувств. Тебе не стоило приезжать. — Я тебе не верю. — Что? Мэн Яо резко оборачивается, едва не падая, и Лань Сичэнь ловит его, сжимая в своих объятиях. И это становится слишком. Мэн Яо хватается за ткань его пиджака, осознавая, что не может отпустить. Ни сейчас, ни вообще. Если Лань Сичэнь попросит его остаться, он останется. Он сделает, что угодно, если Лань Сичэнь попросит. — А-Яо, — зовет тот, — пожалуйста, позволь мне помочь тебе. — Ладно, — он вздрагивает, — хорошо. — Я знаю, что ты сделал для меня, — тихо говорит Лань Сичэнь. — И ты говоришь, что это ничего не значит? — Я не мог не попытаться, — он усмехается. — Я не знаю, что я делаю. Я не понимаю. — Мы решим это вместе, — обещает Лань Сичэнь. — Я могу уехать с тобой, если ты хочешь. Мы можем остаться, если ты хочешь. Внутри Мэн Яо что-то ломается, и он начинает плакать. Он никогда не плачет, но слезы упрямо скатываются по щекам, и Лань Сичэнь обхватывает его лицо ладонями, глядя в глаза. Мэн Яо устал отводить взгляд. Может ли человек в его положении просить о чем-то для себя? — Видит бог, это чистая правда, — вспоминает Мэн Яо, — я никогда не смогу полюбить снова. Это цитата. Больше ничего сказать не получается. Он плачет, и он совершенно безоружен и бесполезен, пока Лань Сичэнь держит его. Мэн Яо не знает, смог бы он стоять, если бы не держал. Вряд ли. Он прячет лицо в изгибе шеи Лань Сичэня, и они медленно оседают на пол. Он так устал. Ему так надоело это все. Мэн Яо всхлипывает, чувствуя себя побежденным. Он не смог исчезнуть. — Выходи за меня, — Лань Сичэнь мягко отстраняет его от себя и снова смотрит ему в глаза. — Пожалуйста, выходи за меня. Мэн Яо знает, что это бессмысленно. Они не смогут действительно пожениться, и это всего лишь слова, никаких обязательств, кроме собственной чести. — Я согласен, — он улыбается сквозь слезы. — Хорошо, — Лань Сичэнь прижимает его к себе. — Я тоже люблю тебя. Все будет в порядке. Они сидят на полу несколько минут, и Мэн Яо постепенно успокаивается. Он не помнит, когда плакал в последний раз, все эмоции просто затухали в нем, не находя даже шанса выйти. Но сейчас что-то внутри собирается заново и встает на свое место. Покачиваясь, он встает и подает руку Лань Сичэню. От прикосновений начинается дрожь. Мэн Яо так скучал по тому, как трепетно и бережно Лань Сичэнь относится к нему. Теперь нет никаких преград, условностей и попыток сделать выбор за всех и сразу. Снимая одежду, Мэн Яо осознает, насколько он на самом деле обнажен. И телом, и душой. Должно быть, такого с ним еще не случалось. Лань Сичэнь целует его, прижимая к кровати. Это необходимо — чувствовать его сейчас. Чувствовать, что он рядом. Мэн Яо берет его за руку, переплетая пальцы. Лань Сичэнь шепчет признания его коже, и все действительно становится гораздо лучше. Со всем можно справиться, если есть, кого любить и от кого получать любовь в ответ. Мэн Яо видит это под утро. Он подходит к окну, и сквозь красный витраж по городу стелется дым. Ему приходится разбудить Лань Сичэня и кое-как одеться, потому что странное предчувствие тяжело сжимает сердце. Мэн Яо чуть не забывает обуться, спеша на улицу, и Лань Сичэнь едва поспевает за ним. В нос ударяет запах гари. Мэн Яо кашляет, сгибаясь пополам, и ему хочется бежать туда, к огню. Он берет Лань Сичэня за руку и быстрым шагом устремляется вперед, не обращая внимания на перепуганных горожан. Мэн Яо знает, что увидит. Ему не нужно слышать, чтобы это было правдой. Ему всего лишь хочется посмотреть. Театр Золотых Кукол полыхает, окрашивая небо в алый. Жестокий цвет. Мэн Яо не осознает, что говорит ему Лань Сичэнь, почти до боли сжимая его руку. Он зачарованно смотрит на огонь, и где-то на краю сознания рождается мысль, что надо быть там. Разве Театр Золотых Кукол не должен был стоять вечно? «Теперь у меня есть свой театр. Посмотри на него! Разве это не прекрасно?» «Я сплю здесь, и если тебе что-то не нравится, пиши заявление об увольнении». «Пожалуйста, я хочу быть здесь один, когда проходят спектакли. Я сам справлюсь. Спасибо за понимание». «Дальше все будет по-другому. Обо мне знает весь мир!» «Лань Хуань, теперь ты самый желанный гость в Театре Золотых Кукол». «Хоть с кем-то я попрощался правильно». — Не смотри, — говорит Мэн Яо, и Лань Сичэнь оборачивается к нему. — Пусть горит.