Зеленоглазое чудовище

      Это никогда не должно было зайти так далеко. Наверное, Кацуки был слишком занят тем, что пытался разгадать странную реакцию Изуку на свой флирт с этим статистом, иначе он успел бы обратить внимание на то, как этот недоумок буквально бросился ему на шею и, прежде чем Кацуки успел сказать хоть слово, прижался своими мокрыми толстыми губами к его рту. Реакция окружающих людей была практически мгновенной: со всех сторон послышались возбужденные крики, посвистывания, смех.       Секундой позже униженный Бакуго, которого едва не вывернуло от отвращения, сдернул обнаглевшего идиота и лишь последние крохи его самообладания спасли несчастного от того, чтобы быть мгновенно взорванным или выброшенным на другой конец помещения. Ничтожество мгновенно осознало свою ошибку, побледнело и испуганно пискнуло, прежде чем развернуться и припустить как можно дальше, но ущерб уже был нанесен.       Кацуки стоял посреди очередной благотворительной вечеринки, на которой собрались почти все возможные звезды, включая про-героев, занимающих высокие рейтинговые места, и желал провалиться под землю. Вокруг него было пусто, люди расступились, как будто намеренно подчеркивая то, как он и какой-то совершенно незнакомый ему парень целовались на виду у всей публики. То тут, то там он видел глаза бывших одноклассников и нынешних коллег, в которых читалось недоумение и даже едва скрываемая неприязнь.       И хуже всего из дальнего конца зала на него смотрел Изуку. По аккуратному изящному фужеру в его руках бежали трещины, но глаза Деку были зафиксированы на Кацуки. Выражение его лица было нечитаемым и это испугало Кацуки больше всего. Потому что Изуку никогда – никогда – не пытался намеренно скрыть от него свои эмоции, даже в то время, когда Кацуки не умел их правильно прочитать. Сейчас? Будто тяжелые железные ворота на сердце задрота были захлопнуты и Бакуго понятия не имел, что происходит за ними.       Бокал в руках Изуку лопнул с оглушающим треском, и тот почти апатично перевел взгляд на свою ладонь. Кацуки почувствовал, как охвативший его паралич наконец спал, и ноги сами понесли его к своему парню. К тому моменту возле Изуку уже стоял Тодороки, который тихо и настойчиво убеждал его в чем-то, но Кацуки просто смахнул его в сторону, выхватил изумрудно-зеленый платок из нагрудного кармана и принялся вытирать руку задрота, проверяя её на наличие застрявших в коже осколков. Изуку не сопротивлялся, его ладонь вяло лежала в руке Кацуки. – Черт, Деку, как ты умудряешься пораниться, даже пока просто пьёшь гребанное шампанское? – он пытался говорить легко, с насмешкой, но даже на собственный слух его голос звучал нервно.       Кацуки знал, что облажался. Облажался на виду у целого скопления народа. И то, что Деку до сих пор молчал, так и не сказав об этом ни слова, лишь заставляло его беспокоиться еще больше. Это было ненормально.       И Тодороки, который всё еще торчал рядом с ними, внимательно глядя на Изуку и тщательно игнорируя присутствие Кацуки, ничуть не помогал делу. В обычной ситуации Бакуго просто накричал бы на него, требуя убраться подальше, но сегодня он опасался, что его поведение и без того переполнило чашу терпения Изуку, и ему не хотелось накалять ситуацию еще больше.       Один из осколков стекла действительно застрял в его ладони, и Кацуки осторожно вытащил его, удивляясь тому, что Изуку даже не вздрогнул. Тонкая струйка крови заструилась по покрытой шрамами руке, и Кацуки зажал рану платком. Он украдкой взглянул в лицо Деку и отчего-то волосы на его затылке встали дыбом от того, насколько безжизненным и онемевшим казался в данный момент Изуку – не было ни малейшего следа того вечно улыбчивого, радостного человека, которого он так любил. – Поедем домой, ладно? Деку, хей! – Кацуки отбросил кусок стекла в сторону и схватив Изуку за плечи встряхнул его изо всех сил. – Ты меня слышишь? Вечеринка закончена на сегодня, хорошо? Я отвезу нас домой.       Изуку на этот раз действительно взглянул на него. Глаза метнулись от лица вниз по его телу и обратно, и Бакуго стало не по себе: задрот смотрел на него так, будто впервые видел. Как на чужого человека. Кацуки сглотнул. – Изуку? – Да, пора заканчивать, – произнес он ровным спокойным – слишком спокойным – голосом, но прежде чем хотя бы один успел двинуться с места, чертов Тодороки протянул руку и схватил Деку за предплечье. – Изуку, погоди. Можем мы поговорить?       Кацуки мгновенно ощетинился, с удивлением поняв, что едва сдерживается, чтобы не смахнуть руку Двумордого от его парня. Он всегда немного ревновал Изуку к его другу, но обычно у него не возникало сложностей с тем, чтобы держать эти чувства на поводке, но сейчас, когда Деку вел себя так странно и непонятно, бороться с ними оказалось в разы тяжелее. – Ты оглох, Половинчатый? – не сдержался Кацуки, расправляя плечи и делая шаг к нему. – Мы с Изуку едем домой. Поговорите, блять, в другой раз!       Тодороки явственно напрягся, выпрямляясь и явно готовясь ему противостоять, но спокойный, лишенный эмоций голос Изуку остудил их обоих. – Кацуки, поймай такси, пожалуйста. Я выйду через минут десять.       Ой. Кацуки, значит? Да, разумеется, задрот всё-таки злился. По какой-то причине, вместо того чтобы насторожить еще больше, это немного успокоило Бакуго. Злость была ему знакома. Со злостью он умел справиться. С безразличием? Он понятия не имел что с ним делать. – Хорошо, – глухо произнес он, резко кивнув, хотя Изуку даже не смотрел в его сторону и, деревянно двигаясь, направился к выходу из помещения, которое вело в сторону улицы, чувствуя на себе множественные взгляды. Тодороки и Изуку остались вдвоем, Половинчатый, низко наклонившись всё еще настойчиво пытался убедить в чем-то его Деку, но Кацуки ничего не мог с этим поделать.       Он вышел из здания, слегка ёжась от прохладного вечернего воздуха. Пока Кацуки вызывал такси, у него вдруг мелькнула безумная шальная мысль, что Изуку может не прийти – уйти через другой выход или попросить, чтобы его подвезли друзья, и по какой-то причине это вдруг напугало Кацуки.       Это было совершенно глупо. Оба они давно были взрослыми людьми. Разумеется, каждый из них был способен самостоятельно вернуться обратно домой, но сегодня… сегодня у него просто было обостренное желание держать задрота в поле своего зрения. Такое порой случалось и раньше, но только на поле боя: Кацуки еще не помнил, чтобы нечто подобное происходило в их повседневной жизни.       К его облегчению, Изуку появился спустя пару минут после того, как вызванная им машина подъехала к зданию. Прислонившись к капоту и скрестив руки на груди, Кацуки смотрел, как единственный мужчина в его жизни идет в его сторону: на нем был смокинг того же фасона, что и на самом Кацуки, только изумрудного, а не оранжевого цвета – однако небольшой платок, совпадающий по цвету с костюмом Кацуки, было косвенным указанием на их отношения. Постепенно его тревога начинала утихать. Всё будет хорошо, им просто нужно поговорить. Изуку всегда предпочитает поговорить, верно? Они поговорят, Кацуки извинится и всё будет в порядке – как это происходило много раз до этого.       Он едва дождался, когда пока они оба устроятся на заднем сидении автомобиля, дал водителю адрес и повернулся к задроту, который невидящими глазами смотрел на проносившиеся перед глазами виды ночного города. – Изуку… – позвал Кацуки тихим голосом.       Это был тот голос, который мало кому был знаком, кроме Изуку. Голос, который Кацуки использовал, когда делал что-то действительно глупое или необдуманное. Голос, который говорил о сожалениях и о желании попросить прощения.       Голос, который всегда безотказно действовал на Деку. – Я устал, Каччан. Я не хочу разговаривать. Давай просто поедем домой.       Всегда, но не сегодня. Бакуго с трудом сдержал желание спорить и прикрыл глаза, откидываясь на спинку сиденья. На душе скребли кошки и ему отчаянно хотелось прояснить всё прямо здесь и сейчас, но Изуку явно не был настроен на разговор, и Кацуки не хотел давить на него, хотя это и было непросто. Он ненавидел молчание, по крайней мере со стороны Изуку – это было так на него непохоже и редко заканчивалось чем-то хорошим. Молчаливый и чересчур спокойный Деку как правило был Деку, который обдумывал что-то слишком серьезно в своей большой умной задротской голове, и Кацуки редко нравились решения, которые он обычно принимал в такие моменты. Кроме того, в тишине всё, что оставалось Кацуки – это раз за разом возвращаться в мыслях к тому, что случилось недавно, маринуясь в неприятных воспоминаниях. Поцелуй не был его виной, разумеется, нет. Зачем бы ему вообще хотеть целовать кого-то, кроме своего парня? Но Бакуго знал, что он виноват. Более того, проблема была в том, что речь шла о проступке, который повторялся раз за разом, но прежде Кацуки никогда по-настоящему не считал, что делает что-то не так.       Иными словами, да он даже не скрывал, что ему нравится флиртовать с крутящимися вокруг него незнакомцами на виду у Изуку. Кацуки было просто чертовски приятно видеть, как его спокойный, добрый, неизменно вежливый и чинный со всеми парень, который по общему признанию был самым что ни на есть настоящим ангелом, начинал беситься и ревновать его. Было что-то безумно завораживающее в том, как глаза Изуку темнели, на лице проступали красные пятна, челюсть напрягалась и проступали желваки, так что казалось, будто задрот в нескольких секундах от того, чтобы наброситься на никчемного безымянного статиста, который пытался клеиться к его парню. Ревность Изуку заставляла чувствовать себя особенно дорогим и любимым – только и всего. Кацуки понятия не имел, как Изуку вообще имел выдержку терпеть так долго, потому что будь он на его месте, он бы давно растерзал наглеца.       И это не говоря уже о том, к какому бурному продолжению приводила это небольшая невинная игра в тот момент, когда они пересекали порог их квартиры. Они всегда бурно спорили и ссорились после таких его выходок, но это неизменно выливалось в не менее бурный и жаркий сеанс сумасшедшего секса, после которого Кацуки по утрам мог едва подняться с постели, и по пробуждению им оставалось только помириться. Взведенный, доведенный до ярости из-за ревности Изуку превращался в монстра в постели, и иногда Кацуки просто необходимо было почувствовать это. Это здорово помогало им обоим спустить пар.       Конечно, разумеется, он не раз слышал от Изуку, насколько ему не нравится или неприятно такое его поведение – но Изуку в конце концов часто жаловался по поводу и без. И Бакуго никогда не хотел в действительности расстраивать его так сильно, просто порой соблазн подразнить своего глупого, слишком порядочного и идеального задрота оказывался слишком сильным и он не видел необходимости бороться с собой. Он ведь никогда не был серьезен в этом: его сердце, душа, тело – всё принадлежало Изуку и задрот не мог этого не знать. Это, в конце концов, всё равно было не по-настоящему и достаточно невинно, пока какой-то глупый статист не решил, что его поведение – это приглашение к поцелую прямо посреди мероприятия, на котором, блять, присутствовал его официальный бойфренд.       Молчание всё еще окутывало их после того, как они подъехали к их дому. Ни сказав ни слова Изуку вышел из машины и направился к входной двери, не дожидаясь Кацуки, который остался, чтобы расплатиться с таксистом, и нервность Бакуго постепенно перерастала в злость. Чувствуя, что начинает закипать, он остановился, сделал дыхательное упражнение, которому научился еще в бытность в школе, когда Айзава отправил его к школьному психотерапевту, а потом направился в сторону входа в их жилой комплекс, намеренно заставляя себе не ускорять шаг.       Он просто чувствовал, что сегодня доводить разговор до ссоры будет не лучшей тактикой: у него были большие сомнения, что сегодняшняя перебранка закончится в постели как обычно, и он не хотел даже задумываться о том, к чему может привести разговор на повышенных тонах.       В итоге, к тому моменту, когда Кацуки поднялся на свой этаж, вошел в их с задротом квартиру и дошел до спальни, Деку уже успел раздеться и лежал неподвижно в кровати. Кацуки знал, что он не спит – мог определить по слишком быстрому, неровному дыханию, но не сказал ни слова. Он быстро разделся, скользнул под одеяло и обвил руками лежащего на боку, спиной к нему, Изуку, стараясь не обращать внимание на то, как он на секунду напрягся, прежде чем с неохотой расслабиться. Погрузив лицо в пахнущие кедром пушистые кудри, Кацуки глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться и подавить неясную тревогу. – Изуку? – прошептал он тихо.       Задрот не ответил, но Кацуки знал, что он его слышит. "Я люблю тебя," – отчаянно хотел сказать он, но почему-то казалось, что сейчас момент будет не подходящим. Кацуки редко говорил эти слова и боялся, что сейчас они прозвучат слишком дешево. – Поговорим завтра, хорошо?       Деку вновь никак не отреагировал, и Кацуки плотнее прижался к нему, разочарованно вздыхая.       Хорошо, Изуку был в праве злиться. Кацуки просто придется принять это. К утру часть его гнева должна будет спасть, и тогда они смогут поговорить. Кацуки извинится и тогда всё будет в норме.       Он закрыл глаза, успокоенный этими мыслями, и не заметил, как погрузился в сон. Именно поэтому Кацуки даже не почувствовал, как Изуку выскальзывает из его объятий и начинает тихо двигаться по комнате, собирая вещи.

***

      Кацуки проснулся раньше обычного от необычной пустоты рядом с собой – половина кровати, на которой спал Изуку, была пуста.       Бакуго протянул руку, провел по простыням и подушке задрота, отмечая про себя, что они холодные – должно быть прошло какое-то время с тех пор, как Изуку проснулся, и он по какой-то причине до сих пор не вернулся обратно. Дотянувшись до телефона на прикроватной тумбочке, Кацуки проверил время – было еще только пять часов утра.       Он тут же напрягся, думая, что Изуку, возможно, выбрался из общей кровати для того, чтобы лечь одному на диване или в гостевой комнате. Это было не хорошо. Это было очень нехорошо. Если он что-то и знал о Деку, то раз Изуку предпочел спать отдельно, он должен был быть просто в ярости, а значит заслужить прощения будет даже сложнее, чем обычно.       Кацуки поднялся и, покачиваясь от недосыпа, направился на поиски своего парня. Он мельком отметил, что дверца платяного шкафа почему-то открыта, а смокинг Изуку, который вчера был небрежно выброшен на пол, пропал, но в тот момент не придал этому значения. В гостиной было темно, но быстро стало ясно, что Изуку там нет.       Не было его и в гостевой спальне.       Его вообще не было в доме.       Это заставило Кацуки проснуться почти немедленно. Раздраженный он протопал в спальню и быстро набрал номер Изуку, но, к его досаде, несмотря на несколько звонков подряд, Деку даже не подумал взять трубку. Кацуки раздраженно сжал бесполезный аппарат в руке, размахиваясь, чтобы бросить его куда-нибудь, и так и застыл с отведенной назад рукой. Его метания по комнате привели к тому, что глаза наконец-то немного привыкли к темноте и впервые с момента пробуждения Бакуго вдруг отчетливо увидел внутренности раскрытого шкафа и понял, что он наполовину пуст.       Отбросив телефон на кровать, Кацуки торопливо щелкнул включателем и быстро прошагал к шкафу, распахивая его шире, чтобы убедиться в увиденном, и почувствовал, как его сердце упало. Вещей Изуку не было внутри.       Он тут же вылетел из спальни и пролетел по дому, включая свет и с каждой комнатой убеждаясь в том, о чем уже начал догадываться. Пропал не только Изуку – пропали почти все его вещи, а также пара чемоданов, которые они использовали в длительных поездках.       Последним, что обнаружил Кацуки, был большой конверт на кофейном столике в гостиной.       Неровным почерком Изуку белым по черному было выведено его имя.